Обычное при таких процедурах покалывание в руке оказалось неожиданно сильным: способности-то у девушки, оказывается, очень даже недюжинные. Я открыл было рот, чтобы выговорить ей за неосторожность, но передумал. В первую очередь, она даже не догадывалась, что делает. Не го чтобы святая невинность, но и не то чтобы виновата в этом с головой. Ну и во-вторых, она только что прошла через кошмарные муки в руках фейри-садистов. Возможно, она просто не могла контролировать свои эмоции, даже если бы хотела.
Молли изумленно уставилась на меня, когда поднятая ею волна энергии вдруг исчезла. Гнев и боль в ее позе, на ее лице сменились неуверенностью.
– Я не калечила их, – повторила она гораздо тише. – Я спасла их.
– Молли, ты должна понять, что произошло. Я знаю, ты устала и напугана. Но это ни черта не меняет того, что ты с ними сделала. Ты траха… ты орудовала с их рассудком. Ты использовала магию, чтобы подчинить их своей воле, и то, что ты делала это, руководствуясь благими побуждениями, совершенно ничего не меняет. В глубине души, на подсознательном уровне оба понимают,что ты сделала с ними. Они еще попытаются сопротивляться. Вернуть себе свободу выбора. И эта борьба изорвет их психику в клочья.
Глаза ее переполнились слезами.
– Н-но…
– Рози была в лучшем состоянии, – продолжал я ровным голосом. – Возможно, через несколько лет она и оправится. Но Нельсон, возможно, уже сошел с ума. Он может не выкарабкаться. И то, что ты сделала с ними, воздействовало и на твою собственную голову. Не так, как на Рози и Нельсона, но ты и сама пострадала. Теперь тебе труднее будет контролировать свои импульсы, свою магию. А это значительно увеличивает возможность того, что ты сорвешься и причинишь вред кому-нибудь еще. Это опасный путь. Я видел, как такое происходит.
Молли замотала головой.
– Нет. Нет, нет, нет.
– И еще одно, что тебе нужно знать, – сказал я. – Белый Совет установил семь Законов Магии. Возиться в чужих головах – нарушение одного из них. Когда Совет узнает о том, что ты сделала, тебя будут судить и казнят. Суд, приговор и казнь не займут и часа.
Она замолчала и, плача, уставилась на меня.
– Суд? – прошептала она.
– Пару дней назад я присутствовал при казни паренька, который нарушил тот же закон.
Похоже, это ее совсем сломало. Взгляд ее бесцельно блуждал из стороны в сторону, слезы струились по щекам.
– Но… я не знала.
– Это не принимается в расчет.
– Я не хотела никому вредить.
– Аналогично.
Она разразилась почти истеричным плачем, прижимая руки к животу.
– Но… но это несправедливо.
– Ты так думаешь? – тихо произнес я. – Вот еще одна жестокая истина, Молли. Я теперь Страж Совета. Моя обязанность – доставить тебя к ним.
Она молча смотрела на меня. Казалось, боль, беспомощность, одиночество раздавили ее. Видит Бог, она выглядела сейчас той самой маленькой девочкой, с которой я познакомился в доме Майкла несколько лет назад. Мне пришлось напомнить себе, что за этими голубыми глазами прячется и другая, более темная часть ее души. Та часть, что покалечилась тогда, когда она калечила других; та часть, к которой принадлежали теперь безудержный гнев, упрямство.
Мне очень не хотелось видеть в ней этих признаков самого себя… точнее, другого себя – потому что мне очень не хотелось развивать вытекающую из этого логическую цепочку. Молли нарушила Законы Магии. Она причинила другим необратимое зло. Ее поврежденная психика могла обрушиться на нее саму, сведя ее с ума.
Из чего следовало, что она опасна.
Опасна, как бомба с часовым механизмом.
И то, что она нарушила Закон с лучшими намерениями, не значило ровным счетом ничего. Собственно, Законы Магии – и их приговоры – писаны именно для того, чтобы разбираться с теми, в кого эта девочка превратилась.
Однако когда Закону не удается защитить тех, на кого он распространяется, это приходится делать кому-то другому – в данном случае мне. У меня был еще шанс спасти ее жизнь. Не то чтобы слишком большой, но все же лучше, чем ничего. Если, конечно, она не миновала уже точку, из которой нет возврата.
И я знал только один способ выяснить это.
Я остановился в полутемном коридоре и повернулся к ней:
– Молли. Знаешь, что такое заглянуть в душу?
– Это… Я читала – это когда заглядываешь кому-то в глаза. Тогда видно, кто это на самом деле.
