Он уверен, что она напишет хорошую статью, и в то же время убежден, что его статья будет лучше. Это очень его волновало.
Воцарилось молчание.
— Так что же, — сказала она наконец, — чем вы занимались в последнее время, не считая статьи? Чем-нибудь интересным?
Он рассмеялся. Интересным? Я? Интересное — значит неожиданное, а для Эва любая неожиданность означает проблему. Он с огромным трудом организовал жизнь так, чтобы исключить неожиданности и случайности, планировал день за днем так, чтобы каждый следовал предсказуемым распорядком, чтобы каждый вторник был точно таким, как любой другой вторник. Интересное? В его жизни нет места интересному. Он тщательно следит за этим.
— Ну, в настоящий момент я читаю довольно занимательный роман, можно сказать, не из последних новинок, но любопытный. Это...
— Извините, — произнес позади чей-то голос. — Я вам не помешал?
Эв оглянулся и увидел этого парня Лосмару, с которым Лизл водит компанию. Удивительно, что она в нем нашла? Он совершенно иного типа, чем тот, который, с точки зрения Эва, подходил бы для Лизл. Слишком хрупкий, изящный и деликатный. Лизл соответствовал бы мужчина покрупней, физически повнушительней. Но, собственно говоря, до всего этого ему нет никакого дела. За многие годы он научился заботиться исключительно о своих собственных делах.
— Привет, Раф, — сказала Лизл. — Помнишь доктора Сандерса?
— Конечно, — сказал Лосмара, шагая вперед и протягивая руку. — Я прослушал несколько ваших лекций.
— В самом деле? — сказал Эв, вставая и отвечая на рукопожатие. — Не припомню, чтобы я вас видел.
Молодой человек улыбнулся.
— Я обычно сажусь в последнем ряду. Прихожу только послушать, освежить математические познания. Для моих психологических целей нельзя отставать в математике.
Эв ощутил, как его отношение к Лосмаре теплеет. Возможно, в нем есть нечто большее, чем он думал, возможно, под пижонской внешностью богатого мальчика скрывается подлинная глубина.
— Надеюсь, они принесли вам пользу.
— Они дали мне все, что я хотел узнать.
Эв перехватил взгляд, которым обменялись Лизл с Лосмарой, и понял, что он тут как пятое колесо в телеге.
— Ну, у меня еще куча дел. Рад был поговорить с вами, Лизл. Всего хорошего, мистер Лосмара.
Они снова пожали друг другу руки, и Эв оставил влюбленных наедине. Он по-прежнему не одобрял романов между факультетскими преподавателями и студентами, даже когда они не задевали учебы, но вынужден был признать — отношение Рафа Лосмары к занятиям свидетельствует, что он способен вырасти в достойного ученого.
— Ты слушаешь лекции Эва? — спросила Лизл, закрыв дверь своего кабинета.
Раф улыбнулся.
— Врага надо знать досконально.
— Эв не враг.
— По-твоему, такой мелкий, ничтожный тип, как он, угрозы не представляет, но не удивляйся, когда он получит повышение, а тебя оставит за бортом.
— Не получит, если моя статья так удачна, как я полагаю и как ты утверждаешь.
— Сравнительные достоинства-статьи не играют роли. Единственное, что будет иметь значение, это пол.
— Пол?
— Да. Он — мужчина. Ты — женщина. Он получит место благодаря своей Y-хромосоме, благодаря тому, что болтается у него между ног.
— Что за чушь, Раф.
Он уже заводил разговор об этом и раньше, но Лизл не желала верить. И не верила до сих пор. Раф пожал плечами.
— Ну, как знаешь. Сунь голову в песок и надейся на лучшее. Вот так Высшие и лишаются всего, чего заслужили, — позволяют слизнякам воровать у себя из-под носа.
— Эв не слизняк. Он один из нас.
— Эв? — Он издал резкий смешок. — Эверетт Сандерс? Высший? Ты шутишь!
