Но по желанию Билы Хурумы я изменил название на карте. Отныне это озеро, исток Уа, будет носить имя Шабы — доблестного путешественника и величайшего исследователя Гора.
«Благодарю тебя», — сердечно произнес Рамани из Ананго, бывший когда-то учителем Шабы, когда я вручил ему и двум членам его касты записи и карты великого географа. Рамани заплакал, и друзья его тоже не смогли сдержать слез. Я знал, что карты и путевые заметки Шабы будут размножены и разосланы их братьям по касте во все города Гора. Правда, одна копия уже была сделана. Над ней потрудились писцы Билы Хурумы из Ушинди. Но Рамани незачем было знать об этом.
Била Хурума сказал мне, что продолжит строительство канала. Канал, соединив озера Ушинди и Нгао, станет водным путем между Тассой и Уа. С берегов сияющей Тассы через Камбу или Ниоку можно легко добраться до озера Ушинди, из него по каналу — на озеро Нгао, а оттуда — в устье Уа и, пройдя по реке тысячи пасангов, оказаться у ее истоков на озере Шабы. Я уж и не говорю о том, что в озеро Шабы впадает великое множество рек, каждая из которых может привести путешественника в неведомые ныне земли. Два замечательных человека — Била Хурума, убар, и Шаба, ученый-исследователь, — проделали поистине бесценную работу.
Я думал о маленьком Айари, который делил со мной все невзгоды и на каторге, и на реке Уа. Теперь Айари носил пышные одежды верховного визиря убара. Я не сомневался, что Била Хурума сделал мудрый выбор. За время нашего путешествия Айари не раз и не два доказал свою отвагу и достоинство. Кроме того, он поддерживал связь с деревнями Ниуки на северном берегу Ушинди, где родился его отец, а также с районом Укунгу на озере Нгао — благодаря дружбе с Кису. Айари прекрасно знал языки тех краев, равно как и горианский, поскольку родился и вырос он все-таки в Шенди. К тому же Айари умен, проницателен и отзывчив — качества, идеально подходящие для визиря. Именно такой советник и нужен Биле Хуруме для поддержания добрых отношений не только с экваториальной частью Гора, но и с цивилизованным Шенди. И наконец, Айари был одним из немногих, кто прошел путь вверх по реке Уа до самого истока и может поведать людям об этом путешествии. Наверняка Айари вскоре станет одной из самых заметных фигур в политической жизни экваториальных районов Гора. Кто бы мог подумать, что этот маленький негодяй из Шенди, чей отец в свое время бежал из деревни, опасаясь кары за воровство дынь, когда-нибудь будет стоять у трона великого убара!
Но с особой теплотой я вспоминал о Кису, который снова стал мфалме Укунгу. Кстати, взглянув на карту, вы можете убедиться, что Укунгу и по сей день остается суверенным государством на территории империи Билы Хурумы.
Прежде чем Била Хурума покинул Ниундо, главное селение Укунгу, у него состоялся еще один разговор с Кису.
— Если хочешь, — сказал убар, указывая на коленопреклоненную Тенде, — я заберу эту рабыню с собой и продам ее в Шенди, а деньги пришлю тебе.
— Благодарю тебя, убар, — ответил Кису, — но эта женщина останется в Укунгу.
— Ты хочешь освободить ее? — удивился убар.
— Ну уж нет, — улыбнулся Кису.
— Отлично, — одобрил Била Хурума. — Она слишком прекрасна, чтобы быть свободной.
Тенде преданно посмотрела на Кису:
— Я постараюсь быть самой лучшей рабыней для моего господина.
В ту ночь мы остались в Ниундо. Я прекрасно помню пир, устроенный в нашу честь. Талунам впервые выпала возможность танцевать перед мужчинами, прислуживать им и ублажать их.
Я улыбнулся, вспомнив, как на пути вниз по реке мы встретили пигмеев, которые гнали на продажу караван обнаженных талун. Девушки были связаны по две; каждая пара удерживалась с помощью двух изогнутых раздвоенных веток, связанных крест-накрест, а между собою пары были связаны веревками.
