Аррен не знал Древнего Наречия - языка колдунов и
драконов, но чувствовал в доносившихся словах хвалу и восторг, в них был
какой-то завораживающий ритм, напоминавший чередование приливов и отливов
или равновесие дня и ночи, неумолимо сменяющих друг друга со времен
сотворения мира. Ветер доносил крики чаек; обступавшие их справа и слева
берега бухты Твилла остались позади, и они вышли в неспокойные,
наполненные светом, воды Внутреннего Моря.
От Рокка до Хорттауна почти что рукой подать, но они провели в море
три ночи. Верховный Маг был тяжел на подъем, но если уж он отправился в
путь, то терпения ему было не занимать. Как только они покинули
заколдованные воды вокруг Рокка, ветер тут же стал встречным, но Сокол не
стал наполнять парус магическим ветром, как это сделал бы любой
заклинатель погоды. Напротив, он долго и упорно учил Аррена управлять
лодкой при сильном ветре, дующем с носа, в утыканном скалами море к
востоку от Исселя. Всю следующую ночь лил холодный мартовский дождь, но он
так и не произнес заклинания, призванного отогнать его прочь. Третью ночь,
тихую, туманную и холодную, они провели на рейде у входа в гавань
Хорттауна. Аррен поразмыслил над этим и сделал вывод, что за то короткое
время, что он знал Верховного Мага, тот ни разу не использовал магию.
Однако он был бесподобным моряком. Проплавав с ним всего три дня,
Аррен научился тому, чего не смог добиться, бороздя в течение десяти лет
волны Берильской гавани. Вообще-то маги и моряки имеют много общего: и те
и другие имеют дело с морскими и небесными силами, подчиняют своей воле
буйные ветра, делая далекое близким. Верховный Маг или Ястреб - морской
торговец, различия между ними были невелики.
Сокол был довольно молчалив, хотя обладал прекрасным чувством юмора.
Неуклюжесть Аррена нисколько не раздражала его. С ним было легко и просто.
О таком товарище по плаванию можно только мечтать, думал Аррен. Но порою
тот погружался в свои мысли и молчал часами, а когда ему нужно было что-то
сказать, в голосе его звенел металл, и он смотрел на Аррена невидящим
взором. Несмотря на это, юноша по-прежнему любил Верховного Мага, хотя,
возможно, не столь горячо, как прежде, поскольку теперь слегка побаивался
его. Наверное, Сокол почувствовал это, и потому той туманной ночью у
берегов Ватхорта он с некоторой неохотой принялся рассказывать Аррену о
себе.
- Мне не хочется завтра вновь оказаться среди людей, - сказал он. -
Придется притворяться, что я волен как птица... Что ничего дурного в мире
не происходит. Что я не Верховный Маг и даже не чародей, а просто Ястреб
из Темере, свободный от обязательств и привилегий, который ничего никому
не должен...
Сокол сделал паузу, затем продолжил.
- Когда придет время сделать самый важный выбор, сделай его
правильно, Аррен. В молодости мне пришлось выбирать между спокойной жизнью
и жизнью, полной опасностей. И я вцепился в последнее, словно форель в
муху. Но каждое деяние, каждый поединок тащат за собой целый ворох
последствий, заставляя тебя действовать вновь и вновь. И очень редко
выдается свободная минутка вроде этой, перерыв между двумя деяниями, когда
ты можешь остановиться и просто пожить. Или поразмышлять над тем, кем ты,
в конце концов, стал.
Как может такой человек, подумал Аррен, сомневаться в себе? Он
полагал, что подобные сомнения - удел юных, тех, кто еще ничего не добился
в жизни.
Они качались посреди безбрежного, прохладного океана тьмы.
- Вот почему я люблю море, - раздался из глубин ночи голос Сокола.
Аррен понимал его. Но мысли юноши безудержно неслись вперед. Его
голова неутомимо работала в течение всех трех дней плавания, он размышлял
о цели их путешествия. А так как его спутник, наконец-то, был склонен
поговорить, Аррен спросил:
- Как вы думаете, мы найдем то, что ищем, в Хорттауне?
Сокол покачал головой, возможно, говоря "нет", либо показывая, что он
не знает.
- Может, это нечто вроде заразы, эпидемии, что перекидывается с
острова на остров, нанося вред посевам и стадам, а также духу людскому?
- Эпидемия - это движение великого баланса, самого Равновесия. Здесь
что-то другое. Отсюда смердит злой волей. Мы могли бы потерпеть, если все
это являлось бы побочным эффектом восстановления Равновесия. Но мы не
можем мириться с потерей надежды и упадком искусства, с тем, что уходят из
памяти Слова Творения. Природа не терпит фальши. Это не восстановление
Равновесия, а нарушение его. И лишь одно существо в состоянии сделать это.
