И тут Аррен, наконец, понял, где находится - вдали
от Архипелага, вдали от Предела, вдали от всех островов, посреди Открытого
Моря. Но тем не менее, это его нисколько не беспокоило, и он устроился
здесь столь же удобно, как на траве в садах своей родины.
Спустя некоторое время он решил, что пора вставать, и поднялся на
ноги, обнаружив, что сильно исхудал и обгорел на солнце. Ноги мальчика
дрожали, но все же слушались его. Он откинул плетеный занавес, служащий
хижине стеной, и вышел наружу. Дело шло к вечеру. Пока Аррен спал, прошел
дождь, и настил плота, состоящий из больших, ровных, плотно подогнанных и
проконопаченных брусьев блестел от влаги так же, как и волосы стройных
полуобнаженных людей. Небо на западе, где сияло солнце, уже очистилось, и
серебристые громады туч неслись на северо-восток.
Один из мужчин осторожно приблизился к Аррену, остановившись в
нескольких футах от него. Он был хрупкого телосложения и невысок ростом -
не выше двенадцатилетнего мальчишки. У него были большие, слегка
удлиненные карие глаза. Он держал в руках копье с острым наконечником из
слоновой кости.
Аррен сказал ему:
- Вам и вашим людям я обязан жизнью.
Человек кивнул.
- Не могли бы вы проводить меня к моему спутнику?
Развернувшись, обитатель плота издал громкий пронзительный клич,
похожий на крик морской птицы. Затем он присел на корточки, словно
приготовившись к ожиданию, и Аррен последовал его примеру.
У всех плотов имелись мачты, хотя на том плоте, где они находились,
мачта не была установлена. На мачтах полоскались паруса, крохотные по
сравнению с шириной плота, из суровой материи, которая явно была прочнее
парусины или льна. Ее, по всей видимости, не ткали, а сбивали, словно
войлок. Спустя некоторое время на плоту, что качался на волнах в четверти
мили от них, был поднят с помощью веревок коричневый парус, и он медленно
двинулся вперед, осторожно огибая другие плоты, пока не приблизился к
тому, на котором находился мальчик. Когда полоска воды между плотами
сократилась до трех футов, человек, сидящий рядом с Арреном, встал и, не
колеблясь, прыгнул. Аррен последовал за ним и неуклюже приземлился на
четвереньки. Его суставы утратили былую гибкость. Поднявшись, юноша
обнаружил, что человек смотрит на него без усмешки, а даже с некоторым
уважением. Самообладание Аррена явно произвело на него впечатление.
Этот плот был больше и выше, чем все остальные - он был сделан из
бревен длиной футов в сорок и шириной - футов в пять, которые почернели и
пообтерлись от возраста и непогоды. Странные резные деревянные статуи
стояли возле некоторых хижин или внутри их, а по углам плота высились
четыре столба, увенчанные пучками перьев морских птиц.
Проводник подвел Аррена к самой маленькой хижине, и там он увидел
спящего Сокола.
Аррен уселся подле него. Его спутник вернулся на другой плот, и никто
больше не беспокоил мальчика. Примерно через час женщина с другого плота
принесла ему еду: холодную копченую рыбу с какой-то прозрачной зеленой
приправой, соленую, но вкусную, и маленькую чашечку несвежей воды с
привкусом просмоленного бочонка. Он увидел, что она подает ему воду,
словно некое сокровище, которое следует почитать. Аррен выпил ее с
уважительным выражением лица и не попросил добавки, хотя вполне мог
осушить десяток таких чашечек.
Плечо Сокола было искусно перебинтовано. Маг спал глубоким спокойным
сном. Когда Сокол проснулся, он взглянул на Аррена ясными глазами и
улыбнулся своей ласковой и радостной улыбкой, которая совершенно
преображала его суровое лицо. Аррен внезапно почувствовал, что снова
плачет. Не сказав ни слова, он положил свою ладонь на руку Сокола.
Приблизился один из обитателей плотов и присел в тени расположенной
неподалеку большой хижины, которая являлась чем-то вроде храма, с
квадратной доской над дверью, покрытой искусной резьбой, и дверными
косяками в форме серых китов с открытыми пастями. Этот человек был также
хил и худ, как и остальные, походя телосложением на мальчика, но лицо его
излучало силу и несло печать прожитых лет. На нем была лишь набедренная
повязка, но носил он ее с поистине королевским достоинством.
- Ему надо поспать, - сказал он, и Аррен, оставив Сокола, подошел к
нему.
