Например, мебель и все остальное из пустующих кают? Или же шлюпку? Она весит немало. В конце концов я пришел к выводу, что на любом военном корабле должен быть полный порядок. А «Дерзкий» – судно военное. Было бы нелогично выбросить мебель из кают и оставить космическую шлюпку, лазерные пушки и оборудование к ним. Шлюпка на военном корабле необходима, как и лазерное оружие.
Итак, я принял компромиссное решение. Каюты и комнаты отдыха оставить нетронутыми, освободить только трюмы от самых тяжелых грузов: станков для быстроразвивающейся промышленности Надежды, болванок из ценных сплавов и тому подобного. Не знаю, как к этому отнеслись пассажиры и экипаж, но высказать недовольство никто не решился.
Я приказал вывести в открытый космос два радиомаяка и подождать еще день, чтобы убедиться в их полной исправности. Остальные радиомаяки решил выбросить уже во время полета.
Когда все приготовления были закончены, я вызвал на мостик инженера Касавополуса и Филипа, чтобы вместе с ними и Керреном вычислить курс. Каждый делал расчеты самостоятельно, и все они совпали.
Двигатели обычно включал пилот, но такого специалиста на корабле не было, и эта обязанность, согласно уставу, легла на меня. Предполагается, что командир достаточно квалифицирован, чтобы при необходимости заменить пилота, но этого, к сожалению, нельзя было сказать обо мне. Ситуация требовала безошибочных действий, и я не мог положиться на свои более чем скромные познания.
– Касавополус, идите в инженерное отделение, – приказал я. – Доложите готовность.
Вскоре из инженерного отделения поступил сигнал готовности. Нервы у меня были на пределе.
– Мистер Таер, – произнес я официальным тоном, – приказываю вам корректировать мои действия. Как только обнаружите в них малейшую ошибку или неточность, сообщите без промедления.
– Есть, сэр. Постараюсь.
Я приступил к делу. Включились боковые двигатели, корабль стал медленно разворачиваться и наконец уставился носом прямо в Солнечную систему. Она была на расстоянии девятнадцати световых лет от нас.
– Начинаю ускорение, мистер Таер, – произнес я, стараясь скрыть волнение.
– Начинайте, сэр, – ответил Филип.
– Включаю четверть мощности. – Я положил ладонь на красный шар управления, плавно подтолкнул его вперед, не спуская глаз с экрана компьютера, где одновременно с вращением шара менялись величины координат, векторов скорости и ускорения. Скорость корабля начала расти.
В течение часа двигатели и все связанные с ними системы работали в четверть мощности. Все шло нормально, и я решил перейти к следующему этапу.
– Увеличиваю мощность до одной второй, – произнес я и плавно повернул красный шар. – Мистер Таер!
– Слушаю, сэр.
– Соединитесь с инженерным отделением, выясните, не перегрелись ли двигатели.
Сам я не хотел отвлекаться на разговор с Касавополусом. Разумеется, он и сам немедленно сообщил бы о любой неполадке, но в моей памяти занозой сидело воспоминание о взрыве двигателей на «Гибернии». «Гиберния» тогда потеряла своего командира и двух лейтенантов. Этот взрыв определил мою дальнейшую судьбу: сделал меня командиром, дал мне Аманду. Но он и стал причиной всех последующих несчастий: я потерял Аманду, стал раздражительным, совершенно невыносимым для окружающих.
– Температура двигателей в норме, сэр, – доложил Филип.
– Увеличиваю мощность до трех четвертей, – сообщил я. В конце сеанса «Дерзкий» должен был достичь четверти скорости света. Хотелось провести сеанс ускорения побыстрее, но двигатели не могли долго работать на предельной мощности. По нашим расчетам, ускоряться следовало почти месяц. Спасибо командиру Хэсселбраду, что переправил топливо с «Порции». Но и его было маловато.
Я увеличил тягу двигателей до трех четвертей от предельной величины, убрал руку с шара управления. Оставалось ждать и сохранять готовность на тот случай, если в одном из боковых двигателей возникнет перебой тяги и придется срочно откорректировать направление вектора скорости. С этим, правда, вполне может справиться Керрен, но на всякий случай я хотел его продублировать. Будь это в моих силах, я просидел бы на мостике безвылазно весь «ускорительный» месяц.
Вдруг вспомнил о пассажирах и решил их хоть немного взбодрить.