- Человек? - спросил Аррен наугад.
- Мы, люди.
- Как?
- Непомерной жаждой жизни.
- Жизни? Но что плохого в желании жить?
- Ничего. Но когда мы стремимся к власти над жизнью - к вечному
здоровью, неуязвимости, бессмертию, - то желание переходит в манию. А если
мания вступает в союз со знаниями, то поднимает голову зло. Тогда
Равновесие мира нарушается, и разрушение перевешивает созидание.
Аррен некоторое время с грустью размышлял над этим, потом спросил:
- Значит вы думаете, что тот, кого мы ищем, человек?
- Человек, и к тому же колдун. Да, мне так кажется.
- Но как я понял из того, чему меня учили наставники и мой отец,
высшее искусство магии зависит от баланса, от Равновесия вещей, и не может
быть использовано со злым умыслом.
- Это, - сказал Сокол, слегка скривившись, - спорный вопрос. _П_у_т_и
м_а_г_о_в _н_е_и_с_п_о_в_е_д_и_м_ы_... На каждом острове Земноморья есть
ведьмы, использующие запретные заклинания; колдуны, применяющие свое
искусство в целях обогащения. Но можно привести примеры и более ярких
дарований. Огненный Лорд, пытавшийся победить тьму и остановить в полдень
солнце на небосводе, был великим магом. Даже Эррет-Акбе с трудом одолел
его. Враг Морреда принадлежал к той же породе. Когда он появился, целые
города пали перед ним на колени, огромные армии сражались на его стороне.
Заклинание, которое он обрушил на Морреда, оказалось столь могучим, что
даже смерть колдуна не остановила его, и остров Солеа погрузился в пучину
моря со всем своим населением. То были люди, чья великая сила и знания
встали на службу злу, питая его. Всегда ли волшебство, несущее добро, в
конце концов оказывается сильнее, мы не знаем. Но все же надеемся.
Слова о лелеемой надежде прозвучали как-то мрачно, без должной
уверенности. Аррен обнаружил, что ему больше не хочется витать в холоде
высоких материй. Немного погодя он сказал:
- Мне кажется, я понял, почему вы сказали, что лишь люди несут зло.
Даже акулы невинны, они вынуждены убивать.
- Вот почему ничто не в силах защитить нас. Лишь одно существо во
всем мире способно противостоять человеку со злым сердцем - другой
человек. В нашем позоре - наша слава. Только наша душа, способная на зло,
в силах противостоять ему.
- А как же драконы? - спросил Аррен. - Разве они не причиняют зла?
Неужто они невинны?
- Драконы! Драконы алчны, ненасытны, вероломны, им неведомо
сострадание и угрызения совести. Но злы ли они? Кто я такой, чтобы судить
драконов?.. Они мудрее, чем люди. Они похожи на видения, Аррен. Нам,
людям, снятся сны, мы колдуем, творим добро и зло. Но драконы не грезят.
Они сами - воплощение грез. Они не произносят заклинаний. Магия - плоть от
плоти драконов, способ их существования. Они не действуют - они живут.
- В Серилане, - сказал Аррен, - находится шкура Бар Офа, убитого
Кеором, Правителем Энлада, три столетия назад. С тех пор ни один дракон не
приближался к Энладу. Я видел шкуру Бар Офа. Она тяжелая, будто сделана из
железа, и говорят, что если ее разложить, она покроет всю рыночную площадь
Серилана. Зубы у него длиной с мое предплечье. И все же утверждают, что
Бар Оф был молодым драконом, которому еще расти и расти.
- Тебе хотелось бы, - сказал Сокол, - увидеть драконов.
- Да.
- Их кровь холодна и ядовита. Ты не должен глядеть им в глаза. Они
старше, чем род человеческий.
Он на мгновение умолк, затем продолжал:
- И хотя я стремлюсь забыть обо всем и раскаяться в содеянном мною,
тем не менее я всегда буду помнить, как однажды на закате я увидел
драконов, парящих над западными островами. Это дает мне ощущение покоя.
Затем они оба замолчали, и воцарилась тишина, наполненная едва
слышным плеском волн о борта лодки. Вокруг не было ни огонька. Покачиваясь
над пучиной вод, они, наконец, уснули.

