Как-то... странно.
Джордж огляделся. Теперь все виделось ему по-другому.
Он не хотел лишний раз смотреть на дома: боялся, что их стены вдруг, как по мановению волшебной палочки (злобной волшебной палочки), станут прозрачными, и тогда он увидит то, что они скрывают...
Трупы. Множество трупов – в каждом доме. Тела, обезображенные страшными ранами, которые люди наносили друг другу и самим себе в приступе беспричинной ярости, в состоянии какого-то кошмарного исступления.
И рядом с ними – погнувшиеся ножи, окровавленные топоры, расщепленные тяжелые палки, обрывки веревок... Все, что могло причинить смерть, не важно, какую, быструю или медленную, мучительную или безболезненную – здесь были на выбор все виды смерти. Этакий апокалипсис в масштабе одной отдельно взятой деревни.
Хотя... Внезапно Джордж подумал: может, это не только здесь? Может, это уже везде? В крупных городах у людей гораздо больше изощренных способов оборвать чью-то жизнь. Автомобили, газ, ванны с водой, яды... При большом желании можно достать оружие и взрывчатку. И, если уж продолжать этот список, следует вспомнить о...
Джордж оцепенел. Ведь есть еще и военные, со всякими автоматами, пулеметами, танками, пушками, бомбами, ракетами... О, у этих ребят арсенал убийства поистине неисчерпаем. Безграничен и безбрежен, как океан. Химическое оружие, бактериологическое, ядерное...
И вся эта груда инструментов смерти лежит и ждет своего часа, пока какой-нибудь маньяк не сойдет с ума и не нажмет красную (или – какого она там цвета?) кнопку.
Оружие... Это – первое, что сделал доисторический чело век. Наверное, та обезьяна, которая взяла в руки палку или камень с острым концом, постепенно и превратилась в человека.
Потому что ей не хватало зубов и кулаков для того, чтобы реализовать проснувшуюся тягу к насилию.
Насилие... И оружие. Они неотделимы, как бегущая вода и журчание ручья, как цветок и сладкий запах, привлекающий пчел, как... Как что-то еще. Что-то очень важное. Но что – вылетело у Джорджа из головы. Что-то невероятно важное, потому что ему на мгновение показалось, что он нащупал какой-то выход.
Нет, не вспомнить. Мысль проскользнула и исчезла, будто скрывшись за дверью, в голове остались только насилие и смерть. И – оружие...
Кошмар, который человечество устроило само себе. Затянувшийся праздник смерти. Нескончаемая фиеста, вспыхивающая то там, то здесь, но никогда не затихающая. И – будьте уверены – ЭТОТ ПРАЗДНИК уже стоит на вашем пороге, и он не будет стучаться, просто ворвется в дом с радостным хохотом и перевернет все вверх дном.
Наверное, все к тому идет. Наверное, так все и закончится – самоубийством в планетарном масштабе. Наверное...
«Да черт с ним, с планетарным масштабом! А ты сам – разве ты играешь не по тем же правилам? Сначала – ткнул ножом в брюхо тупого, но, в общем-то, безвредного мужика...»
«Он ИСПАЧКАЛ МОЙ САПОГ!»
«О-о-о! Ну да, это, конечно же, веская причина! Потом ты до смерти напугал ни в чем не повинную девчонку...»
«Я просто пошутил. Это была шутка, только и всего...»
«О-о-о! Конечно, шутка. Вспомни, как она радостно смеялась этой остроумной шутке! Не правда ли, она смеялась?»
«Нет, но...»
«В чем дело? Ты выглядишь растерянным, парень. Где же твое чувство юмора? Ведь это тоже – шутка... Оглянись. Это просто шутка».
«Я хочу вернуться. В нормальный мир».
«Да? И что же ты сделаешь в первую очередь? Заштопаешь пузо этому „камазисту“? Или, может, наложением рук, как Иисус Христос, залечишь пухлую губу этой несчастной крашеной дурочке? А? Знаешь, в чем тут дело, парень? Тебе нравится, когда ты что-то можешь сделать с другими людьми. Ты тащишься, когда они оказываются в твоей власти, не так ли? А вот когда КТО-ТО начинает ЧТО-ТО делать с тобой, ты сразу теряешь чувство юмора. Тебе это не нравится. Ты говоришь: „Ну, я так не играю“. И ты – плачешь! Ревешь, как баба! Смешно, правда?»
