Закончив, я отвязал рабыню от невольничьего кола и поволок к кострищу.
— Встань на колени и ешь.
Она повиновалась. Затем я подвел ее к веерной пальме и приказал:
— Пей.
— Да, господин.
Пока она, стоя на коленях, утоляла жажду, я уничтожал следы нашей ночевки. Я даже выкопал невольничий кол, спрятал его в зарослях и тщательно разровнял землю. Незачем кому бы то ни было знать, что здесь привязывали рабыню. Или рабынь. Затем я сложил куски жареного мяса в мешок, отвязал рабыню, освободил ей руки и снял петлю с шеи.
— Одевайся, — приказал я и швырнул ей красный лоскут
— Да, господин.
Она с улыбкой обернула ткань вокруг бедер, старательно подоткнула и одернула, не забыв обнажить животик.
— Я нравлюсь господину?
— Да.
Она грациозно повела плечами и улыбнулась:
— Утренний наряд рабыни.
— Вообще-то, — сказал я, — обычный наряд рабыни — это ошейник и клеймо.
— У меня нет ошейника! Это плохо. Зато клеймо на месте.
— Да, его не снять, — ухмыльнулся я.
— Да, господин.
— Оно тебе идет. Кстати, откуда оно у тебя?
— Один жестокий человек выжег его раскаленным железом.
— Ах да, — сказал я. — Припоминаю.
— Я люблю мое клеймо.
— Рабыням это свойственно.
— Оно украшает меня, правда?
— Клеймо делает рабыню в тысячу раз прекрасней Но главное в нем — не красота, а значение.
— Я понимаю, господин.
— И что же означает твое клеймо?
— Что я — рабыня.
— Верно. Жалкая, беспомощная, которая во всем зависит от господина, служит ему и всецело повинуется. Я раскрыл объятия, и она приникла к моей груди.
— Нам нужно спешить, — сказал я и положил ее на землю. Она просияла.
— Ты хочешь взять меня, господин?
— Да.
Я погрузил ей на плечи мешок с мясом Она пошатнулась, но тут же выпрямилась.
— Кажется, я знаю, почему рабыни не хотят бежать от своих хозяев, — задумчиво проговорила она.
— Почему же?
— Потому что мы любим их и хотим доставлять им наслаждение.
Я развернул ее за плечи и толкнул в сторону лагеря. В руке у меня был кожаный ремень, который ночью служил привязью.
Я глянул на небо. Солнце уже поднялось высоко.
— Хар-та, каджейра! Поторапливайся, рабыня! — Я стегнул ее ремнем по спине.
— Да, господин!
35. ПЕРЕПАЛКА РАБЫНЬ
— Пожалуйста, господин, не связывай меня сегодня на ночь! — взмолилась Тенде.
— Замолчи, — приказал Кису.
Он швырнул девушку на землю, лицом вниз, надежно стянул запястья и лодыжки веревкой и привязал к дереву в нескольких шагах от костра.
Миновала неделя с того дня, как мы увидели с вершины водопада флотилию Билы Хурумы.
— Ты забыл привязать меня на ночь, господин? — спросила Дженис.
— Да, — ответил я, — забыл.
— Ты и вчера забыл это сделать.
— Верно.
— И ты не будешь меня привязывать?
— Нет, — сказал я. — Беги, если посмеешь.
— Не посмею, — улыбнулась она, — и не хочу.
— Ложись сюда, — приказал я.
Она улеглась и положила голову на мое бедро. Тенде тем временем отчаянно пыталась сесть. Наконец ей это удалось.
— Дженис! — зашептала она. — Дженис!
Дженис отползла от меня и, приблизившись к Тенде, старшей рабыне, встала перед ней на колени.
— Что, госпожа?
— Можно мне поговорить с тобой?
— Конечно, госпожа!
Тенде тоже попыталась встать на колени. Я понял, что она хочет говорить о своем господине.
— Как мне научиться лучше ублажать Кису?
— Ощущаешь себя настоящей рабыней?
— О да, — кивнула Тенде. — Я чувствую это всем своим существом.
— Тогда и служи господину всем своим существом. Отдавайся ему с пылом истинной рабыни.
— Я стараюсь, — сказала Тенде.