– Внимание, внимание, – заговорил я в микрофон, включив трансляцию по всему кораблю. – Уважаемые пассажиры и члены экипажа. Как вы, наверно, заметили, наш корабль ускоряется. «Дерзкий» взял курс на Солнечную систему. Нам предстоит долгое, очень долгое путешествие. С Божьей помощью мы увидим нашу родную Землю.
Филип радостно улыбнулся. Но я бросил на него ледяной взгляд, и мое каменное выражение лица погасило его улыбку. Я вспомнил, как он хозяйничал на корабле во время моей болезни.
– Можете идти отдыхать, мистер Таер, – сухо сказал я, окончательно расстроив беднягу.
– Есть, сэр. Я остался один.
Касавополус относился ко мне сухо-официально, но вполне корректно, так что придраться было не к чему. Он хорошо справлялся со своими обязанностями, поддерживал в инженерном отделении порядок, аккуратно выполнял все мои указания.
С Филипом я вел только служебные разговоры. С того момента, как, охваченный слепой яростью, я выскочил из гардемаринской каюты, обращался к нему только в случае крайней необходимости и строго официально.
Целую неделю Филип, Касавополус и я дежурили на мостике, сменяя друг друга со всеми положенными формальностями, не более того. Никаких бесед, по крайней мере при мне, не велось.
Филип Таер, как всегда, был прилежен и энергичен. Отдавал много сил обучению новых членов экипажа, и старания его, надо сказать, не пропали даром. Его подопечные и манерами, и выправкой все больше походили на настоящих военных. Эммет Бранстэд и Уолтер Дакко перестали донимать меня своими советами и первыми со мной не заговаривали.
Беспризорников, набранных в экипаж, я распределил по разным отрядам вместе с другими матросами, чтобы лишить их возможности поддерживать свою криминальную субкультуру. В столовой им запрещалось сидеть всем вместе; в кубрике – спать на соседних койках; в свободное время – сбиваться в кучу. Поначалу они воспринимали эти распоряжения в штыки, но постепенно смирились и привыкли. Все, кроме Деке, которого в свое время, уже на борту «Дерзкого», избил Акрит. Теперь его обидчик с остальными мятежниками сидел в четвертой секции; а Деке постепенно тоже пообвыкся, как и остальные беспризорники.
Однажды, когда я нес вахту на мостике, как всегда в одиночестве, предаваясь мрачным мыслям, по моему приказу явился Грегор Аттани и молодцевато встал по стойке «смирно».
– Вольно, кадет!
– Есть, сэр. Мы разделили весь провиант на тридцать пять частей, каждую поместили в отдельный шкаф и надписали. Тридцать пять недель, сэр. На последние недели, согласно вашему приказу, отложили меньшее количество еды.
– Хорошо, мистер Аттани. Можете идти.
Я проводил его взглядом. Кадет – это младший гардемарин, низший офицерский чин, лишенный всех прав. По традиции командир просто не замечает его, обращаясь к нему лишь в исключительных случаях, не дает важных заданий. Но Грегору уже восемнадцать лет, на пять лет старше среднестатистического кадета, да и людей у меня в обрез, вот и приходится нарушать традиции. Поэтому я разрешал Грегору докладывать непосредственно мне.
Благодаря Филипу Грегор Аттани делал большие успехи. Он был всего на несколько месяцев младше Филипа, но относился к нему почти с благоговением. Интересно, как удалось Филипу, некогда изводившему подчиненных, найти общий язык с Грегором? Их дружеским отношениям можно было только позавидовать, и, здраво поразмыслив, я понял, что моя неприязнь к Филипу несправедлива.
Грегору повезло – он не прошел через изощренные издевательства, как другие кадеты. И может быть, именно поэтому легко привык к образу жизни кубрика и всем связанным с ним тяготам и лишениям.
Но и у Грегора не все шло гладко. В этот день, еще до того, как он явился ко мне с докладом, я пошел на камбуз выпить чашечку кофе. Его, слава Богу, у нас было навалом. Пока, никем не замеченный, я наслаждался этим прекрасным напитком, эконом Бри и Крис Дакко расставляли в столовой столы. Потом пришел Грегор с каким-то приказом Филипа. Эконом Бри отлучился в кладовку, а друзья, пользуясь случаем, завели разговор.
– Как служба, Крис? – спросил Грегор.
Я мысленно возмутился: что за фамильярности с младшим по званию! Где субординация? К своему стыду, я не решился обнаружить себя и продолжал подслушивать их разговор.
