— Я позабочусь, — сказал Камчак, — чтобы, когда ты станешь моей рабыней, ты обязательно выучилась этому танцу.
Шея тарианки Африз побагровела от ярости, но она ничем другим не выдала, что слышала его.
Камчак подождал, пока девушки закончат свой танец, и затем, когда их распустили, поднялся из-за стола.
— Мы должны идти, — сказал он.
Я кивнул и поднялся вслед за ним, готовый вернуться к фургонам.
— А что в коробке? — спросила Африз, увидев, что Камчак берет в руки маленькую черную коробку, весь вечер пролежавшую у его правого колена. Без сомнения, девушка была по-женски любопытна.
Камчак по своей привычке неопределенно пожал плечами.
Я вспомнил, как только что слышал о том, как два года назад он подарил Африз алмазное ожерелье из пяти ниток, которое она приняла и, по крайней мере как утверждала она сама, отдала своим рабыням. Это было как раз тогда, когда она обозвала Камчака тачакским слином.
Однако было ясно, что её интересует, что находится в коробке. На протяжении вечера я уловил несколько раз её любопытный взгляд, брошенный в эту сторону.
— Да ничего, — сказал Камчак, — безделушка…
— Но она для кого-то? — настаивала Африз.
— Я думал, — ответил Камчак, — что смогу подарить её тебе..
— О-о-о! — Африз была явно заинтригована.
— Но теперь понимаю, что она тебе не понравится, — сказал Камчак.
— Откуда ты знаешь? — ласковым голосом сказала она. — Я её не видела.
— Я заберу её домой, — твердо сказал Камчак.
— Ну, что же…
— Впрочем, если хочешь, ты можешь получить ее…
— Это не… ожерелье из алмазов?
Африз из Тарии была не глупа. Она знала, что кочевник, выпотрошивший сотни караванов, время от времени приобретал богатства, о которых могли только мечтать даже самые богатые в их городе люди.
— Нет, — ответил Камчак, — это не ожерелье. Это нечто другое.
— Да-а? — протянула она с притворным разочарованием.
Я заподозрил, что она, наверное, вовсе и не отдала ожерелье из пяти алмазных ниток рабыням. Без сомнения, оно до сих пор хранится в одном из её сундуков с украшениями.
— Но тебе это не понравится, — в раздумье повторил Камчак.
— А может, и понравится.
— Нет. Тебе определенно не понравится.
— Но ведь ты принес это для меня, разве не так? — спросила она.
Камчак пожал плечами, разглядывая коробку в своих руках.
— Да. Я принес это для тебя.
Коробка была как раз такого размера, что в ней спокойно могло поместиться ожерелье, положенное на черный бархат.
— Мне понравится… Я хотела бы это примерить… — сказала Африз из Тарии.
— Правда? — спросил Камчак. — Ты собираешься это надеть?
— Да, — сказала Африз, — дай это мне.
— Ладно, — сдался Камчак, — только лучше будет, если я закреплю его сам.
Воин Камрас напряженно приподнялся со своего места.
— Толстокожий тачакский слин, — прошипел он сквозь зубы.
— Прекрасно, — сказала Африз, — ты можешь закрепить его на мне сам.
И Камчак подошел и склонился над коленопреклоненно сидящей за нашим столом Африз, которая ещё больше выпрямила спину и гордо подняла подбородок. Он зашел со спины. Ее глаза даже сквозь вуаль сияли от любопытства. Я увидел, что она учащенно дышала и нежный бело-золотой шелк её вуали чуть колыхался от её дыхания.
— Давай, — сказала Африз.
Камчак открыл коробку.
Когда Африз услышала слабый щелчок замка, она ещё могла повернуться и рассмотреть предназначавшийся ей подарок. Но она не сделала этого. Она смотрела прямо перед собой.
— Давай же, — повторила она, сгорая от нетерпения.
То, что случилось затем, произошло очень быстро. Камчак достал из коробки большое металлическое кольцо — тарианский ошейник рабыни. Раздался резкий щелчок замка, и шея Африз из Тарии была окольцована сталью! В следующее мгновение Камчак поднял её, испуганную, на ноги лицом к себе и обеими руками сорвал с лица вуаль! Затем, раньше чем хоть один из ошарашенных тарианцев успел опомниться, он сорвал смачный поцелуй с губ ошеломленной Африз. После чего отшвырнул её от себя через низкий стол, где она упала на пол рядом с тачакскими рабынями, танцевавшими для её удовольствия. Кайва, как по волшебству, появившаяся в руке Камчака, остановила тех, кто рванулся отомстить за первую девушку их города. Я стоял рядом с Камчаком, готовый защитить его ценой своей жизни, но перепуганный тем, что произошло, не меньше, чем любой в зале.