Обе девушки говорили на горианском. Кису попросил меня, чтобы Дженис и Элис занялись с Тенде языком. Я согласился. За несколько недель нашего путешествия чернокожая рабыня научилась бегло говорить по-гориански. Она все схватывала на лету. Кису тоже много чему научился за эти дни. Безусловно, ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как некогда надменная и спесивая Тенде прилежно осваивает новый язык, повинуясь его приказу.
Дженис вернулась и снова устроилась на моем бедре.
— Меня-то он не забыл привязать, — с горечью выговорила Элис. Она стояла на коленях, со спутанными за спиной руками, привязанная к тому же дереву, что и Тенде.
— Замолчи, Связанная Рабыня, — презрительно рассмеялась Дженис.
— Развяжи меня, господин, — всхлипнула Элис. — Позволь мне услужить тебе!
— Я сама услужу ему! — огрызнулась Дженис.
— Разреши мне служить тебе, господин! — не унималась Элис.
— Заткнись, не то я глаза тебе выцарапаю!
— Когда меня развяжут, — прошипела Элис, — я тебя на куски разорву!
Подобные перепалки между рабынями — не редкость. Наблюдать за ними забавно, но порой утомительно. Многие мужчины держат по нескольку рабынь, и не только для того, чтобы разделить между ними хозяйственные заботы, но и потому, что каждая ревностно стремится ублажить господина лучше, чем ее соперницы. Любая девушка предпочтет в одиночку выполнять самую тяжелую и грязную работу, лишь бы быть единственной рабыней в доме. В сражениях за благосклонность хозяина победительница обыкновенно становится рабыней для утех, а проигравшая — рабыней для трудов.
Я, правда, считаю, что любая рабыня становится красивее, если заставить ее трудиться не разгибая спины. Девчонка, которая стирает, моет полы, готовит еду для господина, лучше понимает, что значит быть рабыней. Мои любимые рабыни получают свою долю домашней работы сполна, а если мне того захочется, то и с лихвой. Взять хотя бы пылкую темноволосую Веллу. Как она хороша, когда, согнувшись в три погибели над тазом с бельем, в коротенькой белой тунике без рукавов, утирает тыльной стороной ладони пот со лба или когда на четвереньках скребет полы в коридоре, обнаженная и закованная в цепи! Помнится, один из моих гостей не сразу поверил, что хорошенькая рабыня в шелковой белой тунике, прислуживающая ему на пиру, — это та же замарашка, которую он пнул ногой в коридоре пару часов назад. Я сорвал с Веллы шелковую накидку, поставил ее на четвереньки, и только тогда он ее узнал. А когда я приказал девчонке станцевать перед гостями, его удивлению вообще не было предела. «Ты заставляешь такую великолепную рабыню мыть полы?!» — «Да», — ответил я. «Но почему?!» — «Потому что мне так хочется».
— Господин, умоляю! — надрывалась Элис.
— Заткнись! — крикнула Дженис.
Стычки между мужчинами бывают серьезными и даже опасными; злобные перебранки ревнивых рабынь скорее смешны. Да это и понятно — кто они, как не маленькие зверушки?
— Я сумею ублажить тебя лучше, чем она! — взмолилась Элис.
— Не сможешь! — огрызнулась Дженис.
— Нет, смогу!
— Если ты такая страстная рабыня, — злорадствовала Дженис, — почему же ты сидишь на привязи, как домашний тарск, а я лежу в объятиях господина?
Элис разрыдалась, тщетно пытаясь вырваться из пут.
— Думаешь, ты лучше, чем она? — спросил я Дженис.
— А разве нет, господин?
— Нет.
Я спутал руки Дженис за спиной, подвел ее к невольничьему шесту и привязал рядом с Элис. Дженис набросилась на подругу с упреками:
— Видишь, что ты наделала! Теперь мы обе привязаны! Элис воспрянула духом.
— Спать, рабыни! — приказал я.
— Да, господин, — хором ответили девушки, Элис — с радостью, Дженис — с досадой.
— Ты чем-то недовольна? — спросил я у Дженис.
— Нет, господин, — быстро ответила она. — Пожалуйста, не бей меня!
— Рабыня, — процедила Элис.
— Да, рабыня! — ответила Дженис с вызовом.
— Это я — настоящая рабыня, а не ты.
