— Ты должна понять, что тебя может наказать любой свободный воин народов фургонов, — сказал он.
— Вижу, — произнес кто-то за спиной, — ты знаешь, как обращаться с рабами.
Я обернулся и увидел, что в нескольких футах от нас рабы, стоявшие на окровавленном песке, держали на плечах открытый и роскошно убранный паланкин Сафрара из касты торговцев.
Африз вспыхнула с головы до ног — все её тело залила краска стыда.
Круглое красное лицо Сафрара лучилось радостью, хоть я и думал, что день похищения Африз будет трагичным для него. Узкие алые губы торговца широко раздвинулись, в гримасе удовольствие показались золотые зубы. Африз дернулась в наручниках, пытаясь напрасно прикрыться — теперь зрелище её наготы во всем богатстве было доступно даже для рабов, несущих паланкин. Для всех рабов Африз была теперь не больше, чем они сами: разве что её тело будет использовано не для того, чтобы переносить паланкин, носить грузы или копаться в земле, а станет служить несколько иным целям, впрочем, более легким и, без сомнения, более приятным, чем тело рабов-мужчин.
— Сафрар! — закричала Африз.
Сафрар взял с бархатной подушечки, лежащей рядом с ним в паланкине, маленький монокль, обрамленный стеклянными лепестками, прикрепленный к серебряному стебельку с серебряными листьями. Через это приспособление он внимательно посмотрел на девушку.
— Африз! — вскричал он, словно ужасаясь, но сохраняя улыбку на лице.
— Сафрар, — плакала она, — освободи меня.
— Какое несчастье, — причитал Сафрар.
На солнце весело сверкали его золотые зубы.
— Африз получила сюрприз, — скаламбурил Камчак.
— Я богатейшая женщина в Тарии! — выкрикнула Африз Камчаку. — Назови твою цену.
Камчак посмотрел на меня.
— Думаешь, пяти золотых будет достаточно, не слишком много? — спросил он.
Я был изумлен.
Африз едва не задохнулась от обиды в цепях у столба.
— Слин! — зарыдала она, но затем обернулась и потребовала у Сафрара:
— Купи меня! Если необходимо, используй все мои ресурсы, все! Освободи меня!
— Но, Африз! — Сафрар изобразил изумление. — Я забочусь о твоих деньгах и обменивать всю твою собственность на одну рабыню будет самым немудрым и абсурдным решением с моей стороны, даже непростительным.
Африз смотрела на него, отказываясь понимать, что он говорит.
— Это правда, точнее, была правда, что ты была богатейшей женщиной во всей Тарии, — продолжил Сафрар. — Но твои богатства находятся не в твоих руках, а в моих, во всяком случае пока ты не достигла своего совершеннолетия, что случилось бы всего через несколько дней.
— Я не хочу оставаться рабыней даже на день! — плакала, кричала девушка.
— Я понимаю так, — сказал Сафрар, приподымая золотые капельки бровей над глазами, — что ты хотела бы по достижении своего совершеннолетия передать все свои богатства тачакам, чтобы освободиться?
— Конечно, — плакала она.
— Какое счастье, — констатировал Сафрар, — что такая передача запрещена законом.
— Я не понимаю? — пробормотала Африз.
Камчак сжал мое плечо и потер свой нос.
— Без сомнения, ты знаешь, — сказал Сафрар, — что раб не может иметь собственности, так же как каийла, тарларион или слин?
— Я богатейшая женщина Тарии! — вскричала она.
Сафрар чуть-чуть склонился вперед. Его круглая физиономия лоснилась; он надул губы, улыбнулся, затем склонил голову и очень быстро сказал:
— Ты рабыня, — а затем самодовольно заржал.
Африз откинула голову и завизжала.
— У тебя даже нет имени, — прошипел маленький торговец.
Это была правда. Камчак, без сомнения, продолжал бы называть её Африз, но это было бы уже имя, данное им, а не её собственное. Раб или рабыня, не будучи полноправным разумным существом в глазах германского закона, не может выбирать имена по собственному усмотрению Таким образом, с точки зрения горианского закона, как это ни неприятно говорить, рабы — это животные, полностью и безоговорочно принадлежащие своим господам и вынужденные делать то, что господа захотят.
— Думаю, я назову её Африз, — сказал Камчак.
— Освободи меня, Сафрар, — заискивающе тихо попросила девушка, — освободи меня.
Сафрар рассмеялся.
— Слин, — завизжала она. — Вонючий слин!
— Будь осторожна, — предостерег Сафрар, — теперь ты говоришь с богатейшим человеком в Тарии Африз плакала и рвалась в наручниках.
— Ты понимаешь, разумеется, — продолжал Сафрар, — что когда ты стала рабыней, все твои богатства, гардероб и драгоценности, вложения и счета целиком и полностью становятся моими.
