Так
думал и говорил весь народ; в действительности граф Феникс брал
деньги, но только в тех случаях, когда очень богатые сановники и
бояре привозили ему не менее двух-трех сотен червонцев. Суммы
меньшие он не брал, объясняя, что он вообще денег за лечение не
берет>.
Большим лицемером как по долгу службы, так и по природ-
ному характеру был министр полиции Франции Жозеф Фуше.
Именно ему приписывается создание <тройной> службы полиции:
одна, самая многочисленная, следила за гражданами страны, вто-
рая - за самими полицейскими, а третья, самая секретная, дол-
жна была наблюдать, чтобы первая не подкупила вторую.
Когда сам Фуше попал в опалу у Наполеона и был изгнан с
поста министра, то, естественно, затаил злобу на своего преемни-
ка - генерала Савари. Но он был слишком хитрым и коварным
человеком, чтобы открыто проявить свое недовольство новым ми-
нистром. Наоборот, он с обескураживающей сердечностью встре-
тил Савари в департаменте полиции и постарался проявить мак-
симум обаяния, чтобы новоиспеченный министр чувствовал себя
на новом поприще как дома. Единственное, что он попросил, -
это дать ему четыре дня <для приведения всех дел в порядок>. На
свою беду, доверчивый генерал согласился, о чем потом долго
жалел...
На протяжении этих четырех дней и ночей коварный Фуше
перевернул вверх дном весь архив министерства, чтобы полнос-
тью парализовать работу департамента полиции. Он изымал из дел
самые важные документы, менял номера на архивных папках,
изымал и отправлял в свое имение списки наиболее значимой аген-
туры. Савари оставались только мелкие шпионы и осведомители,
а главные осведомители, работающие среди верхушки общества,
бесследно исчезали. Общий указатель архива был уничтожен,
списки роялистских эмигрантов и секретнейшая переписка пере-
кочевали из полицейского архива в личный архив Фуше, а неко-
торым сенсационным документам были даны неверные номера,
под которыми их было невозможно отыскать.
Когда Савари обнаружил все это, он пришел в отчаяние. Дву-
личный Фуше под маской обходительности и сердечности жесто-
ко его надул. Тому пришлось обратиться за помощью к императо-
ру, но и Наполеон уже ничего не смог сделать. Прикинувшийся
смирной и преданной овечкой, Фуше намекнул Бонапарту, ^--.,
что он уничтожал документы, касающиеся неблаговидных IL285J
действий его многочисленной корсиканской родни, и в порыве
усердия в спешке уничтожил еще и другие документы. Импера-
тор отправил Фуше в позорную ссылку, его документы были опе-
чатаны, но это уже не могло восстановить ущерб, нанесенный по-
лиции Франции. Целый год после этого Савари пришлось до кру-
пицам восстанавливать агентурную сеть тайных осведомителей,
на которых держалась полицейская система Франции того време-
ни. Вывод из этой истории однозначен: человек никогда не дол-
жен доверять другому, чьи интересы были прямо или косвенно
ущемлены за счет возвышения первого.
29. Вероломство.
<- Вы пришли получить деньги по векселю, если не ошиба-
юсь? - спросил фельдкурат своего гостя.
- Да, и надеюсь...
Фельдкурат вздохнул:
- Человек часто попадает в такое положение, когда ему оста-
ется только надеяться. О, как красиво звучит слово <надейся> из
того трилистника, который возносит человека над хаосом жизни:
вера, надежда, любовь. Как прекрасно иметь свой идеал, быть не-
винным, чистым созданием, которое дает деньги под векселя, и
как чудесно надеяться своевременно получить их обратно. Наде-
яться, что я заплачу вам тысячу двести крон, когда у меня в кар-
мане нет даже сотни.
- В таком случае вы... - заикаясь пролепетал гость.
- Да, в таком случае я, - ответил фельдкурат>.
Этот весьма показательный пример из романа Ярослава Гаше-
ка <Похождения бравого солдата Швейка> показывает, как тесно
переплетаются между собой лицемерие и вероломство. Ведь лю-
бой лицемер, смиренно носящий маску добродетели и правдивос-
ти, страстно мечтает отбросить ее прочь и проявить свой настоя-
щий характер. Насилие над истинной природой - вещь не очень
приятная. И вот, выбрав подходящий момент, двуличный чело-
век отбрасывает ставшую ненужной маскировку, вероломно на-
рушая старые договоренности и обещания.