Мы причалили к берегу и приобрели у пигмеев всю партию рабынь за пригоршню разноцветных бус и пять панг. Затем мы усадили красоток в галеру, по четыре на скамью, приковали цепями к стойкам и вручили им весла. На одно весло приходилось четыре рабыни. Таким образом, сорока рабынь хватило на десять весел, по пять с каждого борта. Одна девушка оставалась лишней; она разносила своим подругам еду и питье. Вдоль галеры мы протянули цепь, закрепив ее на носу и на корме. На девушке-разносчице были ручные и ножные кандалы, причем браслет на правой лодыжке крепился к цепи, протянутой вдоль судна, так что рабыня свободно передвигалась туда-сюда вдоль цепи, но не могла сделать и шага в сторону. Била Хурума отправил на эту же галеру пятерых аскари: один стоял у штурвала, а четверо подгоняли девушек с помощью плеток. Галера стала для талун настоящей плавучей тюрьмой.
— Куда мы их потом денем? — спросил я Билу Хуруму.
— Продадим в Шенди, — ответил он.
Поначалу талуны подумали, что им предстоит грести до конца своих дней. Не прошло и ана, как все они уже стонали, истекая потом, и умоляли дать им более подходящую для женщин работу. И немудрено — с галерными веслами обычно управляются дюжие мужчины. Если бы мы плыли не вниз, а вверх по течению, вообще не было бы смысла сажать их на весла. Рабыня-разносчица конечно же как могла потешалась над своими подругами. Откуда ей было знать, что на следующий день ей самой предстоит надрываться и рыдать под ударами плеток неумолимых аскари. Каждый день мы назначали новую разносчицу, чтобы ни одна талуна не сидела на веслах более сорока дней кряду.
На причале было многолюдно. Я увидел двух рабынь, обнаженных и закованных в цепи; их тоже вели на корабль.
Прошлым вечером мы продали всех талун черным работорговцам из Шенди всего за два серебряных тарска. Я видел, как они, прижав головы к земле, одна за другой ползли к рабскому кругу. Затем их связали караваном и увели. Некоторое время талун продержат в подземных пеналах. Там их ноющие спины и истертые в кровь руки залечат всяческими бальзамами и притираниями, а потом наскоро подготовят к продаже на северных рынках. Такие красотки, как наши талуны, под железной рукой хозяина обычно становятся превосходными рабынями.
Двух талун мы оставили себе. Бывшую белокурую предводительницу я решил назвать Ланой, ее темноволосую помощницу Тургус нарек Финой.
Я глянул вниз. Лана и Элис, обнаженные, стояли на коленях со спутанными за спиной руками, прикованные к тому же кольцу, что и Дженис.
— Господин, — робко произнесла Дана.
— Что?
— Ты везешь меня в Порт-Кар?
— Да, — ответил я. Одно название этого города приводит девушек в трепет.
— В Порт-Каре мужчины будут жестоко обходиться со мной? — спросила она. Я пожал плечами:
— Так же, как с любой другой презренной рабыней.
Она содрогнулась. Горианская пословица гласит: «В Порт-Каре цепи рабыни особенно тяжелы». Я, однако, не думаю, что это так. Мужчины Порт-Кара обращаются с рабынями не хуже и не лучше, чем остальные гориане. Дело в том, что этот город издревле славится беспощадностью к врагам, и потому его имя наводит на людей страх. На мой взгляд, если на Горе и есть место, где к рабыням относятся с особой жестокостью, то это Тарна. И на то есть свои исторические причины. Тарна — один из немногих горианских городов, где подавляющее большинство женщин — рабыни. Обычно одна рабыня приходится на сорок свободных горианок. К слову, престиж и статус свободной женщины на Горе неизмеримо выше, чем на Земле.
— А что делают в Порт-Каре с девушкой, которая не угодила своему хозяину? — с замиранием сердца спросила Дана.
— Когда как, — ответил я. — Чаще всего связывают по рукам и ногам и бросают в канал к уртам.