«Мы сейчас же уедем отсюда! Нам надо вернуться!»
«Ну да. Конечно. Нам надо вернуться. Это выход. Облажаться и быстренько вернуться. Ты знаешь, сколько тупиц так думают – что никогда не поздно вернуться? Ты знаешь, сколько мужей бьют своих жен по три раза на дню – вместо завтрака, обеда и ужина, а однажды утром просыпаются с ножичком в груди? Точнее, никогда больше не просыпаются. Ты знаешь, сколько мерзких ублюдков насилуют детей и девушек в темных подворотнях, а потом вопят, когда с ними делают то же самое – всем бараком, всей камерой? Ты знаешь...»
«Заткнись! Я не собираюсь тебя слушать! Мы сейчас сядем на байк и вернемся! Мы...»
«Ты что, парень, в самом деле так глуп? Ты надеешься, что можно вернуться ОТТУДА, куда так стремился попасть? Ты напоминаешь мне сладкую... аппетитную булочку, которую съели на завтрак. Она лежит в животе, рядом с вонючими пережеванными кусками мяса, съеденными на ужин, и думает: „Никогда не поздно вернуться. Мне надо вернуться. Ой-ой-ой, мамочки! Мне надо вернуться обратно, на стол!“ Ха-ха-ха! И она, конечно, вернется. Но – не туда. И не так. И – не в том виде, парень. Почему же ты не смеешься? Разве я не ОТМОЧИЛ только что шутку века? Да что века? ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ. ЭРЫ! ЭРЫ НАСИЛИЯ!»
– Чертовски смешная шутка, – пробормотал Джордж. Он нагнулся над девушкой и взял ее за руку. – Рита... Пожалуйста... – Слова давались ему нелегко, но он знал, что должен это сказать: – Пожалуйста, прости меня... Если сможешь. Хочешь... – сейчас он себя ненавидел. Себя и собственную глупость, – хочешь, я никогда больше не буду называть тебя Марго... Только Ритой. Рита, пожалуйста... – Он поднес к губам ее холодную руку. – Мы уедем отсюда. Вернемся назад. Правда? Нам ПОРА возвращаться. Рита?
Она смотрела на него. Нет, куда-то за него. Сквозь него. Смотрела и улыбалась.
– Рита, вставай, пойдем...
«А не то мне снова придется тебя связать, не правда ли? Ой, как это хорошо! Ой, как это весело!»
– Рита!
Внезапно до него донесся рокот двигателя. Он шел откуда– го из-за домов – ровный, размеренный и тяжелый. Это не было шумом автомобильного мотора. И... К рокоту добавился залихватский свист. Движок, посвистывая, набирал обороты, и шум становился все ближе.
Джордж обернулся.
– Рита! Пошли! Пошли, детка... – Словечки. Те самые, дурацкие словечки, которые вылетали сами собой, когда он... «Детка... Крошка... Подруга... Дорогая... ТЫ ИСПАЧКАЛ МОЙ САПОГ!»
– Рита, вставай! Вставай скорее!
Она не -отвечала: молча сидела на траве, и на губах ее блуждала странная, отсутствующая улыбка.
– Жертва... Типичная жертва, – прошептала она. Джордж не расслышал. Он наклонился над Ритой.
– Что? Что ты сказала? Пошли, Рита, нельзя здесь сидеть! – Он потянул ее за руку, и безвольное тело оторвалось от земли.
В следующий момент послышался треск. Опять этот рокот, свист, и... оглушительный ТРЕСК, словно огромный зверь, обитающий в лесу, проламывался сквозь заросли валежника. Шум нарастал, он был уже где-то рядом.
Джордж отпустил Ритину руку, и девушка безжизненно осела на землю. Он выпрямился и медленно (словно боялся вступить в кошмар, снова оказаться на территории зла) обернулся. Казалось, это так просто – не оборачивайся, не замечай того, что пришло тебя УБИТЬ, и все обойдется. Все исчезнет, испарится, как страшное видение, растает, как сон...
Он увидел, как крыша того дома, где он только что побывал, задрожала и стала складываться внутрь, проседая на стропилах, кирпичная дымовая труба закачалась и рухнула, проломив ши фер. И в следующую секунду – будто кто-то включил звук на полную мощность – он снова услышал этот ужасающий треск.
