— Я и так очень спешу!
Потом она натолкнулась на свободную женщину, которая завизжала от возмущения и принялась осыпать ее ударами и пинками.
Рабыня повалилась на колени, опустила голову и запричитала:
— Пожалуйста, прости меня, госпожа! Прости меня!
Свободная женщина сплюнула и пошла дальше.
— Поднимайся! — рявкнул горбун и грубо дернул за веревку. — Пошевеливайся, тварь!
— Куда идти? — беспомощно закрутилась она на месте, пока не получила кнутом по спине.
Я оглянулся, но на улице были только случайные прохожие.
— Пошевеливайся, тварь! — повторил горбун и стегнул девушку кнутом.
На мне была одежда кожевника. На «Пальме Шенди» был пассажир в одежде кузнеца.
— Сюда, бестолковая дура, — проворчал горбун и втолкнул девушку в двери паговой таверны под названием «Золотой кайлуак».
Внутри таверны он подвел ее к небольшой двери и приказал:
— Ложись на пол!
Рабыня послушно опустилась на дощатый пол.
— На бок! — рявкнул горбун. — Подтяни колени! Потом он прикрыл девушку старой коричневой абой и скрылся в боковой двери.
— Что угодно господину? — склонилась передо мной темнокожая рабыня.
— Паги, — сказал я и сел, скрестив ноги, за низкий столик. Со своего места я мог видеть лежащую возле стены рабыню, прикрытую абой нищего
Скорее всего, в задачу горбуна входило довести девушку до этой таверны. Отсюда ее должен был забрать кто-то другой.
Я с наслаждением потягивал пагу.
Никто, однако, к девушке не подходил.
Я начал волноваться, не вкралась ли в мои расчеты какая-нибудь ошибка. Что, если Улафи ошибся относительно этой девушки? Что, если он не получил за нее два серебряных тарска с Учафу? Что, если нищий привел рабыню для хозяина таверны? Что, если ее с самого начала планировали использовать как рабыню в таверне?
Я огляделся. Кроме моей блондинки, в таверне была только одна белокожая рабыня — красивая темноволосая девушка в желтом шелковом одеянии, невольница, такая же, как и темнокожие рабыни, прислуживающие у столиков. Может, владелец таверны захотел иметь еще одну белую, чтобы удовлетворить запросы своих клиентов?
Я посмотрел на съежившуюся под тряпьем блондинку. Она не решалась даже пошевелиться.
Не может быть, успокаивал себя я. Я же своими глазами видел, как за нее рассчитались серебряными монетами. Тут нет никакой ошибки. Надо ждать.
Я заказал еще одну кружку паги, потом сыграл в каиссу с каким-то пьяницей. Пага показалась немного странной на вкус, но, с другой стороны, пага всегда разная. Все зависит от способа приготовления, в разных местах используют разные травы и зерна. Время от времени я поглядывал на застывшую под тряпками девушку. В игре я выбрал защиту Телнуса. Обычно ее играют против гамбита убара. Я был уверен, что в Шенди такого начала еще не знают. Впервые я увидел его в Эн-Каре, у подножия гор Сардара.
Мой противник смело вступил в игру. До Сентия из Коса мне далеко, и уже через несколько минут я столкнулся с непредвиденными трудностями. В результате я едва избежал поражения в эндшпиле.
— Не ожидал, что ты найдешь правильный ответ на мой ход Копьеносцем на Убара пять, — сказал я.
— Ты играл защиту Телнуса, — пожал плечами мой соперник.
— Ты знаешь защиту Телнуса? — изумился я.
— Я изучил более ста ее вариантов, — ответил он. — По-твоему, в Шенди живут варвары?
— Я так не думаю.
— Поздравляю тебя, — произнес он. — Ты хорошо играешь.
— Это не лучшая моя партия, — признался я.
— Лучшая партия всегда впереди, — философски заметил мой соперник.
— Наверное, ты прав, — сказал я и протянул ему руку. — Ты отличный игрок. Спасибо за партию.
Незнакомец пожал мне руку и вышел из таверны. В каиссу играют, как правило, симпатичные люди.