Глаза ее расширились от ужаса. Она непроизвольно попыталась сбросить оковы. Между прочим, железная цепь великолепно смотрелась на ее изящной шейке.
— На твоем месте, — сказал я, — я бы лез из кожи вон, чтобы понравиться хозяину.
— Я буду! Я буду очень, очень стараться!
Я пожал плечами:
— Посмотрим.
Элис прижалась щекой к моему бедру и нежно поцеловала его. Я взъерошил ей волосы и потрепал по голове.
— Пожалуйста, господин, — шепнула она, — не продавай меня сразу. Подержи меня у себя хотя бы немного.
— Может быть.
— Спасибо, господин!
Когда-нибудь, подумал я, она, как и Дженис, найдет своего идеального господина и станет для него несравненной рабыней для наслаждений. А до тех пор… что ж, до тех пор она еще много раз будет переходить из рук в руки.
Ко мне подошли Нгома и еще два человека из команды капитана Улафи.
— Скоро отплываем, — сказал Нгома. — Клетки готовы.
Я снял с Дженис кандалы и цепь. Она по-прежнему стояла на коленях, поскольку я не разрешал менять позу. Затем я проделал то же самое с Элис и Ланой. Они тоже остались стоять на коленях. Нгома и двое других членов экипажа ухватили рабынь за волосы и вопросительно посмотрели на меня. Я кивнул:
— Тащите в клетки.
Нгома за волосы поднял Дженис с колен и, пригибая к земле, повел к сходням. Голова рабыни была на уровне его бедра.
— Отходим! — с кормы крикнул мне Улафи. Рядом с ним стояли его первый и второй помощники, Гуди и Шока.
— Прекрасно, — ответил я и окинул судно взглядом. На палубе «Пальмы Шенди» пустовали еще две клетки для рабынь. Обе были заказаны мною.
— Эй! — окликнул я человека из таверны Пембе. Он поспешил ко мне, ведя на поводке обнаженную рабыню с завязанными глазами. Руки ее были скованы за спиной. Человек пнул невольницу, и она опустилась на колени подле моих ног. Он снял с нее поводок, наручники и ошейник, на котором значилось название таверны Пембе.
— Нгома! — позвал я.
Человек из таверны Пембе сорвал с глаз девушки повязку.
— Ах! — изумленно вскрикнула она. Некогда эту девушку звали Эвелина Эллис.
— Ты теперь принадлежишь мне, — сказал я.
— Да, господин!
Нгома спустился по сходням и подошел ко мне.
Я помнил, как эта красотка прислуживала Мсалити, Шабе и мне. Помнил я ее и в таверне Пембе. Я был первым, кто объяснил ей смысл рабского ошейника. Прошлой ночью я втайне от рабыни купил ее у хозяина таверны. Она обошлась мне в два серебряных тарска.
— О господин! — воскликнула рабыня, задыхаясь от восторга.
— Прими позу подчинения, — приказал я.
Она проворно опустилась на пятки, широко раздвинула колени, вытянула вперед скрещенные руки и низко опустила голову.
— Я, рабыня, полностью подчиняюсь моему господину. Я туго связал ей запястья и надел на нее ошейник.
— Я твоя! — обрадовалась она.
— Тебя будут звать Эвелина, — сказал я.
— Да, господин! Спасибо, господин!
— Посади ее в клетку! — велел я Нгоме.
— Будет сделано.
Он за волосы отвел Эвелину на корабль. Корабельные клетки для рабынь прибивают к бортикам, чтобы в шторм они не скользили по палубе.
Я подумал о Дженис и улыбнулся. Накануне я впервые обратился к ней на английском.
— Ты говоришь по-английски! — воскликнула она, пораженная.
— Разумеется, — усмехнулся я. Она стонала:
— А я-то говорила при тебе по-английски, уверенная, что ты ни слова не понимаешь! Я признавалась в своих самых потаенных желаниях! И ты все слышал!
— Да.
— Значит, ты с Земли? Невероятно! Такой мужчина, как ты, не может быть землянином!
