Это если повезет, а то его могут отвести на базу и пристрелить – синие береты называют это снайперской охотой. Нельзя доверять людям, которые находятся у власти. Они очень сладко говорят в Сети, но Чо-Чо знал, что они не любят крыс.
Селларс был другим, однако Чо-Чо пока не понимал почему. Он вообще ничего не понимал в том, что было связано с человеком в инвалидной коляске. Старый калека прятался от военных, но делал это прямо под военной базой. У Селларса был ключ к какой-то сумасшедшей части Сети, которую Чо-Чо никогда не видел, – лучшей, чем игры или что-либо другое, – старик хотел, чтобы Чо-Чо выходил в эту Сеть, но у них не получалось, по крайней мере они не могли там оставаться достаточно долго. Селларс все время что-то бормотал, как бабушка Чо-Чо, жившая в горах около Гватемала Сити. Однажды дедушка возил его туда, чтобы он встретился со старушкой из индейской деревни, у которой не осталось ни одного зуба. Зато у нее была обезьянка на поводке, которая жила прямо в домике. Бабушка вроде бы обрадовалась внуку, но он не понимал ее языка и не мог попросить деда переводить все, что она говорит. Он никогда не забудет запах того места: вареная кукуруза и обезьяньи испражнения.
У Селларса было не лучше, только что, слава Богу, никаких обезьянок. Однако бормотание Селларса, даже если тот говорил на языке, понятном Чо-Чо, разобрать было невозможно – он разговаривал сам с собой о своем саде, будто у него все еще был дом, или бормотал слова типа «платформа» или «конструкция», будто у него не было дома, а он хотел его построить. Это было забавно, потому что если и был на свете человек, который не только не может ударить молотком, но и поднять его, то это был Селларс. Его руки были тоненькими, как пачки, иногда ему с большим трудом удавалось дышать, даже с помощью того «кислородного состава», что постоянно кипел на огне и напоминал отвратительное мыло. Тогда Чо-Чо не мог уснуть из-за сопения и кашля старика.
Забавно. Он не хотел, чтобы старик умер, хотя тот и старый калека. И не потому, что тогда Чо-Чо придется одному прятаться от военных, а девчонка не станет носить еду. Селларс разговаривал с ним как-то странно, но Чо-Чо не мог понять, в чем это выражалось. То ли Селларсу нравился Чо-Чо, то ли еще что. Чо-Чо, конечно, было виднее. Люди вроде Селларса, белые люди, у которых был свой дом – или когда-то был дом, не важно, – не любят уличных крыс. Они говорят, что любят, если это сетепередача о том, как плохо, что есть нищие, или если государство открывает очередной благотворительный центр. Но на самом деле никто не хотел тратить время на маленького грязного мальчишку с выбитыми зубами и язвами на руках и ногах, которые постоянно сочились.
Но Селларс точно был не как все. Он разговаривал ласково и называл Чо-Чо «сеньор Изабаль». Когда Селларс впервые назвал его так, Чо-Чо чуть не опрокинул инвалидное кресло, и это не было в шутку, по крайней мере, Чо-Чо не почувствовал насмешки. Селларс благодарил его за все, что тот делал для него. Какое-то время Чо-Чо думал, что старик просто педофил, с чего бы иначе ему возиться с этой кошечкой Хрустабель или как ее там? Тогда он нашел металлическое лезвие в одном из мусорных баков на базе и всегда сжимал в руке обмотанный изолентой конец, ложась спать. Но Селларс не делал никаких попыток.
