Но Николай снова замолкал, и комбат опять брался за весла.
Под ногами у Вани плескалась коричневатая вода, в которой плавали размякшие окурки, рыбьи внутренности и чешуя. Он складывал круглые ладошки и выбрасывал все это за борт, от усердия проливая половину на себя. Он чувствовал, что пропах этим запахом – гнили и чешуи. Наверное, мама или папа давно бы уже сказали: «Прекрати пачкаться!», но старик в защитной рубашке только хвалил его и одобрительно подми гивал. Все-таки их игра была серьезной, гораздо серьезнее, чем грязные штаны.
Внезапно Ваня почувствовал какое-то прикосновение. Казалось, что-то холодное и скользкое, как пальцы утопленника, ощупывало его с ног до головы. Сначала эти прикосновения были легкими, почти ласкающими, затем они стали более сильными, почти навязчивыми, назойливыми. В ушах послышался тихий мерный гул, как это бывает, когда стоишь рядом с работающим трансформатором. Ладони, сложенные ковшиком, разжались сами собой, и очередная порция воды выплеснулась обратно в лодку. Руки и ноги отказывались подчиняться, по телу пошла мелкая дрожь.
Он повернулся налево, в сторону берега, и застыл.
– Эй, ефрейтор! Парень! Ваня!! – Ластычев пробовал его окликнуть, но мальчик не отзывался.
Он сидел, уставившись в невидимую точку на берегу. Комбат проследил направление его взгляда и не увидел ничего, заслуживающего внимания. Но состояние мальчика его пугало.
Ваня сидел неподвижно, с остекленевшими глазами, две блестящие дорожки слюны начинались от уголков рта и стекали на подбородок.
Комбат налег на весла, поворачивая лодку к берегу, набежавшая волна ударила в борт, и лодка покачнулась.
Ваня даже не пытался сохранить равновесие, он покачнулся вместе с лодкой, и на какое-то мгновение комбату показалось, что сейчас мальчик упадет в воду, и тогда...
«Интересно, умеет ли он плавать?» – подумал Ластычев и решил, что следует исходить из противного. Да даже если бы и умел, это ничего не меняло – в своем теперешнем состоянии Ваня не смог бы пошевелить и рукой. Комбат ухватил весла покрепче и налег изо всех сил.
Несколько отчаянных гребков – и они оказались на мелководье. Берег был совсем близко... Ластычев заметил, как Ваня начал крениться, будто падающее дерево.
– Парень!
Мальчик наклонялся все ниже и ниже, лодка стала заваливаться на левый борт. Комбат отпустил весла и бросился к мальчику. Там, на дне, мог оказаться какой-нибудь здоровенный камень. Ока – это не горная речка, и камни в ней – большая редкость, но комбат почему-то не сомневался в реальности угрозы, если и окажется на всем протяжении от Бронцев до Тарусы один-единственный валун, скрытый грязной ленивой водой, то он будет лежать именно здесь, будто давно дожидался своего часа, будто он только и хотел...
Как в замедленном кино Ластычев увидел, что его левая рука хватает автомат и не глядя, куда-то через голову, бросает на берег. Он даже не посмотрел, куда тот упал, потому что теперь было не до него.
Лодка заваливалась, вода хлынула через невысокий борт... Ластычев прыгнул вперед, обхватывая Ваню за плечи...
Краем глаза он успел заметить, как погружается в воду Николай, погружается, так и не очнувшись, тонет, чтобы больше не всплыть... «По крайней мере, не раньше, чем через неделю и не ближе, чем в Коломне...» – промелькнуло в голове.
Лодка перевернулась, накрыв Николая, комбат вцепился в черную футболку Вани и что было сил потянул вверх, в следующую секунду он сам оказался под водой, но продолжал тянуть руки вверх, чтобы Ваня не захлебнулся, сейчас это казалось ему самым главным.
Нога провалилась в илистое дно, Ластычев оттолкнулся, вода, как зеленая пелена, на мгновение закрыла глаза и тут же упала, он очутился на поверхности и глубоко вздохнул. И первое, что увидел перед собой,– застывшее, как посмертная гипсовая маска, лицо мальчика.