Я посмотрел на укрытую тряпьем девушку. При этом мне пришлось пару раз моргнуть. Глаза странно чесались. Непонятный зуд ощущался также на животе и предплечьях.
— Господин? — склонилась передо мной темнокожая рабыня с выдающимися скулами.
— Еще паги, — распорядился я.
— Слушаюсь, господин.
Спустя ан в таверне появились музыканты. Таверна между тем наполнялась. Музыканты приступили к игре. Нещадно чесалось бедро. Я яростно скреб его ногтями.
За соседним столиком прислуживала белокожая темноволосая девушка. У нее были великолепные ноги.
Визг флейты и бой барабанов привлек мое внимание к квадрату песка перед небольшим оркестром. На нем танцевала темнокожая рабыня в желтых бусах. Я невольно залюбовался ее роскошными бедрами. Судя по движениям, девчонка была профессиональной танцовщицей, причем тренировали ее на Ианде, острове к северу от Ананго. Смысл некоторых движений я не понял, поскольку не обладал соответствующей подготовкой. С другой стороны, многое мне было уже знакомо. Вот это движение означает свободную женщину, вот это — кнут, это — символ покорности, а вот — закованная в ошейник рабыня. Танцовщица умело изобразила вороватую рабыню-плутовку, потом испуганную невольницу перед разгневанным хозяином. Все было исполнено с высочайшим мастерством. Женщины прекрасны, из них получаются великолепные танцовщицы. Одна из фигур танца передавала встречу рабыни с человеком, зараженным чумой. Невольница прекрасно понимала, что, если она заразится, ее просто прикончат. Танец символизировал скорбь и ужас попавшего в безвыходное положение существа.
Я огляделся, но темноволосой белокожей рабыни, которая только что прислуживала за соседним столиком, уже не было.
Я постепенно пьянел и раздражался. По моим подсчетам белокурую дикарку уже давно должны были забрать.
Я посмотрел на прикрытую абой фигурку у стены. Под грязной тряпкой угадывались очертания великолепного тела. До чего все-таки хорошенькие попадаются рабыни.
Неожиданно я взревел от ярости, отшвырнул стоящий передо мной стол и подскочил к укрытой абой девушке. Резким движением я сорвал с нее изодранное покрывало.
— Господин! — испуганно завизжала лежащая под ним девушка. Это была не белокурая дикарка, а белокожая темноволосая рабыня в шелковой накидке.
Я ухватил ее за волосы и рывком поставил на колени.
— Где девушка, которая была здесь раньше? Где, я спрашиваю?
— Что здесь происходит? — раздался голос владельца таверны. Оказывается, он уже давно был здесь, просто помогал разливать пагу за стойкой. Музыканты прекратили играть, танцовщица растерянно остановилась.
— Где девушка, которая находилась под этой абой? — спросил я. — Где?
— Чья это была рабыня? — строго спросил хозяин. — Еще раз спрашиваю, чья была рабыня?
— Ее привел Кунгуни, — сказала одна из темнокожих невольниц. — Вас в это время не было.
— Я запретил пускать в таверну этого типа! — взорвался хозяин.
— Вас не было, а мы побоялись не пускать свободного человека, — испуганно пролепетала рабыня.
— А ты где был? — накинулся хозяин на повара.
— На кухне, естественно. Я и не знал, что Кунгуни кого-то сюда привел.
От злости я не находил себе места.
— Кто видел, как она ушла? С кем ее видели последний раз? — раздраженно спросил я. Мужчины переглянулись.
— Как ты оказалась под абой? — спросил я девушку.
— Какой-то мужчина подошел ко мне сзади и приказал лечь на пол. Я его не видела, ибо он запретил мне поворачиваться.
— Лжешь! — крикнул я.
— Сжалься надо мной, господин! — пролепетала невольница. — Я всего лишь рабыня.
Помощник повара, стоящий ко мне ближе остальных, не отрываясь смотрел на меня. Взгляд его показался мне странным. Потом он испуганно отшатнулся, что было еще непонятнее. Я ничем ему не угрожал.