Под пологом легкой утренней дымки они зашли в Гавань Хорта, где
бросали якорь или отдавали концы сотни судов: рыбацкие лодки, краболовы,
траулеры, торговые суда, две двадцативесельные галеры, одна потрепанная
шестидесятивесельная галера и несколько поджарых длинных парусников с
высокими треугольными парусами, которые были способны улавливать дующие
поверху ветры жаркого Южного Предела.
- Это боевой корабль? - спросил Аррен, когда они миновали одну из
двадцативесельных галер, и его спутник ответил:
- Судя по заглушкам цепей в бортах, работорговец. Они продают людей
на острова Южного Предела.
Аррен поразмыслил минутку, затем подошел к ящику для оснастки и
достал оттуда меч, который он хорошенько укутал и убрал туда в день
отплытия. Сняв покровы, он остановился в нерешительности, держа убранный в
ножны меч со свободно висящей перевязью обеими руками.
- Он не похож на меч морского торговца. Ножны слишком хороши.
Сокол, занятый румпелем, бросил на него беглый взгляд.
- Если есть охота, так носи.
- Я подумал, что его могут узнать.
- Коли пойдут в ход мечи, этот всегда узнают, - ответил его спутник,
внимательно следя за их продвижением по битком набитой гавани. - Это
случайно не тот меч, что нельзя обнажить против его воли?
- Так говорят, - кивнул Аррен. - И все же он способен нести смерть и
доказал это.
Юноша глянул вниз на узкую потертую рукоять.
- Он-то способен, а вот я нет, что заставляет меня чувствовать себя
глупцом. Он гораздо старше меня... Лучше я возьму с собой нож, - решил он
и, завернув меч, засунул его обратно, вглубь ящика для оснастки. Его лицо
стало озабоченным и злым. Сокол на это сказал лишь:
- Может, ты возьмешься за весла, парень? Мы направляемся вон туда, к
ступенькам на пирсе.
Хорттаун - один из Семи Великих Портов Архипелага - взбегал, сверкая
всеми цветами радуги, от шумной береговой черты вверх по склонам трех
пологих холмов. Стены глиняных домов были покрашены в красный, оранжевый,
желтый, белый цвета, крыши - покрыты багрово-красной черепицей. Цветущие
деревья пендик окрасили багрянцем верхние кварталы. От крыши к крыше
тянулись яркие полосатые навесы, бросая тень на узкие торговые ряды.
Жаркое солнце заливало своим светом причалы. От берега черными ущельями
струились улицы, где в громком гаме смешались тени и люди.
Когда они привязали лодку, Сокол встал рядом с Арреном, будто
проверяя, крепок ли узел, и прошептал:
- Аррен, на Ватхорте есть люди, которые знают меня довольно хорошо.
Так что не шарахайся в сторону, глядя на меня.
Когда он выпрямился, с его лица исчезли шрамы, волосы стали
пепельными, нос - толстым и немного курносым, а вместо тисового посоха в
человеческий рост в его руках оказался жезл из китовой кости, который он
тут же сунул за пазуху.
- Узнаешь меня? - широко улыбаясь, спросил он Аррена, произнося слова
с явным энладским акцентом. - Неужто ты впервые в жизни видишь своего
дядюшку?
Аррену приходилось видеть, как придворные волшебники Берилы меняли
свой облик, разыгрывая "Деяния Морреда", и он знал, что это всего лишь
иллюзия. Едва сдержав рвущуюся с языка остроту, он хихикнул:
- О, да, дядюшка Ястреб!
Но пока маг препирался с портовым стражником относительно платы за
стоянку и охрану лодки, Аррен не сводил с него взгляда, чтобы убедиться,
что он и впрямь узнает его. И чем дольше он смотрел, тем больше, а не
меньше, превращение тревожило его. Оно было слишком совершенным. Перед ним
стоял человек, нисколько не похожий на Верховного Мага - его мудрого
спутника и наставника... Гонорар стражника был высок, и Сокол, нехотя
отсчитав его, побрел с Арреном прочь, продолжая ворчать себе под нос.
- Испытывает мое терпение, - бурчал он. - Платить этому толстопузому
вору за охрану моей лодки, когда от половинки заклинания было бы вдвое
больше пользы! Ладно, это плата за прикрытие... И я забыл о своем
правильном выговоре, не так ли, племянничек?
Они поднимались по битком набитой людьми, зловонной крикливо пестрой
улице, состоящей из маленьких, чуть больше ярмарочных балаганов,
магазинчиков, владельцы которых стояли в дверях среди груд и связок
товаров, громко расхваливая прелесть и дешевизну своих горшков, чулок,
шляп, лопат, булавок, кошельков, котелков, корзинок, ножей, веревок,
засовов, постельного белья и прочих разновидностей скобяных товаров и
галантереи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30