— Я был землянином, — сказал я, — давным-давно. Теперь я горианин — как и ты.
Она опустилась передо мной на колени:
— Горианская рабыня умоляет своего горианского господина овладеть ею.
Я обнял ее и опрокинул на шкуры.
— Господин! Господин! — закричала Саси, подбегая ко мне. Руки ее были скованы за спиной. Я заключил ее в объятия:
— Прекрасно выглядишь, малышка!
За ней с поводком в руке шел человек из таверны Филимби. На рабыне была короткая рабочая туника с эмблемой таверны — флейтой. «Филимби» — не только имя владельца таверны, но и название флейты на диалекте внутренних земель. По утрам девушки из таверны надевают короткие туники и принимаются за стирку и уборку; по вечерам же они танцуют перед посетителями в соблазнительных нарядах, а то и вовсе обнаженными.
Саси, как и Эвелину, я купил накануне и договорился, что ее приведут на причал. Я заплатил за девушку два серебряных и пять медных тарсков.
— Ты не забыл меня!
— Ты слишком красива, чтобы тебя забыть, — ответил я.
Человек из таверны Филимби снял с нее наручники и сорвал тунику — собственность таверны. Саси зарделась и потупила взгляд, проявив неожиданную для рабыни застенчивость. Она была неимоверно хороша собой.
— Встань на колени, — велел я, — и прими позу подчинения.
Она опустилась на колени и поклялась быть верной и покорной рабыней. Я связал ей руки и надел ошейник.
— Пора! — крикнул Улафи.
— Здравствуй, Тургус! — повернулся я. — Спасибо, что пришел проводить меня.
— А кто эта хорошенькая рабыня у твоих ног? — спросил он.
— Неужели ты не узнаешь свою бывшую сообщницу из Порт-Кара? — усмехнулся я.
— Это она? Ну-ка, подними голову, девочка!
Саси подняла голову:
— Да, господин.
— Это ты, Саси?
— Да, господин.
— Ты прекрасна!
— Твоя рабыня Фина, — сказал я, указывая на брюнетку, стоявшую на коленях за спиной у Тургуса, — ничуть не хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
«Благодарю тебя», — сердечно произнес Рамани из Ананго, бывший когда-то учителем Шабы, когда я вручил ему и двум членам его касты записи и карты великого географа. Рамани заплакал, и друзья его тоже не смогли сдержать слез. Я знал, что карты и путевые заметки Шабы будут размножены и разосланы их братьям по касте во все города Гора. Правда, одна копия уже была сделана. Над ней потрудились писцы Билы Хурумы из Ушинди. Но Рамани незачем было знать об этом.
Била Хурума сказал мне, что продолжит строительство канала. Канал, соединив озера Ушинди и Нгао, станет водным путем между Тассой и Уа. С берегов сияющей Тассы через Камбу или Ниоку можно легко добраться до озера Ушинди, из него по каналу — на озеро Нгао, а оттуда — в устье Уа и, пройдя по реке тысячи пасангов, оказаться у ее истоков на озере Шабы. Я уж и не говорю о том, что в озеро Шабы впадает великое множество рек, каждая из которых может привести путешественника в неведомые ныне земли. Два замечательных человека — Била Хурума, убар, и Шаба, ученый-исследователь, — проделали поистине бесценную работу.
Я думал о маленьком Айари, который делил со мной все невзгоды и на каторге, и на реке Уа. Теперь Айари носил пышные одежды верховного визиря убара. Я не сомневался, что Била Хурума сделал мудрый выбор. За время нашего путешествия Айари не раз и не два доказал свою отвагу и достоинство. Кроме того, он поддерживал связь с деревнями Ниуки на северном берегу Ушинди, где родился его отец, а также с районом Укунгу на озере Нгао — благодаря дружбе с Кису. Айари прекрасно знал языки тех краев, равно как и горианский, поскольку родился и вырос он все-таки в Шенди. К тому же Айари умен, проницателен и отзывчив — качества, идеально подходящие для визиря. Именно такой советник и нужен Биле Хуруме для поддержания добрых отношений не только с экваториальной частью Гора, но и с цивилизованным Шенди. И наконец, Айари был одним из немногих, кто прошел путь вверх по реке Уа до самого истока и может поведать людям об этом путешествии. Наверняка Айари вскоре станет одной из самых заметных фигур в политической жизни экваториальных районов Гора. Кто бы мог подумать, что этот маленький негодяй из Шенди, чей отец в свое время бежал из деревни, опасаясь кары за воровство дынь, когда-нибудь будет стоять у трона великого убара!
