Два слова. Всего два слова, которые он (да и не только он– все) всегда знал, но почему-то не думал, что это – одно и то же. Два затасканных слова, которые неловко произносить, потому что звук вынимает из них смысл, их нельзя писать, потому что тогда они превращаются в набор чернильных закорючек, их можно только чувствовать... И ждать. Всегда. До самого конца. ЛЮБОВЬ. И ЖИЗНЬ.
И, если ты их произносишь редко... А лучше – вообще не произносишь, потихоньку шепчешь в своем сердце, тогда ты начинаешь понимать, что это – одно и то же.
Они это понимали. Но очень боялись сказать вслух, потому что шальной ветер рассеял бы все, как дым, оставив только пустоту.
И еще они боялись того, что, наверное, уже поздно. Хотя...
– Не здесь, – прошептала Рита. – Ты... чувствуешь это? Да? Это ведь... не здесь, правда?
Он с трудом заставил себя оторваться от нее.
– Да... – Он чувствовал это. Все должно было случиться не здесь и не так.
Если вообще ДОЛЖНО было случиться.
Пантомима повторилась, будто КТО-ТО открутил пленку назад. Он поставил ногу на кик, а она – схватилась за рюкзак, готовая вновь заняться поисками расчески.
Джордж пнул кик, и двигатель заработал – ровно и уверенно. «Раз, два, три, четыре... Раз, два, три, четыре...»
Он перенес ногу через седло, верные пятикарманные ливайсы показались неожиданно тесными в паху... Впрочем, это нисколько не походило на то, что было с ним в лесу. Это вроде как ехать на байке, но не на заднем сиденье, а за рулем. Вроде бы очень похоже, и скорость одна, но... Все было по-другому.
– Садись! – Он должен был что-то сказать, выпустить пар в свисток.
Рита села (еще до того, как он успел это произнести) и вцепилась в толстовку. Но на этот раз она держалась аккуратно, даже нежно, будто сидела за рулем СВОЕЙ машины, а не взятой напрокат.
На мгновение им показалось, что порыв ветра донес далекий рокот дизеля. Они переглянулись, но звук не повторился.
– Меня зовут Рита, – кокетливо сказала она. Он обрадовано зажмурился и кивнул.
– Мой позывной – «Джордж»!
– Поехали!
– Стартуем!
Грубое зубастое колесо разметало придорожный гравий, байк вильнул и стал набирать скорость. Кузнечики в сухой траве пытались повторить размер вальса. Они старались изо всех сил: то ли копировали, то ли – посмеивались...
«Раз, два, три, четыре... Раз, два, три, четыре...»
Налетевший порыв ветра – новый, уже более сильный – снова донес мерный стук дизеля, работающего на предельных оборотах.
Кузнечики на мгновение смолкли, дожидаясь тишины... И снова принялись за свое. «Раз, два, три, четыре...»

* * *
Двенадцать часов двадцать минут. Шоссе Таруса – Калуга.
Мезенцев сидел, вцепившись в огромную баранку. Трактор бросало из стороны в сторону, и он подумал, что это изматывающее занятие – вести тяжелый «Т-150» по шоссе на предельной скорости.
Лобовое стекло было покрыто тонкой пленкой засохшей крови, от этого дорога виделась ему в коричневатых тонах.
В кабине стоял тяжелый запах. Даже не запах, а целый букет запахов. Основную ноту вносил дизельный выхлоп, сквозь него, когда ветер относил дым, бьющий из трубы, пробивался вязкий запах крови и желудочной кислятины.
Ружье стояло слева от него, при каждом сильном толчке оно ударяло в плечо, и тогда Мезенцев отпихивал его локтем.
Соловьев сидел справа, парень внезапно осунулся и поста рел. Он не выглядел старше – он именно постарел. «Наверное, он станет таким лет через тридцать или сорок, – подумал Ме зенцев. – Разве только волос на голове будет поменьше. А то и совсем не будет».
Мезенцев не сплевывал, а проглатывал кровь, текущую из прокушенной губы. В любое другое время он бы не глотал, а выплевывал ее – под ноги или в боковое окно, но не сейчас. Сейчас этот вкус ему нравился.
Кровотечение вскоре остановилось. Он бросил взгляд на Соловьева и увидел, что парень смотрит на него округлившимися от ужаса глазами.
– Что?
– К-к-куда мы едем?
«Начал заикаться. Того и гляди, лужу надует, если уже не надул...»
– Вперед.
– Это я п-п-понимаю... Но... зачем?
– А-а-а, парень... – Мезенцев усмехнулся. – Наверное, потому, что я вижу в этом какой-то смысл.
– Какой?
– Я же сказал – «какой-то», – начал раздражаться Мезен цев. – А если я сказал «какой-то», это значит, что я не хочу выкладывать тебе все до конца. «Или сам толком не знаю», – добавил он про себя.