— Серебряный тарск тому, кто поможет разыскать девчонку, — произнес я.
Темнокожие рабыни переглянулись.
— Это же обыкновенная рабочая рабыня, — с удивлением произнесла чернокожая танцовщица.
— Серебряный тарск, — отчетливо повторил я, — тому, кто поможет ее найти!
Она не могла далеко уйти. Надо ловить ее на улицах.
— Посмотрите на его глаза, — пробормотал помощник повара, делая еще один шаг назад.
Неожиданно танцовщица прижала ладони к лицу и завизжала:
— Это чума! Посмотрите на него! Это чума! Помощник повара бросился к выходу.
— Чума! Чума! — в ужасе кричали люди, сбивая друг друга с ног. В дверях образовалась свалка. Вскоре я остался один среди перевернутых столов и разбитой посуды. На полу чернели лужицы паги. В таверне наступила тишина. Только с улицы доносились крики:
— Вызвать стражу! Убить его!
Я подошел к зеркалу и медленно провел языком по губам. Губы были сухие. Белки глаз пожелтели. Я закатал рукав туники и увидел на предплечье черные волдыри. Некоторые уже прорвались, из них сочилась липкая жидкость.
9. Я РЕШАЮ СМЕНИТЬ ЖИЛЬЕ
— Господин! — заплакала Саси.
— Не бойся! — сказал я. — Я не болен. Но нам надо срочно отсюда уходить.
— Твое лицо! — воскликнула она. — На нем шрамы!
— Пройдет, — проворчал я и снял с нее наручники. — Я боюсь, что меня могли выследить. Нам надо перебираться в другое место.
Я выбрался из таверны через заднюю дверь. Оказавшись на улице, тут же забрался на крышу низенького строения, откуда перебрался на более высокую крышу. Так, по крышам, я и ушел от злополучной таверны. Потом я спрыгнул на землю, закутался в абу Кунгуни и быстро зашагал в сторону дома. Со всех сторон доносились удары в рельс и крики «Чума! Чума!».
— Ты не болен, господин? — спросила рабыня.
— Думаю, нет, — ответил я.
Я знал, что не был в чумных районах. Базийская чума, насколько мне известно, выжгла сама себя несколько лет назад. В течение многих месяцев не было отмечено ни единого случая заболевания. Самое же главное, я не чувствовал себя больным. После выпитой паги я немного опьянел и разогрелся, но жара не было, это точно. Сердцебиение, пульс, потоотделение — все в норме, я даже не задыхался. Не было ни тошноты, ни головокружения, ни нарушений зрения. Единственными тревожными симптомами был зуд в глазах и на коже. Мне хотелось разодрать себя ногтями.
— Ты кузнец или кожевник? — спросила вдруг рабыня.
— Сейчас не время выяснять детали, — отрезал я, затягивая шнуровку на морской сумке.
— Разве плохо, что девушка хочет знать касту своего хозяина? — спросила она.
— Нам пора, — строго сказал я.
— А может, ты купец? — хитро прищурилась рабыня.
— А может, я тебя выпорю? — вопросом на вопрос ответил я.
— Не надо, господин.
— Тогда пошевеливайся!
— Сейчас у тебя все равно нет времени меня пороть, правда?
— К сожалению, нет.
— Может, ты из касты земледельцев?
— Я обязательно выпорю тебя позже, — пообещал я.
— В этом нет необходимости, — отвечала рабыня. — Я буду молчать.
— Удивительная прозорливость, — заметил я. — Хватит болтать — и послушай, что произошло. Они решили, будто у меня чума. Если нас поймают, тебя истребят первую.
— Давай поторопимся! — нервно произнесла рабыня. Мы вышли из дома.
— У тебя сильные руки, — сказала она. — Это от работы с глиной?
— Нет, — процедил я.
— А я думала, от глины.
— Прикуси язык, — рявкнул я.
— Хорошо, господин.
10.Я РАССПРАШИВАЮ КИПОФУ, УБАРА НИЩИХ ИЗ ШЕНДИ
Слепой поднял на меня невидящие белые глаза. Потом вытянул в мою сторону черную, похожую на лапу птицы руку. Я положил на его ладонь долю тарска.