— Нет, это я — настоящая!
— А ну-ка спать! — прикрикнул я.
— Да, господин, — сказала Элис.
— Да, господин, — сказала Дженис.
36. ОБЛОМКИ КОРАБЛЯ. МЫ СНОВА ДВИЖЕМСЯ ВВЕРХ ПО РЕКЕ
— Глядите! — воскликнул Айари.
Мы опустили каноэ и уставились на корму разбившейся о скалы речной галеры. Из воды торчали прокаленные солнцем, сухие и горячие обломки досок. Ниже застряла сама корма — черная, со свернутым на сторону рулем.
Я подошел поближе. На судне конечно же ничего не осталось.
— Его, должно быть, долго несло течением, — сказал Айари.
Я кивнул. Помнится, много дней назад мы выловили из реки ящик, битком набитый товаром. Никаких следов кораблекрушения мы тогда не обнаружили. В конце концов, ящик мог просто вывалиться за борт. Выходит, у Шабы осталось только две галеры…
Я уперся спиной в обломки судна и вытолкнул их из расщелины. Течение тотчас подхватило их и понесло вниз, на запад. Я вернулся на берег.
— Молодец, — сказал Кису. — Незачем туземцам видеть, что здесь проходили чужаки. Так и нам будет спокойней. Я оглядел берег. В лесу, казалось, все было тихо.
— Правильно, — согласился я. — Но у меня была и другая причина.
— Какая? — спросил Кису.
— Это корабль. Точнее, то, что от него осталось. Корабли должны быть свободными.
Как мог я объяснить охватившее меня чувство Кису, никогда не видевшему сияющих волн Тассы?
— Но ведь меня ты не освободишь, господин? — спросила Дженис.
— На колени, — приказал я. Она опустилась на колени.
— Ты — женщина. Удел корабля — свобода. Твой удел — рабство.
— Да, господин.
— Подними поклажу, — велел я.
Она подняла увесистый тюк и взвалила его себе на спину.
— Выпрямись.
— Да, господин.
Мы с Кису и Айари подняли каноэ и снова двинулись вверх, мимо грохочущего водопада.
37. МЫ НЕ ПРОДАЕМ ТЕНДЕ
Вождь сидел на низкой скамье скрестив ноги. Кису протянул ему ожерелье из лилового стекла, но вождь хмуро покачал головой и указал на Тенде.
Тенде, со связанными за спиной руками, стояла на коленях рядом с Кису. После ночного разговора с Дженис, состоявшегося несколько недель назад, она стала великолепной рабыней для утех. Женщине трудно скрыть свою сущность. Вождь глазел на нее с жадным блеском в глазах.
Кису качнул головой.
Несмотря на то что Тенде ублажала его со всем пылом любящей рабыни, которую и плетью не отгонишь от ног господина, он по-прежнему держал ее в строгости. Тенде часто жаловалась и плакала, но Кису оставался неумолим. Обычно хозяева относятся к таким рабыням с грубоватой нежностью; Кису же обращался с Тенде жестоко, как с только что порабощенной пленницей. Ночами она горько рыдала у невольничьего шеста, но Кису затыкал ей рот пинком или ударом плети.
Вождь снова указал на Тенде. Кису упрямо мотнул головой.
— Идем, — шепнул Айари, не разжимая губ.
Я кивнул. Мы встали и двинулись к берегу, расталкивая толпу. Вождь что-то кричал нам вслед, но мы не оглядывались.
Мы столкнули каноэ на воду, прыгнули в него и поспешили прочь.
38. ЧТО УВИДЕЛ В ЛЕСУ АЙАРИ
Айари вернулся к костру и с тревогой в голосе спросил:
— Дженис здесь?
— Конечно, — ответил я. — Где же ей быть?
Дженис и Элис удивленно подняли головы.
— А в чем дело? — спросил Кису.
— Мне показалось, я только что видел ее в лесу. Ты не посылал ее за дровами?
— Нет. — Я вскочил на ноги. — Покажи, где она тебе померещилась.
— Здесь, — сказал Айари несколько мгновений спустя, указывая в просвет между деревьями.
Мы огляделись. Я сел на корточки и осмотрел блестевшую в лунном свете поляну.
— Следов не видно.