Особенно много примеров вероломства и клятвопреступления
мы находим среди коронованных особ. Да и понятно: для того что-
бы захватить трон, а потом на нем удержаться, надо без колеба-
ний отбросить честь и совесть, взяв взамен на вооружение обман и
искусство интриги.
Вот пример из русской истории, описанный Н. И. Костомаро-
вым в его <Русской истории>:
<23 ноября 1741 года цесаревна Елизавета отправилась в Зим-
ний дворец в гости к правительнице. Был куртаг. Вечером гости
уселись за картечный стол, цесаревна тоже стала играть в карты.
Вдруг правительн1щаАнна Леопольдовна вызвала Елизавету Пет-
ровну из-за карточного стола, пригласила в другую комнату, ска-
зала, что получила из Вреславля письмо: ее предостерегают, из-
вещая, что цесаревна со своим лейб-медиком Лестоком замышля-
ют произвести переворот. Цесаревна Елизавета при этих словах
показывает вид изумления, уверяет, что ей в голову не приходи-
.,--^s ло ничего подобного, что она ни за что не нарушит клятвы
[286 Jj в верности, данной малолетнему императору. Она распла-
калась и бросилась к правительнице в объятья. Анна Леопольдов-
на по своему добродушию расплакалась сама и рассталась с цеса-
ревной при взаимных уверениях в любви и преданности.
В Зимнем дворце принц Антон-Ульрих возобновил в последний
раз свои предостережения супруге и просил ее приказать расста-
вить во дворце и около дворца усиленные караулы, а по городу
разослать патрули и, одним словом, принять меры насчет опас-
ных замыслов Елизаветы.
"Опасности нет, - ответила Анна Леопольдовна. - Елизаве-
та ни в чем невинна, на нее напрасно наговаривают, лишь бы со
мной поссорить. Я вчера с нею говорила, она поклялась мне, что
ничего не замышляет, и когда уверяла меня в этом, даже плака-
ла. Я вижу ясно, что она невиновна против нас ни в чем".
А в ночь с 24 на 25 ноября цесаревна Елизавета, возглавив за-
говор, свергла правительницу Анну и ее сына, малолетнего импе-
ратора Иоанна Антоновича, и стала императрицей Елизаветой
Петровной>.
Но не только женщины на царском престоле грешили веро-
ломством. Не чуждались клятвопреступления и цари-мужчины.
Мало кто знает, что последний русский император Николай был
клятвопреступником. Этот факт описан в книге А. Горбовского и
Ю. Семенова <Закрытые страницы истории>.
Александр III считал Николая неспособным к царствованию
и намерен был передать престол младшему сыну. Но когда Алек-
сандр III умирал, Михаил еще не достиг совершеннолетия и не мог
принять корону. Перед смертью император взял с Николая клят-
ву, что он откажется от престола, как только Михаилу исполнит-
ся 21 год.
- Ты же сам знаешь, что не убережешь Россию, - пророчес-
ки говорил умирающий. - Добереги ее до совершеннолетия Ми-
хаила.
Первыми давать присягу новому царю должны были члены
императорской фамилии. Вдова императора наотрез отказалась де-
лать это. Она'плакала и повторяла: <Поймите, я же знаю его боль-
ше, чем вы, он мой сын и ближе мне всех. Под его управлением
Россия погибнет!>
Вдовствующая императрица так и не присягнула своему сыну.
Чтобы скрыть это, ее объявили больной.
Неизвестно, собирался ли Николай сдержать свою клятву, ко-
торую давал умирающему отцу, но он ее не сдержал. Позднее, во
время всех трагедий своего царствования, он не раз в отчаянии
повторял, что все это из-за того, что на престоле клятвопреступ-
ник. Царь, не стесняясь, говорил это и в присутствии посторон-
них. Но даже и тогда не помышлял о том, чтобы передать престол
своему брату.
Когда грянула революция и Николай II отрекся наконец в
пользу Михаила, было уже поздно.
Другой пример клятвопреступления связан с именем одного
из самых ярких российских императоров - Петра I. Как описы-
вает в своих книгах историк Н. И. Костомаров, его сын, царевич
Алексей Петрович, спасаясь от преследований отца, убе- <,-"
жал за границу. Петр I решил любой ценой вернуть его IJL287J
в Россию. Он послал за ним графа П. А. Толстого. Толстой пере-
дал царевичу письмо отца. Петр написал: <Обнадеживаю тебя и
обещаю Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет,
но лучшую любовь покажу тебе, если ты воли моей послушаешь-
ся и возвратишься>. Царевич Алексей вернулся в Россию, так как
поверил отцу.