«Да что с ним происходит?» – На раздумья не было времени. Ластычев ухватил мальчика под мышки и потащил из воды.
Спотыкаясь, он дотащил грузное тело до берега и, обессиленный, рухнул, успев упасть первым. Ваня плюхнулся на него. Комбат осторожно оттолкнул неподвижное тело в сторону и вскочил на ноги, высматривая Николая.
Перевернутая лодка медленно крутилась в прибрежном водовороте. Ластычев бросился к ней. Он добежал и, ухватившись за просмоленный черный борт, напрягся и попытался перевернуть лодку, но сил не хватило. Чертыхнувшись, он опустился на колени, пошарил руками и наткнулся на какую-то мокрую тряпку. Комбат потянул на себя и почувствовал глухой удар в днище лодки. Удар изнутри.
Ластычев шумно выдохнул и набрал полную грудь воздуха. Он присел, погружаясь под воду, нащупал в темноте тело и обхватил его за пояс. Снова потянул на себя, словно большую тяжелую куклу.
Воздух заканчивался, Ластычев чувствовал, что начинает задыхаться. Он пробовал поднять голову и ударился о борт. Последний огромный пузырь вырвался из груди и глухо булькнул где-то над головой. Ластычев дернулся, отклонился назад и снова рванулся вверх, ощутив щекой шероховатые доски борта. Несколько мгновений он судорожно хватал ртом воздух, как огромная рыба, выброшенная приливом, но не отпускал Николая. Затем он налег на лодку плечом и снова потянул тело на себя.
Он увидел, как показались черные ботинки, а затем и все ноги, облепленные тяжелыми мокрыми штанинами. Ластычев закричал, собрал остатки сил и попробовал встать. В пояснице хрустело, руки грозили вот-вот лопнуть и оторваться, но он продолжал тянуть.
Наконец из-под лодки показалось все тело целиком. Николай лежал в воде лицом вниз, связанные руки, как спутавшиеся стебли камыша, качались на поверхности.
Комбат ухватил его за волосы, приподнял голову из воды и потащил за собой на берег. «Еще немного, и я сниму с него скальп...» – вяло подумал он.
На берегу он повалился на колени, но тут же заставил себя подняться. Перевернул тело Николая и посмотрел: подбородок того судорожно подергивался, будто он чем-то давился. Лас тычев снова перевернул его лицом вниз, приподнял за пояс штанов и, подставив под живот колено, сильно надавил.
Изо рта Николай плеснула тонкая струйка. Ластычев надавил сильнее, и в этот момент будто кто-то убрал невидимую преграду – тонкая струйка превратилась в мощный поток, Николая вырвало, он вскрикнул и закашлялся.
«Значит, дышит», – сообразил комбат и попробовал подняться, но перед глазами все закружилось, как в детстве, когда он слишком долго катался на карусели, ноги подогнулись, и он рухнул рядом с Николаем на прибрежный песок.
Несколько раз он упирался ладонями в песок и силился встать, но всякий раз подступавшая дурнота заставляла его в изнеможении падать на колени.
«Лодка... Ее унесет течением...» -думал комбат и снова пробовал встать, и снова все повторялось. Наконец он не выдержал и пополз на четвереньках обратно к воде.
Ластычев упрямо полз вперед, оставляя позади себя ямки в мокром песке. К счастью, лодка так и кружилась в пяти метрах от берега, но течение могло подхватить ее в любой момент, и тогда...
Комбат дополз до воды и окунул в нее похолодевшее лицо. Он помотал головой, словно полоскал ее, как грязное белье, и почувствовал, что в мозгах стало что-то проясняться. Лас тычев выставил одно колено и тяжело уперся в него обеими руками. Так нелепо, совсем по-стариковски, он не поднимался даже после самых тяжелых запоев.
«Пожалуй, теперь ты не тянешь даже на военрука в школе», – подумал он. Усмешка тронула его посиневшие губы, и... сразу стало легче.