— У него блестящий ум, Раф. Он один из умнейших математиков, каких мне доводилось встречать. Он держится одиночкой, ему не требуется признание толпы — если уж существует на свете остров, так это он. Все, что о нем можно сказать, подтверждает его принадлежность к Высшим.
— Он ничтожество, ни на что не пригодное, актеришка, — продолжал Раф срывающимся от презрения голосом. — Разыгрывает из себя умника, а на самом деле всего-навсего законченный позер.
Когда Раф принимался за это — противоречил ей, изводил ее, — она его почти ненавидела.
— У тебя нет необходимой квалификации, чтобы судить о его работах! — бросила Лизл.
Это замечание произвело желаемый эффект. Раф повернулся к ней, подняв брови, с играющей на губах улыбкой.
— А я не сужу о его работах, Лизл. Я сужу о человеке. Я говорю, что он один из них, и при небольшой помощи с твоей стороны докажу свою правоту.
Лизл сделала глубокий вздох. Примерно это она и боялась услышать.
— При какой помощи?
— Ключи. Добудь мне его ключи на полчасика, и я получу все необходимые доказательства.
— Как я могу...
— Придумай какую-нибудь историю. Потеряла свои ключи от входной двери в здание или что-нибудь в этом роде. Очаруй его, только добудь ключи.
— И что ты с ними собираешься делать?
— Не важно. — Полуулыбка превратилась в широкую ухмылку. — Скоро узнаешь. Ну что, принимаешь вызов?
Не отвечая, Лизл прошла мимо него, толкнула дверь, направилась вниз по коридору и постучала в незапертый кабинет Эва.
— Эв, — сказала она, когда он оглянулся, сидя за рабочим столом. — Я оставила дома ключ от служебки. Нельзя ли позаимствовать ваш?
— Разумеется, Лизл.
Он подошел к пальто, аккуратно висящему на вешалке за дверью, полез в боковой карман и вытащил связку ключей. Выбрал один, показал ей и протянул всю связку.
— Вот этот от служебки, — сказал он.
— Я все вам верну, — сказала она.
— Не торопитесь, Лизл, — с улыбкой ответил он. — Я вам доверяю.
«Проклятие! — подумала она, благодаря его. — Зачем же ты это сказал?»
Возвращаясь к себе, Лизл замедлила шаг. Ее подташнивало, и она ощутила внезапное желание броситься назад, швырнуть связку в костлявые пальцы Эва и велеть ему никогда, никогда, никогда близко не подпускать ее к этим ключам. Но не может же она поддаться столь безосновательному порыву. Что подумает Раф?
Бывали моменты — и сейчас наступил один из них, — когда она задавалась вопросом, не чересчур ли волнует ее то, что подумает Раф. Но она ничего не могла поделать. Это ее волновало. Ее волновал Раф. Она так боялась, что он посчитает ее никчемной, так боялась совершить что-то, из-за чего он ее бросит. Ибо Лизл точно знала, что на самом деле она никакая не Высшая. Да, Раф ее так называет и вроде бы не имеет сомнений на этот счет, но сама Лизл преисполнена этих самых сомнений. Она чувствует себя обманщицей. Ей приходилось читать, что многие состоявшиеся люди — нейрохирурги, судьи, государственные деятели — переживают то же самое... глубоко в душе сознают, что их жизнь — обман, успехи достигнуты хитростью и удачей, что они вовсе не такие выдающиеся деятели, какими кажутся, и живут в вечном страхе, опасаясь сделать неверный шаг, который обнаружит перед всеми их ничтожество.
Лизл испытывала похожие ощущения в колледже и в аспирантуре. Дело шло с легкостью, профессора постоянно твердили, какой у нее блестящий ум, восхищались ее работами, но в глубине души она никогда им не верила. Раф — ей это точно известно — свалил бы вину за эту ее неуверенность на отношение к ней родителей, но поиски виноватых не помогали Лизл избавиться от мысли, что все ее академические успехи — мыльный пузырь; в один прекрасный день он лопнет, и мир увидит, что внутри — голая, перепуганная, ни на что не способная маленькая девчонка.