Но по решению Петра Алексей был предан суду 24 июня 1718
года. Духовенство дало уклончивый, но замечательно мудрый при-
говор. Выписав разные места из Священного писания об обязан-
ностях детей повиноваться родителям, оно предоставило на волю
государя действовать или по Ветхому, или по Новому завету: хо-
чет руководствоваться Ветхим заветом - может казнить сына, а
если хочет предпочесть учение Нового завета - может простить
ему по образцу, указанному в евангельской притче о блудном сыне.
-в Сердце царево в руце Божией есть, да изберет тую часть, амо
же рука Божия того преклоняет>. Так сказано было в конце при-
говора духовных.
Светский суд не сохранил своего достоинства в той степени, в
какой сохранило его духовенство. Светские судьи могли бы на-
помнить государю, что он дал свое царское обещание сыну через
Толстого в Неаполе: что ему наказания не будет, если он возвра-
тится. Сын поверил слову царя-родителя. Но светские-судьи так
не сделали, потому что они желали угодить Петру и ясно видели,
какого решения ему хочется. Царевичу был подписан смертный
приговор 120 членами суда.
Но, как говорили древние римляне, что позволено Юпитеру,
то не позволено быку. Когда царь не сдерживает своих обещаний,
это вызывает лишь невнятный ропот его приближенных, списы-
вающих все на высочайший каприз, зато вероломство людей бо-
лее низкого звания, безусловно, осуждается всеми. Однако когда
в жизни или в литературном произведении один мошенник нагло
обманывает другого, еще менее симпатичного, он может рассчи-
тывать не только на снисхождение, но даже на рукоплескания.
Особенно если в роли первого выступает такой неотразимый муж-
чина, как Остап Бендер. Вспомним, как ловко он провел мерзкого
архивариуса и ростовщика старика Коробейникова. Получив кви-
танции на драгоценные стулья мадам Петуховой, он просто отпра-
вился восвояси, не опускаясь до каких-либо разъяснений по по-
воду отсутствия платы.
<Тогда архивариус очень тихо спросил:
- А деньги?
- Какие деньги? - спросил Остап, открывая дверь. -- Вы, ка-
жется, спросили про какие-то деньги?
- Да как^ке! За мебель! За ордера!
- Голуба, -\пропел Остап, - ей-богу, клянусь честью по-
койного батюшки\ Рад душой, но нету, забыл взять с текущего
счета...
Еще никогда Варфоломей Коробейников не был так подло об-
манут.
Он мог обмануть кого угодно, но здесь его надули с такой ге-
.--л ниальной простотой, что он долго еще стоял, колотя по тол-
[288JJ стым ножкам обеденного стола>.
Вообще надо отметить интересную особенность - как прави-
ло, вероломно поступают близкие и знакомые, которым мы при-
выкли доверять. У меня, например, был в жизни случай, когда
меня обманул мой литературный соавтор - Б. Иванов. В 1994 году
мы вместе написали и за свой счет издали в Харькове небольшую
книжку фантастики. Потом издатели пересылали нам небольши-
ми партиями книги, которые мы сами реализовали через <Союз-
печать> , магазины и библиотеки. Причем по договоренности по-
лученные книги мы делили поровну. Связь с харьковскими изда-
телями осуществлялась через Иванова, так как телефона у меня
тогда еще не было.
В течение трех месяцев я вел переговоры с городской библио-
текой о приобретении партии наших книг, но у них в то время не
было для этого необходимых средств. И вот в очередное мое посе-
щение библиотеки мне радостно сообщили, что книги приняты и,
более того, деньги уже перечислены на сберкнижку. Я ничего не
мог понять - никаких книг я еще не приносил и своего расчетно-
го счета не давал. Однако вскоре недоразумение выяснилось. За
неделю до этого разговора сюда пришла жена Иванова и сказала
дирекции, что представляет наши совместные интересы. Сам Ива-
нов скрыл от меня поступление из Харькова последней партии
книг и вместо того, чтобы честно поделить ее пополам, как мы
ранее договаривались, целиком продал ее в библиотеку, а деньги
перевел на свой счет.
Работники библиотеки, с которыми я контактировал несколь-
ко месяцев, были совершенно уверены, что деньги предназнача-
лись нам обоим, и им даже в голову не могло прийти, что их' нагло
обманули. Мне тоже было не по себе, но я еще около года продол-
жал сотрудничать с Ивановым, надеясь, что это было всего лишь
досадное недоразумение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
думал и говорил весь народ; в действительности граф Феникс брал
деньги, но только в тех случаях, когда очень богатые сановники и
бояре привозили ему не менее двух-трех сотен червонцев. Суммы
меньшие он не брал, объясняя, что он вообще денег за лечение не
берет>.