Так, может быть, он просто чокнутый старик? Но если это так, как ему удается попадать в такое удивительное место – место, лучшее, чем Сеть, в которое Чо-Чо ни за что бы не поверил, не побывай он там? И почему Селларс отправляет Чо-Чо в Сеть, только когда тот заснет? Наверное, у него есть какая-то большая станция подключения, и он не хочет, чтобы Чо-Чо ее видел, потому что она ужасна? Все это было так странно, что где-то должно быть связано с деньгами, а значит, Чо-Чо не должен упустить свое. Когда ты – крыса, то хватаешь все, до чего можешь дотянуться, при любой возможности. Кроме того, ему необходимо все разузнать на случай, если старик умрет, чтобы Крыса Чо-Чо мог сам находить то место в Сети, такое сладкое и дикое.
– Значит, очки у ее отца…
Селларс старался скрыть дрожь в голосе – новость была крайне неприятная. Он, конечно, сильно рисковал, давая очки девочке, но когда он это делал, у него не было другого выбора – либо он давал ей очки, либо постоянно назначал встречи в условленном месте. Как долго можно встречаться с ребенком, не привлекая чужого внимания?
Чо-Чо пожал плечами:
– Так она сказала.
Сегодня его мысли совсем не прочитывались. В лучшие времена мальчишка был как бы окутан темным облаком подозрительности и озлобленности, но их можно было видеть. Селларс часто задумывался над безнадежностью своего дела. Но наиболее остро чувствовал это, когда думал о своих помощниках в реальном мире: школьнице, дочери главного охотника за ним, и мальчишке чуть постарше, который годами не имел приюта. Сейчас этот мальчишка отрывал зубами уголок пакета с пудингом из военного пайка, он явно намеревался высосать его через дырочку, как шимпанзе сосет мозговую косточку.
Селларс вздохнул. Он устал, ужасно устал, но скоро грянет беда. Возможно, он уже опоздал. Очки-Сказочники будут подвергнуты исследованию: если кто-то посмотрит на детали, которые Селларс собирал целых два года, тайком манипулируя почтовыми заказами и стирая записи в компьютере базы, они быстро поймут, что зона действия устройства очень-очень ограничена. Даже если Кристабель не сломается под жестким давлением, ее отец и персонал базы поймут, что тот, кто пользовался узконаправленным прибором, находится либо прямо над ними, либо под ними.
Если бы он был трусом, Селларс бы испугался. Опасность исходила также от Якубиана и – отец Кристабель и его подчиненные могли этого и не знать – Братства Грааля. Все закончится в считанные часы, как только будут сделаны выводы. И тогда Селларсу останется лишь убить себя и уничтожить записи, если успеет. Не исключено, что процесс уже пошел.
Он постарался успокоиться, вспоминая свой виртуальный сад с переплетающимися растениями. Все было непросто не только для него, но и для его противников. Нужно просто начать действовать. И объектом действия должен стать отец Кристабель, майор Соренсен. Если бы у Селларса была удивительная операционная система, как у Братства, он мог бы добраться до майора, загипнотизировать его, когда тот выйдет в Сеть, и управлять его сознанием. Можно было бы заставить очки исчезнуть, а воспоминания о них стереть. Конечно, для этого нужно иметь желание вторгаться в сознание человека, рисковать психическим здоровьем отца Кристабель, а может, и его жизнью.
Селларс посмотрел на чумазое лицо Чо-Чо, перепачканное шоколадным пудингом, размазанным по щекам. Есть ли разница в использовании невинной Кристабель или этого мальчика, тоже невинного, по сравнению с самим Селларсом, и ковырянием в мозгу взрослого человека?
– Пора сделать выбор, сеньор Изабаль, – сказал он вслух. – Как говорил мой друг сеньор Йейтс :
Старик – ничто, совсем как пыль,
Лишь вешалка для своего пальто.
Когда душа его молчит, и не поет
О каждой дырке на пальто его души.
Пальто ведь не намного более истрепаны, чем мы с тобой?
Чо-Чо уставился на него, машинально вытирая рот, отчего перепачкал еще и руку.
– Что?
– Так, немного поэзии. Мне нужно сделать выбор. Если я сделаю неверный выбор, могут случиться очень неприятные вещи. Если я сделаю правильный выбор, все равно могут случиться неприятные вещи. Тебе приходилось делать такой выбор?