- Ты - вождь этого народа, - сказал мальчик, умевший с первого
взгляда распознавать сильных мира сего.
- Да, - подтвердил человек, утвердительно кивнув. Аррен,
выпрямившись, неподвижно стоял перед ним. Наконец, темные глаза старейшины
ненадолго встретились с глазами юноши.
- Ты - тоже вождь, - заключил тот.
- Да, - ответил Аррен. Ему очень хотелось спросить, как тот догадался
об этом, но юноша сохранил бесстрастное выражение лица.
- Однако здесь я служу моему господину.
Вождь обитателей плотов сказал что-то, но Аррен его не понял: обычные
слова были искажены до неузнаваемости, а упомянутых имен юноша не знал.
Тогда старейшина спросил:
- Как вы попали на Балатрен?
- Мы искали...
Но Аррен не знал, как много он может рассказать и стоит ли ему вообще
это делать. Все, что относилось к их путешествию, казалось теперь таким
далеким, и в мозгу мальчика царила полная неразбериха. Наконец, он сказал:
- Мы приплыли на Обехол. Когда мы высадились на остров, они атаковали
нас. Мой господин был ранен.
- А ты?
- А я - нет, - ответил Аррен. Жесткий самоконтроль, которому его
научило проведенное при дворе детство, здорово помогал ему. - С нами
плыл... еще один человек, который был слегка не в себе. Он утопился от
страха...
Аррен замолк.
Вождь смотрел на него своими непроницаемыми черными глазами. Наконец,
он сказал:
- Значит, вы попали сюда случайно.
- Да. Мы все еще в Южном Пределе?
- Предел? Нет. Острова...
Вождь провел своей тонкой черной рукой дугу, охватывающую
северо-восточный сектор компаса.
- Острова - там, - сказал он. - Все острова.
Затем старейшина указал на темнеющее за его спиной море - с севера на
юг через запад, сказав:
- Море...
- С какого ты острова, господин?
- Ни с какого. Мы - Дети Открытого Моря.
Аррен взглянул на его одухотворенное лицо, затем обвел взглядом
гигантский плот с храмами и величественными идолами, каждый из которых был
вырезан из отдельного бревна: огромные богоподобные фигуры дельфинов, рыб,
людей и морских птиц; посмотрел на людей, занятых своим делом: ткущих,
вырезающих, ловящих рыбу, готовящих еду на специальных возвышениях,
нянчащих детей; на другие плоты, числом не меньше семидесяти, образовавшие
на воде гигантский круг диаметром около мили. Это был целый город: дымок
курился над расположенными в отдалении домишками, ветер разносил звонкие
голоса детей. Это был город, а под ним зияла бездонная пропасть.
- Неужели вы никогда не ступаете на землю? - шепотом спросил мальчик.
- Раз в год. Мы плывем к Длинной Дюне, рубим там лес и чиним плоты.
Это происходит осенью, а потом мы следуем за серыми китами на север. Зимой
мы разделяемся, и каждый плот плавает по одиночке. Весной мы все
встречаемся у Балатрена. Там ходим друг к другу в гости, играем свадьбы,
танцуем Долгий Танец. Отсюда берет начало Дорога Балатрена - мощное южное
течение. Летом мы дрейфуем к югу, влекомые этим течением, пока не
встречаем Великих - серых китов, - мигрирующих на север. Тогда мы следуем
за ними, в конце концов возвращаясь ненадолго к пляжам Эмаха на Длинной
Дюне.
- Это крайне захватывающая история, милорд, - сказал Аррен. - Я
никогда не слышал о людях, подобных вам. Мой дом находится крайне далеко
отсюда. И все же мы, жители острова Энлад, тоже танцуем Долгий Танец в
канун середины лета.
- Вы топчете землю и находитесь в безопасности, - сухо заметил вождь.
- Мы же танцуем на поверхности бездонного моря.
Помолчав немного, он спросил:
- Как зовут твоего господина?
- Сокол, - ответил Аррен. Вождь повторил слово, но оно явно ни о чем
ему не говорило. И это более, чем что-либо другое, убедило Аррена в том,
что услышанная им история правдива, и эти люди действительно всю жизнь
проводят в Открытом Море вдали от островов, где землей и не пахнет, за
пределами полета любой из живущих на островах птиц. Об их существовании не
знают люди, населяющие Архипелаг.
- Он едва не умер, - сказал вождь. - Ему необходимо поспать.
Возвращайся на плот Стара, я пошлю за тобой.