Большим лицемером как по долгу службы, так и по природ-
ному характеру был министр полиции Франции Жозеф Фуше.
Именно ему приписывается создание <тройной> службы полиции:
одна, самая многочисленная, следила за гражданами страны, вто-
рая - за самими полицейскими, а третья, самая секретная, дол-
жна была наблюдать, чтобы первая не подкупила вторую.
Когда сам Фуше попал в опалу у Наполеона и был изгнан с
поста министра, то, естественно, затаил злобу на своего преемни-
ка - генерала Савари. Но он был слишком хитрым и коварным
человеком, чтобы открыто проявить свое недовольство новым ми-
нистром. Наоборот, он с обескураживающей сердечностью встре-
тил Савари в департаменте полиции и постарался проявить мак-
симум обаяния, чтобы новоиспеченный министр чувствовал себя
на новом поприще как дома. Единственное, что он попросил, -
это дать ему четыре дня <для приведения всех дел в порядок>. На
свою беду, доверчивый генерал согласился, о чем потом долго
жалел...
На протяжении этих четырех дней и ночей коварный Фуше
перевернул вверх дном весь архив министерства, чтобы полнос-
тью парализовать работу департамента полиции. Он изымал из дел
самые важные документы, менял номера на архивных папках,
изымал и отправлял в свое имение списки наиболее значимой аген-
туры. Савари оставались только мелкие шпионы и осведомители,
а главные осведомители, работающие среди верхушки общества,
бесследно исчезали. Общий указатель архива был уничтожен,
списки роялистских эмигрантов и секретнейшая переписка пере-
кочевали из полицейского архива в личный архив Фуше, а неко-
торым сенсационным документам были даны неверные номера,
под которыми их было невозможно отыскать.
Когда Савари обнаружил все это, он пришел в отчаяние. Дву-
личный Фуше под маской обходительности и сердечности жесто-
ко его надул. Тому пришлось обратиться за помощью к императо-
ру, но и Наполеон уже ничего не смог сделать. Прикинувшийся
смирной и преданной овечкой, Фуше намекнул Бонапарту, ^--.,
что он уничтожал документы, касающиеся неблаговидных IL285J
действий его многочисленной корсиканской родни, и в порыве
усердия в спешке уничтожил еще и другие документы. Импера-
тор отправил Фуше в позорную ссылку, его документы были опе-
чатаны, но это уже не могло восстановить ущерб, нанесенный по-
лиции Франции. Целый год после этого Савари пришлось до кру-
пицам восстанавливать агентурную сеть тайных осведомителей,
на которых держалась полицейская система Франции того време-
ни. Вывод из этой истории однозначен: человек никогда не дол-
жен доверять другому, чьи интересы были прямо или косвенно
ущемлены за счет возвышения первого.
29. Вероломство.
<- Вы пришли получить деньги по векселю, если не ошиба-
юсь? - спросил фельдкурат своего гостя.
- Да, и надеюсь...
Фельдкурат вздохнул:
- Человек часто попадает в такое положение, когда ему оста-
ется только надеяться. О, как красиво звучит слово <надейся> из
того трилистника, который возносит человека над хаосом жизни:
вера, надежда, любовь. Как прекрасно иметь свой идеал, быть не-
винным, чистым созданием, которое дает деньги под векселя, и
как чудесно надеяться своевременно получить их обратно. Наде-
яться, что я заплачу вам тысячу двести крон, когда у меня в кар-
мане нет даже сотни.
- В таком случае вы... - заикаясь пролепетал гость.
- Да, в таком случае я, - ответил фельдкурат>.
Этот весьма показательный пример из романа Ярослава Гаше-
ка <Похождения бравого солдата Швейка> показывает, как тесно
переплетаются между собой лицемерие и вероломство. Ведь лю-
бой лицемер, смиренно носящий маску добродетели и правдивос-
ти, страстно мечтает отбросить ее прочь и проявить свой настоя-
щий характер. Насилие над истинной природой - вещь не очень
приятная. И вот, выбрав подходящий момент, двуличный чело-
век отбрасывает ставшую ненужной маскировку, вероломно на-
рушая старые договоренности и обещания.