— Ты Кипофу? — спросил я.
Нищий молчал. Я положил еще одну монетку, и нищий спрятал их в карман. Он сидел, скрестив ноги, на плоском прямоугольном камне высотой около фута у западного края площади Утикуфу, или площади Славы. Камень был его этемом, местом для сидения. Передо мной был убар нищих Шенди.
— Я — Кипофу, — произнес он.
— Говорят, что, несмотря на свою слепоту, ты видишь все, что происходит в Шенди, — сказал я.
Он улыбнулся и потер нос большим пальцем.
— Я бы хотел получить кое-какую информацию.
— Я всего лишь старый слепой человек, — произнес он и развел руками.
— Ты знаешь все, что происходит в Шенди, — повторил я.
— Информация может дорого стоить.
— Я заплачу.
— Я всего лишь бедный, старый слепой, — затянул Кипофу.
— Я заплачу много.
— Что ты хочешь узнать? — спросил он наконец.
Он сидел передо мной на своем этеме, закутанный в старые рваные тряпки. К голой коленке старика прилипла кожура лармы. Он был стар, грязен и неопрятен. Между тем этот человек был убаром нищих Шенди. Они сами выбрали его, чтобы он вершил над ними правосудие. Я слышал, что нищие специально выбрали слепого, чтобы он не мог видеть их безобразия. Перед ним они все были равны: убогие и калеки, изуродованные и страшные, все воспринимались убаром как подчиненные одного королевства. Слышал я и другое: Кипофу был образованным, интеллигентным человеком, умеющим проявить настоящую мудрость. Это был решительный, волевой и, когда того требовали обстоятельства, беспощадный человек. Ему первому удалось навести порядок среди нищих Шенди и распределить их по территориям. Никто не имел права просить в Шенди милостыню без разрешения Кипофу, никто не рисковал залезть на чужой участок. Самое главное — каждый нищий еженедельно платил Кипофу налог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Потом она натолкнулась на свободную женщину, которая завизжала от возмущения и принялась осыпать ее ударами и пинками.
Рабыня повалилась на колени, опустила голову и запричитала:
— Пожалуйста, прости меня, госпожа! Прости меня!
Свободная женщина сплюнула и пошла дальше.
— Поднимайся! — рявкнул горбун и грубо дернул за веревку. — Пошевеливайся, тварь!
— Куда идти? — беспомощно закрутилась она на месте, пока не получила кнутом по спине.
Я оглянулся, но на улице были только случайные прохожие.
— Пошевеливайся, тварь! — повторил горбун и стегнул девушку кнутом.
На мне была одежда кожевника. На «Пальме Шенди» был пассажир в одежде кузнеца.
— Сюда, бестолковая дура, — проворчал горбун и втолкнул девушку в двери паговой таверны под названием «Золотой кайлуак».
Внутри таверны он подвел ее к небольшой двери и приказал:
— Ложись на пол!
Рабыня послушно опустилась на дощатый пол.
— На бок! — рявкнул горбун. — Подтяни колени! Потом он прикрыл девушку старой коричневой абой и скрылся в боковой двери.
— Что угодно господину? — склонилась передо мной темнокожая рабыня.
— Паги, — сказал я и сел, скрестив ноги, за низкий столик. Со своего места я мог видеть лежащую возле стены рабыню, прикрытую абой нищего
Скорее всего, в задачу горбуна входило довести девушку до этой таверны. Отсюда ее должен был забрать кто-то другой.
Я с наслаждением потягивал пагу.
Никто, однако, к девушке не подходил.
Я начал волноваться, не вкралась ли в мои расчеты какая-нибудь ошибка. Что, если Улафи ошибся относительно этой девушки? Что, если он не получил за нее два серебряных тарска с Учафу? Что, если нищий привел рабыню для хозяина таверны? Что, если ее с самого начала планировали использовать как рабыню в таверне?