– Горячо, горячо, – улыбнулся я. – Делала такое сама?
Она покачала головой.
– В книжке написано, это бывает опасно.
– Бывает, – подтвердил я. – Хотя, возможно, не из-за того, о чем ты думала. Когда ты видишь человека вот так, Молли, невозможно скрыть правду о том, кто ты. Ты видишь все, хорошее и плохое. Не в деталях, конечно, но составить точное представление о том, кто ты, можно. И не задаром. Стоит увидеть это раз, и это остается у тебя в голове – врезается намертво и не тускнеет со временем. И когда ты смотришь кому-то в душу, этот кто-то видит точно так же твою.
Она кивнула.
– А чего вы спрашиваете?
– Мне хотелось бы заглянуть в твою душу, Молли, – с твоего позволения, конечно.
– Зачем?
Я чуть улыбнулся, хотя мое отражение в темном окне показало, что улыбка вышла невеселая.
– Затем, что я хочу помочь тебе.
Она отвернулась, словно вознамерилась идти дальше, но не двинулась с места, а осталась стоять, покачиваясь, шурша лохмотьями юбки.
– Не понимаю.
– Я не хочу делать тебе больно, детка. Но мне нужно, чтобы ты чуть больше доверяла мне.
Она прикусила губу и кивнула.
– Ладно. Что мне надо сделать?
Я остановился и встретился с ней взглядом. Она как в зеркале повторила мое движение.
– Это может показаться немного странным. Но это продлится гораздо меньше, чем кажется.
– Хорошо, – произнесла она совсем потерянно.
Я встретился с ней взглядом.
Секунду мне казалось, что ничего не происходит. Потом я понял, что уже смотрю ей в душу и вижу всего только Молли, стоящую передо мной и глядящую на меня – такую, какой вижу ее всегда. Но я видел еще и коридор за ее спиной, и в выходящих на церковный двор окнах я разглядел полдюжины ее отражений.
Одно показывало ее истощенной, словно она голодает или накачана наркотиками, и глаза ее горели неприятным, безумным светом. В другом я видел ее улыбающейся и смеющейся, старше и тяжелее, что ей шло, в окружении детей. В третьем рядом с ней стоял я в сером плаще Стража, а на левой щеке ее багровел шрам, почти клеймо. Следующее окно показало Молли такой, какой она выглядела сейчас, только в более скромном одеянии, и в глазах ее плясал смех. Еще одно отражение показывало ее за столом, погруженную в работу.
Но последнее…
На последнем Молли вообще не напоминала девушку. То есть внешне она казалась все той же Молли. Но глаза выдавали ее. Они были непрозрачными, пустыми, как у рептилии. Черная одежда дополнялась черным же воротником, да и волосы она выкрасила в черный цвет. Хотя она выглядела как Молли, как человек, но превратилась во что-то совершенно другое. Что-то очень и очень страшное.
Вероятности. Я видел вероятности. В девочке, несомненно, ощущалось присутствие тьмы, но это еще не обрело власть над ней. Во всех своих потенциальных ипостасях она оставалась обладательницей силы – разных типов силы, однако в каждом варианте она оставалась сильной. Она могла распорядиться своей силой верно или неверно – в зависимости от выбора, который сделает.
Ей не хватало наставника. Человека, который показал бы ей нужные струны, инструменты, без которых она не могла обойтись, имея дело со своей новообретенной силой, и всего такого, что сопутствует этому. И все равно зерно темноты продолжало гореть в ней холодным огнем, но кто я такой, чтобы бросить в нее камень? Да, она обладала потенциалом, позволяющим ей превратиться в чудовище, и еще какое.
Как и любой из нас.
Я подумал о Майкле и Черити, ее родителях, ее семье. Ее сила выковалась и покоилась на их силе. Оба они относились к использованию магии по меньшей мере как к чему-то подозрительному, если не греховному, – и уж во всяком случае, чертовски опасному. Их противодействие силе, проявлявшейся в Молли, могло обернуть способности, которыми они одарили дочь, против нее самой. Если она верила или начинала верить в то, что ее сила – зло, это могло еще сильнее и быстрее толкнуть ее на неверный путь.
Я мог себе представить, как переживают Майкл и Черити за дочь.
Но помочь ей они не могли.
Одно не подлежало сомнению, и это давало мне некоторую надежду. Молли не запятнала еще себя несмываемо. Ее будущее только предстояло написать.
Ради этого стоило побороться.
Взгляды наши разомкнулись, и разные, несхожие отражения в окнах за спиной Молли исчезли. Девушка дрожала, как перепуганный зверек, глядя на меня широко открытыми глазами.