Гордая тарианка теперь стояла на коленях, схватившись за ошейник. Ее нежные пальцы в перчатках вцепились в него и пытались сорвать с шеи.
Камчак посмотрел на нее, презрительно оскалясь.
— Под твоим бело-золотым платьем я учуял запах рабыни.
— Слин! Слин! Слин! — визжала она.
— Опусти вуаль! — приказал Сафрар.
— Немедленно сними ошейник! — крикнул кочевнику Камрас, полномочный представитель Фаниуса Турмуса, правителя Тарии.
— Кажется, — сказал Камчак, — я забыл ключ.
— Пошлите за кузнецом! — вскричал Сафрар.
Со всех сторон неслись угрожающие крики:
«Убить тачакского слина! Пытать его!», «Тарларионового масла! Кровососной травы!», «Выпотрошить его! Выпороть и сжечь!».
Камчак был неподвижен. И никто не приближался к нему, потому что в его умелых руках воина блестела кайва.
— Убейте его! — визжала Африз. — Убейте его!
— Опусти вуаль, — повторил Сафрар, обращаясь теперь к ней, — стыда у тебя совсем, что ли, нет?
Девушка попыталась натянуть складки вуали, но ей пришлось одной рукой придерживать её, поскольку Камчак оторвал скрепляющие её булавки.
От злости тарианка была вне себя. Он, тачак, посмотрел ей в лицо.
Я был доволен. Мне понравилась смелость Камчака. Это было лицо, за которое мужчина мог рискнуть многим, даже смертью в пыточных подземельях Тарии, лицо её было прекрасным, хотя теперь оно, конечно, было искажено гневом, что, однако, не портило его.
— Вы, конечно, все помните, — сказал Камчак, что я — посланец народов фургонов и в черте города мне гарантирована неприкосновенность.
— Убить его! — вскричало несколько голосов.
— Это — шутка! — выкрикнул Сафрар. — Шутка! Тачакская шутка!
— Убейте его!!! — визжала Африз.
Но никто не выступил против кайвы.
— Теперь, милая Африз, — настаивал Сафрар, — ты должна успокоиться. Скоро придет кузнец и освободит тебя, все будет хорошо. Вернись в комнату.
— Нет! — вскричала Африз. — Тачак должен быть убит!
— Это невозможно, дорогая, — сказал Сафрар.
— Я вызываю тебя! — произнес Камрас, плюя под ноги Камчаку.
В мгновение я увидел, как глаза Камчака сверкнули, хотя он не мог принять вызов чемпиона Тарии за этим столом. Он пожал плечами и ухмыльнулся.
— Мне не за что биться, — ответил он.
На Камчака это не было похоже.
— Ты — трус, — закричал Камрас.
Я подумал о том, понимал ли Камрас силу оскорбления, которое он осмелился бросить в лицо человеку, имевшему шрам храбрости.
К моему изумлению, Камчак только улыбнулся.
— Так за что вы предлагаете мне драться? — спросил он.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Камрас.
— Что я выиграю? — уточнил Камчак.
— Африз из Тарии! — вскричала Африз.
Раздались крики ужаса, протеста.
— Да, — вскричала Африз, — если ты победишь Камраса, чемпиона Тарии, я — Африз из Тарии — буду стоять у столба во имя любви!
— Я буду биться, — спокойно сказал Камчак.
В комнате повисла тишина.
Я оглянулся на Сафрара, он прикрыл глаза и кивнул головой.
— Хитрый тачак, — прошептал он. «Да, — сказал я сам себе, — хитрый тачак». Камчак при помощи гордости Африз, горячности Камраса, оскорбленных тарианцев вынудил девушку к выражению заявления о своем участии в Войне Любви. Это был нечто, что он не хотел покупать золотой сферой у Сафрара-торговца, это было то, что он сам был способен устроить, опираясь только на тачакскую хитрость. Впрочем, я предположил, что Сафрар, опекун Африз, не позволит этому осуществиться.
— Нет, моя дорогая, — говорил Сафрар девушке. — Ты не должна ждать удовлетворения этому ужасному оскорблению, которому ты подверглась, даже не должна думать об играх. Ты должна забыть этот неприятный вечер и не думать о слухах, которые расползутся, — о том, что сделал тачак и как ему позволили спастись.
— Никогда, — вскричала Африз, — я буду стоять у столба! Я буду! Я буду!
— Нет, — сказал Сафрар, — не могу этого разрешить, пусть лучше люди смеются над Африз. Может быть, через несколько лет они все позабудут.
— Я прошу, чтобы мне разрешили стоять, — упрямилась девушка. — Я прошу тебя, Сафрар, разреши мне!