Мальчик смотрел на него сквозь свои густые ресницы, похожий на зверька, готовящегося к защите или драке. Наконец он заговорил:
– Постоянно – и так плохо, и эдак. Тебя все равно в конце концов поймают. Всегда.
Селларс кивнул, а в душе у него была боль.
– Наверное, поймают. А теперь слушай, мой юный друг, я скажу, что ты должен передать девочке.
Казалось, что прошло не четыре часа, а четыре дня с тех пор, как она вернулась из школы. И все это время она думала о том, что сказал ей ужасный мальчик. Она даже не могла быть уверена, что это были слова мистера Селларса. А что, если этот Чо-Чо наврал? Что, если мистер Селларс был действительно болен, а мальчишка просто хотел навредить? Она как-то слышала в сетепередаче, что такие мальчишки не верили в закон, а это значило, что они могут воровать и обижать людей. Он ведь давил на нее, он хочет избавиться от нее.
Ей очень захотелось пойти к мистеру Селларсу и спросить его самого, но мама была рядом, у кухонного стола, и даже, несмотря на это, постоянно оглядывалась через плечо, будто опасалась, что Кристабель может попытаться удрать.
Она делала уроки, но мысли ее постоянно путались, и она никак не могла решить задачки на дроби, никак не могла вспомнить, где числитель, а где знаменатель. Поэтому вставляла цифры наугад, а потом стирала резинкой раз за разом.
– Как, получается, милая? – спросила мама самым ласковым голосом, на какой была способна, но в нем все равно чувствовалось беспокойство, которое не проходило уже много дней.
– Нормально, – ответила Кристабель, хотя все было наоборот.
Она боялась, что папа придет домой вовремя. И она ужасно боялась, что если он придет вовремя, случится что-то страшное, и их жизнь никогда не будет нормальной.
И все равно отец пришел в жутком настроении, он споткнулся о ведро с водой на крыльце, а ведро не должно было там стоять. Мама извинилась, потом папа извинился, но плохое настроение осталось. Он едва сказал «привет» Кристабель, ушел в кабинет и закрыл дверь.
Кристабель посмотрела на настенные часы, висящие над раковиной, и увидела, что осталось две минуты. Девочка налила себе воды в стакан, но пить не стала: она застыла, глядя на картинки на холодильнике, хотя видела их каждый день.
– Я пойду и поговорю с папой, – наконец решила она.
Мама внимательно на нее посмотрела, как она делала, если Кристабель говорила, что неважно себя чувствует.
– Зайка, может, он хочет побыть один?
– Я хочу с ним поговорить. – У нее слезы навернулись на глаза, но нельзя было это показать. – Я всего лишь хочу с ним поговорить, мама.
И совершенно неожиданно – Кристабель чуть не закричала от испуга – мама опустилась на колени и обняла ее.
– Хорошо, зайка. Пойди, постучи в дверь и спроси. Ты же знаешь, как мы тебя любим.
– Конечно. – У Кристабель и так кошки на душе скребли, а после этих слов об их любви стало и того хуже. Она выскользнула из рук матери и пошла к кабинету отца.
Она смогла заставить себя постучать только потому, что знала, осталось совсем мало времени. Дверь кабинета казалась ей входом в пещеру дракона или в дом с привидениями.
– Папа, можно войти?
Он ответил не сразу, а когда ответил, голос его был усталым.
– Конечно, маленькая.
Он налил себе выпить. Хотя было слишком рано для этого. Он сидел в своем вертящемся кресле, а весь настенный экран занимали различные отчеты. Хотя он снова не забывал бриться, лицо отца выглядело старым и печальным. У Кристабель сжалось сердце.
– В чем дело? Пора ужинать?