Он встал и побрел по воде. Кеды хлюпали и норовили сорваться с ног, наверное, им было приятнее лежать в мягком иле, чем обнимать шершавые пятки обходчика.
Ластычев подошел к лодке. Он больше не пытался ее перевернуть. Он дождался, пока она сделает очередной оборот, затем протянул руку к кольцу, вделанному в носовую часть, и нащупал цепь. Она оказалась достаточно длинной («спасибо Господу за его маленькие радости!»), комбат перекинул ее через плечо и потащил лодку к берегу, прикидывая, что он, должно быть, сильно смахивает на бурлака. «Только те были на Волге... Впрочем, Ока в нее впадает, так что будем считать, что это одно и то же».
Перевернутые борта зашуршали по дну, Ластычев снял цепь с плеча и вытянул на всю длину – этого было достаточно, чтобы обмотать ее вокруг прибрежного куста, выглядевшего вполне надежно.
Он постоял немного, похлопывая себя по карманам, после неожиданного купания сигареты превратились в табачную кашу, и Ластычев, вздохнув, списал их по статье «боевые потери».
– Ефрейтор! – хрипло сказал он. – Судьба-злодейка забросила нас на необитаемый... точнее, теперь уже обитаемый, остров. Фрегат цел, но пушки, кажется, того... Утонули.
Неверными шагами он подошел к мальчику и нагнулся, чтобы тронуть его за плечо, и в этот момент Ваня сел и посмотрел на него ясными глазами -до того осмысленными, что комбату стало не по себе. Теперь круглое лицо и торчащие уши смотрелись глупой ошибкой, казалось, они принадлежали совсем другому человеку, кому угодно, но только не этому парню.
– Это здесь! – сказал он.
Ваня поднялся, смешно выпятив круглый толстый зад, но Ластычев даже не улыбнулся. Он вдруг почувствовал, что сейчас должно произойти что-то важное. Что-то очень...
Ваня махнул рукой в сторону леса, вплотную подступавшего к берегу, не такому обрывистому, как в Бронцах, а пологому. Мальчик смотрел куда-то в глубь леса и, казалось, что-то там видел.
– Пойдем. – Он протянул комбату руку. – Я должен тебе показать.
«Что показать?» Было в его словах нечто странное, нечто очень смущавшее комбата своей необычностью и новизной.
«Нет, это не смущает меня, – подумал Ластычев. – Это... пугает».
И тем не менее он не раздумывая подошел к Ване и вложил свои костлявые узловатые пальцы в его круглую ладонь. Рука мальчика была горячей, а его – напротив, холодна как лед, Ластычев почувствовал, что эта ледышка начала таять, съеживаться, он даже подумал, что сейчас увидит струйки талой воды, текущие меж Ваниных пальцев...
– Я должен тебе показать, – повторил Ваня, и Ластычев понял, что именно так его смутило: мальчик говорил чисто, без запинки. Он больше не взвешивал слова, думая, сможет ли он их произнести, он просто говорил, и все...
«Как все нормальные люди...»
– Что ты хочешь мне показать? – Кажется, комбат знал ответ. Он знал его заранее, еще не успев задать вопрос, но какая-то часть его сознания гнала эту мысль от себя, потому что ответ таил в себе что-то недоброе.
– Там. – Ваня дернул подбородком.
– Там... Что? – Во рту у Ластычева пересохло, он бы сейчас с удовольствием напился воды из Барского колодца, но еще больше ему хотелось курить.
– ОНО.
Ваня улыбнулся и пошел вперед, и Ластычев, боясь выпустить его руку, пошел следом.
* * *
Двенадцать часов сорок минут. Аэродром «Дракино».
Севастьянов провел совещание быстро, он разложил на столе карту и поставил перед каждым командиром конкретную задачу. Воинские части складывались в тугое кольцо, обнимавшее загадочное ПЯТНО на расстоянии пяти километров от его границы.
– Что будем делать с Окой? – спросил полковник Серебров, командовавший частями Тульской дивизии ВДВ.