– Ну и вырядился, – угрюмо сказал Крис, рассматривая гардемаринскую униформу Грегора. – По-моему, мы не знакомы!
– Не валяй дурака.
– Я серьезно. Ты продался им.
– Чего?
– Продался, – презрительно повторил Крис. – Ты, кажется, живешь с красавчиком Таером? Надеюсь, вы с ним приятно проводите время?
Я так и вскипел от ярости. Где же матросская вежливость к офицеру?!
– Спятил, что ли? – повысил голос Грегор.
– Это ты спятил. Продался тупому солдафону Сифорту и смазливому гарду. Какого хрена? Все равно через пару месяцев Богу душу отдадим.
– Скажи лучше, зачем носишь этот мешок?
– Этот? – Крис с отвращением щелкнул по своей поношенной голубой рубахе. – А ты не знаешь? Этот ссыльный орангутанг хочет вытрясти из меня душу, но никому до этого нет дела. Всем на меня наплевать. Но я его убью. План уже готов. А ты, я смотрю, не просто подчиняешься им, а заодно с ними. Получаешь за это дополнительный паек?
– Не знал, что ты такое дерьмо!
– Нечего вешать мне лапшу на уши, приятель. Лижешь задницу своим новым дружкам, как и мой папаша.
– Не забывайте, с кем говорите, Дакко!
– С кем же, позволь узнать? – ехидно спросил Крис.
– С офицером! Услышь это командир, не поздоровилось бы вам!
– Может, настучишь ему, жополиз? Он тебя похвалит! Грегор набрал в легкие воздух:
– Смирно!
– Как же, дожидайся! Хватит, что я с утра до ночи тянусь перед этой ссыльной обезьяной. Но чтобы перед тобой – никогда! И ничего ты со мной не сделаешь, слабак.
– Сделал бы! Только не хочется об тебя руки марать. – Грегор повернулся и ушел строевым шагом. Крис грязно выругался ему вслед.
Вернулся Бри, и я, воспользовавшись тем, что он отвлек внимание Криса, незаметно улизнул.
Итак, Грегор потерял контроль над рядовыми, но мое вмешательство лишь подлило бы масла в огонь. К тому же у меня хватало своих проблем.
Дни проходили в унылом однообразии. Постепенно я довел тягу двигателей до максимума, все время опасаясь, как бы они не перегрелись.
Стараниями экипажа и пассажиров незаселенные каюты превратились в импровизированные огороды. О проклюнувшихся ростках помидоров, салата-латука, кабачков, тыквы, бобов, моркови все заботились прямо-таки с родительской нежностью.
Запасы консервов быстро таяли, и все понимали, какое огромное значение имеет выращивание овощей. Несмотря на недовольство некоторых пассажиров, мятежники получали такой же рацион, как и остальные. Я следил за тем, чтобы провиант, направленный в четвертую секцию, не разворовывался по пути.
Однажды мне стало известно, что Касавополус и Эдди Босс крупно поссорились. В причины потасовки я не стал вникать, но не мог не заметить украшенную синяками физиономию Эдди и его возросшее уважение к офицерам. Касавополус, что и говорить, не был таким здоровяком, как Эдди, но за годы службы научился многим хитроумным приемам, которые ему часто приходилось пускать в ход, – в машинное отделение обычно набирали рослых крепких парней. Конечно, схватка между офицером и старшиной – явное нарушение дисциплины. Но у меня не было ни желания, ни времени читать Тележнику нравоучения по этому поводу. И я сделал вид, что ничего не заметил.
В своей каюте я бывал только ночью, хотя ничего так не жаждал, как уединения. На мостике все мое внимание поглощали координаты и вектор скорости корабля, корректировка курса. В свободное же от дежурств время я метался по кораблю, наводя порядок.
Чтобы люди не дремали на рабочих местах, приходилось то и дело неожиданно являться с инспекциями. То в отделение регенерации, то в гидропонику. Так я держал в напряжении весь экипаж, строго следя за порядком. Не знаю, сколько я прошел километров, рыская по трюму в поисках грузов, не включенных в инвентарный список.
Однажды я вернулся к себе поздно вечером. В дверь тут же постучали. Каково же было мое изумление, когда, открыв, я увидел Филипа Таера.
– Разрешите с вами поговорить, сэр?
– Это срочно? – Я напустил на себя суровый вид.
– Нет, сэр.
– Тогда отложим до утра. – Я захлопнул перед ним дверь.