Африз безудержно рыдала у столба.
— Я прошу тебя, благородный Сафрар, — всхлипывая, повторяла она, — прошу тебя, прошу тебя освободить меня, пожалуйста, пожалуйста!
Сафрар улыбнулся ей и затем повернулся к Камчаку.
— Что, тачак, просишь ты за нее? Какую цену ты назначал?
— Я снизил, — сказал Камчак, — до одного медяка.
Сафрар улыбнулся.
— Цена слишком высока, — сказал он. Африз завизжала. Сафрар снова поднял крохотное стекло, через которое он же рассматривал девушку, и изучив её более внимательно. Затем он пожал плечами и жестом приказал рабам разворачивать паланкин.
— Сафрар! — ещё раз вскричала девушка.
— Я не разговариваю с рабами, — отрезал торговец в паланкине и медленно поплыл в сторону стен надменной Тарии.
Онемевшая Африз смотрела торговцу вслед; её глаза покраснели, на щеках остались грязные дорожки от слез.
— Не имеет значения, — утешающе сказал Камчак девушке. — Даже если бы Сафрар и был стоящим человеком, он бы не освободил тебя сейчас.
Она повернула свое прекрасное лицо к нему.
— Нет, — сказал Камчак, наматывая на руку её волосы и слегка встряхивая голову, — я не продал бы тебя за все золото Тарии.
— Но почему? — прошептала она.
— Я вспоминаю, — сказал Камчак, — ночь два года назад, когда ты принимала мой дар и обозвала меня слином.
Девушка, побледнев, кивнула.
— В ту самую ночь, — сказал Камчак, — я решил сделать тебя своей рабыней.
Она уронила голову.
— Именно по этой причине, — сказал Камчак, — я не продам тебя за все золото Тарии.
Она снова подняла на него красные глаза.
— В эту самую ночь, маленькая Африз, я решил, что хочу тебя и буду иметь тебя как рабыню.
Смех Камчака из тачаков был громок. Без сомнения, он долго ждал, чтобы так рассмеяться, долго ждал, чтобы увидеть своего милого врага поверженным перед собой, связанного и униженного. Камчак взял ключ с крюка над головой Африз и открыл наручники, затем он повел сломленную, несопротивляющуюся тарианскую девушку к своей каийле.
Здесь, у лап животного он заставил её преклонить колени.
— Твое имя Африз, — сказал он, давая ей имя.
— Мое имя Африз, — сказала она, принимая это имя.
— Подчиняйся, — приказал Камчак.
Дрожащая Африз опустила голову и протянула сведенные вместе руки. Камчак быстро и плотно связал их.
— Я буду привязана к седлу? — робко спросила она.
— Нет, — ответил Камчак, — спешки нет.
— Я не понимаю, — сказала девушка.
А Камчак уже накинул ей петлю на шею и привязал свободный конец к луке седла.
— Ты побежишь рядышком, — проинформировал он её.
Она недоверчиво посмотрела на него.
Элизабет была не связана и уже встала рядом с каийлой. Камчака, держась за правое стремя. Затем Камчак со своими двумя женщинами и я оставили Равнину Тысячи Столбов и направились к воинам тачаков.
Позади были ещё слышны звуки схваток и крики людей.
Двумя часами позже мы достигли лагеря тачаков и медленно поехали между фургонов, котлов, играющих детей; рабыни бежали рядом с нами. Свободные женщины, отрываясь от тарелок и котлов, скептическим взором смотрели на новую тарианскую женщину, привезенную в лагерь.
— Она была у первого столба, — похвастался Камчак хихикающим девушкам, обступившим его.
— А у какого были вы? — Он внезапно поднял каийлу на дыбы в их сторону, и они рассыпались, визжа и смеясь, как стая птиц, и так же, как стая птиц, снова сошлись вместе.
Камчак широко улыбнулся.
— Первый столб! — крикнул он встречному воину, тыкая пальцем в уставшую, тяжело дышащую Африз. Воин одобрительно прищелкнул языком. — Правда! — взревел Камчак, хлопая ладонью по седлу.
Конечно, некоторые сомнения в том, что измотанная девка, привязанная к каийле Камчака, могла получить первый столб, возникнуть могли. Она спотыкалась и хватала воздух ртом, её тело блестело от пота, а ноги были черны от травы и грязи, волосы были спутаны, ступни кровоточили, а бедра и икры были оцарапаны до красных искорок крови там, где соприкоснулись с колючками. Когда Камчак добрался до своего фургона, бедная девушка обессиленно упала на траву, дрожа от усталости после бега. Я предположил, что Африз прежде вряд ли приходилось делать что-нибудь тяжелее, чем входить или выходить из ароматизированного бассейна. Элизабет Кардуэл, с другой стороны, и я был рад это видеть, пробежала хорошо и теперь дышала не слишком глубоко, почти не выказывая усталости. Безусловно, за время своего пребывания среди кочевников она привыкла к таким упражнениям. Я начинал восхищаться ею. Жизнь на открытом воздухе и физический труд, по-видимому, сделали для неё доброе дело. Она была полна сил и здоровья.