Черный дымок, почти прозрачный, горячий, дрожащий от собственного жара дым поднялся над разрушенной крышей упругими, похожими на грязные облака, клубами. Его словно кто-то выплевывал. Кто-то или что-то, прячущееся за домом. И... кажется, Джордж знал, что это такое.
«А ты что, не догадывался? Ах да, я забыл предупредить тебя, а сам-то– ты не допер. Понимаешь, штука в том, что всегда остается кто-то последний. Ты, наверное, думаешь, что последний – это тот, кто сильнее других хочет ЖИТЬ? Мимо, парень! Последний – тот, кто сильнее других хочет УБИВАТЬ! Он хочет! Он СИЛЬНО хочет! Сейчас ты с ним познакомишься! И не забудь представиться. Как ты скажешь? Мой позывной – Джжжжорджжж-шшш! Плюх – и тебя уже нет! Это будет последнее, что ты успеешь сказать до того, как он тебя раздавит, будто клопа! Плюх! Джжжорррдшшшш! С таким шипением кишки вылезают через уши! Ну что, парень? Поиграем в благородство? Пропустим вперед даму?»
– Рита, да что с тобой такое? – Джордж подхватил ее под мышки и потащил по траве в сторону автобусной остановки, туда, Где стоял его байк. Угольно-черный байк с каплевидный бензобаком, который облизывали языки адского пламени. Их последняя надежда на спасение.
На мгновение все прекратилось. Треск замер, и из-за угла наполовину разрушенного дома высунулась тупая морда гигантского трактора.
Решетка радиатора потрескалась и болталась на одном винте, разбитые фары, как вытекшие глаза, висели на жгутах про водов. Огромные покрышки, будто лапы хищного зверя, были увенчаны, словно когтями, мощными косыми выступами. Где-то в протекторе застрял кусок тряпки.
Джордж застыл. Тело сковал липкий леденящий ужас. Он с тоской оглянулся на автобусную остановку. До нее еще было далеко... слишком далеко. Трактор был ближе.
Он пока не видел, кто сидит в кабине. Он не видел и саму кабину – у таких тракторов она смещена назад, а двигатель, наоборот, вынесен далеко вперед. Кабина была где-то за углом дома. За стеной, которая тихо трещала и медленно ползла вниз, как занавес.
Жуткий монстр, прикинувшийся трактором... Или трактор, прикинувшийся монстром... стоял на месте. Дизель утробно рокотал на холостых оборотах, словно, чавкая, пережевывал что-то.
По стене побежала извилистая трещина, и кирпичи стали расходиться, как края раны. Медленно... но неумолимо.
«Сейчас стена обвалится, и он нас увидит», – промелькнуло в голове Джорджа. «Увидит меня... с Ритой. И, даже если я взвалю ее на плечо, как куль картошки... Милый такой, бестолковый кулек... Я все равно не смогу быстро добежать до остановки, завести байк и рвануть с места... Он... Он раздавит нас раньше. Он...»
Жуткая мысль, всколыхнувшаяся где-то внизу, не в голове, а в животе, уже готова была... Джордж знал, что это за мысль. Он еще не успел ее подумать, но знал, что она несет. «А если бросить ее к чертовой матери?»
Он убил эту мысль, не дав ей родиться. Если они и выберутся отсюда, то только вдвоем. «Верхом на байке», – добавил он, улыбнувшись.
Байк! Он стоял, скрытый автобусной остановкой. Даже если стена вдруг неожиданно рухнет («Неожиданно... Да это случится в следующую секунду!»), тот, кто сидит в кабине, увидит не его. Он увидит... Кого?
НАС! Или?..
Джордж скосил глаза на Риту. Она по-прежнему сидела, зачарованно уставившись в какую-то невидимую точку пространства. Сейчас она была далеко отсюда, и, по крайней мере, в этом ей можно было позавидовать.
Джордж подхватил ее за плечи и аккуратно уложил на спину. Рита благодарно улыбнулась и издала звук, похожий на слабый стон.
– Да-а-а... Жертва... – Ее руки потянулись к Джорджу, и... кажется, он догадался, о чем она сейчас думает. В КАКИХ мечтах она сейчас витает.