Особенно много примеров вероломства и клятвопреступления
мы находим среди коронованных особ. Да и понятно: для того что-
бы захватить трон, а потом на нем удержаться, надо без колеба-
ний отбросить честь и совесть, взяв взамен на вооружение обман и
искусство интриги.
Вот пример из русской истории, описанный Н. И. Костомаро-
вым в его <Русской истории>:
<23 ноября 1741 года цесаревна Елизавета отправилась в Зим-
ний дворец в гости к правительнице. Был куртаг. Вечером гости
уселись за картечный стол, цесаревна тоже стала играть в карты.
Вдруг правительн1щаАнна Леопольдовна вызвала Елизавету Пет-
ровну из-за карточного стола, пригласила в другую комнату, ска-
зала, что получила из Вреславля письмо: ее предостерегают, из-
вещая, что цесаревна со своим лейб-медиком Лестоком замышля-
ют произвести переворот. Цесаревна Елизавета при этих словах
показывает вид изумления, уверяет, что ей в голову не приходи-
.,--^s ло ничего подобного, что она ни за что не нарушит клятвы
[286 Jj в верности, данной малолетнему императору. Она распла-
калась и бросилась к правительнице в объятья. Анна Леопольдов-
на по своему добродушию расплакалась сама и рассталась с цеса-
ревной при взаимных уверениях в любви и преданности.
В Зимнем дворце принц Антон-Ульрих возобновил в последний
раз свои предостережения супруге и просил ее приказать расста-
вить во дворце и около дворца усиленные караулы, а по городу
разослать патрули и, одним словом, принять меры насчет опас-
ных замыслов Елизаветы.
"Опасности нет, - ответила Анна Леопольдовна. - Елизаве-
та ни в чем невинна, на нее напрасно наговаривают, лишь бы со
мной поссорить. Я вчера с нею говорила, она поклялась мне, что
ничего не замышляет, и когда уверяла меня в этом, даже плака-
ла. Я вижу ясно, что она невиновна против нас ни в чем".
А в ночь с 24 на 25 ноября цесаревна Елизавета, возглавив за-
говор, свергла правительницу Анну и ее сына, малолетнего импе-
ратора Иоанна Антоновича, и стала императрицей Елизаветой
Петровной>.
Но не только женщины на царском престоле грешили веро-
ломством. Не чуждались клятвопреступления и цари-мужчины.
Мало кто знает, что последний русский император Николай был
клятвопреступником. Этот факт описан в книге А. Горбовского и
Ю. Семенова <Закрытые страницы истории>.
Александр III считал Николая неспособным к царствованию
и намерен был передать престол младшему сыну. Но когда Алек-
сандр III умирал, Михаил еще не достиг совершеннолетия и не мог
принять корону. Перед смертью император взял с Николая клят-
ву, что он откажется от престола, как только Михаилу исполнит-
ся 21 год.
- Ты же сам знаешь, что не убережешь Россию, - пророчес-
ки говорил умирающий. - Добереги ее до совершеннолетия Ми-
хаила.
Первыми давать присягу новому царю должны были члены
императорской фамилии. Вдова императора наотрез отказалась де-
лать это. Она'плакала и повторяла: <Поймите, я же знаю его боль-
ше, чем вы, он мой сын и ближе мне всех. Под его управлением
Россия погибнет!>
Вдовствующая императрица так и не присягнула своему сыну.
Чтобы скрыть это, ее объявили больной.
Неизвестно, собирался ли Николай сдержать свою клятву, ко-
торую давал умирающему отцу, но он ее не сдержал. Позднее, во
время всех трагедий своего царствования, он не раз в отчаянии
повторял, что все это из-за того, что на престоле клятвопреступ-
ник. Царь, не стесняясь, говорил это и в присутствии посторон-
них. Но даже и тогда не помышлял о том, чтобы передать престол
своему брату.
Когда грянула революция и Николай II отрекся наконец в
пользу Михаила, было уже поздно.
Другой пример клятвопреступления связан с именем одного
из самых ярких российских императоров - Петра I. Как описы-
вает в своих книгах историк Н. И. Костомаров, его сын, царевич
Алексей Петрович, спасаясь от преследований отца, убе- <,-"
жал за границу. Петр I решил любой ценой вернуть его IJL287J
в Россию. Он послал за ним графа П. А. Толстого. Толстой пере-
дал царевичу письмо отца. Петр написал: <Обнадеживаю тебя и
обещаю Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет,
но лучшую любовь покажу тебе, если ты воли моей послушаешь-
ся и возвратишься>. Царевич Алексей вернулся в Россию, так как
поверил отцу.