Вождь встал. Несмотря на его непоколебимую уверенность в себе, он
явно не знал, как ему обращаться с Арреном: как с равным или как с юношей.
Аррен в данной ситуации предпочел последнее и согласился с тем, что должен
уйти. Но тут он столкнулся с другой проблемой. Плоты вновь разошлись в
стороны, и между ними сверкала полоска шелковистой воды шириной в сотню
ярдов.
Вождь Детей Открытого Моря вновь обратился к нему.
- Плыви, - сказал он.
Аррен осторожно окунулся в воду. Ее прохлада приятно освежила
обожженную солнцем кожу юноши. Переплыв зазор, он выбрался на другой плот
и увидел группку из пяти-шести детей и подростков, которые с живым
интересом наблюдали за ним. Совсем маленькая девочка пропищала:
- Ты плаваешь как рыба на крючке.
- А как я должен плавать? - вежливо спросил слегка уязвленный Аррен.
Ему не хотелось грубить малышке. Она была похожа на изящную статуэтку из
красного дерева, хрупкую и изысканную.
- Вот так, - крикнула она и нырнула как тюлень в прозрачную
переливающуюся толщу воды. Только спустя долгое время и на невероятном
расстоянии Аррен увидел над поверхностью черную гладкую головку и услышал
ее громкий визг.
- Поплыли, - сказал мальчик, вероятно, ровесник Аррена, хотя с виду
ему можно было дать лет двенадцать: серьезный парень с вытатуированным на
спине голубым крабом. Он нырнул, и все, даже трехлетние, нырнули вслед за
ним. Аррен вынужден был последовать их примеру, постаравшись войти в воду
без всплеска.
- Как угорь, - сказал паренек, выставляя из воды плечо.
- Как дельфин, - сказала симпатичная девочка с приятной улыбкой и
исчезла в пучине.
- Как я! - взвизгнул трехлетний карапуз, качаясь на волнах подобно
бутылке.
Так что весь вечер дотемна и весь следующий долгий жаркий день, и
последующие дни Аррен купался, болтал и трудился вместе с подростками с
плота Стара. Все перипетии его путешествия, начавшегося в день весеннего
равноденствия, когда они с Соколом отплыли с Рокка, казались ему теперь
такими далекими! Ибо все, что произошло с ними во время этого путешествия,
да и вся его предыдущая жизнь, не шло ни в какое сравнение с его
теперешним времяпровождением, а ведь самое интересное было еще впереди.
Ночью, ложась спать при свете звезд вместе с другими, он подумал: "Словно
я умер, и все это - загробная жизнь: под яркими лучами солнца, за Краем
Мира, среди сынов и дочерей моря..." Прежде чем уснуть, Аррен обычно
бросал взгляд на юг, ища глазами желтую звезду и Руну Конца, и всегда
находил Гобардон, а также больший или меньший треугольник. Но сейчас
звезда взошла позднее, и он не сомкнул глаз, пока вся фигура не показалась
над горизонтом. День за днем и ночь за ночью плоты дрейфовали к югу, но
море нисколько не менялось, ибо нельзя уловить перемены на его не знающем
покоя лике. Майские бури уже прогремели, поэтому ночью ярко сияли звезды,
а днем вовсю светило солнце.
Аррен понимал, что вряд ли их жизнь всегда настолько беспечна. Он
спросил о зиме, и они рассказали ему о проливных дождях и могучих волнах,
об одиноких плотах, которые долгими неделями дрейфуют вдали друг от друга
сквозь серую мглу и кромешную тьму. Прошлой зимой, во время шторма,
длившегося целый месяц, они видели волны, огромные, по их словам, "как
грозовые тучи", ибо ребята никогда не видели холмов: с гребня одной можно
было увидеть вдалеке, в нескольких милях от нее, другую, стремительно
мчащуюся на них.
- Выдерживают ли плоты подобные штормы? - спросил он, и они ответили,
что да, но не всегда. Весной, когда все собираются у Дороги Балатрена,
обычно не досчитываются двух, трех, а иногда и шести плотов...
Женились они рано. Голубой Краб - мальчик, на спине которого был
вытатуирован его символ, и симпатичная девочка по имени Альбатрос
считались мужем и женой, хотя ему было лишь семнадцать, а ей - на два года
меньше. На плотах было полно таких пар. Множество детишек ползало и
ковыляло по плотам, привязанные к четырем столбам центральной хижины, под
крышей которой они спасались от дневного зноя и где спали по ночам
вповалку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30