Лизл была убеждена, что Брайану удалось заглянуть в этот пузырь. И поэтому он ее бросил. Она не допустит, чтобы в него заглянул Раф. Она будет делать то, что должны делать Высшие, пока сможет. В общем-то дело привычки — делить мир на людей, с которыми надо считаться, и людей, с которыми не надо считаться, на немногих, о ком стоит знать, и огромное большинство, о котором не стоит задумываться. Она практикуется. Само собой это никак не получалось, но она старалась привыкнуть. И, возможно, если удастся на протяжении долгого времени делать то, что должны делать Высшие, она действительно станет одной из них.
Так что она передаст Рафу ключи, но не позволит проделывать с Эвом никаких трюков. Эв слишком хороший человек.
Она вернулась в кабинет и бросила связку ключей в протянутую ладонь Рафа.
— Вот, — сказала она. — Но, я надеюсь, ты не планируешь ничего грязного.
Раф пожал плечами.
— Грязных трюков? Это забавно, но за прошлый месяц мы столько проделали их с Брайаном, что вполне хватит для достойного завершения года, правда?
Лизл улыбнулась. Да, правда. Они оформили на адрес приемной Брайана подписку на «Адвоката» и другие издания для гомосексуалистов; Раф подал заявку от его имени на членство в «Северо-Американской ассоциации мужской однополой любви»; пару раз они посидели в его приемной, засовывая вырезки и фотографии с жуткой порнографией между страницами разложенных для посетителей журналов «Пипл», «Тайм» и «Образцовое домоводство». Теперь сексуальная ориентация доктора Брайана Каллагена стала предметом серьезной озабоченности его коллег по Медицинскому центру.
Но самой замечательной стала проделка с табличкой, которую они однажды ночью, незадолго до того, как Брайан должен был возвращаться домой из больницы, прицепили к его черному «порше». Горящими на черном фоне оранжевыми буквами на ней было написано: «Назад! Убью каждого черномазого, кто сунется».
На стоянке было темно, Брайан подошел к автомобилю с другой стороны. Ни сном ни духом не подозревая о существовании таблички, он остановился у светофора в черном квартале города, и на машину набросилась компания разъяренной молодежи. Лизл с Рафом следовали за Брайаном, пропустив вперед несколько машин, и видели, как юнцы колотили в окна, выдирали радио— и телефонную антенны, царапали дверцы и капот. Лизл поразилась, уличив себя в страстной надежде, что парням удастся взломать дверцы и выместить злобу на самом Брайане. Осознание, что она может желать что-то подобное, довело ее до тошноты. В душе каждого есть свои темные пятна, но, похоже, ее пороки все явственнее выступают на поверхность. Это ее встревожило.
Но Брайан умчался прежде, чем они успели до него добраться. До того как он вырвался, юнцы сорвали табличку и растерзали ее, так что он, несомненно, остался в полном недоумении по поводу причин нападения.
Лизл, однако, заметила, что теперь он ездит домой более длинным кружным путем.
— Сейчас все это кажется полным ребячеством, — сказала Лизл, снова встревожившись из-за открытых в себе темных пятен.
— Потому, что грязные трюки сослужили свою службу. Они продемонстрировали, что у него нет полной власти, и что на самом деле ты имеешь над ним власть. Ты можешь сделать его жизнь несчастной, когда пожелаешь, и можешь оставить его в покое, когда пожелаешь. Когда этого пожелаешь ты — вот в чем урок. А теперь, после того как ты его усвоила, можно переходить к другим вещам, оставив доктора Каллагена лежать по ночам без сна, гадая, кто, гадая, почему, гадая, что будет дальше.
— Я не желаю оставлять Эва в таком положении.
— Не беспокойся. Мы просто немножечко пошпионим за профессором Сандерсом. Вот и все. Посмотрим, чем он живет.
— И ничего больше. Обещаешь?