— Наверное, — предположил Айари, — это был мираж. Игра света и тени.
— Наверное, — подтвердил я.
— Возвращаемся в лагерь? — спросил он.
— Да.
39. ЗА НАМИ НИКТО НЕ ГОНИТСЯ
— Смотрите, — сказал Айари, — еще одна деревня.
За последние шесть дней мы миновали два селения, и оба раза туземцы угрожали нам с берега, потрясая копьями. Нечего и говорить, что мы старались держаться середины реки и грести как можно быстрей.
— На берегу только женщины и дети, — продолжал Айари. — Кажется, нас приглашают в гости.
— Приятно встретить дружественную деревню, — улыбнулась Элис.
— Гребем к берегу, — сказал Айари. — Может быть, удастся раздобыть овощей и фруктов и узнать что-нибудь о Шабе.
— Как я хочу заночевать под крышей, — вздохнула Дженис. По ночам, около двадцатого ана, в джунглях начинался дождь, от которого мы промокали до нитки. Мы повернули каноэ к берегу.
— Интересно, где их мужчины? — спросил я.
— Хороший вопрос, — мрачно произнес Кису. До берега оставалось не больше сорока ярдов.
— Суши весла! — крикнул Айари.
Я тоже увидел мужчин. Они прятались в прибрежных кустах.
— Разворачивай! — гаркнул Кису. — Скорее! Прочь отсюда!
Как только стало ясно, что мы передумали причаливать, толпа женщин и детей расступилась, и десятки мужчин с воинственными криками помчались к воде, размахивая копьями, щитами и пангами. Некоторые бросились догонять нас вплавь. Один доплыл до самого каноэ, и я треснул его веслом.
— Быстрей! — кричал Кису.
Мы оглянулись, ожидая увидеть погоню, но туземцы не спустили лодок на воду.
— Нас никто не преследует, — сказал Айари.
— Наверное, — предположила Элис, — нас просто хотели напугать.
— А по-моему, — задумчиво сказал Айари, — они хорошо знают эти места и боятся идти на восток по реке.
— Похоже, — кивнул я.
— Что будем делать? — спросил Айари.
— Двигаться дальше, — твердо ответил Кису.
40.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Встань на колени и ешь.
Она повиновалась. Затем я подвел ее к веерной пальме и приказал:
— Пей.
— Да, господин.
Пока она, стоя на коленях, утоляла жажду, я уничтожал следы нашей ночевки. Я даже выкопал невольничий кол, спрятал его в зарослях и тщательно разровнял землю. Незачем кому бы то ни было знать, что здесь привязывали рабыню. Или рабынь. Затем я сложил куски жареного мяса в мешок, отвязал рабыню, освободил ей руки и снял петлю с шеи.
— Одевайся, — приказал я и швырнул ей красный лоскут
— Да, господин.
Она с улыбкой обернула ткань вокруг бедер, старательно подоткнула и одернула, не забыв обнажить животик.
— Я нравлюсь господину?
— Да.
Она грациозно повела плечами и улыбнулась:
— Утренний наряд рабыни.
— Вообще-то, — сказал я, — обычный наряд рабыни — это ошейник и клеймо.
— У меня нет ошейника! Это плохо. Зато клеймо на месте.
— Да, его не снять, — ухмыльнулся я.
— Да, господин.
— Оно тебе идет. Кстати, откуда оно у тебя?
— Один жестокий человек выжег его раскаленным железом.
— Ах да, — сказал я. — Припоминаю.
— Я люблю мое клеймо.
— Рабыням это свойственно.
— Оно украшает меня, правда?
— Клеймо делает рабыню в тысячу раз прекрасней Но главное в нем — не красота, а значение.
— Я понимаю, господин.
— И что же означает твое клеймо?
— Что я — рабыня.
— Верно. Жалкая, беспомощная, которая во всем зависит от господина, служит ему и всецело повинуется. Я раскрыл объятия, и она приникла к моей груди.
— Нам нужно спешить, — сказал я и положил ее на землю. Она просияла.
— Ты хочешь взять меня, господин?
— Да.
Я погрузил ей на плечи мешок с мясом Она пошатнулась, но тут же выпрямилась.
— Кажется, я знаю, почему рабыни не хотят бежать от своих хозяев, — задумчиво проговорила она.