– Лежи тихо, дурочка! – сказал он и сложил ее руки на груди. – Тихо, не шевелись... – Он чуть-чуть помедлил и затем осторожно, трясущимися руками, убрал прядь с ее лица. Ему очень захотелось поцеловать ее, но на это не было времени. Ни на что больше не было времени.
Со стороны дома послышался будто громкий вздох облегчения. Наверное, так глубоко вздыхают загнанные лошади перед тем, как умереть. И еще – обваливающиеся стены.
От первой, большой трещины в кирпичной кладке поползли во все стороны другие. Стена медленно оседала – прямо на глазах.
Больше не раздумывая, Джордж ринулся вперед. Вперед и чуть вправо – так, чтобы тот, кто сидел в кабине, мог его видеть.
Он орал и размахивал руками, подпрыгивал и сыпал самыми изощренными ругательствами, какие только знал.
Наконец... Он ПОЧУВСТВОВАЛ, что его заметили. Дизель взревел и снова испустил разбойничий свист.
Тогда Джордж развернулся и побежал – так быстро, как только мог. В спину ему ударил стук кирпичей, бьющихся друг о друга – будто кто-то разбил пирамиду из сотни бильярдных шаров. Затем послышался треск ломающейся ограды и радостный рев дизеля – словно бешеный бык вырвался на волю.
Рев становился все ближе и ближе. Теперь он мог слышать жадное чавканье чудовищных шин.
ДШШШШШОРДШШШШШ-ИК! – шипели шины.
СЕЙЧАСССССС! – свистела турбина наддува.
МММЫ! РРРРРАЗДАВИМ ТЕБЯ! – ревел дизель.
А он бежал во весь дух.
* * *
То же время. Заброшенный бункер в окрестностях деревни Бронцы.
Ваня вскрикнул и побежал, растопырив руки. Нежное золотое сияние плескалось между ними, плавно перетекало с одной кисти на другую, заглядывало во все углы и освещало мальчику дорогу.
До двери в правом дальнем углу оставалось совсем немного, он уже видел ее (если можно так четко и ясно видеть – с закрытыми глазами).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Джордж огляделся. Теперь все виделось ему по-другому.
Он не хотел лишний раз смотреть на дома: боялся, что их стены вдруг, как по мановению волшебной палочки (злобной волшебной палочки), станут прозрачными, и тогда он увидит то, что они скрывают...
Трупы. Множество трупов – в каждом доме. Тела, обезображенные страшными ранами, которые люди наносили друг другу и самим себе в приступе беспричинной ярости, в состоянии какого-то кошмарного исступления.
И рядом с ними – погнувшиеся ножи, окровавленные топоры, расщепленные тяжелые палки, обрывки веревок... Все, что могло причинить смерть, не важно, какую, быструю или медленную, мучительную или безболезненную – здесь были на выбор все виды смерти. Этакий апокалипсис в масштабе одной отдельно взятой деревни.
Хотя... Внезапно Джордж подумал: может, это не только здесь? Может, это уже везде? В крупных городах у людей гораздо больше изощренных способов оборвать чью-то жизнь. Автомобили, газ, ванны с водой, яды... При большом желании можно достать оружие и взрывчатку. И, если уж продолжать этот список, следует вспомнить о...
Джордж оцепенел. Ведь есть еще и военные, со всякими автоматами, пулеметами, танками, пушками, бомбами, ракетами... О, у этих ребят арсенал убийства поистине неисчерпаем. Безграничен и безбрежен, как океан. Химическое оружие, бактериологическое, ядерное...
И вся эта груда инструментов смерти лежит и ждет своего часа, пока какой-нибудь маньяк не сойдет с ума и не нажмет красную (или – какого она там цвета?) кнопку.
Оружие... Это – первое, что сделал доисторический чело век. Наверное, та обезьяна, которая взяла в руки палку или камень с острым концом, постепенно и превратилась в человека.
Потому что ей не хватало зубов и кулаков для того, чтобы реализовать проснувшуюся тягу к насилию.
Насилие... И оружие. Они неотделимы, как бегущая вода и журчание ручья, как цветок и сладкий запах, привлекающий пчел, как... Как что-то еще. Что-то очень важное. Но что – вылетело у Джорджа из головы. Что-то невероятно важное, потому что ему на мгновение показалось, что он нащупал какой-то выход.
