— Томми Лурье? Не может быть! Ничего он не боялся!
— Нет, боялся: Но держался великолепно. Он ведь вчера приходил и рассказывал всем, как там здорово.
Дэнни медленно кивнул и повторил:
— Томми Лурье боялся?
— И не забывай, ты уезжаешь недалеко. Сможешь звонить мне в любое время, когда пожелаешь.
— А вернуться и прийти в гости, как Томми, смогу?
— Ну, разумеется, сможешь. Тебе здесь будут рады в любой момент, когда ты захочешь прийти, и когда Ломы сумеют тебя привезти. Но очень скоро ты будешь так счастлив и так занят с Гербом и Сарой, что совсем позабудешь про нас и про Фрэнси.
— Никогда не забуду.
— Хорошо. Потому что мы тоже тебя любим. Ломы тебя любят. Все тебя любят. Потому что ты, Дэнни, хороший мальчик.
Билл внушал это всем мальчикам — обитателям приюта, ибо почти все они поначалу чувствовали себя брошенными и никому не нужными. С того самого момента, как они перешагивали порог, Билл принимался твердить это.
— Вас здесь любят. Вас ценят. Вы нужные. Вы хорошие.
И через какое-то время добрая доля мальчишек обретала веру в то, что они в самом деле чего-то стоят.
По отношению к Дэнни это был не просто механический психологический прием. Билл будет ужасно тосковать по нему. Ему казалось, что он расстается с собственным сыном.
И он сидел, и сердце его разрывалось, когда он держал Дэнни на коленях, рассказывая, как чудесно ему будет у Ломов и как Билл собирается сообщить Санта-Клаусу новый адрес Дэнни и удостовериться, что он принесет ему много подарков на Рождество.
И Дэнни сидел, слушал и улыбался.
Остаток недели Дэнни провел спокойно. Но в канун Рождества, когда подписывались последние документы, он начал плакать.
— Я не хочу с ней идти! — всхлипывал он, а из глаз лились слезы и текли по щекам.
Сара сидела у стола Билла; набитый чемодан, содержащий все земные пожитки Дэнни, стоял у ее ног. Билл поднял глаза и заметил, что она потрясена. Он повернулся и присел на корточки рядом с Дэнни.
— Не беда, что ты немножко боишься, — сказал он. — Помнишь, о чем мы с тобой говорили? Помнишь, что я рассказывал тебе о Томми?
— Мне все равно! — крикнул он, и голосок его разлетелся в тишине кабинета. — Она плохая! Она подлая!
— Ну-ну, Дэнни! Нельзя так...
Мальчик обхватил Билла за шею руками и приник к нему, весь дрожа.
— Она собирается причинить мне зло! — визжал он. — Не отдавайте меня! Пожалуйста, не отдавайте меня! Она хочет причинить мне зло!
Билла поразила эта вспышка. Не было никаких сомнений в истинности охватившего Дэнни ужаса. Он буквально трясся от страха.
Краешком глаза он заметил, что Сара встала и шагнула к ним. Глаза ее были полны боли.
— Я... я не понимаю, — проговорила она.
— Просто нервы в последний момент, — объяснил Билл, пытаясь умерить боль в ее глазах. — Вместе с гиперактивном воображением.
— Мне кажется, это нечто большее, чем просто нервы, — возразила Сара.
Билл мягко отстранил от себя Дэнни и удержал его на расстояний вытянутой руки.
— Дэнни, послушай меня. Тебе никуда не придется идти, если ты не захочешь. Но ты должен мне объяснить все эти ужасные вещи, о которых ты говоришь. Откуда все это? Кто тебе это сказал?
— Никто, — пробормотал он, всхлипывая и сморкаясь.
— Тогда как ты можешь так говорить? Почему ты так говоришь?
— Потому.
— «Потому» — это не объяснение, Дэнни. Откуда у тебя такие мысли?
— Ниоткуда. Я просто... знаю!
Сара сделала шаг вперед. Она медленно, неуверенно приблизилась, положила руку на голову Дэнни, принялась нежно поглаживать его вьющиеся белокурые локоны.
Билл почувствовал, как Дэнни под прикосновением Сары застыл, потом расслабился; он видел, как бегали его глаза, потом взгляд снова сосредоточился. Мальчик перестал всхлипывать.
— Ты будешь моим малышом, — заговорила Сара мягким, почти гипнотизирующим голосом, гладя его по голове. — А я буду твоей мамой. И мы втроем вместе с Гербом будем чудесной семьей.
Дэнни заулыбался.
И в этот момент Билл почувствовал почти необоримое желание немедленно все отменить, подхватить Дэнни на руки, выставить Ломов из своего кабинета и никогда больше не позволять им переступать порог Святого Франциска.