— Почему же?
— Потому что мы любим их и хотим доставлять им наслаждение.
Я развернул ее за плечи и толкнул в сторону лагеря. В руке у меня был кожаный ремень, который ночью служил привязью.
Я глянул на небо. Солнце уже поднялось высоко.
— Хар-та, каджейра! Поторапливайся, рабыня! — Я стегнул ее ремнем по спине.
— Да, господин!
35. ПЕРЕПАЛКА РАБЫНЬ
— Пожалуйста, господин, не связывай меня сегодня на ночь! — взмолилась Тенде.
— Замолчи, — приказал Кису.
Он швырнул девушку на землю, лицом вниз, надежно стянул запястья и лодыжки веревкой и привязал к дереву в нескольких шагах от костра.
Миновала неделя с того дня, как мы увидели с вершины водопада флотилию Билы Хурумы.
— Ты забыл привязать меня на ночь, господин? — спросила Дженис.
— Да, — ответил я, — забыл.
— Ты и вчера забыл это сделать.
— Верно.
— И ты не будешь меня привязывать?
— Нет, — сказал я. — Беги, если посмеешь.
— Не посмею, — улыбнулась она, — и не хочу.
— Ложись сюда, — приказал я.
Она улеглась и положила голову на мое бедро. Тенде тем временем отчаянно пыталась сесть. Наконец ей это удалось.
— Дженис! — зашептала она. — Дженис!
Дженис отползла от меня и, приблизившись к Тенде, старшей рабыне, встала перед ней на колени.
— Что, госпожа?
— Можно мне поговорить с тобой?
— Конечно, госпожа!
Тенде тоже попыталась встать на колени. Я понял, что она хочет говорить о своем господине.
— Как мне научиться лучше ублажать Кису?
— Ощущаешь себя настоящей рабыней?
— О да, — кивнула Тенде. — Я чувствую это всем своим существом.
— Тогда и служи господину всем своим существом. Отдавайся ему с пылом истинной рабыни.
— Я стараюсь, — сказала Тенде.
Обе девушки говорили на горианском. Кису попросил меня, чтобы Дженис и Элис занялись с Тенде языком. Я согласился. За несколько недель нашего путешествия чернокожая рабыня научилась бегло говорить по-гориански. Она все схватывала на лету. Кису тоже много чему научился за эти дни. Безусловно, ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как некогда надменная и спесивая Тенде прилежно осваивает новый язык, повинуясь его приказу.
Дженис вернулась и снова устроилась на моем бедре.
— Меня-то он не забыл привязать, — с горечью выговорила Элис. Она стояла на коленях, со спутанными за спиной руками, привязанная к тому же дереву, что и Тенде.
— Замолчи, Связанная Рабыня, — презрительно рассмеялась Дженис.
— Развяжи меня, господин, — всхлипнула Элис. — Позволь мне услужить тебе!
— Я сама услужу ему! — огрызнулась Дженис.
— Разреши мне служить тебе, господин! — не унималась Элис.
— Заткнись, не то я глаза тебе выцарапаю!
— Когда меня развяжут, — прошипела Элис, — я тебя на куски разорву!
Подобные перепалки между рабынями — не редкость. Наблюдать за ними забавно, но порой утомительно. Многие мужчины держат по нескольку рабынь, и не только для того, чтобы разделить между ними хозяйственные заботы, но и потому, что каждая ревностно стремится ублажить господина лучше, чем ее соперницы. Любая девушка предпочтет в одиночку выполнять самую тяжелую и грязную работу, лишь бы быть единственной рабыней в доме. В сражениях за благосклонность хозяина победительница обыкновенно становится рабыней для утех, а проигравшая — рабыней для трудов.