Синяя лента реки извивалась вдоль северо-восточного края ПЯТНА, но нигде не углублялась в него. Казалось, странное ПОЛЕ остановилось перед водной преградой.
«Ока...» – Генерал задумался. Вообще-то, это не казалось ему такой уж большой проблемой. Из всех населенных пунктов, попавших в ЗОНУ, в непосредственной близости от реки стояла только деревня Бронцы, но групповое форсирование ее жителями Оки на подручных плавсредствах выглядело маловероятным.
– Поставить два кордона: здесь, со стороны Бронцев, и здесь. – Он ткнул пальцем в зелень, обозначавшую на карте лес. В этом месте река отклонялась вправо и уходила дальше, на север, а граница пятна, напротив, загибалась влево. – Думаю, этого будет достаточно. Попросим коллег из управления МВД Тульской области (правый берег Оки относился к тулякам) проявить бдительность. Пусть задерживают всех незнакомых и подозрительных. Еще вопросы?
Офицеры молчали.
– Полковник, – обратился генерал к Сереброву, – у ваших людей будет своя, особая, задача.
Серебров кивнул, по-другому и быть не могло – у десантников всегда особые задачи.
– Товарищи офицеры!.. Если вопросов больше нет, прошу отбыть к вверенным вам воинским подразделениям и выдвинуться к местам временной дислокации, обозначенной согласно моим приказам.
Генерал поднял руки, как дирижер, выдерживая паузу перед началом увертюры. Все замерли. Севастьянов громко хлопнул и потер ладони:
– По местам!
Капитан Некрасов открыл двери аэроклуба, и офицеры, возбужденно переговариваясь на ходу, устремились к выходу. Севастьянов кивнул Сереброву и склонился над картой.
– От вас, полковник, требуется создать мобильные группы и рассредоточить их по всему периметру ЗОНЫ. Учитывая особенности местности и количество бойцов, я не требую, чтобы они находились в пределах прямой видимости друг от друга, но оцепление должно быть максимально плотным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Под ногами у Вани плескалась коричневатая вода, в которой плавали размякшие окурки, рыбьи внутренности и чешуя. Он складывал круглые ладошки и выбрасывал все это за борт, от усердия проливая половину на себя. Он чувствовал, что пропах этим запахом – гнили и чешуи. Наверное, мама или папа давно бы уже сказали: «Прекрати пачкаться!», но старик в защитной рубашке только хвалил его и одобрительно подми гивал. Все-таки их игра была серьезной, гораздо серьезнее, чем грязные штаны.
Внезапно Ваня почувствовал какое-то прикосновение. Казалось, что-то холодное и скользкое, как пальцы утопленника, ощупывало его с ног до головы. Сначала эти прикосновения были легкими, почти ласкающими, затем они стали более сильными, почти навязчивыми, назойливыми. В ушах послышался тихий мерный гул, как это бывает, когда стоишь рядом с работающим трансформатором. Ладони, сложенные ковшиком, разжались сами собой, и очередная порция воды выплеснулась обратно в лодку. Руки и ноги отказывались подчиняться, по телу пошла мелкая дрожь.
Он повернулся налево, в сторону берега, и застыл.
– Эй, ефрейтор! Парень! Ваня!! – Ластычев пробовал его окликнуть, но мальчик не отзывался.
Он сидел, уставившись в невидимую точку на берегу. Комбат проследил направление его взгляда и не увидел ничего, заслуживающего внимания. Но состояние мальчика его пугало.
Ваня сидел неподвижно, с остекленевшими глазами, две блестящие дорожки слюны начинались от уголков рта и стекали на подбородок.
Комбат налег на весла, поворачивая лодку к берегу, набежавшая волна ударила в борт, и лодка покачнулась.
Ваня даже не пытался сохранить равновесие, он покачнулся вместе с лодкой, и на какое-то мгновение комбату показалось, что сейчас мальчик упадет в воду, и тогда...