Но с особой теплотой я вспоминал о Кису, который снова стал мфалме Укунгу. Кстати, взглянув на карту, вы можете убедиться, что Укунгу и по сей день остается суверенным государством на территории империи Билы Хурумы.
Прежде чем Била Хурума покинул Ниундо, главное селение Укунгу, у него состоялся еще один разговор с Кису.
— Если хочешь, — сказал убар, указывая на коленопреклоненную Тенде, — я заберу эту рабыню с собой и продам ее в Шенди, а деньги пришлю тебе.
— Благодарю тебя, убар, — ответил Кису, — но эта женщина останется в Укунгу.
— Ты хочешь освободить ее? — удивился убар.
— Ну уж нет, — улыбнулся Кису.
— Отлично, — одобрил Била Хурума. — Она слишком прекрасна, чтобы быть свободной.
Тенде преданно посмотрела на Кису:
— Я постараюсь быть самой лучшей рабыней для моего господина.
В ту ночь мы остались в Ниундо. Я прекрасно помню пир, устроенный в нашу честь. Талунам впервые выпала возможность танцевать перед мужчинами, прислуживать им и ублажать их.
Я улыбнулся, вспомнив, как на пути вниз по реке мы встретили пигмеев, которые гнали на продажу караван обнаженных талун. Девушки были связаны по две; каждая пара удерживалась с помощью двух изогнутых раздвоенных веток, связанных крест-накрест, а между собою пары были связаны веревками.
Мы причалили к берегу и приобрели у пигмеев всю партию рабынь за пригоршню разноцветных бус и пять панг. Затем мы усадили красоток в галеру, по четыре на скамью, приковали цепями к стойкам и вручили им весла. На одно весло приходилось четыре рабыни. Таким образом, сорока рабынь хватило на десять весел, по пять с каждого борта. Одна девушка оставалась лишней; она разносила своим подругам еду и питье. Вдоль галеры мы протянули цепь, закрепив ее на носу и на корме. На девушке-разносчице были ручные и ножные кандалы, причем браслет на правой лодыжке крепился к цепи, протянутой вдоль судна, так что рабыня свободно передвигалась туда-сюда вдоль цепи, но не могла сделать и шага в сторону. Била Хурума отправил на эту же галеру пятерых аскари: один стоял у штурвала, а четверо подгоняли девушек с помощью плеток. Галера стала для талун настоящей плавучей тюрьмой.
— Куда мы их потом денем? — спросил я Билу Хуруму.
— Продадим в Шенди, — ответил он.
Поначалу талуны подумали, что им предстоит грести до конца своих дней. Не прошло и ана, как все они уже стонали, истекая потом, и умоляли дать им более подходящую для женщин работу. И немудрено — с галерными веслами обычно управляются дюжие мужчины. Если бы мы плыли не вниз, а вверх по течению, вообще не было бы смысла сажать их на весла. Рабыня-разносчица конечно же как могла потешалась над своими подругами. Откуда ей было знать, что на следующий день ей самой предстоит надрываться и рыдать под ударами плеток неумолимых аскари. Каждый день мы назначали новую разносчицу, чтобы ни одна талуна не сидела на веслах более сорока дней кряду.
На причале было многолюдно. Я увидел двух рабынь, обнаженных и закованных в цепи; их тоже вели на корабль.