И он это желание подавил. Это в его эгоистичной собственнической душе витают отцовские чувства. Он должен отпустить мальчика.
— Ты ведь на самом деле меня не боишься, Дэнни? — ворковала Сара.
Он оглянулся и посмотрел на нее.
— Нет, я просто боюсь там жить.
— Не бойся, Дэнни, мой милый. Сегодня вечером должен пойти снег, значит, завтра будет белое Рождество. Пойдем со мной, и я обещаю, что это Рождество станет в высшей степени незабываемым.
В словах ее прозвучало что-то, от чего Билла по спине прохватил озноб, но он заставил себя выпустить Дэнни и подтолкнул его к Саре. Когда Дэнни обхватил руками ее колени, а Сара заключила мальчика в объятия, у Билла перехватило горло. Он отвернулся, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
«Я должен его отпустить!»
* * *
— Лучше отменим, Ник, — сказал Билл в трубку. — Снег валит как сумасшедший.
Голос Ника в трубке имел какой-то металлический оттенок, и в нем зазвучала искренняя досада.
— С каких это пор вас пугает небольшой снегопад? Либо вы сами сюда придете, либо — снег там или не снег — я приеду и вытащу вас.
— Правда, Ник, мне и здесь хорошо.
Квинны расстроятся, если вы не появитесь. А, кроме того, сама мысль сидеть одному в сочельник — особенно в этот сочельник — кажется мне не очень удачной.
Билл понимал и ценил заботу Ника. Он всегда проводил несколько рождественских дней с мамой и папой. Но в этом году...
— А я не один. Я проведу его с мальчиками. Это, кстати, напоминает мне, что я должен прямо сейчас пойти на них посмотреть. Увидимся в субботу вечером. Веселого Рождества тебе и Квиннам.
— Ладно, — примирительно сказал он. — Ваша взяла. Веселого Рождества, отец Билл.
Билл положил трубку и пошел по коридору посмотреть на мальчиков. В спальнях было тихо. Всю неделю в холлах царило волнение, достигшее пика при украшении елки и переросшее в экстаз часа два назад, когда он подсматривал, как наверху в столовой в старом, никогда не разжигавшемся камине подвешивали чулки. Но теперь все мальчики лежали в постелях, и те, кто еще не заснул, изо всех сил пытались задремать, ибо все знают, что Санта-Клаус не явится до тех пор, пока весь дом не погрузится в сон.
Рождество. Любимый праздник для Билла. Благодаря окружающим его мальчикам. Они так волновались и радовались в это время, особенно малыши. Горящие глазки, радостные личики, невинные счастливые ожидания и предвкушения. Хорошо бы закупорить все это в бутылки, словно вино, и в течение года выпивать понемножку, когда дела идут ни шатко ни валко.
Господь свидетель, бывают моменты, начиная с пожара прошлым мартом, когда он нуждался бы в паре подобных бутылок. Завтра своего рода рубеж, смертный порог на его жизненном пути: первое в жизни 25 декабря, когда он не сможет позвонить родителям и пожелать им веселого Рождества.
В груди ширилась болезненная пустота. Он тоскует по ним. Никогда не думал, что будет, что сможет так тосковать. Но завтрашний день надо пережить. Мальчики ему помогут.
Удостоверившись, что все спят или почти заснули, Билл спустился вниз и начал выгружать подарки из запертого буфета. Большинство из них было пожертвовано местными прихожанами и упаковано сестрами, обучавшими сирот в соседней начальной школе Лурдской Богоматери. Добрые люди позаботились, чтобы ни один мальчик не остался без пары подарков на Рождество.
Разложив подарки под елкой, Билл отошел и окинул картину взглядом: пихта с тонкими веточками, увешанными разнообразными самодельными украшениями и яркими мерцающими огоньками, стояла на страже над грудами красочных разноцветных коробок, на каждой из которых был ярлычок с фамилией мальчика. Он улыбнулся. По правде сказать, дешевенькое убранство, но во всем этом присутствует подлинный дух Рождества. Похоже, Санта-Клаус здорово рисковал заработать грыжу, совершая в этом году путешествие к Фрэнси. Билл сам начинал ощущать отголоски прежнего рождественского волнения, думая о завтрашнем утре, о том, как он будет стоять на этом самом месте и слушать бешеный шорох бумаги, когда перевозбужденные мальчишки примутся разворачивать подарки трясущимися руками. Он не мог дождаться этого момента.
Билл погасил огни на елке и стал подниматься по лестнице. На полпути он услышал, что в его кабинете звонит телефон, и побежал на звонок. Если это опять Ник...
Но это был не он. Это был Дэнни. И он был в истерике.