Что за странный визит, подумал я, когда раздражение прошло. Ведь являться в командирскую каюту без особой надобности запрещено. И Филип это знает. Правда, однажды я сказал ему, что он может приходить в любое время, но это было еще до нашей размолвки. В чем же дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Итак, я принял компромиссное решение. Каюты и комнаты отдыха оставить нетронутыми, освободить только трюмы от самых тяжелых грузов: станков для быстроразвивающейся промышленности Надежды, болванок из ценных сплавов и тому подобного. Не знаю, как к этому отнеслись пассажиры и экипаж, но высказать недовольство никто не решился.
Я приказал вывести в открытый космос два радиомаяка и подождать еще день, чтобы убедиться в их полной исправности. Остальные радиомаяки решил выбросить уже во время полета.
Когда все приготовления были закончены, я вызвал на мостик инженера Касавополуса и Филипа, чтобы вместе с ними и Керреном вычислить курс. Каждый делал расчеты самостоятельно, и все они совпали.
Двигатели обычно включал пилот, но такого специалиста на корабле не было, и эта обязанность, согласно уставу, легла на меня. Предполагается, что командир достаточно квалифицирован, чтобы при необходимости заменить пилота, но этого, к сожалению, нельзя было сказать обо мне. Ситуация требовала безошибочных действий, и я не мог положиться на свои более чем скромные познания.
– Касавополус, идите в инженерное отделение, – приказал я. – Доложите готовность.
Вскоре из инженерного отделения поступил сигнал готовности. Нервы у меня были на пределе.
– Мистер Таер, – произнес я официальным тоном, – приказываю вам корректировать мои действия. Как только обнаружите в них малейшую ошибку или неточность, сообщите без промедления.
– Есть, сэр. Постараюсь.
Я приступил к делу. Включились боковые двигатели, корабль стал медленно разворачиваться и наконец уставился носом прямо в Солнечную систему. Она была на расстоянии девятнадцати световых лет от нас.
– Начинаю ускорение, мистер Таер, – произнес я, стараясь скрыть волнение.
– Начинайте, сэр, – ответил Филип.
– Включаю четверть мощности. – Я положил ладонь на красный шар управления, плавно подтолкнул его вперед, не спуская глаз с экрана компьютера, где одновременно с вращением шара менялись величины координат, векторов скорости и ускорения. Скорость корабля начала расти.
В течение часа двигатели и все связанные с ними системы работали в четверть мощности. Все шло нормально, и я решил перейти к следующему этапу.
– Увеличиваю мощность до одной второй, – произнес я и плавно повернул красный шар. – Мистер Таер!
– Слушаю, сэр.
– Соединитесь с инженерным отделением, выясните, не перегрелись ли двигатели.
Сам я не хотел отвлекаться на разговор с Касавополусом. Разумеется, он и сам немедленно сообщил бы о любой неполадке, но в моей памяти занозой сидело воспоминание о взрыве двигателей на «Гибернии». «Гиберния» тогда потеряла своего командира и двух лейтенантов. Этот взрыв определил мою дальнейшую судьбу: сделал меня командиром, дал мне Аманду. Но он и стал причиной всех последующих несчастий: я потерял Аманду, стал раздражительным, совершенно невыносимым для окружающих.
– Температура двигателей в норме, сэр, – доложил Филип.
– Увеличиваю мощность до трех четвертей, – сообщил я. В конце сеанса «Дерзкий» должен был достичь четверти скорости света. Хотелось провести сеанс ускорения побыстрее, но двигатели не могли долго работать на предельной мощности. По нашим расчетам, ускоряться следовало почти месяц. Спасибо командиру Хэсселбраду, что переправил топливо с «Порции». Но и его было маловато.
Я увеличил тягу двигателей до трех четвертей от предельной величины, убрал руку с шара управления. Оставалось ждать и сохранять готовность на тот случай, если в одном из боковых двигателей возникнет перебой тяги и придется срочно откорректировать направление вектора скорости. С этим, правда, вполне может справиться Керрен, но на всякий случай я хотел его продублировать. Будь это в моих силах, я просидел бы на мостике безвылазно весь «ускорительный» месяц.
Вдруг вспомнил о пассажирах и решил их хоть немного взбодрить.
– Внимание, внимание, – заговорил я в микрофон, включив трансляцию по всему кораблю. – Уважаемые пассажиры и члены экипажа. Как вы, наверно, заметили, наш корабль ускоряется. «Дерзкий» взял курс на Солнечную систему. Нам предстоит долгое, очень долгое путешествие. С Божьей помощью мы увидим нашу родную Землю.