Нет, не вспомнить. Мысль проскользнула и исчезла, будто скрывшись за дверью, в голове остались только насилие и смерть. И – оружие...
Кошмар, который человечество устроило само себе. Затянувшийся праздник смерти. Нескончаемая фиеста, вспыхивающая то там, то здесь, но никогда не затихающая. И – будьте уверены – ЭТОТ ПРАЗДНИК уже стоит на вашем пороге, и он не будет стучаться, просто ворвется в дом с радостным хохотом и перевернет все вверх дном.
Наверное, все к тому идет. Наверное, так все и закончится – самоубийством в планетарном масштабе. Наверное...
«Да черт с ним, с планетарным масштабом! А ты сам – разве ты играешь не по тем же правилам? Сначала – ткнул ножом в брюхо тупого, но, в общем-то, безвредного мужика...»
«Он ИСПАЧКАЛ МОЙ САПОГ!»
«О-о-о! Ну да, это, конечно же, веская причина! Потом ты до смерти напугал ни в чем не повинную девчонку...»
«Я просто пошутил. Это была шутка, только и всего...»
«О-о-о! Конечно, шутка. Вспомни, как она радостно смеялась этой остроумной шутке! Не правда ли, она смеялась?»
«Нет, но...»
«В чем дело? Ты выглядишь растерянным, парень. Где же твое чувство юмора? Ведь это тоже – шутка... Оглянись. Это просто шутка».
«Я хочу вернуться. В нормальный мир».
«Да? И что же ты сделаешь в первую очередь? Заштопаешь пузо этому „камазисту“? Или, может, наложением рук, как Иисус Христос, залечишь пухлую губу этой несчастной крашеной дурочке? А? Знаешь, в чем тут дело, парень? Тебе нравится, когда ты что-то можешь сделать с другими людьми. Ты тащишься, когда они оказываются в твоей власти, не так ли? А вот когда КТО-ТО начинает ЧТО-ТО делать с тобой, ты сразу теряешь чувство юмора. Тебе это не нравится. Ты говоришь: „Ну, я так не играю“. И ты – плачешь! Ревешь, как баба! Смешно, правда?»
«Мы сейчас же уедем отсюда! Нам надо вернуться!»
«Ну да. Конечно. Нам надо вернуться. Это выход. Облажаться и быстренько вернуться. Ты знаешь, сколько тупиц так думают – что никогда не поздно вернуться? Ты знаешь, сколько мужей бьют своих жен по три раза на дню – вместо завтрака, обеда и ужина, а однажды утром просыпаются с ножичком в груди? Точнее, никогда больше не просыпаются. Ты знаешь, сколько мерзких ублюдков насилуют детей и девушек в темных подворотнях, а потом вопят, когда с ними делают то же самое – всем бараком, всей камерой? Ты знаешь...»
«Заткнись! Я не собираюсь тебя слушать! Мы сейчас сядем на байк и вернемся! Мы...»
«Ты что, парень, в самом деле так глуп? Ты надеешься, что можно вернуться ОТТУДА, куда так стремился попасть? Ты напоминаешь мне сладкую... аппетитную булочку, которую съели на завтрак. Она лежит в животе, рядом с вонючими пережеванными кусками мяса, съеденными на ужин, и думает: „Никогда не поздно вернуться. Мне надо вернуться. Ой-ой-ой, мамочки! Мне надо вернуться обратно, на стол!“ Ха-ха-ха! И она, конечно, вернется. Но – не туда. И не так. И – не в том виде, парень. Почему же ты не смеешься? Разве я не ОТМОЧИЛ только что шутку века? Да что века? ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ. ЭРЫ! ЭРЫ НАСИЛИЯ!»
– Чертовски смешная шутка, – пробормотал Джордж. Он нагнулся над девушкой и взял ее за руку. – Рита... Пожалуйста... – Слова давались ему нелегко, но он знал, что должен это сказать: – Пожалуйста, прости меня... Если сможешь. Хочешь... – сейчас он себя ненавидел. Себя и собственную глупость, – хочешь, я никогда больше не буду называть тебя Марго... Только Ритой. Рита, пожалуйста... – Он поднес к губам ее холодную руку. – Мы уедем отсюда. Вернемся назад. Правда? Нам ПОРА возвращаться. Рита?