— Мне больше ничего и не надо, чтоб доказать, что он пустышка.
— На этот раз ты ошибаешься, Раф. По-моему, Эв один из тех, кто действительно представляет собой то, чем кажется.
— Таких не бывает, — отрезал Раф. — И я докажу тебе это сегодня, когда мы обыщем его квартиру.
У Лизл судорогой свело желудок. Ведь это же взлом и вторжение! Не слишком ли далеко они зайдут? Но отступать невозможно. Пока невозможно. Невозможно капитулировать перед Рафом с его теорией по поводу Эва. Ибо Лизл знает, что он ошибается.
— Не можем мы это сделать. Нет — ведь он будет дома...
— Его не будет, — заверил Раф. — Сегодня среда. Каждую среду по вечерам он уходит.
— В самом деле? — Ей с трудом верилось, что Эв вообще куда-то выходит. — Куда?
— Не знаю. Может быть, как-нибудь мы за ним проследим. Но сегодня воспользуемся достоинствами его нерушимого распорядка и пошарим в берлоге, посмотрим, чем он живет.
— А это честно, Раф?
Он рассмеялся.
— Честно? Разве тут дело в честности? Это слизняк, который изображает из себя Высшего. Мы должны расставить все по местам.
— Почему мы должны...
— Собственно говоря, — продолжал Раф, принимаясь расхаживать по кабинету, рубя рукой воздух, — есть у меня подозрение, что доктор Эверетт Сандерс — педик.
— Брось, Раф.
— Нет. Я серьезно. Смотри, возьмем его имя — Эв. Разве нормальный человек позволит называть себя Эв? Это чересчур женственно. А какой он чистюля, какой аккуратный и обстоятельный! Как старая дева. Ты когда-нибудь видела его с женщиной?
— Нет. Но я никогда не видела его и с мужчиной тоже. Может быть, его просто не интересует секс.
— Может быть. Но он что-то скрывает. Будь уверена. Тебе никогда не попадалась на глаза его биография?
— Нет. Зачем она мне?
— Там десять лет выпадают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Воцарилось молчание.
— Так что же, — сказала она наконец, — чем вы занимались в последнее время, не считая статьи? Чем-нибудь интересным?
Он рассмеялся. Интересным? Я? Интересное — значит неожиданное, а для Эва любая неожиданность означает проблему. Он с огромным трудом организовал жизнь так, чтобы исключить неожиданности и случайности, планировал день за днем так, чтобы каждый следовал предсказуемым распорядком, чтобы каждый вторник был точно таким, как любой другой вторник. Интересное? В его жизни нет места интересному. Он тщательно следит за этим.
— Ну, в настоящий момент я читаю довольно занимательный роман, можно сказать, не из последних новинок, но любопытный. Это...
— Извините, — произнес позади чей-то голос. — Я вам не помешал?
Эв оглянулся и увидел этого парня Лосмару, с которым Лизл водит компанию. Удивительно, что она в нем нашла? Он совершенно иного типа, чем тот, который, с точки зрения Эва, подходил бы для Лизл. Слишком хрупкий, изящный и деликатный. Лизл соответствовал бы мужчина покрупней, физически повнушительней. Но, собственно говоря, до всего этого ему нет никакого дела. За многие годы он научился заботиться исключительно о своих собственных делах.
— Привет, Раф, — сказала Лизл. — Помнишь доктора Сандерса?
— Конечно, — сказал Лосмара, шагая вперед и протягивая руку. — Я прослушал несколько ваших лекций.
— В самом деле? — сказал Эв, вставая и отвечая на рукопожатие. — Не припомню, чтобы я вас видел.
Молодой человек улыбнулся.
— Я обычно сажусь в последнем ряду. Прихожу только послушать, освежить математические познания. Для моих психологических целей нельзя отставать в математике.
Эв ощутил, как его отношение к Лосмаре теплеет. Возможно, в нем есть нечто большее, чем он думал, возможно, под пижонской внешностью богатого мальчика скрывается подлинная глубина.