«Интересно, умеет ли он плавать?» – подумал Ластычев и решил, что следует исходить из противного. Да даже если бы и умел, это ничего не меняло – в своем теперешнем состоянии Ваня не смог бы пошевелить и рукой. Комбат ухватил весла покрепче и налег изо всех сил.
Несколько отчаянных гребков – и они оказались на мелководье. Берег был совсем близко... Ластычев заметил, как Ваня начал крениться, будто падающее дерево.
– Парень!
Мальчик наклонялся все ниже и ниже, лодка стала заваливаться на левый борт. Комбат отпустил весла и бросился к мальчику. Там, на дне, мог оказаться какой-нибудь здоровенный камень. Ока – это не горная речка, и камни в ней – большая редкость, но комбат почему-то не сомневался в реальности угрозы, если и окажется на всем протяжении от Бронцев до Тарусы один-единственный валун, скрытый грязной ленивой водой, то он будет лежать именно здесь, будто давно дожидался своего часа, будто он только и хотел...
Как в замедленном кино Ластычев увидел, что его левая рука хватает автомат и не глядя, куда-то через голову, бросает на берег. Он даже не посмотрел, куда тот упал, потому что теперь было не до него.
Лодка заваливалась, вода хлынула через невысокий борт... Ластычев прыгнул вперед, обхватывая Ваню за плечи...
Краем глаза он успел заметить, как погружается в воду Николай, погружается, так и не очнувшись, тонет, чтобы больше не всплыть... «По крайней мере, не раньше, чем через неделю и не ближе, чем в Коломне...» – промелькнуло в голове.
Лодка перевернулась, накрыв Николая, комбат вцепился в черную футболку Вани и что было сил потянул вверх, в следующую секунду он сам оказался под водой, но продолжал тянуть руки вверх, чтобы Ваня не захлебнулся, сейчас это казалось ему самым главным.
Нога провалилась в илистое дно, Ластычев оттолкнулся, вода, как зеленая пелена, на мгновение закрыла глаза и тут же упала, он очутился на поверхности и глубоко вздохнул. И первое, что увидел перед собой,– застывшее, как посмертная гипсовая маска, лицо мальчика.
«Да что с ним происходит?» – На раздумья не было времени. Ластычев ухватил мальчика под мышки и потащил из воды.
Спотыкаясь, он дотащил грузное тело до берега и, обессиленный, рухнул, успев упасть первым. Ваня плюхнулся на него. Комбат осторожно оттолкнул неподвижное тело в сторону и вскочил на ноги, высматривая Николая.
Перевернутая лодка медленно крутилась в прибрежном водовороте. Ластычев бросился к ней. Он добежал и, ухватившись за просмоленный черный борт, напрягся и попытался перевернуть лодку, но сил не хватило. Чертыхнувшись, он опустился на колени, пошарил руками и наткнулся на какую-то мокрую тряпку. Комбат потянул на себя и почувствовал глухой удар в днище лодки. Удар изнутри.
Ластычев шумно выдохнул и набрал полную грудь воздуха. Он присел, погружаясь под воду, нащупал в темноте тело и обхватил его за пояс. Снова потянул на себя, словно большую тяжелую куклу.
Воздух заканчивался, Ластычев чувствовал, что начинает задыхаться. Он пробовал поднять голову и ударился о борт. Последний огромный пузырь вырвался из груди и глухо булькнул где-то над головой. Ластычев дернулся, отклонился назад и снова рванулся вверх, ощутив щекой шероховатые доски борта. Несколько мгновений он судорожно хватал ртом воздух, как огромная рыба, выброшенная приливом, но не отпускал Николая. Затем он налег на лодку плечом и снова потянул тело на себя.
Он увидел, как показались черные ботинки, а затем и все ноги, облепленные тяжелыми мокрыми штанинами. Ластычев закричал, собрал остатки сил и попробовал встать. В пояснице хрустело, руки грозили вот-вот лопнуть и оторваться, но он продолжал тянуть.
Наконец из-под лодки показалось все тело целиком. Николай лежал в воде лицом вниз, связанные руки, как спутавшиеся стебли камыша, качались на поверхности.