Парень долго смотрел на него, не отрывая глаз. Затем медленно проговорил:
– Мне кажется, я вас уже где-то видел.
То же самое ощущение не покидало Мезенцева: что он где-то видел этого парня раньше. Но где? Он никак не мог вспомнить.
– В Серпухове? – продолжал Соловьев, будто разговаривая с самим собой.
– Я там бывал всего несколько раз. Вряд ли.
– Но тогда где? Мы незнакомы, но мы точно встречались.
– Может быть. Не ломай себе голову. По-моему, это не так уж важно.
Действительно, это было не так уж важно... Особенно учитывая то, что случилось в деревне. И все-таки...
– Послушайте, что здесь происходит? Я хочу... Мезенцев перебил его:
– Готовишь репортаж? Хочешь написать еще одну забавную статью в своей газетке? Тогда открой пошире глаза и смотри по сторонам, потому что здесь точно ЧТО-ТО происходит... Но, боюсь, у меня нет ответа.
– Это секретная информация? Ну хоть намекните, потому что... У меня это в голове не укладывается. Я пытаюсь и не могу найти объяснения: сначала – сгоревший бензовоз, потом...
Парень говорил, но Мезенцев едва слушал его. «Ты не можешь найти объяснения, поэтому спрашиваешь у меня. Ноты обратился не по адресу, парень. Видишь ли, наверное, я – последний человек, который смог бы хоть что-нибудь объяснить».
– Там были люди? В деревне? Вы же ходили по деревне, пока я спал... дремал на траве? Вы что-нибудь видели?
«Скорее слышал. Но если я расскажу тебе об этом, ты наверняка решишь, что я спятил. Честно говоря, я и сам так думаю– что немного спятил, но... Это было бы слишком просто».
– Там не было людей. По крайней мере, живых.
– Ну да. – Парень в задумчивости терзал подбородок. – Иначе кто-нибудь давно бы уже позвонил в милицию, или... Постойте! А как же вы обо всем узнали?
– Так же, как и ты. Причем подозреваю, что это случилось в одно и то же время.
– А ваши люди? А ваше задание? Мезенцев поморщился:
– Не знаю, что ты там себе на придумывал... Никаких людей нет. Я один. Хотя – теперь уже, наверное, не один. Учитывая нашу судьбоносную встречу. А задание? Какое у меня, по-твоему, задание?
– Ну как? – Губы Соловьева отказывались повиноваться. Они дрожали, как тарелки на барабане. – Разве вы не должны были найти обломки упавшего вертолета?
– Какого вертолета?
– Ну, того самого, с которого мы прыгнули... – «Мы! Я сказал мы, подразумевая – все мы. Но... Ведь он тоже там был!»
Мезенцев внимательно посмотрел на него и широко улыбнулся:
– Вот откуда я тебя знаю. Ты тоже прыгал. – Соловьев закивал. – Ну да, шлем несколько меняет лицо, да и лица у нас, наверное, были немного другие... Здорово, правда? Бросаешься навстречу неизвестности... Пустоте! Летишь... – Ме зенцев мечтательно зажмурился. – Восторг!
– Но... тогда получается... – Соловьев подумал, что этого никак не может быть. Совсем не может. – Тогда вы не тот, за кого себя выдаете?
– А за кого я себя выдаю? – Все окончательно перемешалось. Мезенцев уже с трудом мог разобраться, где заканчивается он и начинается капитан Некрасов, где кончается Не красов и снова начинается он... – Ты меня с кем-то спутал, принял за другого человека, а я просто промолчал. Вот и все.
Соловьев пытался переварить эти новые факты. Оказывается, человек, который, как он думал, облечен властью и выполняет секретное поручение, никакой не спецназовец, а... Такой же, как и он.
Значит, он тоже ничего не знает.
«Правда, он кое-что может, – Соловьев попытался заглянуть за плечо лже-капитана, разглядеть ружье. – И он...»
– Послушайте. Но если вы не капитан, и вообще не военный – как вы объясните то, что сделали? Потом?
– С чего ты взял, что я собираюсь кому-то что-то объяснять? – Мезенцев прочитал застывший в глазах Соловьева вопрос и все понял. – Ах, ну да! Еще пару минут назад тебя это не беспокоило. Ты думал, что убить человека – это обыкновенная работа для таких, как... капитан спецназа Некрасов. Но не для таких, как я. То есть им можно, а мне нельзя. Да? Ты об этом думаешь?
Соловьев кивнул.
– Но ведь тебя это устраивало. Там, – он дернул подбородком, – в деревне. Или, может, было бы лучше, если бы я встал рядом с тобой и заревел? А?
– Нет...
– Штука в том, парень, что я никому ничего не собираюсь объяснять. Здесь и так достаточно дерьма, и, может быть, кто-то попытается повесить все это на нас...
– Абсурд! – вырвалось у Соловьева. – Мы не могли...