— Надеюсь, они принесли вам пользу.
— Они дали мне все, что я хотел узнать.
Эв перехватил взгляд, которым обменялись Лизл с Лосмарой, и понял, что он тут как пятое колесо в телеге.
— Ну, у меня еще куча дел. Рад был поговорить с вами, Лизл. Всего хорошего, мистер Лосмара.
Они снова пожали друг другу руки, и Эв оставил влюбленных наедине. Он по-прежнему не одобрял романов между факультетскими преподавателями и студентами, даже когда они не задевали учебы, но вынужден был признать — отношение Рафа Лосмары к занятиям свидетельствует, что он способен вырасти в достойного ученого.
— Ты слушаешь лекции Эва? — спросила Лизл, закрыв дверь своего кабинета.
Раф улыбнулся.
— Врага надо знать досконально.
— Эв не враг.
— По-твоему, такой мелкий, ничтожный тип, как он, угрозы не представляет, но не удивляйся, когда он получит повышение, а тебя оставит за бортом.
— Не получит, если моя статья так удачна, как я полагаю и как ты утверждаешь.
— Сравнительные достоинства-статьи не играют роли. Единственное, что будет иметь значение, это пол.
— Пол?
— Да. Он — мужчина. Ты — женщина. Он получит место благодаря своей Y-хромосоме, благодаря тому, что болтается у него между ног.
— Что за чушь, Раф.
Он уже заводил разговор об этом и раньше, но Лизл не желала верить. И не верила до сих пор. Раф пожал плечами.
— Ну, как знаешь. Сунь голову в песок и надейся на лучшее. Вот так Высшие и лишаются всего, чего заслужили, — позволяют слизнякам воровать у себя из-под носа.
— Эв не слизняк. Он один из нас.
— Эв? — Он издал резкий смешок. — Эверетт Сандерс? Высший? Ты шутишь!
— У него блестящий ум, Раф. Он один из умнейших математиков, каких мне доводилось встречать. Он держится одиночкой, ему не требуется признание толпы — если уж существует на свете остров, так это он. Все, что о нем можно сказать, подтверждает его принадлежность к Высшим.
— Он ничтожество, ни на что не пригодное, актеришка, — продолжал Раф срывающимся от презрения голосом. — Разыгрывает из себя умника, а на самом деле всего-навсего законченный позер.
Когда Раф принимался за это — противоречил ей, изводил ее, — она его почти ненавидела.
— У тебя нет необходимой квалификации, чтобы судить о его работах! — бросила Лизл.
Это замечание произвело желаемый эффект. Раф повернулся к ней, подняв брови, с играющей на губах улыбкой.
— А я не сужу о его работах, Лизл. Я сужу о человеке. Я говорю, что он один из них, и при небольшой помощи с твоей стороны докажу свою правоту.
Лизл сделала глубокий вздох. Примерно это она и боялась услышать.
— При какой помощи?
— Ключи. Добудь мне его ключи на полчасика, и я получу все необходимые доказательства.
— Как я могу...
— Придумай какую-нибудь историю. Потеряла свои ключи от входной двери в здание или что-нибудь в этом роде. Очаруй его, только добудь ключи.
— И что ты с ними собираешься делать?
— Не важно. — Полуулыбка превратилась в широкую ухмылку. — Скоро узнаешь. Ну что, принимаешь вызов?
Не отвечая, Лизл прошла мимо него, толкнула дверь, направилась вниз по коридору и постучала в незапертый кабинет Эва.
— Эв, — сказала она, когда он оглянулся, сидя за рабочим столом. — Я оставила дома ключ от служебки. Нельзя ли позаимствовать ваш?
— Разумеется, Лизл.
Он подошел к пальто, аккуратно висящему на вешалке за дверью, полез в боковой карман и вытащил связку ключей. Выбрал один, показал ей и протянул всю связку.
— Вот этот от служебки, — сказал он.
— Я все вам верну, — сказала она.