Я огляделся. Кроме моей блондинки, в таверне была только одна белокожая рабыня — красивая темноволосая девушка в желтом шелковом одеянии, невольница, такая же, как и темнокожие рабыни, прислуживающие у столиков. Может, владелец таверны захотел иметь еще одну белую, чтобы удовлетворить запросы своих клиентов?
Я посмотрел на съежившуюся под тряпьем блондинку. Она не решалась даже пошевелиться.
Не может быть, успокаивал себя я. Я же своими глазами видел, как за нее рассчитались серебряными монетами. Тут нет никакой ошибки. Надо ждать.
Я заказал еще одну кружку паги, потом сыграл в каиссу с каким-то пьяницей. Пага показалась немного странной на вкус, но, с другой стороны, пага всегда разная. Все зависит от способа приготовления, в разных местах используют разные травы и зерна. Время от времени я поглядывал на застывшую под тряпками девушку. В игре я выбрал защиту Телнуса. Обычно ее играют против гамбита убара. Я был уверен, что в Шенди такого начала еще не знают. Впервые я увидел его в Эн-Каре, у подножия гор Сардара.
Мой противник смело вступил в игру. До Сентия из Коса мне далеко, и уже через несколько минут я столкнулся с непредвиденными трудностями. В результате я едва избежал поражения в эндшпиле.
— Не ожидал, что ты найдешь правильный ответ на мой ход Копьеносцем на Убара пять, — сказал я.
— Ты играл защиту Телнуса, — пожал плечами мой соперник.
— Ты знаешь защиту Телнуса? — изумился я.
— Я изучил более ста ее вариантов, — ответил он. — По-твоему, в Шенди живут варвары?
— Я так не думаю.
— Поздравляю тебя, — произнес он. — Ты хорошо играешь.
— Это не лучшая моя партия, — признался я.
— Лучшая партия всегда впереди, — философски заметил мой соперник.
— Наверное, ты прав, — сказал я и протянул ему руку. — Ты отличный игрок. Спасибо за партию.
Незнакомец пожал мне руку и вышел из таверны. В каиссу играют, как правило, симпатичные люди.
Я посмотрел на укрытую тряпьем девушку. При этом мне пришлось пару раз моргнуть. Глаза странно чесались. Непонятный зуд ощущался также на животе и предплечьях.
— Господин? — склонилась передо мной темнокожая рабыня с выдающимися скулами.
— Еще паги, — распорядился я.
— Слушаюсь, господин.
Спустя ан в таверне появились музыканты. Таверна между тем наполнялась. Музыканты приступили к игре. Нещадно чесалось бедро. Я яростно скреб его ногтями.
За соседним столиком прислуживала белокожая темноволосая девушка. У нее были великолепные ноги.
Визг флейты и бой барабанов привлек мое внимание к квадрату песка перед небольшим оркестром. На нем танцевала темнокожая рабыня в желтых бусах. Я невольно залюбовался ее роскошными бедрами. Судя по движениям, девчонка была профессиональной танцовщицей, причем тренировали ее на Ианде, острове к северу от Ананго. Смысл некоторых движений я не понял, поскольку не обладал соответствующей подготовкой. С другой стороны, многое мне было уже знакомо. Вот это движение означает свободную женщину, вот это — кнут, это — символ покорности, а вот — закованная в ошейник рабыня. Танцовщица умело изобразила вороватую рабыню-плутовку, потом испуганную невольницу перед разгневанным хозяином. Все было исполнено с высочайшим мастерством. Женщины прекрасны, из них получаются великолепные танцовщицы. Одна из фигур танца передавала встречу рабыни с человеком, зараженным чумой. Невольница прекрасно понимала, что, если она заразится, ее просто прикончат. Танец символизировал скорбь и ужас попавшего в безвыходное положение существа.
Я огляделся, но темноволосой белокожей рабыни, которая только что прислуживала за соседним столиком, уже не было.
Я постепенно пьянел и раздражался. По моим подсчетам белокурую дикарку уже давно должны были забрать.
Я посмотрел на прикрытую абой фигурку у стены. Под грязной тряпкой угадывались очертания великолепного тела. До чего все-таки хорошенькие попадаются рабыни.