Комбат ухватил его за волосы, приподнял голову из воды и потащил за собой на берег. «Еще немного, и я сниму с него скальп...» – вяло подумал он.
На берегу он повалился на колени, но тут же заставил себя подняться. Перевернул тело Николая и посмотрел: подбородок того судорожно подергивался, будто он чем-то давился. Лас тычев снова перевернул его лицом вниз, приподнял за пояс штанов и, подставив под живот колено, сильно надавил.
Изо рта Николай плеснула тонкая струйка. Ластычев надавил сильнее, и в этот момент будто кто-то убрал невидимую преграду – тонкая струйка превратилась в мощный поток, Николая вырвало, он вскрикнул и закашлялся.
«Значит, дышит», – сообразил комбат и попробовал подняться, но перед глазами все закружилось, как в детстве, когда он слишком долго катался на карусели, ноги подогнулись, и он рухнул рядом с Николаем на прибрежный песок.
Несколько раз он упирался ладонями в песок и силился встать, но всякий раз подступавшая дурнота заставляла его в изнеможении падать на колени.
«Лодка... Ее унесет течением...» -думал комбат и снова пробовал встать, и снова все повторялось. Наконец он не выдержал и пополз на четвереньках обратно к воде.
Ластычев упрямо полз вперед, оставляя позади себя ямки в мокром песке. К счастью, лодка так и кружилась в пяти метрах от берега, но течение могло подхватить ее в любой момент, и тогда...
Комбат дополз до воды и окунул в нее похолодевшее лицо. Он помотал головой, словно полоскал ее, как грязное белье, и почувствовал, что в мозгах стало что-то проясняться. Лас тычев выставил одно колено и тяжело уперся в него обеими руками. Так нелепо, совсем по-стариковски, он не поднимался даже после самых тяжелых запоев.
«Пожалуй, теперь ты не тянешь даже на военрука в школе», – подумал он. Усмешка тронула его посиневшие губы, и... сразу стало легче.
Он встал и побрел по воде. Кеды хлюпали и норовили сорваться с ног, наверное, им было приятнее лежать в мягком иле, чем обнимать шершавые пятки обходчика.
Ластычев подошел к лодке. Он больше не пытался ее перевернуть. Он дождался, пока она сделает очередной оборот, затем протянул руку к кольцу, вделанному в носовую часть, и нащупал цепь. Она оказалась достаточно длинной («спасибо Господу за его маленькие радости!»), комбат перекинул ее через плечо и потащил лодку к берегу, прикидывая, что он, должно быть, сильно смахивает на бурлака. «Только те были на Волге... Впрочем, Ока в нее впадает, так что будем считать, что это одно и то же».
Перевернутые борта зашуршали по дну, Ластычев снял цепь с плеча и вытянул на всю длину – этого было достаточно, чтобы обмотать ее вокруг прибрежного куста, выглядевшего вполне надежно.
Он постоял немного, похлопывая себя по карманам, после неожиданного купания сигареты превратились в табачную кашу, и Ластычев, вздохнув, списал их по статье «боевые потери».
– Ефрейтор! – хрипло сказал он. – Судьба-злодейка забросила нас на необитаемый... точнее, теперь уже обитаемый, остров. Фрегат цел, но пушки, кажется, того... Утонули.
Неверными шагами он подошел к мальчику и нагнулся, чтобы тронуть его за плечо, и в этот момент Ваня сел и посмотрел на него ясными глазами -до того осмысленными, что комбату стало не по себе. Теперь круглое лицо и торчащие уши смотрелись глупой ошибкой, казалось, они принадлежали совсем другому человеку, кому угодно, но только не этому парню.
– Это здесь! – сказал он.
Ваня поднялся, смешно выпятив круглый толстый зад, но Ластычев даже не улыбнулся. Он вдруг почувствовал, что сейчас должно произойти что-то важное. Что-то очень...