— Отец Билл! Отец Билл! — визжал он на высокой ноте пронзительным от ужаса голосом. — Придите за мной, заберите меня! Придите за мной, заберите меня отсюда!
— Успокойся, Дэнни, — выговорил он, заставляя самого себя успокоиться. Хоть он и знал, что это просто очередной приступ боязни на новом месте, непритворный страх в голосе мальчика вызвал прилив адреналина в крови. — Успокойся и расскажи мне.
— Я не могу рассказывать! Он убьет меня!
— Кто? Герб?
— Придите за мной, заберите меня, отец! Только придите!
— Где Сара? Позови ее к телефону и дай мне поговорить с ней.
— Нет! Они не знают, что я у телефона!
— Просто позови Сару...
— Нет! Сары нет! Здесь нет никакой Сары! Он убьет меня!
— Перестань, Дэнни!
— Отец, пожалуйста, придите и заберите меня! Придии-ите! — Он начал всхлипывать, но слова еще можно было разобрать. — Отец, отец, отец, я не хочу умирать. Пожалуйста, придите и заберите меня. Не позволяйте ему убивать меня. Я не хочу умирать!
Страх и униженная мольба в голоске Дэнни пронзили Билла в самое сердце. Он собрался отменить усыновление, покончить со всем этим делом. Мальчик просто не готов покинуть Фрэнси.
— Позови Сару, Дэнни... Дэнни?
Трубка молчала.
Билл рванул ящик стола, нашел в картотеке номер телефона Ломов. Рука тряслась, когда он набирал его. В ухе загудел сигнал «занято». Он хлопнул трубку, принялся набирать снова, потом остановился. Раз номер занят, возможно, Сара или Герб пытаются дозвониться ему. Если они будут набирать номер одновременно, никто не дозвонится. Он сел и заставил себя ждать. И ждать.
Телефон не звонил.
Он принудил себя прождать полных пять минут. Казалось, они длились вечность. И наконец прошли. Он кинулся к аппарату и снова набрал номер.
Снова занято. Черт!
Билл бросил трубку, прошелся по кабинету, вышел в коридор. В течение следующего получаса он раз двадцать набирал номер Ломов, но линия каждый раз была занята. Он снова и снова твердил себе, что беспокоиться не о чем. Дэнни вне опасности. Это все воображение мальчика, его проклятое сверхактивное воображение. Сара и Герб никогда не причинят ему вреда, никогда не допустят, чтобы с ним случилось что-то плохое. Дэнни сам впал в панику, и Сара наверняка успокоит его, как уже успокаивала сегодня.
Но почему он не может пробиться по этому треклятому телефону? У него вдруг мелькнула мысль, и он позвонил оператору на коммутатор. Сказал девушке, что дело срочное и он просит вызвать номер; она перезвонила и сообщила, что номер не отвечает. Никого — мертвое молчание.
Может быть, Дэнни не положил трубку на место? Так, должно быть, и есть.
Но это объяснение не удовлетворило Билла. Он натянул пальто, схватил ключи от машины и выскочил на улицу. Он знал, что ни за что не заснет, пока не поговорит с Дэнни и не убедится, что с ним все в порядке. Воображаемые страхи пугают ничуть не меньше, чем настоящие. Так что дело не в том, что сам он уверен в безопасности Дэнни, надо удостовериться, что Дэнни чувствует себя в безопасности. Тогда, может быть, Билл сумеет остаток ночи провести в покое.
Стояла прекрасная ночь, под легким углом падал снег, его хлопья вспыхивали, пролетая в пятнах света от иллюминации и уличных фонарей. Звуки города, уже приглушенные, ибо наступил сочельник, становились еще глуше на успевшем образоваться снежном покрове толщиной примерно в дюйм. Белое Рождество.
Хорошо бы выкроить время полюбоваться окружающим, но внутреннее беспокойство Билла и стремление поскорее добраться до дома Ломов пересилили эстетические соображения о красоте ночи.
Он вел старенький фургон вниз по улице, на которой жили Ломы, мимо засыпанных снегом домов, увешанных гирляндами Разноцветных огней, потом остановился у бровки тротуара перед номером 735. В доме было темно. Ни рождественских огоньков, ни освещенных окон. Спеша по дорожке к парадной двери, он отметил, что снежный покров идеален — ни одного следа.
Нажал кнопку звонка, но изнутри не донеслось ни звука, так что он стукнул дверным молотком. Стук эхом разнесся в безмолвной ночи. Он стукнул снова. Дважды, трижды.
Никакого ответа.
Билл отступил от подъезда и взглянул на второй этаж. Дом оставался безмолвным и темным.
Теперь Билл заволновался. Заволновался по-настоящему. Они должны быть дома. Машина стоит на подъездной дорожке. Его следы на снегу — единственные.
Что за чертовщина тут происходит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51