Кристабель вздохнула. Она попыталась подобрать слова для молитвы, в которой можно было бы попросить бога сделать так, чтобы мистер Селларс в самом деле послал ей весточку, лично, а не через этого мальчишку с гнилыми зубами. Но в голову пришло только «сейчас я отправляюсь ко сну», что явно не подходило.
– Папа, мои Очки-Сказочники все еще у тебя?
Отец медленно повернулся к ней:
– Да, Кристабель.
– Здесь?
Он кивнул.
– Тогда… Тогда… – Было очень трудно решиться. – Тогда тебе лучше надеть их, потому что тот человек, что дал мне их, хочет с тобой поговорить.
Она посмотрела в угол настенного экрана, где высвечивалось время – 18.29.
– Прямо сейчас.
Глаза отца округлились, он начал что-то говорить, но посмотрел на часы и вытащил ключи из кармана пиджака. Он открыл ключом нижний ящик и вытащил черные пластиковые Очки-Сказочники.
– Я должен их надеть? – спросил он.
Он говорил спокойным голосом, но было в нем нечто, что путало, что-то твердое и холодное, как нож под простынкой.
Когда он надел очки, стало еще хуже – она не видела его глаз. Отец стал похож на слепца. Или на жука, а то и пришельца из космоса.
– Я не знаю… – начал он, потом остановился. Долго было тихо. – Кто вы? – наконец сказал он, шипя от злости, как змея.
Поскольку его лицо было повернуто к ней, на мгновение Кристабель показалось, что отец обращается к ней. Вскоре он заговорил уже другим голосом:
– Кристабель, тебе лучше выйти.
– Но, папа…
– Ты меня слышала. Иди скажи маме, что я собираюсь немного поработать.
Кристабель поднялась и пошла к двери. Сначала было тихо, но, закрывая дверь, она услышала голос отца:
– Хорошо. Покажите.
Он не выходил.
Прошел час. Мама Кристабель сначала рассердилась на выходку отца, а потом начала по-настоящему злиться. Она подошла к двери кабинета и постучала, но папа не ответил.
– Майк? – позвала она и потрясла дверь, но та была закрыта. – Кристабель, чем он занимался?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Селларс был другим, однако Чо-Чо пока не понимал почему. Он вообще ничего не понимал в том, что было связано с человеком в инвалидной коляске. Старый калека прятался от военных, но делал это прямо под военной базой. У Селларса был ключ к какой-то сумасшедшей части Сети, которую Чо-Чо никогда не видел, – лучшей, чем игры или что-либо другое, – старик хотел, чтобы Чо-Чо выходил в эту Сеть, но у них не получалось, по крайней мере они не могли там оставаться достаточно долго. Селларс все время что-то бормотал, как бабушка Чо-Чо, жившая в горах около Гватемала Сити. Однажды дедушка возил его туда, чтобы он встретился со старушкой из индейской деревни, у которой не осталось ни одного зуба. Зато у нее была обезьянка на поводке, которая жила прямо в домике. Бабушка вроде бы обрадовалась внуку, но он не понимал ее языка и не мог попросить деда переводить все, что она говорит. Он никогда не забудет запах того места: вареная кукуруза и обезьяньи испражнения.
У Селларса было не лучше, только что, слава Богу, никаких обезьянок. Однако бормотание Селларса, даже если тот говорил на языке, понятном Чо-Чо, разобрать было невозможно – он разговаривал сам с собой о своем саде, будто у него все еще был дом, или бормотал слова типа «платформа» или «конструкция», будто у него не было дома, а он хотел его построить. Это было забавно, потому что если и был на свете человек, который не только не может ударить молотком, но и поднять его, то это был Селларс. Его руки были тоненькими, как пачки, иногда ему с большим трудом удавалось дышать, даже с помощью того «кислородного состава», что постоянно кипел на огне и напоминал отвратительное мыло. Тогда Чо-Чо не мог уснуть из-за сопения и кашля старика.