Но по решению Петра Алексей был предан суду 24 июня 1718
года. Духовенство дало уклончивый, но замечательно мудрый при-
говор. Выписав разные места из Священного писания об обязан-
ностях детей повиноваться родителям, оно предоставило на волю
государя действовать или по Ветхому, или по Новому завету: хо-
чет руководствоваться Ветхим заветом - может казнить сына, а
если хочет предпочесть учение Нового завета - может простить
ему по образцу, указанному в евангельской притче о блудном сыне.
-в Сердце царево в руце Божией есть, да изберет тую часть, амо
же рука Божия того преклоняет>. Так сказано было в конце при-
говора духовных.
Светский суд не сохранил своего достоинства в той степени, в
какой сохранило его духовенство. Светские судьи могли бы на-
помнить государю, что он дал свое царское обещание сыну через
Толстого в Неаполе: что ему наказания не будет, если он возвра-
тится. Сын поверил слову царя-родителя. Но светские-судьи так
не сделали, потому что они желали угодить Петру и ясно видели,
какого решения ему хочется. Царевичу был подписан смертный
приговор 120 членами суда.
Но, как говорили древние римляне, что позволено Юпитеру,
то не позволено быку. Когда царь не сдерживает своих обещаний,
это вызывает лишь невнятный ропот его приближенных, списы-
вающих все на высочайший каприз, зато вероломство людей бо-
лее низкого звания, безусловно, осуждается всеми. Однако когда
в жизни или в литературном произведении один мошенник нагло
обманывает другого, еще менее симпатичного, он может рассчи-
тывать не только на снисхождение, но даже на рукоплескания.
Особенно если в роли первого выступает такой неотразимый муж-
чина, как Остап Бендер. Вспомним, как ловко он провел мерзкого
архивариуса и ростовщика старика Коробейникова. Получив кви-
танции на драгоценные стулья мадам Петуховой, он просто отпра-
вился восвояси, не опускаясь до каких-либо разъяснений по по-
воду отсутствия платы.
<Тогда архивариус очень тихо спросил:
- А деньги?
- Какие деньги? - спросил Остап, открывая дверь. -- Вы, ка-
жется, спросили про какие-то деньги?
- Да как^ке! За мебель! За ордера!
- Голуба, -\пропел Остап, - ей-богу, клянусь честью по-
койного батюшки\ Рад душой, но нету, забыл взять с текущего
счета...
Еще никогда Варфоломей Коробейников не был так подло об-
манут.
Он мог обмануть кого угодно, но здесь его надули с такой ге-
.--л ниальной простотой, что он долго еще стоял, колотя по тол-
[288JJ стым ножкам обеденного стола>.
Вообще надо отметить интересную особенность - как прави-
ло, вероломно поступают близкие и знакомые, которым мы при-
выкли доверять. У меня, например, был в жизни случай, когда
меня обманул мой литературный соавтор - Б. Иванов. В 1994 году
мы вместе написали и за свой счет издали в Харькове небольшую
книжку фантастики. Потом издатели пересылали нам небольши-
ми партиями книги, которые мы сами реализовали через <Союз-
печать> , магазины и библиотеки. Причем по договоренности по-
лученные книги мы делили поровну. Связь с харьковскими изда-
телями осуществлялась через Иванова, так как телефона у меня
тогда еще не было.
В течение трех месяцев я вел переговоры с городской библио-
текой о приобретении партии наших книг, но у них в то время не
было для этого необходимых средств. И вот в очередное мое посе-
щение библиотеки мне радостно сообщили, что книги приняты и,
более того, деньги уже перечислены на сберкнижку. Я ничего не
мог понять - никаких книг я еще не приносил и своего расчетно-
го счета не давал. Однако вскоре недоразумение выяснилось. За
неделю до этого разговора сюда пришла жена Иванова и сказала
дирекции, что представляет наши совместные интересы. Сам Ива-
нов скрыл от меня поступление из Харькова последней партии
книг и вместо того, чтобы честно поделить ее пополам, как мы
ранее договаривались, целиком продал ее в библиотеку, а деньги
перевел на свой счет.
Работники библиотеки, с которыми я контактировал несколь-
ко месяцев, были совершенно уверены, что деньги предназнача-
лись нам обоим, и им даже в голову не могло прийти, что их' нагло
обманули. Мне тоже было не по себе, но я еще около года продол-
жал сотрудничать с Ивановым, надеясь, что это было всего лишь
досадное недоразумение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102