Она смотрела на него. Нет, куда-то за него. Сквозь него. Смотрела и улыбалась.
– Рита, вставай, пойдем...
«А не то мне снова придется тебя связать, не правда ли? Ой, как это хорошо! Ой, как это весело!»
– Рита!
Внезапно до него донесся рокот двигателя. Он шел откуда– го из-за домов – ровный, размеренный и тяжелый. Это не было шумом автомобильного мотора. И... К рокоту добавился залихватский свист. Движок, посвистывая, набирал обороты, и шум становился все ближе.
Джордж обернулся.
– Рита! Пошли! Пошли, детка... – Словечки. Те самые, дурацкие словечки, которые вылетали сами собой, когда он... «Детка... Крошка... Подруга... Дорогая... ТЫ ИСПАЧКАЛ МОЙ САПОГ!»
– Рита, вставай! Вставай скорее!
Она не -отвечала: молча сидела на траве, и на губах ее блуждала странная, отсутствующая улыбка.
– Жертва... Типичная жертва, – прошептала она. Джордж не расслышал. Он наклонился над Ритой.
– Что? Что ты сказала? Пошли, Рита, нельзя здесь сидеть! – Он потянул ее за руку, и безвольное тело оторвалось от земли.
В следующий момент послышался треск. Опять этот рокот, свист, и... оглушительный ТРЕСК, словно огромный зверь, обитающий в лесу, проламывался сквозь заросли валежника. Шум нарастал, он был уже где-то рядом.
Джордж отпустил Ритину руку, и девушка безжизненно осела на землю. Он выпрямился и медленно (словно боялся вступить в кошмар, снова оказаться на территории зла) обернулся. Казалось, это так просто – не оборачивайся, не замечай того, что пришло тебя УБИТЬ, и все обойдется. Все исчезнет, испарится, как страшное видение, растает, как сон...
Он увидел, как крыша того дома, где он только что побывал, задрожала и стала складываться внутрь, проседая на стропилах, кирпичная дымовая труба закачалась и рухнула, проломив ши фер. И в следующую секунду – будто кто-то включил звук на полную мощность – он снова услышал этот ужасающий треск.
Черный дымок, почти прозрачный, горячий, дрожащий от собственного жара дым поднялся над разрушенной крышей упругими, похожими на грязные облака, клубами. Его словно кто-то выплевывал. Кто-то или что-то, прячущееся за домом. И... кажется, Джордж знал, что это такое.
«А ты что, не догадывался? Ах да, я забыл предупредить тебя, а сам-то– ты не допер. Понимаешь, штука в том, что всегда остается кто-то последний. Ты, наверное, думаешь, что последний – это тот, кто сильнее других хочет ЖИТЬ? Мимо, парень! Последний – тот, кто сильнее других хочет УБИВАТЬ! Он хочет! Он СИЛЬНО хочет! Сейчас ты с ним познакомишься! И не забудь представиться. Как ты скажешь? Мой позывной – Джжжжорджжж-шшш! Плюх – и тебя уже нет! Это будет последнее, что ты успеешь сказать до того, как он тебя раздавит, будто клопа! Плюх! Джжжорррдшшшш! С таким шипением кишки вылезают через уши! Ну что, парень? Поиграем в благородство? Пропустим вперед даму?»
– Рита, да что с тобой такое? – Джордж подхватил ее под мышки и потащил по траве в сторону автобусной остановки, туда, Где стоял его байк. Угольно-черный байк с каплевидный бензобаком, который облизывали языки адского пламени. Их последняя надежда на спасение.
На мгновение все прекратилось. Треск замер, и из-за угла наполовину разрушенного дома высунулась тупая морда гигантского трактора.
Решетка радиатора потрескалась и болталась на одном винте, разбитые фары, как вытекшие глаза, висели на жгутах про водов. Огромные покрышки, будто лапы хищного зверя, были увенчаны, словно когтями, мощными косыми выступами. Где-то в протекторе застрял кусок тряпки.
Джордж застыл. Тело сковал липкий леденящий ужас. Он с тоской оглянулся на автобусную остановку. До нее еще было далеко... слишком далеко. Трактор был ближе.