– Боже, – прошептала она. – Я не знала…
– Спокойно, – сказал я ей. – Сядь, пока головокружение не пройдет.
Я помог ей сесть на пол, прислонившись спиной к стене, и сам сел рядом. Я потер переносицу, в которой снова занималась боль.
– Что вы увидели? – прошептала она.
– Что ты в принципе очень неплохой человек, – ответил я. – Что ты обладаешь большим потенциалом. И что тебе грозит опасность.
– Опасность?
– Сила – она как деньги, детка. С ней непросто справляться, и, начав раз получать ее, всегда хочется больше. Мне кажется, ты в опасности, потому что сделала пару раз неверный выбор. Использовала свою силу так, как не должна была. Продолжай в том же роде – и ты окажешься на темной стороне.
Она подобрала колени под подбородок и охватила руками.
– Вы… вы узнали, что хотели?
– Угу, – кивнул я. – Тебе предстоит сделать выбор… даже два, Молли. Начиная с того, хочешь ли ты добровольно предстать перед Советом.
Она нервно качнулась взад-вперед.
– А это нужно?
– Рано или поздно тебя все равно обнаружат. И если они решат, что ты пыталась скрыться от Совета, тебя, возможно, казнят на месте. Однако если ты добровольно согласишься сотрудничать и если кто-то выступит в твою поддержку, Совет может и воздержаться от смертного приговора.
– А вы разве не собирались так и так сдать меня?
– Нет, – ответил я. – Все дело в свободе, Молли. Выбор за тобой. Я с уважением отнесусь к тому, что ты захочешь.
Она нахмурилась.
– А у вас не будет неприятностей из-за этого?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Меня могут и убить за пособничество чернокнижнику.
– Правда?
– Честно говоря, они не слишком исполнены терпимости, всепрощения и любви взахлеб, – сказал я. – Пару раз меня едва не прикончили. Это опасные люди.
Она поежилась.
– Вы… вы готовы рисковать из-за меня?
– Угу.
Она нахмурилась, переваривая это.
– А если я сдамся?
– Тогда мы объясним, что случилось. Я выступлю в твою поддержку. Если Совет согласится, меня назначат ответственным за твое обучение и использование тобой магии.
Она зажмурилась:
– Вы хотите сказать… Я стану вашей ученицей?
– Примерно так, – кивнул я. – Только тебе придется понять кое-что. Это будет означать, что ты согласна признать мое руководство. Если я скажу тебе сделать так и так, ты сделаешь так и так. Без вопросов, без промедления. То, чему я могу научить тебя, – не игрушки. Это энергия жизни и смерти, и в нашем ремесле нет места тем, кто не готов пахать, чтобы овладеть ею. Если ты пойдешь на Совет со мной, ты примешь эти условия. Ясно?
Она поежилась и кивнула.
– Дальше. Ты должна решить, что ты будешь делать с этими своими способностями.
– А какой у меня выбор? – спросила она.
Я пожал плечами.
– У тебя хватает таланта, чтобы рано или поздно вступить в Белый Совет, если ты захочешь. Или ты найдешь что-то, достойное того, чтобы поддерживать это своими талантами. Я слыхал о паре чародеев, сделавших на своем умении жуткую кучу денег. Или, блин, после того, как ты научишься контролировать себя и свои способности, ты можешь просто отложить их в сторону. Дать им сойти на нет.
Как твоя мама.
– Последнего я никогда не сделаю, – заявила она.
Я фыркнул.
– А ты подумай об этом, детка. Вступи сейчас в ряды чародеев, и ты окажешься в самом пекле войны. Нехорошим парням плевать на то, что ты молода и необучена.
Она прикусила губу.
– Хорошо бы поговорить с родителями. Можно?
Я медленно перевел дух.
– Конечно, если хочешь. Только ты должна понять, что выбор все равно твой. Ты не должна позволять никому делать его за тебя.
Довольно долго она молчала.
– Вы правда считаете, – спросила она наконец очень-очень тихо, – что я могу… могла бы типа перейти на темную сторону?
– Угу, – подтвердил я. – Там, на той стороне, полно всяких тварей, которые с удовольствием тебе в этом посодействуют. Потому я и хочу помочь тебе – чтобы ты смогла избегать встречи с такими типами до тех пор, пока сама не научишься справляться с этим.
– Но, – лицо ее жалко сморщилось, – я не хочубыть нехорошим парнем.
– Этого никто не хочет, –заверил я ее. – Большинство нехороших парней в реальном мире не знают, что они нехорошие парни. У тебя ведь нет мигалки, которая включалась бы каждый раз, как ты обрекаешь себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66