— Не торопитесь, Лизл, — с улыбкой ответил он. — Я вам доверяю.
«Проклятие! — подумала она, благодаря его. — Зачем же ты это сказал?»
Возвращаясь к себе, Лизл замедлила шаг. Ее подташнивало, и она ощутила внезапное желание броситься назад, швырнуть связку в костлявые пальцы Эва и велеть ему никогда, никогда, никогда близко не подпускать ее к этим ключам. Но не может же она поддаться столь безосновательному порыву. Что подумает Раф?
Бывали моменты — и сейчас наступил один из них, — когда она задавалась вопросом, не чересчур ли волнует ее то, что подумает Раф. Но она ничего не могла поделать. Это ее волновало. Ее волновал Раф. Она так боялась, что он посчитает ее никчемной, так боялась совершить что-то, из-за чего он ее бросит. Ибо Лизл точно знала, что на самом деле она никакая не Высшая. Да, Раф ее так называет и вроде бы не имеет сомнений на этот счет, но сама Лизл преисполнена этих самых сомнений. Она чувствует себя обманщицей. Ей приходилось читать, что многие состоявшиеся люди — нейрохирурги, судьи, государственные деятели — переживают то же самое... глубоко в душе сознают, что их жизнь — обман, успехи достигнуты хитростью и удачей, что они вовсе не такие выдающиеся деятели, какими кажутся, и живут в вечном страхе, опасаясь сделать неверный шаг, который обнаружит перед всеми их ничтожество.
Лизл испытывала похожие ощущения в колледже и в аспирантуре. Дело шло с легкостью, профессора постоянно твердили, какой у нее блестящий ум, восхищались ее работами, но в глубине души она никогда им не верила. Раф — ей это точно известно — свалил бы вину за эту ее неуверенность на отношение к ней родителей, но поиски виноватых не помогали Лизл избавиться от мысли, что все ее академические успехи — мыльный пузырь; в один прекрасный день он лопнет, и мир увидит, что внутри — голая, перепуганная, ни на что не способная маленькая девчонка.
Лизл была убеждена, что Брайану удалось заглянуть в этот пузырь. И поэтому он ее бросил. Она не допустит, чтобы в него заглянул Раф. Она будет делать то, что должны делать Высшие, пока сможет. В общем-то дело привычки — делить мир на людей, с которыми надо считаться, и людей, с которыми не надо считаться, на немногих, о ком стоит знать, и огромное большинство, о котором не стоит задумываться. Она практикуется. Само собой это никак не получалось, но она старалась привыкнуть. И, возможно, если удастся на протяжении долгого времени делать то, что должны делать Высшие, она действительно станет одной из них.
Так что она передаст Рафу ключи, но не позволит проделывать с Эвом никаких трюков. Эв слишком хороший человек.
Она вернулась в кабинет и бросила связку ключей в протянутую ладонь Рафа.
— Вот, — сказала она. — Но, я надеюсь, ты не планируешь ничего грязного.
Раф пожал плечами.
— Грязных трюков? Это забавно, но за прошлый месяц мы столько проделали их с Брайаном, что вполне хватит для достойного завершения года, правда?
Лизл улыбнулась. Да, правда. Они оформили на адрес приемной Брайана подписку на «Адвоката» и другие издания для гомосексуалистов; Раф подал заявку от его имени на членство в «Северо-Американской ассоциации мужской однополой любви»; пару раз они посидели в его приемной, засовывая вырезки и фотографии с жуткой порнографией между страницами разложенных для посетителей журналов «Пипл», «Тайм» и «Образцовое домоводство». Теперь сексуальная ориентация доктора Брайана Каллагена стала предметом серьезной озабоченности его коллег по Медицинскому центру.
Но самой замечательной стала проделка с табличкой, которую они однажды ночью, незадолго до того, как Брайан должен был возвращаться домой из больницы, прицепили к его черному «порше». Горящими на черном фоне оранжевыми буквами на ней было написано: «Назад! Убью каждого черномазого, кто сунется».