Он пока не видел, кто сидит в кабине. Он не видел и саму кабину – у таких тракторов она смещена назад, а двигатель, наоборот, вынесен далеко вперед. Кабина была где-то за углом дома. За стеной, которая тихо трещала и медленно ползла вниз, как занавес.
Жуткий монстр, прикинувшийся трактором... Или трактор, прикинувшийся монстром... стоял на месте. Дизель утробно рокотал на холостых оборотах, словно, чавкая, пережевывал что-то.
По стене побежала извилистая трещина, и кирпичи стали расходиться, как края раны. Медленно... но неумолимо.
«Сейчас стена обвалится, и он нас увидит», – промелькнуло в голове Джорджа. «Увидит меня... с Ритой. И, даже если я взвалю ее на плечо, как куль картошки... Милый такой, бестолковый кулек... Я все равно не смогу быстро добежать до остановки, завести байк и рвануть с места... Он... Он раздавит нас раньше. Он...»
Жуткая мысль, всколыхнувшаяся где-то внизу, не в голове, а в животе, уже готова была... Джордж знал, что это за мысль. Он еще не успел ее подумать, но знал, что она несет. «А если бросить ее к чертовой матери?»
Он убил эту мысль, не дав ей родиться. Если они и выберутся отсюда, то только вдвоем. «Верхом на байке», – добавил он, улыбнувшись.
Байк! Он стоял, скрытый автобусной остановкой. Даже если стена вдруг неожиданно рухнет («Неожиданно... Да это случится в следующую секунду!»), тот, кто сидит в кабине, увидит не его. Он увидит... Кого?
НАС! Или?..
Джордж скосил глаза на Риту. Она по-прежнему сидела, зачарованно уставившись в какую-то невидимую точку пространства. Сейчас она была далеко отсюда, и, по крайней мере, в этом ей можно было позавидовать.
Джордж подхватил ее за плечи и аккуратно уложил на спину. Рита благодарно улыбнулась и издала звук, похожий на слабый стон.
– Да-а-а... Жертва... – Ее руки потянулись к Джорджу, и... кажется, он догадался, о чем она сейчас думает. В КАКИХ мечтах она сейчас витает.
– Лежи тихо, дурочка! – сказал он и сложил ее руки на груди. – Тихо, не шевелись... – Он чуть-чуть помедлил и затем осторожно, трясущимися руками, убрал прядь с ее лица. Ему очень захотелось поцеловать ее, но на это не было времени. Ни на что больше не было времени.
Со стороны дома послышался будто громкий вздох облегчения. Наверное, так глубоко вздыхают загнанные лошади перед тем, как умереть. И еще – обваливающиеся стены.
От первой, большой трещины в кирпичной кладке поползли во все стороны другие. Стена медленно оседала – прямо на глазах.
Больше не раздумывая, Джордж ринулся вперед. Вперед и чуть вправо – так, чтобы тот, кто сидел в кабине, мог его видеть.
Он орал и размахивал руками, подпрыгивал и сыпал самыми изощренными ругательствами, какие только знал.
Наконец... Он ПОЧУВСТВОВАЛ, что его заметили. Дизель взревел и снова испустил разбойничий свист.
Тогда Джордж развернулся и побежал – так быстро, как только мог. В спину ему ударил стук кирпичей, бьющихся друг о друга – будто кто-то разбил пирамиду из сотни бильярдных шаров. Затем послышался треск ломающейся ограды и радостный рев дизеля – словно бешеный бык вырвался на волю.
Рев становился все ближе и ближе. Теперь он мог слышать жадное чавканье чудовищных шин.
ДШШШШШОРДШШШШШ-ИК! – шипели шины.
СЕЙЧАСССССС! – свистела турбина наддува.
МММЫ! РРРРРАЗДАВИМ ТЕБЯ! – ревел дизель.
А он бежал во весь дух.
* * *
То же время. Заброшенный бункер в окрестностях деревни Бронцы.
Ваня вскрикнул и побежал, растопырив руки. Нежное золотое сияние плескалось между ними, плавно перетекало с одной кисти на другую, заглядывало во все углы и освещало мальчику дорогу.
До двери в правом дальнем углу оставалось совсем немного, он уже видел ее (если можно так четко и ясно видеть – с закрытыми глазами).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78