Прошлым вечером мы продали всех талун черным работорговцам из Шенди всего за два серебряных тарска. Я видел, как они, прижав головы к земле, одна за другой ползли к рабскому кругу. Затем их связали караваном и увели. Некоторое время талун продержат в подземных пеналах. Там их ноющие спины и истертые в кровь руки залечат всяческими бальзамами и притираниями, а потом наскоро подготовят к продаже на северных рынках. Такие красотки, как наши талуны, под железной рукой хозяина обычно становятся превосходными рабынями.
Двух талун мы оставили себе. Бывшую белокурую предводительницу я решил назвать Ланой, ее темноволосую помощницу Тургус нарек Финой.
Я глянул вниз. Лана и Элис, обнаженные, стояли на коленях со спутанными за спиной руками, прикованные к тому же кольцу, что и Дженис.
— Господин, — робко произнесла Дана.
— Что?
— Ты везешь меня в Порт-Кар?
— Да, — ответил я. Одно название этого города приводит девушек в трепет.
— В Порт-Каре мужчины будут жестоко обходиться со мной? — спросила она. Я пожал плечами:
— Так же, как с любой другой презренной рабыней.
Она содрогнулась. Горианская пословица гласит: «В Порт-Каре цепи рабыни особенно тяжелы». Я, однако, не думаю, что это так. Мужчины Порт-Кара обращаются с рабынями не хуже и не лучше, чем остальные гориане. Дело в том, что этот город издревле славится беспощадностью к врагам, и потому его имя наводит на людей страх. На мой взгляд, если на Горе и есть место, где к рабыням относятся с особой жестокостью, то это Тарна. И на то есть свои исторические причины. Тарна — один из немногих горианских городов, где подавляющее большинство женщин — рабыни. Обычно одна рабыня приходится на сорок свободных горианок. К слову, престиж и статус свободной женщины на Горе неизмеримо выше, чем на Земле.
— А что делают в Порт-Каре с девушкой, которая не угодила своему хозяину? — с замиранием сердца спросила Дана.
— Когда как, — ответил я. — Чаще всего связывают по рукам и ногам и бросают в канал к уртам.
Глаза ее расширились от ужаса. Она непроизвольно попыталась сбросить оковы. Между прочим, железная цепь великолепно смотрелась на ее изящной шейке.
— На твоем месте, — сказал я, — я бы лез из кожи вон, чтобы понравиться хозяину.
— Я буду! Я буду очень, очень стараться!
Я пожал плечами:
— Посмотрим.
Элис прижалась щекой к моему бедру и нежно поцеловала его. Я взъерошил ей волосы и потрепал по голове.
— Пожалуйста, господин, — шепнула она, — не продавай меня сразу. Подержи меня у себя хотя бы немного.
— Может быть.
— Спасибо, господин!
Когда-нибудь, подумал я, она, как и Дженис, найдет своего идеального господина и станет для него несравненной рабыней для наслаждений. А до тех пор… что ж, до тех пор она еще много раз будет переходить из рук в руки.
Ко мне подошли Нгома и еще два человека из команды капитана Улафи.
— Скоро отплываем, — сказал Нгома. — Клетки готовы.
Я снял с Дженис кандалы и цепь. Она по-прежнему стояла на коленях, поскольку я не разрешал менять позу. Затем я проделал то же самое с Элис и Ланой. Они тоже остались стоять на коленях. Нгома и двое других членов экипажа ухватили рабынь за волосы и вопросительно посмотрели на меня. Я кивнул:
— Тащите в клетки.
Нгома за волосы поднял Дженис с колен и, пригибая к земле, повел к сходням. Голова рабыни была на уровне его бедра.
— Отходим! — с кормы крикнул мне Улафи. Рядом с ним стояли его первый и второй помощники, Гуди и Шока.
— Прекрасно, — ответил я и окинул судно взглядом. На палубе «Пальмы Шенди» пустовали еще две клетки для рабынь. Обе были заказаны мною.
— Эй! — окликнул я человека из таверны Пембе. Он поспешил ко мне, ведя на поводке обнаженную рабыню с завязанными глазами. Руки ее были скованы за спиной. Человек пнул невольницу, и она опустилась на колени подле моих ног. Он снял с нее поводок, наручники и ошейник, на котором значилось название таверны Пембе.