Филип радостно улыбнулся. Но я бросил на него ледяной взгляд, и мое каменное выражение лица погасило его улыбку. Я вспомнил, как он хозяйничал на корабле во время моей болезни.
– Можете идти отдыхать, мистер Таер, – сухо сказал я, окончательно расстроив беднягу.
– Есть, сэр. Я остался один.
Касавополус относился ко мне сухо-официально, но вполне корректно, так что придраться было не к чему. Он хорошо справлялся со своими обязанностями, поддерживал в инженерном отделении порядок, аккуратно выполнял все мои указания.
С Филипом я вел только служебные разговоры. С того момента, как, охваченный слепой яростью, я выскочил из гардемаринской каюты, обращался к нему только в случае крайней необходимости и строго официально.
Целую неделю Филип, Касавополус и я дежурили на мостике, сменяя друг друга со всеми положенными формальностями, не более того. Никаких бесед, по крайней мере при мне, не велось.
Филип Таер, как всегда, был прилежен и энергичен. Отдавал много сил обучению новых членов экипажа, и старания его, надо сказать, не пропали даром. Его подопечные и манерами, и выправкой все больше походили на настоящих военных. Эммет Бранстэд и Уолтер Дакко перестали донимать меня своими советами и первыми со мной не заговаривали.
Беспризорников, набранных в экипаж, я распределил по разным отрядам вместе с другими матросами, чтобы лишить их возможности поддерживать свою криминальную субкультуру. В столовой им запрещалось сидеть всем вместе; в кубрике – спать на соседних койках; в свободное время – сбиваться в кучу. Поначалу они воспринимали эти распоряжения в штыки, но постепенно смирились и привыкли. Все, кроме Деке, которого в свое время, уже на борту «Дерзкого», избил Акрит. Теперь его обидчик с остальными мятежниками сидел в четвертой секции; а Деке постепенно тоже пообвыкся, как и остальные беспризорники.
Однажды, когда я нес вахту на мостике, как всегда в одиночестве, предаваясь мрачным мыслям, по моему приказу явился Грегор Аттани и молодцевато встал по стойке «смирно».
– Вольно, кадет!
– Есть, сэр. Мы разделили весь провиант на тридцать пять частей, каждую поместили в отдельный шкаф и надписали. Тридцать пять недель, сэр. На последние недели, согласно вашему приказу, отложили меньшее количество еды.
– Хорошо, мистер Аттани. Можете идти.
Я проводил его взглядом. Кадет – это младший гардемарин, низший офицерский чин, лишенный всех прав. По традиции командир просто не замечает его, обращаясь к нему лишь в исключительных случаях, не дает важных заданий. Но Грегору уже восемнадцать лет, на пять лет старше среднестатистического кадета, да и людей у меня в обрез, вот и приходится нарушать традиции. Поэтому я разрешал Грегору докладывать непосредственно мне.
Благодаря Филипу Грегор Аттани делал большие успехи. Он был всего на несколько месяцев младше Филипа, но относился к нему почти с благоговением. Интересно, как удалось Филипу, некогда изводившему подчиненных, найти общий язык с Грегором? Их дружеским отношениям можно было только позавидовать, и, здраво поразмыслив, я понял, что моя неприязнь к Филипу несправедлива.
Грегору повезло – он не прошел через изощренные издевательства, как другие кадеты. И может быть, именно поэтому легко привык к образу жизни кубрика и всем связанным с ним тяготам и лишениям.
Но и у Грегора не все шло гладко. В этот день, еще до того, как он явился ко мне с докладом, я пошел на камбуз выпить чашечку кофе. Его, слава Богу, у нас было навалом. Пока, никем не замеченный, я наслаждался этим прекрасным напитком, эконом Бри и Крис Дакко расставляли в столовой столы. Потом пришел Грегор с каким-то приказом Филипа. Эконом Бри отлучился в кладовку, а друзья, пользуясь случаем, завели разговор.
– Как служба, Крис? – спросил Грегор.
Я мысленно возмутился: что за фамильярности с младшим по званию! Где субординация? К своему стыду, я не решился обнаружить себя и продолжал подслушивать их разговор.
– Ну и вырядился, – угрюмо сказал Крис, рассматривая гардемаринскую униформу Грегора. – По-моему, мы не знакомы!
– Не валяй дурака.
– Я серьезно. Ты продался им.
– Чего?