Я, правда, считаю, что любая рабыня становится красивее, если заставить ее трудиться не разгибая спины. Девчонка, которая стирает, моет полы, готовит еду для господина, лучше понимает, что значит быть рабыней. Мои любимые рабыни получают свою долю домашней работы сполна, а если мне того захочется, то и с лихвой. Взять хотя бы пылкую темноволосую Веллу. Как она хороша, когда, согнувшись в три погибели над тазом с бельем, в коротенькой белой тунике без рукавов, утирает тыльной стороной ладони пот со лба или когда на четвереньках скребет полы в коридоре, обнаженная и закованная в цепи! Помнится, один из моих гостей не сразу поверил, что хорошенькая рабыня в шелковой белой тунике, прислуживающая ему на пиру, — это та же замарашка, которую он пнул ногой в коридоре пару часов назад. Я сорвал с Веллы шелковую накидку, поставил ее на четвереньки, и только тогда он ее узнал. А когда я приказал девчонке станцевать перед гостями, его удивлению вообще не было предела. «Ты заставляешь такую великолепную рабыню мыть полы?!» — «Да», — ответил я. «Но почему?!» — «Потому что мне так хочется».
— Господин, умоляю! — надрывалась Элис.
— Заткнись! — крикнула Дженис.
Стычки между мужчинами бывают серьезными и даже опасными; злобные перебранки ревнивых рабынь скорее смешны. Да это и понятно — кто они, как не маленькие зверушки?
— Я сумею ублажить тебя лучше, чем она! — взмолилась Элис.
— Не сможешь! — огрызнулась Дженис.
— Нет, смогу!
— Если ты такая страстная рабыня, — злорадствовала Дженис, — почему же ты сидишь на привязи, как домашний тарск, а я лежу в объятиях господина?
Элис разрыдалась, тщетно пытаясь вырваться из пут.
— Думаешь, ты лучше, чем она? — спросил я Дженис.
— А разве нет, господин?
— Нет.
Я спутал руки Дженис за спиной, подвел ее к невольничьему шесту и привязал рядом с Элис. Дженис набросилась на подругу с упреками:
— Видишь, что ты наделала! Теперь мы обе привязаны! Элис воспрянула духом.
— Спать, рабыни! — приказал я.
— Да, господин, — хором ответили девушки, Элис — с радостью, Дженис — с досадой.
— Ты чем-то недовольна? — спросил я у Дженис.
— Нет, господин, — быстро ответила она. — Пожалуйста, не бей меня!
— Рабыня, — процедила Элис.
— Да, рабыня! — ответила Дженис с вызовом.
— Это я — настоящая рабыня, а не ты.
— Нет, это я — настоящая!
— А ну-ка спать! — прикрикнул я.
— Да, господин, — сказала Элис.
— Да, господин, — сказала Дженис.
36. ОБЛОМКИ КОРАБЛЯ. МЫ СНОВА ДВИЖЕМСЯ ВВЕРХ ПО РЕКЕ
— Глядите! — воскликнул Айари.
Мы опустили каноэ и уставились на корму разбившейся о скалы речной галеры. Из воды торчали прокаленные солнцем, сухие и горячие обломки досок. Ниже застряла сама корма — черная, со свернутым на сторону рулем.
Я подошел поближе. На судне конечно же ничего не осталось.
— Его, должно быть, долго несло течением, — сказал Айари.
Я кивнул. Помнится, много дней назад мы выловили из реки ящик, битком набитый товаром. Никаких следов кораблекрушения мы тогда не обнаружили. В конце концов, ящик мог просто вывалиться за борт. Выходит, у Шабы осталось только две галеры…
Я уперся спиной в обломки судна и вытолкнул их из расщелины. Течение тотчас подхватило их и понесло вниз, на запад. Я вернулся на берег.
— Молодец, — сказал Кису. — Незачем туземцам видеть, что здесь проходили чужаки. Так и нам будет спокойней. Я оглядел берег. В лесу, казалось, все было тихо.
— Правильно, — согласился я. — Но у меня была и другая причина.
— Какая? — спросил Кису.
— Это корабль. Точнее, то, что от него осталось. Корабли должны быть свободными.
Как мог я объяснить охватившее меня чувство Кису, никогда не видевшему сияющих волн Тассы?
— Но ведь меня ты не освободишь, господин? — спросила Дженис.
— На колени, — приказал я. Она опустилась на колени.
— Ты — женщина. Удел корабля — свобода. Твой удел — рабство.
— Да, господин.
— Подними поклажу, — велел я.
Она подняла увесистый тюк и взвалила его себе на спину.
— Выпрямись.
— Да, господин.
Мы с Кису и Айари подняли каноэ и снова двинулись вверх, мимо грохочущего водопада.