– Вот именно, мы не могли. Никто ничего не видел, свидетелей нет... Кроме...
Соловьев вдруг почувствовал, что трактор стал замедлять ход. Он вцепился в баранку, словно это могло что-то изменить... Лицо его побелело, и ему показалось, что его сейчас снова вырвет, желудок болезненно сжался, но в нем было пусто.
– Может быть, ты хочешь стать свидетелем? – спросил Мезенцев, и журналисту показалось, что голос его звучит зловеще. – Отправить меня за решетку – лет на восемь. И все из-за того, что я сдуру спас тебе жизнь? Это твоя благодарность?
– Нет, нет, я этого не хочу. Я совсем не это имел в виду... – лепетал он, понимая, что его слова выглядят по меньшей мере неубедительно.
Трактор остановился. Мезенцев заглушил двигатель, и в наступившей тишине отчетливо послышался стук – зубы Соловьева выбивали частую дробь.
Мезенцев взял ружье и пружинисто спрыгнул на землю.
– Вылезай!
– Нет! Не надо! – Соловьев пытался нащупать зажигание... Или что там есть у этих чертовых тракторов... Но никак не мог найти нужный рычажок.
Щелкнули курки.
– Здесь остался один патрон. Если не вылезешь сейчас же, он достанется тебе.
– А-а-а-а..... е-е-если?..
– ВЫЛЕЗАЙ! – заорал Мезенцев, и Соловьев послушно вылез из кабины.
Мезенцев отступил назад, и журналист увидел, что пути к бегству отрезаны – он был зажат между двух огромных колес. «К тому же, – подумал он, – от ружья далеко не убежишь».
Он почувствовал, что слезы помимо его воли уже готовы катиться по щекам, и понял, что даже не сможет их вытереть– так дрожали руки.
– Давай решим все сейчас, – сказал лже-капитан, но от этого Соловьеву стало только страшнее, ведь то, что можно было оправдать выполнением специального задания, в других обстоятельствах не имело никакого оправдания. Кроме, возможно, безумия.
Мужик был безумен – Соловьев больше не сомневался в этом. Он сошел с ума и собирался еще раз нажать на курок.
«Да, для него это выглядит просто как нажать на курок», – понял журналист.
– Или мы будем вместе, или... – глухо сказал капитан. Ружье в его руках начало медленно подниматься.
Две черные бездонные дыры уперлись Соловьеву в лицо. Он хотел закричать... и не смог. Он пробовал отвести глаза или зажмуриться... но тело не слушалось.
Он пробовал сделать хоть что-то, но с отчаянием обнаружил, что не может сделать ничего.
– Здесь что-то происходит, парень, – нараспев говорил Ме зенцев. – Что-то не очень хорошее, поверь мне... Да ты и сам это видишь... Нам надо держаться вместе. Другого выхода нет. Но если ты сомневаешься...
Ружье медленно закачалось перед лицом.
– Нет... нет... – Соловьев судорожно ловил ртом воздух, но легкие казались забитыми цементом, они никак не могли расправиться и наполнить грудь.
– Если у тебя еще остались какие-то сомнения, то лучше скажи сразу. Сделай это сейчас. Я должен знать, могу ли я на тебя рассчитывать.
Соловьев закивал:
– Да, да... Можете... можете...
– Ты был не прав, парень. Ты поставил вопрос в чересчур категоричной форме. Теперь я хочу знать, можешь ли ты его разрешить? В такой же форме? Ну?
– Вам показалось... Я ничего не ставил. – Соловьев удивлялся, как он еще может говорить, слова доносились глухо и откуда-то издалека, как это бывает, когда кто-то вклинивается в телефонный разговор.
– На!
Он вдруг почувствовал, что приклад уперся ему в грудь, ружье повернулось. Теперь стволы смотрели куда-то в сторону, поверх левого плеча Мезенцева.
– Держи!
Соловьев будто со стороны наблюдал за своей рукой: вот белые пальцы обхватили ложе... вздрогнув, двинулись вперед...
– Положи пальцы на курки!
– Зззачем?
– Делай, что я говорю!
Соловьев осторожно положил дрожащие пальцы на курки. Он старался изо всех сил напрячь их, чтобы случайно не нажать и не выстрелить.
– Молодец! – похвалил Мезенцев. – А теперь... Подойдем ближе к проблеме... – Он медленно обхватил вороненую сталь стволов, повернул и упер их себе в грудь. – Тихо, парень! Не дрожи! Не делай случайных движений, ладно? Я не хочу, чтобы это получилось случайно. Ты понял?
Соловьев с трудом проглотил слюну, она походила на кусок застывающего воска.
– Отлично! Даже нет, мы поступим вот как. – Мезенцев встал на колени, будто собирался сделать что-то непристойное. Обеими руками он держал стволы у самого обреза и заглядывал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78