На стоянке было темно, Брайан подошел к автомобилю с другой стороны. Ни сном ни духом не подозревая о существовании таблички, он остановился у светофора в черном квартале города, и на машину набросилась компания разъяренной молодежи. Лизл с Рафом следовали за Брайаном, пропустив вперед несколько машин, и видели, как юнцы колотили в окна, выдирали радио— и телефонную антенны, царапали дверцы и капот. Лизл поразилась, уличив себя в страстной надежде, что парням удастся взломать дверцы и выместить злобу на самом Брайане. Осознание, что она может желать что-то подобное, довело ее до тошноты. В душе каждого есть свои темные пятна, но, похоже, ее пороки все явственнее выступают на поверхность. Это ее встревожило.
Но Брайан умчался прежде, чем они успели до него добраться. До того как он вырвался, юнцы сорвали табличку и растерзали ее, так что он, несомненно, остался в полном недоумении по поводу причин нападения.
Лизл, однако, заметила, что теперь он ездит домой более длинным кружным путем.
— Сейчас все это кажется полным ребячеством, — сказала Лизл, снова встревожившись из-за открытых в себе темных пятен.
— Потому, что грязные трюки сослужили свою службу. Они продемонстрировали, что у него нет полной власти, и что на самом деле ты имеешь над ним власть. Ты можешь сделать его жизнь несчастной, когда пожелаешь, и можешь оставить его в покое, когда пожелаешь. Когда этого пожелаешь ты — вот в чем урок. А теперь, после того как ты его усвоила, можно переходить к другим вещам, оставив доктора Каллагена лежать по ночам без сна, гадая, кто, гадая, почему, гадая, что будет дальше.
— Я не желаю оставлять Эва в таком положении.
— Не беспокойся. Мы просто немножечко пошпионим за профессором Сандерсом. Вот и все. Посмотрим, чем он живет.
— И ничего больше. Обещаешь?
— Мне больше ничего и не надо, чтоб доказать, что он пустышка.
— На этот раз ты ошибаешься, Раф. По-моему, Эв один из тех, кто действительно представляет собой то, чем кажется.
— Таких не бывает, — отрезал Раф. — И я докажу тебе это сегодня, когда мы обыщем его квартиру.
У Лизл судорогой свело желудок. Ведь это же взлом и вторжение! Не слишком ли далеко они зайдут? Но отступать невозможно. Пока невозможно. Невозможно капитулировать перед Рафом с его теорией по поводу Эва. Ибо Лизл знает, что он ошибается.
— Не можем мы это сделать. Нет — ведь он будет дома...
— Его не будет, — заверил Раф. — Сегодня среда. Каждую среду по вечерам он уходит.
— В самом деле? — Ей с трудом верилось, что Эв вообще куда-то выходит. — Куда?
— Не знаю. Может быть, как-нибудь мы за ним проследим. Но сегодня воспользуемся достоинствами его нерушимого распорядка и пошарим в берлоге, посмотрим, чем он живет.
— А это честно, Раф?
Он рассмеялся.
— Честно? Разве тут дело в честности? Это слизняк, который изображает из себя Высшего. Мы должны расставить все по местам.
— Почему мы должны...
— Собственно говоря, — продолжал Раф, принимаясь расхаживать по кабинету, рубя рукой воздух, — есть у меня подозрение, что доктор Эверетт Сандерс — педик.
— Брось, Раф.
— Нет. Я серьезно. Смотри, возьмем его имя — Эв. Разве нормальный человек позволит называть себя Эв? Это чересчур женственно. А какой он чистюля, какой аккуратный и обстоятельный! Как старая дева. Ты когда-нибудь видела его с женщиной?
— Нет. Но я никогда не видела его и с мужчиной тоже. Может быть, его просто не интересует секс.
— Может быть. Но он что-то скрывает. Будь уверена. Тебе никогда не попадалась на глаза его биография?
— Нет. Зачем она мне?
— Там десять лет выпадают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51