– Продался, – презрительно повторил Крис. – Ты, кажется, живешь с красавчиком Таером? Надеюсь, вы с ним приятно проводите время?
Я так и вскипел от ярости. Где же матросская вежливость к офицеру?!
– Спятил, что ли? – повысил голос Грегор.
– Это ты спятил. Продался тупому солдафону Сифорту и смазливому гарду. Какого хрена? Все равно через пару месяцев Богу душу отдадим.
– Скажи лучше, зачем носишь этот мешок?
– Этот? – Крис с отвращением щелкнул по своей поношенной голубой рубахе. – А ты не знаешь? Этот ссыльный орангутанг хочет вытрясти из меня душу, но никому до этого нет дела. Всем на меня наплевать. Но я его убью. План уже готов. А ты, я смотрю, не просто подчиняешься им, а заодно с ними. Получаешь за это дополнительный паек?
– Не знал, что ты такое дерьмо!
– Нечего вешать мне лапшу на уши, приятель. Лижешь задницу своим новым дружкам, как и мой папаша.
– Не забывайте, с кем говорите, Дакко!
– С кем же, позволь узнать? – ехидно спросил Крис.
– С офицером! Услышь это командир, не поздоровилось бы вам!
– Может, настучишь ему, жополиз? Он тебя похвалит! Грегор набрал в легкие воздух:
– Смирно!
– Как же, дожидайся! Хватит, что я с утра до ночи тянусь перед этой ссыльной обезьяной. Но чтобы перед тобой – никогда! И ничего ты со мной не сделаешь, слабак.
– Сделал бы! Только не хочется об тебя руки марать. – Грегор повернулся и ушел строевым шагом. Крис грязно выругался ему вслед.
Вернулся Бри, и я, воспользовавшись тем, что он отвлек внимание Криса, незаметно улизнул.
Итак, Грегор потерял контроль над рядовыми, но мое вмешательство лишь подлило бы масла в огонь. К тому же у меня хватало своих проблем.
Дни проходили в унылом однообразии. Постепенно я довел тягу двигателей до максимума, все время опасаясь, как бы они не перегрелись.
Стараниями экипажа и пассажиров незаселенные каюты превратились в импровизированные огороды. О проклюнувшихся ростках помидоров, салата-латука, кабачков, тыквы, бобов, моркови все заботились прямо-таки с родительской нежностью.
Запасы консервов быстро таяли, и все понимали, какое огромное значение имеет выращивание овощей. Несмотря на недовольство некоторых пассажиров, мятежники получали такой же рацион, как и остальные. Я следил за тем, чтобы провиант, направленный в четвертую секцию, не разворовывался по пути.
Однажды мне стало известно, что Касавополус и Эдди Босс крупно поссорились. В причины потасовки я не стал вникать, но не мог не заметить украшенную синяками физиономию Эдди и его возросшее уважение к офицерам. Касавополус, что и говорить, не был таким здоровяком, как Эдди, но за годы службы научился многим хитроумным приемам, которые ему часто приходилось пускать в ход, – в машинное отделение обычно набирали рослых крепких парней. Конечно, схватка между офицером и старшиной – явное нарушение дисциплины. Но у меня не было ни желания, ни времени читать Тележнику нравоучения по этому поводу. И я сделал вид, что ничего не заметил.
В своей каюте я бывал только ночью, хотя ничего так не жаждал, как уединения. На мостике все мое внимание поглощали координаты и вектор скорости корабля, корректировка курса. В свободное же от дежурств время я метался по кораблю, наводя порядок.
Чтобы люди не дремали на рабочих местах, приходилось то и дело неожиданно являться с инспекциями. То в отделение регенерации, то в гидропонику. Так я держал в напряжении весь экипаж, строго следя за порядком. Не знаю, сколько я прошел километров, рыская по трюму в поисках грузов, не включенных в инвентарный список.
Однажды я вернулся к себе поздно вечером. В дверь тут же постучали. Каково же было мое изумление, когда, открыв, я увидел Филипа Таера.
– Разрешите с вами поговорить, сэр?
– Это срочно? – Я напустил на себя суровый вид.
– Нет, сэр.
– Тогда отложим до утра. – Я захлопнул перед ним дверь.
Что за странный визит, подумал я, когда раздражение прошло. Ведь являться в командирскую каюту без особой надобности запрещено. И Филип это знает. Правда, однажды я сказал ему, что он может приходить в любое время, но это было еще до нашей размолвки. В чем же дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59