Не многие девушки из офисов Нью-Йорка смогли бы пробежать у седла тачакского воина.
Камчак соскочил с каийлы.
— Добро пожаловать, — радушно вскричал он, поднимая Африз с земли. — Девка, есть работа!
Ременная петля все ещё была на её шее, а запястья — связаны. Глаза девушки уже почти ничего не выражали.
— Нужно вычистить босков, — приказал ей хозяин, — отполировать их рога и копыта, нужно задать им корм и собрать навоз, фургон нужно подмести и смазать колеса, ещё нужно принести воды из родника в четырех пасангах отсюда и приготовить мясо на ужин. Быстро! Быстро! Ленивая девчонка!
Затем он запрокинул голову и рассмеялся на тачакский лад, шлепая ладонями по бедрам.
Элизабет помогла снять петлю с шеи девушки и развязала ей запястья.
— Пойдем! — сказала она мягко. — Я покажу тебе.
Африз встала, её покачивало, она все ещё не верила происходящему. Она посмотрела на Элизабет, казалось увидев её в первый раз.
— Твой акцент, — медленно сказала Африз. — Ты не из наших краев.
— Ты видишь, что она носит шкуру ларла и что у неё нет ошейника, у неё нет кольца в носу и клейма, — сказал Камчак и добавил: — А у тебя будут.
Африз, задрожав, упала снова на колени.
— Отчего, ты думаешь, маленькая Африз, — спросил Камчак, — варварка, будучи рабыней, не одета в кейджер? Почему у неё нет кольца, клейма и ошейника?
— Почему? — испуганно спросила Африз.
— Потому что она по положению в фургоне выше, чем ты.
Я раньше удивлялся, почему Камчак не обошелся с Элизабет Кардуэл, как обходились с другими рабынями тачаков.
— Поэтому, — сказал Камчак, — среди прочих твоих обязанностей, моя дорогая, будет обязанность выполнять для этой варварки то, что выполняет рабыня-служанка.
Это обожгло Африз из Тарии, как огонь, — она внезапно выпрямилась и вскрикнула:
— Не я, не Африз из Тарии.
— Ты, — сказал Камчак.
— Служить рабыней варварке?
— Да, — сказал Камчак.
— Никогда! — вскричала девушка.
— Да! — зарычал Камчак, закидывая голову, и громко крикнул: — Африз из Тарии в моем фургоне будет служанкой варварки!
Девушка крепко сжала кулаки.
— Я позабочусь, — добавил Камчак, — чтоб слух об этом достиг Тарии. Затем он согнулся и принялся лупить себя кулаками по коленям — он был удовлетворен.
— Пожалуйста, — сказала Элизабет новой рабыне, — пойдем.
Она попыталась взять Африз за руку. Африз гневно отдернула руку, не желая чувствовать её прикосновение, но затем, высоко подняв голову, она сделала шаг, следуя за Элизабет.
— Если она не будет хорошо работать, — весело сказал Камчак, — побей её.
Африз повернулась лицом к нему, сжимая кулаки.
— Ты поймешь, моя маленькая Африз, — сказал он, — кто здесь господин.
— Разве тачак слишком беден, — покорно спросила Африз, — чтобы одеть ничтожную рабыню?
— В моем фургоне много алмазных бус, которые ты можешь надевать, если хочешь, но ничего другого, пока не угодишь мне.
Она молча развернулась и последовала за Элизабет.
После этого мы с Камчаком оставили фургон и пошли слоняться по лагерю, остановившись в одном из фургонов рабов, чтобы взять кувшин паги, который мы вскоре и прикончили.
Оказалось, что в этот год народ фургонов успешно провел игры Войны Любви — эти новости мы узнали, распивая пагу в кругу воинов. Почти все тарианские девушки были уведены от столбов, к которым они были прикованы, в качестве рабынь. В некоторые годы, правда, успех склонялся и на другую сторону — это придавало интерес соревнованию. Мы также узнали, что девушка Херена из первого фургона была выиграна тарианским офицером, представлявшим дом Сафрара-торговца, которому воин и продал её.
— Херена станет новой его танцовщицей, а духи и шелк Африз пойдут этой тачакской девке, — отметил Камчак.
Казалось странным думать о ней, самой своенравной и надменной в лагере, гордо сидевшей на спине каийлы, как о надушенной, одетой в шелка рабыне тарианцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55