Ваня махнул рукой в сторону леса, вплотную подступавшего к берегу, не такому обрывистому, как в Бронцах, а пологому. Мальчик смотрел куда-то в глубь леса и, казалось, что-то там видел.
– Пойдем. – Он протянул комбату руку. – Я должен тебе показать.
«Что показать?» Было в его словах нечто странное, нечто очень смущавшее комбата своей необычностью и новизной.
«Нет, это не смущает меня, – подумал Ластычев. – Это... пугает».
И тем не менее он не раздумывая подошел к Ване и вложил свои костлявые узловатые пальцы в его круглую ладонь. Рука мальчика была горячей, а его – напротив, холодна как лед, Ластычев почувствовал, что эта ледышка начала таять, съеживаться, он даже подумал, что сейчас увидит струйки талой воды, текущие меж Ваниных пальцев...
– Я должен тебе показать, – повторил Ваня, и Ластычев понял, что именно так его смутило: мальчик говорил чисто, без запинки. Он больше не взвешивал слова, думая, сможет ли он их произнести, он просто говорил, и все...
«Как все нормальные люди...»
– Что ты хочешь мне показать? – Кажется, комбат знал ответ. Он знал его заранее, еще не успев задать вопрос, но какая-то часть его сознания гнала эту мысль от себя, потому что ответ таил в себе что-то недоброе.
– Там. – Ваня дернул подбородком.
– Там... Что? – Во рту у Ластычева пересохло, он бы сейчас с удовольствием напился воды из Барского колодца, но еще больше ему хотелось курить.
– ОНО.
Ваня улыбнулся и пошел вперед, и Ластычев, боясь выпустить его руку, пошел следом.
* * *
Двенадцать часов сорок минут. Аэродром «Дракино».
Севастьянов провел совещание быстро, он разложил на столе карту и поставил перед каждым командиром конкретную задачу. Воинские части складывались в тугое кольцо, обнимавшее загадочное ПЯТНО на расстоянии пяти километров от его границы.
– Что будем делать с Окой? – спросил полковник Серебров, командовавший частями Тульской дивизии ВДВ.
Синяя лента реки извивалась вдоль северо-восточного края ПЯТНА, но нигде не углублялась в него. Казалось, странное ПОЛЕ остановилось перед водной преградой.
«Ока...» – Генерал задумался. Вообще-то, это не казалось ему такой уж большой проблемой. Из всех населенных пунктов, попавших в ЗОНУ, в непосредственной близости от реки стояла только деревня Бронцы, но групповое форсирование ее жителями Оки на подручных плавсредствах выглядело маловероятным.
– Поставить два кордона: здесь, со стороны Бронцев, и здесь. – Он ткнул пальцем в зелень, обозначавшую на карте лес. В этом месте река отклонялась вправо и уходила дальше, на север, а граница пятна, напротив, загибалась влево. – Думаю, этого будет достаточно. Попросим коллег из управления МВД Тульской области (правый берег Оки относился к тулякам) проявить бдительность. Пусть задерживают всех незнакомых и подозрительных. Еще вопросы?
Офицеры молчали.
– Полковник, – обратился генерал к Сереброву, – у ваших людей будет своя, особая, задача.
Серебров кивнул, по-другому и быть не могло – у десантников всегда особые задачи.
– Товарищи офицеры!.. Если вопросов больше нет, прошу отбыть к вверенным вам воинским подразделениям и выдвинуться к местам временной дислокации, обозначенной согласно моим приказам.
Генерал поднял руки, как дирижер, выдерживая паузу перед началом увертюры. Все замерли. Севастьянов громко хлопнул и потер ладони:
– По местам!
Капитан Некрасов открыл двери аэроклуба, и офицеры, возбужденно переговариваясь на ходу, устремились к выходу. Севастьянов кивнул Сереброву и склонился над картой.
– От вас, полковник, требуется создать мобильные группы и рассредоточить их по всему периметру ЗОНЫ. Учитывая особенности местности и количество бойцов, я не требую, чтобы они находились в пределах прямой видимости друг от друга, но оцепление должно быть максимально плотным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78