Забавно. Он не хотел, чтобы старик умер, хотя тот и старый калека. И не потому, что тогда Чо-Чо придется одному прятаться от военных, а девчонка не станет носить еду. Селларс разговаривал с ним как-то странно, но Чо-Чо не мог понять, в чем это выражалось. То ли Селларсу нравился Чо-Чо, то ли еще что. Чо-Чо, конечно, было виднее. Люди вроде Селларса, белые люди, у которых был свой дом – или когда-то был дом, не важно, – не любят уличных крыс. Они говорят, что любят, если это сетепередача о том, как плохо, что есть нищие, или если государство открывает очередной благотворительный центр. Но на самом деле никто не хотел тратить время на маленького грязного мальчишку с выбитыми зубами и язвами на руках и ногах, которые постоянно сочились.
Но Селларс точно был не как все. Он разговаривал ласково и называл Чо-Чо «сеньор Изабаль». Когда Селларс впервые назвал его так, Чо-Чо чуть не опрокинул инвалидное кресло, и это не было в шутку, по крайней мере, Чо-Чо не почувствовал насмешки. Селларс благодарил его за все, что тот делал для него. Какое-то время Чо-Чо думал, что старик просто педофил, с чего бы иначе ему возиться с этой кошечкой Хрустабель или как ее там? Тогда он нашел металлическое лезвие в одном из мусорных баков на базе и всегда сжимал в руке обмотанный изолентой конец, ложась спать. Но Селларс не делал никаких попыток.
Так, может быть, он просто чокнутый старик? Но если это так, как ему удается попадать в такое удивительное место – место, лучшее, чем Сеть, в которое Чо-Чо ни за что бы не поверил, не побывай он там? И почему Селларс отправляет Чо-Чо в Сеть, только когда тот заснет? Наверное, у него есть какая-то большая станция подключения, и он не хочет, чтобы Чо-Чо ее видел, потому что она ужасна? Все это было так странно, что где-то должно быть связано с деньгами, а значит, Чо-Чо не должен упустить свое. Когда ты – крыса, то хватаешь все, до чего можешь дотянуться, при любой возможности. Кроме того, ему необходимо все разузнать на случай, если старик умрет, чтобы Крыса Чо-Чо мог сам находить то место в Сети, такое сладкое и дикое.
– Значит, очки у ее отца…
Селларс старался скрыть дрожь в голосе – новость была крайне неприятная. Он, конечно, сильно рисковал, давая очки девочке, но когда он это делал, у него не было другого выбора – либо он давал ей очки, либо постоянно назначал встречи в условленном месте. Как долго можно встречаться с ребенком, не привлекая чужого внимания?
Чо-Чо пожал плечами:
– Так она сказала.
Сегодня его мысли совсем не прочитывались. В лучшие времена мальчишка был как бы окутан темным облаком подозрительности и озлобленности, но их можно было видеть. Селларс часто задумывался над безнадежностью своего дела. Но наиболее остро чувствовал это, когда думал о своих помощниках в реальном мире: школьнице, дочери главного охотника за ним, и мальчишке чуть постарше, который годами не имел приюта. Сейчас этот мальчишка отрывал зубами уголок пакета с пудингом из военного пайка, он явно намеревался высосать его через дырочку, как шимпанзе сосет мозговую косточку.
Селларс вздохнул. Он устал, ужасно устал, но скоро грянет беда. Возможно, он уже опоздал. Очки-Сказочники будут подвергнуты исследованию: если кто-то посмотрит на детали, которые Селларс собирал целых два года, тайком манипулируя почтовыми заказами и стирая записи в компьютере базы, они быстро поймут, что зона действия устройства очень-очень ограничена. Даже если Кристабель не сломается под жестким давлением, ее отец и персонал базы поймут, что тот, кто пользовался узконаправленным прибором, находится либо прямо над ними, либо под ними.