37. МЫ НЕ ПРОДАЕМ ТЕНДЕ
Вождь сидел на низкой скамье скрестив ноги. Кису протянул ему ожерелье из лилового стекла, но вождь хмуро покачал головой и указал на Тенде.
Тенде, со связанными за спиной руками, стояла на коленях рядом с Кису. После ночного разговора с Дженис, состоявшегося несколько недель назад, она стала великолепной рабыней для утех. Женщине трудно скрыть свою сущность. Вождь глазел на нее с жадным блеском в глазах.
Кису качнул головой.
Несмотря на то что Тенде ублажала его со всем пылом любящей рабыни, которую и плетью не отгонишь от ног господина, он по-прежнему держал ее в строгости. Тенде часто жаловалась и плакала, но Кису оставался неумолим. Обычно хозяева относятся к таким рабыням с грубоватой нежностью; Кису же обращался с Тенде жестоко, как с только что порабощенной пленницей. Ночами она горько рыдала у невольничьего шеста, но Кису затыкал ей рот пинком или ударом плети.
Вождь снова указал на Тенде. Кису упрямо мотнул головой.
— Идем, — шепнул Айари, не разжимая губ.
Я кивнул. Мы встали и двинулись к берегу, расталкивая толпу. Вождь что-то кричал нам вслед, но мы не оглядывались.
Мы столкнули каноэ на воду, прыгнули в него и поспешили прочь.
38. ЧТО УВИДЕЛ В ЛЕСУ АЙАРИ
Айари вернулся к костру и с тревогой в голосе спросил:
— Дженис здесь?
— Конечно, — ответил я. — Где же ей быть?
Дженис и Элис удивленно подняли головы.
— А в чем дело? — спросил Кису.
— Мне показалось, я только что видел ее в лесу. Ты не посылал ее за дровами?
— Нет. — Я вскочил на ноги. — Покажи, где она тебе померещилась.
— Здесь, — сказал Айари несколько мгновений спустя, указывая в просвет между деревьями.
Мы огляделись. Я сел на корточки и осмотрел блестевшую в лунном свете поляну.
— Следов не видно.
— Наверное, — предположил Айари, — это был мираж. Игра света и тени.
— Наверное, — подтвердил я.
— Возвращаемся в лагерь? — спросил он.
— Да.
39. ЗА НАМИ НИКТО НЕ ГОНИТСЯ
— Смотрите, — сказал Айари, — еще одна деревня.
За последние шесть дней мы миновали два селения, и оба раза туземцы угрожали нам с берега, потрясая копьями. Нечего и говорить, что мы старались держаться середины реки и грести как можно быстрей.
— На берегу только женщины и дети, — продолжал Айари. — Кажется, нас приглашают в гости.
— Приятно встретить дружественную деревню, — улыбнулась Элис.
— Гребем к берегу, — сказал Айари. — Может быть, удастся раздобыть овощей и фруктов и узнать что-нибудь о Шабе.
— Как я хочу заночевать под крышей, — вздохнула Дженис. По ночам, около двадцатого ана, в джунглях начинался дождь, от которого мы промокали до нитки. Мы повернули каноэ к берегу.
— Интересно, где их мужчины? — спросил я.
— Хороший вопрос, — мрачно произнес Кису. До берега оставалось не больше сорока ярдов.
— Суши весла! — крикнул Айари.
Я тоже увидел мужчин. Они прятались в прибрежных кустах.
— Разворачивай! — гаркнул Кису. — Скорее! Прочь отсюда!
Как только стало ясно, что мы передумали причаливать, толпа женщин и детей расступилась, и десятки мужчин с воинственными криками помчались к воде, размахивая копьями, щитами и пангами. Некоторые бросились догонять нас вплавь. Один доплыл до самого каноэ, и я треснул его веслом.
— Быстрей! — кричал Кису.
Мы оглянулись, ожидая увидеть погоню, но туземцы не спустили лодок на воду.
— Нас никто не преследует, — сказал Айари.
— Наверное, — предположила Элис, — нас просто хотели напугать.
— А по-моему, — задумчиво сказал Айари, — они хорошо знают эти места и боятся идти на восток по реке.
— Похоже, — кивнул я.
— Что будем делать? — спросил Айари.
— Двигаться дальше, — твердо ответил Кису.
40.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58