Неожиданно я взревел от ярости, отшвырнул стоящий передо мной стол и подскочил к укрытой абой девушке. Резким движением я сорвал с нее изодранное покрывало.
— Господин! — испуганно завизжала лежащая под ним девушка. Это была не белокурая дикарка, а белокожая темноволосая рабыня в шелковой накидке.
Я ухватил ее за волосы и рывком поставил на колени.
— Где девушка, которая была здесь раньше? Где, я спрашиваю?
— Что здесь происходит? — раздался голос владельца таверны. Оказывается, он уже давно был здесь, просто помогал разливать пагу за стойкой. Музыканты прекратили играть, танцовщица растерянно остановилась.
— Где девушка, которая находилась под этой абой? — спросил я. — Где?
— Чья это была рабыня? — строго спросил хозяин. — Еще раз спрашиваю, чья была рабыня?
— Ее привел Кунгуни, — сказала одна из темнокожих невольниц. — Вас в это время не было.
— Я запретил пускать в таверну этого типа! — взорвался хозяин.
— Вас не было, а мы побоялись не пускать свободного человека, — испуганно пролепетала рабыня.
— А ты где был? — накинулся хозяин на повара.
— На кухне, естественно. Я и не знал, что Кунгуни кого-то сюда привел.
От злости я не находил себе места.
— Кто видел, как она ушла? С кем ее видели последний раз? — раздраженно спросил я. Мужчины переглянулись.
— Как ты оказалась под абой? — спросил я девушку.
— Какой-то мужчина подошел ко мне сзади и приказал лечь на пол. Я его не видела, ибо он запретил мне поворачиваться.
— Лжешь! — крикнул я.
— Сжалься надо мной, господин! — пролепетала невольница. — Я всего лишь рабыня.
Помощник повара, стоящий ко мне ближе остальных, не отрываясь смотрел на меня. Взгляд его показался мне странным. Потом он испуганно отшатнулся, что было еще непонятнее. Я ничем ему не угрожал.
— Серебряный тарск тому, кто поможет разыскать девчонку, — произнес я.
Темнокожие рабыни переглянулись.
— Это же обыкновенная рабочая рабыня, — с удивлением произнесла чернокожая танцовщица.
— Серебряный тарск, — отчетливо повторил я, — тому, кто поможет ее найти!
Она не могла далеко уйти. Надо ловить ее на улицах.
— Посмотрите на его глаза, — пробормотал помощник повара, делая еще один шаг назад.
Неожиданно танцовщица прижала ладони к лицу и завизжала:
— Это чума! Посмотрите на него! Это чума! Помощник повара бросился к выходу.
— Чума! Чума! — в ужасе кричали люди, сбивая друг друга с ног. В дверях образовалась свалка. Вскоре я остался один среди перевернутых столов и разбитой посуды. На полу чернели лужицы паги. В таверне наступила тишина. Только с улицы доносились крики:
— Вызвать стражу! Убить его!
Я подошел к зеркалу и медленно провел языком по губам. Губы были сухие. Белки глаз пожелтели. Я закатал рукав туники и увидел на предплечье черные волдыри. Некоторые уже прорвались, из них сочилась липкая жидкость.
9. Я РЕШАЮ СМЕНИТЬ ЖИЛЬЕ
— Господин! — заплакала Саси.
— Не бойся! — сказал я. — Я не болен. Но нам надо срочно отсюда уходить.
— Твое лицо! — воскликнула она. — На нем шрамы!
— Пройдет, — проворчал я и снял с нее наручники. — Я боюсь, что меня могли выследить. Нам надо перебираться в другое место.
Я выбрался из таверны через заднюю дверь. Оказавшись на улице, тут же забрался на крышу низенького строения, откуда перебрался на более высокую крышу. Так, по крышам, я и ушел от злополучной таверны. Потом я спрыгнул на землю, закутался в абу Кунгуни и быстро зашагал в сторону дома. Со всех сторон доносились удары в рельс и крики «Чума! Чума!».