Если бы он был трусом, Селларс бы испугался. Опасность исходила также от Якубиана и – отец Кристабель и его подчиненные могли этого и не знать – Братства Грааля. Все закончится в считанные часы, как только будут сделаны выводы. И тогда Селларсу останется лишь убить себя и уничтожить записи, если успеет. Не исключено, что процесс уже пошел.
Он постарался успокоиться, вспоминая свой виртуальный сад с переплетающимися растениями. Все было непросто не только для него, но и для его противников. Нужно просто начать действовать. И объектом действия должен стать отец Кристабель, майор Соренсен. Если бы у Селларса была удивительная операционная система, как у Братства, он мог бы добраться до майора, загипнотизировать его, когда тот выйдет в Сеть, и управлять его сознанием. Можно было бы заставить очки исчезнуть, а воспоминания о них стереть. Конечно, для этого нужно иметь желание вторгаться в сознание человека, рисковать психическим здоровьем отца Кристабель, а может, и его жизнью.
Селларс посмотрел на чумазое лицо Чо-Чо, перепачканное шоколадным пудингом, размазанным по щекам. Есть ли разница в использовании невинной Кристабель или этого мальчика, тоже невинного, по сравнению с самим Селларсом, и ковырянием в мозгу взрослого человека?
– Пора сделать выбор, сеньор Изабаль, – сказал он вслух. – Как говорил мой друг сеньор Йейтс :
Старик – ничто, совсем как пыль,
Лишь вешалка для своего пальто.
Когда душа его молчит, и не поет
О каждой дырке на пальто его души.
Пальто ведь не намного более истрепаны, чем мы с тобой?
Чо-Чо уставился на него, машинально вытирая рот, отчего перепачкал еще и руку.
– Что?
– Так, немного поэзии. Мне нужно сделать выбор. Если я сделаю неверный выбор, могут случиться очень неприятные вещи. Если я сделаю правильный выбор, все равно могут случиться неприятные вещи. Тебе приходилось делать такой выбор?
Мальчик смотрел на него сквозь свои густые ресницы, похожий на зверька, готовящегося к защите или драке. Наконец он заговорил:
– Постоянно – и так плохо, и эдак. Тебя все равно в конце концов поймают. Всегда.
Селларс кивнул, а в душе у него была боль.
– Наверное, поймают. А теперь слушай, мой юный друг, я скажу, что ты должен передать девочке.
Казалось, что прошло не четыре часа, а четыре дня с тех пор, как она вернулась из школы. И все это время она думала о том, что сказал ей ужасный мальчик. Она даже не могла быть уверена, что это были слова мистера Селларса. А что, если этот Чо-Чо наврал? Что, если мистер Селларс был действительно болен, а мальчишка просто хотел навредить? Она как-то слышала в сетепередаче, что такие мальчишки не верили в закон, а это значило, что они могут воровать и обижать людей. Он ведь давил на нее, он хочет избавиться от нее.
Ей очень захотелось пойти к мистеру Селларсу и спросить его самого, но мама была рядом, у кухонного стола, и даже, несмотря на это, постоянно оглядывалась через плечо, будто опасалась, что Кристабель может попытаться удрать.
Она делала уроки, но мысли ее постоянно путались, и она никак не могла решить задачки на дроби, никак не могла вспомнить, где числитель, а где знаменатель. Поэтому вставляла цифры наугад, а потом стирала резинкой раз за разом.
– Как, получается, милая? – спросила мама самым ласковым голосом, на какой была способна, но в нем все равно чувствовалось беспокойство, которое не проходило уже много дней.
– Нормально, – ответила Кристабель, хотя все было наоборот.
Она боялась, что папа придет домой вовремя. И она ужасно боялась, что если он придет вовремя, случится что-то страшное, и их жизнь никогда не будет нормальной.
И все равно отец пришел в жутком настроении, он споткнулся о ведро с водой на крыльце, а ведро не должно было там стоять. Мама извинилась, потом папа извинился, но плохое настроение осталось. Он едва сказал «привет» Кристабель, ушел в кабинет и закрыл дверь.