— Нгома! — позвал я.
Человек из таверны Пембе сорвал с глаз девушки повязку.
— Ах! — изумленно вскрикнула она. Некогда эту девушку звали Эвелина Эллис.
— Ты теперь принадлежишь мне, — сказал я.
— Да, господин!
Нгома спустился по сходням и подошел ко мне.
Я помнил, как эта красотка прислуживала Мсалити, Шабе и мне. Помнил я ее и в таверне Пембе. Я был первым, кто объяснил ей смысл рабского ошейника. Прошлой ночью я втайне от рабыни купил ее у хозяина таверны. Она обошлась мне в два серебряных тарска.
— О господин! — воскликнула рабыня, задыхаясь от восторга.
— Прими позу подчинения, — приказал я.
Она проворно опустилась на пятки, широко раздвинула колени, вытянула вперед скрещенные руки и низко опустила голову.
— Я, рабыня, полностью подчиняюсь моему господину. Я туго связал ей запястья и надел на нее ошейник.
— Я твоя! — обрадовалась она.
— Тебя будут звать Эвелина, — сказал я.
— Да, господин! Спасибо, господин!
— Посади ее в клетку! — велел я Нгоме.
— Будет сделано.
Он за волосы отвел Эвелину на корабль. Корабельные клетки для рабынь прибивают к бортикам, чтобы в шторм они не скользили по палубе.
Я подумал о Дженис и улыбнулся. Накануне я впервые обратился к ней на английском.
— Ты говоришь по-английски! — воскликнула она, пораженная.
— Разумеется, — усмехнулся я. Она стонала:
— А я-то говорила при тебе по-английски, уверенная, что ты ни слова не понимаешь! Я признавалась в своих самых потаенных желаниях! И ты все слышал!
— Да.
— Значит, ты с Земли? Невероятно! Такой мужчина, как ты, не может быть землянином!
— Я был землянином, — сказал я, — давным-давно. Теперь я горианин — как и ты.
Она опустилась передо мной на колени:
— Горианская рабыня умоляет своего горианского господина овладеть ею.
Я обнял ее и опрокинул на шкуры.
— Господин! Господин! — закричала Саси, подбегая ко мне. Руки ее были скованы за спиной. Я заключил ее в объятия:
— Прекрасно выглядишь, малышка!
За ней с поводком в руке шел человек из таверны Филимби. На рабыне была короткая рабочая туника с эмблемой таверны — флейтой. «Филимби» — не только имя владельца таверны, но и название флейты на диалекте внутренних земель. По утрам девушки из таверны надевают короткие туники и принимаются за стирку и уборку; по вечерам же они танцуют перед посетителями в соблазнительных нарядах, а то и вовсе обнаженными.
Саси, как и Эвелину, я купил накануне и договорился, что ее приведут на причал. Я заплатил за девушку два серебряных и пять медных тарсков.
— Ты не забыл меня!
— Ты слишком красива, чтобы тебя забыть, — ответил я.
Человек из таверны Филимби снял с нее наручники и сорвал тунику — собственность таверны. Саси зарделась и потупила взгляд, проявив неожиданную для рабыни застенчивость. Она была неимоверно хороша собой.
— Встань на колени, — велел я, — и прими позу подчинения.
Она опустилась на колени и поклялась быть верной и покорной рабыней. Я связал ей руки и надел ошейник.
— Пора! — крикнул Улафи.
— Здравствуй, Тургус! — повернулся я. — Спасибо, что пришел проводить меня.
— А кто эта хорошенькая рабыня у твоих ног? — спросил он.
— Неужели ты не узнаешь свою бывшую сообщницу из Порт-Кара? — усмехнулся я.
— Это она? Ну-ка, подними голову, девочка!
Саси подняла голову:
— Да, господин.
— Это ты, Саси?
— Да, господин.
— Ты прекрасна!
— Твоя рабыня Фина, — сказал я, указывая на брюнетку, стоявшую на коленях за спиной у Тургуса, — ничуть не хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58