— Ты не болен, господин? — спросила рабыня.
— Думаю, нет, — ответил я.
Я знал, что не был в чумных районах. Базийская чума, насколько мне известно, выжгла сама себя несколько лет назад. В течение многих месяцев не было отмечено ни единого случая заболевания. Самое же главное, я не чувствовал себя больным. После выпитой паги я немного опьянел и разогрелся, но жара не было, это точно. Сердцебиение, пульс, потоотделение — все в норме, я даже не задыхался. Не было ни тошноты, ни головокружения, ни нарушений зрения. Единственными тревожными симптомами был зуд в глазах и на коже. Мне хотелось разодрать себя ногтями.
— Ты кузнец или кожевник? — спросила вдруг рабыня.
— Сейчас не время выяснять детали, — отрезал я, затягивая шнуровку на морской сумке.
— Разве плохо, что девушка хочет знать касту своего хозяина? — спросила она.
— Нам пора, — строго сказал я.
— А может, ты купец? — хитро прищурилась рабыня.
— А может, я тебя выпорю? — вопросом на вопрос ответил я.
— Не надо, господин.
— Тогда пошевеливайся!
— Сейчас у тебя все равно нет времени меня пороть, правда?
— К сожалению, нет.
— Может, ты из касты земледельцев?
— Я обязательно выпорю тебя позже, — пообещал я.
— В этом нет необходимости, — отвечала рабыня. — Я буду молчать.
— Удивительная прозорливость, — заметил я. — Хватит болтать — и послушай, что произошло. Они решили, будто у меня чума. Если нас поймают, тебя истребят первую.
— Давай поторопимся! — нервно произнесла рабыня. Мы вышли из дома.
— У тебя сильные руки, — сказала она. — Это от работы с глиной?
— Нет, — процедил я.
— А я думала, от глины.
— Прикуси язык, — рявкнул я.
— Хорошо, господин.
10.Я РАССПРАШИВАЮ КИПОФУ, УБАРА НИЩИХ ИЗ ШЕНДИ
Слепой поднял на меня невидящие белые глаза. Потом вытянул в мою сторону черную, похожую на лапу птицы руку. Я положил на его ладонь долю тарска.
— Ты Кипофу? — спросил я.
Нищий молчал. Я положил еще одну монетку, и нищий спрятал их в карман. Он сидел, скрестив ноги, на плоском прямоугольном камне высотой около фута у западного края площади Утикуфу, или площади Славы. Камень был его этемом, местом для сидения. Передо мной был убар нищих Шенди.
— Я — Кипофу, — произнес он.
— Говорят, что, несмотря на свою слепоту, ты видишь все, что происходит в Шенди, — сказал я.
Он улыбнулся и потер нос большим пальцем.
— Я бы хотел получить кое-какую информацию.
— Я всего лишь старый слепой человек, — произнес он и развел руками.
— Ты знаешь все, что происходит в Шенди, — повторил я.
— Информация может дорого стоить.
— Я заплачу.
— Я всего лишь бедный, старый слепой, — затянул Кипофу.
— Я заплачу много.
— Что ты хочешь узнать? — спросил он наконец.
Он сидел передо мной на своем этеме, закутанный в старые рваные тряпки. К голой коленке старика прилипла кожура лармы. Он был стар, грязен и неопрятен. Между тем этот человек был убаром нищих Шенди. Они сами выбрали его, чтобы он вершил над ними правосудие. Я слышал, что нищие специально выбрали слепого, чтобы он не мог видеть их безобразия. Перед ним они все были равны: убогие и калеки, изуродованные и страшные, все воспринимались убаром как подчиненные одного королевства. Слышал я и другое: Кипофу был образованным, интеллигентным человеком, умеющим проявить настоящую мудрость. Это был решительный, волевой и, когда того требовали обстоятельства, беспощадный человек. Ему первому удалось навести порядок среди нищих Шенди и распределить их по территориям. Никто не имел права просить в Шенди милостыню без разрешения Кипофу, никто не рисковал залезть на чужой участок. Самое главное — каждый нищий еженедельно платил Кипофу налог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58