Кристабель посмотрела на настенные часы, висящие над раковиной, и увидела, что осталось две минуты. Девочка налила себе воды в стакан, но пить не стала: она застыла, глядя на картинки на холодильнике, хотя видела их каждый день.
– Я пойду и поговорю с папой, – наконец решила она.
Мама внимательно на нее посмотрела, как она делала, если Кристабель говорила, что неважно себя чувствует.
– Зайка, может, он хочет побыть один?
– Я хочу с ним поговорить. – У нее слезы навернулись на глаза, но нельзя было это показать. – Я всего лишь хочу с ним поговорить, мама.
И совершенно неожиданно – Кристабель чуть не закричала от испуга – мама опустилась на колени и обняла ее.
– Хорошо, зайка. Пойди, постучи в дверь и спроси. Ты же знаешь, как мы тебя любим.
– Конечно. – У Кристабель и так кошки на душе скребли, а после этих слов об их любви стало и того хуже. Она выскользнула из рук матери и пошла к кабинету отца.
Она смогла заставить себя постучать только потому, что знала, осталось совсем мало времени. Дверь кабинета казалась ей входом в пещеру дракона или в дом с привидениями.
– Папа, можно войти?
Он ответил не сразу, а когда ответил, голос его был усталым.
– Конечно, маленькая.
Он налил себе выпить. Хотя было слишком рано для этого. Он сидел в своем вертящемся кресле, а весь настенный экран занимали различные отчеты. Хотя он снова не забывал бриться, лицо отца выглядело старым и печальным. У Кристабель сжалось сердце.
– В чем дело? Пора ужинать?
Кристабель вздохнула. Она попыталась подобрать слова для молитвы, в которой можно было бы попросить бога сделать так, чтобы мистер Селларс в самом деле послал ей весточку, лично, а не через этого мальчишку с гнилыми зубами. Но в голову пришло только «сейчас я отправляюсь ко сну», что явно не подходило.
– Папа, мои Очки-Сказочники все еще у тебя?
Отец медленно повернулся к ней:
– Да, Кристабель.
– Здесь?
Он кивнул.
– Тогда… Тогда… – Было очень трудно решиться. – Тогда тебе лучше надеть их, потому что тот человек, что дал мне их, хочет с тобой поговорить.
Она посмотрела в угол настенного экрана, где высвечивалось время – 18.29.
– Прямо сейчас.
Глаза отца округлились, он начал что-то говорить, но посмотрел на часы и вытащил ключи из кармана пиджака. Он открыл ключом нижний ящик и вытащил черные пластиковые Очки-Сказочники.
– Я должен их надеть? – спросил он.
Он говорил спокойным голосом, но было в нем нечто, что путало, что-то твердое и холодное, как нож под простынкой.
Когда он надел очки, стало еще хуже – она не видела его глаз. Отец стал похож на слепца. Или на жука, а то и пришельца из космоса.
– Я не знаю… – начал он, потом остановился. Долго было тихо. – Кто вы? – наконец сказал он, шипя от злости, как змея.
Поскольку его лицо было повернуто к ней, на мгновение Кристабель показалось, что отец обращается к ней. Вскоре он заговорил уже другим голосом:
– Кристабель, тебе лучше выйти.
– Но, папа…
– Ты меня слышала. Иди скажи маме, что я собираюсь немного поработать.
Кристабель поднялась и пошла к двери. Сначала было тихо, но, закрывая дверь, она услышала голос отца:
– Хорошо. Покажите.
Он не выходил.
Прошел час. Мама Кристабель сначала рассердилась на выходку отца, а потом начала по-настоящему злиться. Она подошла к двери кабинета и постучала, но папа не ответил.
– Майк? – позвала она и потрясла дверь, но та была закрыта. – Кристабель, чем он занимался?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112