— Нет. Очень скоро ты достигнешь совершеннолетия, обретешь свои богатства и тогда сможешь делать все, что захочешь.
— Но это будет после игр! — вскричала девушка.
— Да, — сказал Сафрар будто бы в раздумье, — Это правда.
— Я защищу её, — сказал Камрас, — и не проиграю.
— Конечно, ты никогда не проигрывал… — заколебался Сафрар.
— Разреши! — вскричали некоторые из гостей.
— Если ты не разрешишь, — плакала Африз, — моя честь будет навсегда поругана.
— Если ты не разрешишь это, — жестко сказал Камрас, — у меня, может, больше не будет случая скрестить сталь с этим хитрым варваром.
И тут я внезапно вспомнил, что согласно тарианским законам вся собственность, движимая и недвижимая, обращенной в рабство женщины автоматически передается ближайшему родственнику-мужчине или ближайшей родственнице-женщине, если не найдется ближайшего родственника-мужчины, или… в остальных случаях опекуну, если есть такой. Таким образом, если Африз из Тарии по каким-то причинам попадет к Камчаку и станет его рабыней, то все её огромное богатство будет немедленно передано кому? Конечно же, Сафрару, торговцу из Тарии. Более того, чтобы избежать лишних осложнений и собрать побольше налогов с наследования, закон обратной силы не имел. Даже если человек каким-нибудь образом позднее освободится или просто убежит из рабства и ему удастся восстановить свой статус свободного человека, он не получит ничего из своего прежнего имущества.
— Хорошо, — сказал Сафрар, опустив глаза, как будто бы принимая решение против своей воли, — я разрешаю моей подопечной, Африз из Тарии, стоять у столба в Войне Любви.
Толпа издала крик радости, уверенная теперь, что тачак будет образцово наказан за свое грубое обращение с богатейшей девушкой Тарии.
— Спасибо, мой опекун, — сказала Африз и, окинув Камчака напоследок злобным взглядом, гордо выпрямилась и в вихре бело-золотых шелков быстро прошла к выходу.
— Посмотри, как она идет! — громко сказал Камчак. — Не заподозришь, что на ней ошейник.
Африз обернулась и на мгновение остановилась, придерживая вуаль у лица.
— Надеюсь, маленькая Африз, — сказал Камчак, что ты скоро научишься носить ошейник и до игр не испортишь ни его, ни своей шеи.
Девушка вскричала в беспомощном гневе и, развернувшись, споткнулась. Ей пришлось ухватиться за перила лестницы, что немедленно сказалось на состоянии вуали — та съехала в сторону. Обеими руками вцепившись в ошейник, Африз с рыданиями выбежала из зала.
— Не бойся, Сафрар, — сказал Камрас, — я убью тачакского слина.
Глава 10. ВОЙНА ЛЮБВИ
Четыре дня спустя после пиршества в доме Сафрара ранним утром несколько сотен людей, среди которых были представители всех четырех народов фургонов, появились на Равнине Тысячи Столбов, в нескольких пасангах от надменной Тарии.
У столбов, изучая их и разравнивая между ними почву, уже суетились судьи и ремесленники из Ара, лежащего в сотнях пасангов к северу от Картиуса.
Эти люди, как я узнал позже, каждый год во время проведения игр имели право на свободный проход через южные равнины. Путешествие даже с гарантией не было безопасным, но в случае удачи оно сулило судьям и мастерам хорошую прибыль из сокровищниц Тарии и народов фургонов. Некоторые судьи уже по нескольку раз участвовали в этих играх и, конечно, были теперь далеко не бедными людьми. Плата даже одному из сопровождающих их ремесленников была достаточной для того, чтобы человек мог безбедно прожить год даже в таком дорогом городе, как Ар.
Мы медленно ехали на каийлах, выстроившись в четыре большие колонны. Тачаки, кассары, катайи и паравачи. В каждом отряде было примерно двести воинов. Камчак ехал впереди. Рядом с ним один воин держал в руке штандарт на длинном древке — вырезанное из дерева изображение четырех рогов боска.
Возглавлял же нашу колонну Катайтачак — восседая на огромной каийле, закрыв глаза, он мерно покачивал головой, и его грузное тело раскачивалось в такт степенным движениям животного.
Во главе других колонн ехали трое других убаров, которые возглавляли кассаров, катайев и паравачей.
Сразу за ними ехали другие трое моих старых знакомых — кассар Конрад, катайи Хакимба и паравачи Толнус. Они, как и Камчак, двигались рядом со знаменосцами. Знаменосец кассаров держал на древке полотнище с изображением символического бола с тремя кольцами, соединенными линиями у центра, — этот знак я не раз видел на босках и рабах кассаров; кстати сказать, и Тенчика, и Дина тоже носили это клеймо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55