— Да будет так! — в один голос заявили они — Да будет так навечно!
Они расступились и пропустили Камчака вперед, выстроившись у него за спиной.
— Да здравствует Камчак! — воскликнули они. — Да здравствует Высокий Убар!
— Да здравствует Единый Убар народов фургонов! — пронеслось по залу.
Только поздно вечером все дела этого дня были решены и тронный зал опустел.
С Камчаком остались лишь несколько тачакских командиров и наиболее заслуженных воинов, мы с Гарольдом и Африз с Хереной и Элизабет.
Ушли и Альбрехт с Тенчикой и Дина. Интересный разговор произошел между девушками, прежде чем они покинули зал.
Тенчика подошла к Дине.
— На тебе уже нет ошейника, — заметила Дина.
Тенчика застенчиво опустила глаза.
— Да, — сказала она, — я свободна.
— Теперь ты вернешься в Тарию? — спросила Дина.
— Нет, — улыбаясь, ответила Тенчика. — Я остаюсь с Альбрехтом и фургонами.
Альбрехт тем временем был занят разговором с Конрадом, убаром кассаров.
— Вот, — протянула Тенчика Дине небольшой матерчатый сверток. — Это твое, ты это выиграла.
Дина с удивлением развязала сверток и увидела в нем кольца и золотые украшения, переданные ей Альбрехтом за победу в соревнованиях по бегу от бола.
— Возьми это, — настаивала Тенчика.
— Он знает? — спросила Дина. — Конечно.
— Он очень добр.
— Я люблю его, — ответила Тенчика, поцеловав её на прощание и поспешно убегая прочь.
Я подошел к Дине и взглянул на переданные ей украшения.
— Для этого действительно нужно неплохо бегать, — заметил я.
Она весело рассмеялась.
— Здесь более чем достаточно драгоценностей, чтобы нанять себе помощников! — радостно потрясла она содержимым свертка. — Теперь я смогу снова открыть магазинчик моего отца и братьев!
— Если хочешь, я дам тебе в сотню раз больше? — предложил я.
— Нет, — с улыбкой отказалась она. — Это я выиграла. Я хочу сделать все самостоятельно.
Она подняла вуаль с лица и быстро коснулась губами моей щеки.
— Прощай, Тэрл Кэбот, — пробормотала она. — Желаю тебе всего хорошего.
— И я желаю тебе всего хорошего, благородная Дина из Тарии, — ответил я.
Она рассмеялась.
— Глупый, глупый воин, — покачала она головой. — Я всего лишь дочь бедного пекаря!
— Он был благородным, достойным человеком, — сказал я.
— Спасибо тебе, — пробормотала она.
— И дочь его — благородная, достойная женщина, — продолжал я. — К тому же очень красивая.
Я не позволил закрыть ей лицо вуалью, пока не запечатлел у неё на губах прощальный поцелуй.
Она опустила вуаль, прижала пальцы к своим губам, затем коснулась ими моих и поспешно оставила зал.
Элизабет наблюдала за нами, явно ревнуя.
— А она красивая, — мрачно отметила Элизабет.
— Да, — согласился я и, посмотрев на нее, добавил: — Ты тоже.
Лицо её расцвело улыбкой.
— Я знаю, — горделиво сказала она.
— Дерзкая девчонка, — усмехнулся я.
— Горианской девушке нет нужды притворяться, будто она не знает, что красива, — возразила она.
— Это верно, — согласился я. — Но почему ты сама решила, будто ты красивая?
— Я не сама. Так говорил мой господин, — пожала она плечами. — Он ведь не обманывает, не так ли?
— Не часто, — признался я. — Особенно в вещах столь важных.
— К тому же я видела, какие взгляды бросают на меня мужчины, — заявила Элизабет, — и знаю, что за меня можно получить хорошую цену.
От такой наглости я даже почувствовал легкое замешательство.
— Наверное, целую пригоршню золотых монет, — как ни в чем не бывало продолжала Элизабет.
— Пожалуй, — согласился я.
— Значит, я красивая, — подвела она итог.
— Верно.
— Но ведь ты не продашь меня?
— Пока нет. Посмотрим, сколько ещё ты будешь доставлять мне удовольствие.
— Ох, Тэрл! — испуганно воскликнула она.
— Господин, — поправил я.
— Господин, — немедленно согласилась она.
— Что ты хочешь сказать?
— Что я буду очень стараться доставить тебе удовольствие, — с улыбкой пообещала она.
— Значит, все будет в порядке, — заверил я её.
— Я люблю тебя, — внезапно сорвалось с её губ. — Я люблю тебя, Тэрл Кэбот, мой господин.
Она обняла меня за шею и крепко поцеловала.
Я прижал её к себе, стараясь подольше удержать её губы в своих.
Мне трудно было даже представить себе, что эта очаровательная красавица в ошейнике с моими инициалами, эта волнующая Элизабет Кардуэл в прошлом являлась молодой секретаршей с Земли, на долю которой выпало столько испытаний в чужих для неё бескрайних горианских степях. Кем бы ни была она в прошлом — малозначительной служащей в одной из тысяч похожих друг на друга безликих контор, вынужденной отрабатывать свою мизерную заработную плату и выкраивать из неё крохи, чтобы иметь возможность не ударить в грязь лицом и произвести впечатление на своих подруг, столь же незначительных служащих из таких же незначительных контор, — теперь она была живой и свободной в проявлении своих чувств, хотя горло её сжимал ошейник, а тело было отмечено клеймом. Она превратилась в очаровательную, страстную женщину, дерзкую и милую, — одним словом, мою.
Интересно, были ли на Горе и другие женщины с Земли, прошедшие такую же трансформацию, перерождение, те, кто, даже не отдавая себе отчета, страстно желал найти для себя мужчину и мир, в котором — пусть даже не по собственной воле, не имея иного выбора — они научились ценить то, чем обладали до сих пор, научились по-новому смотреть на жизнь, радоваться каждому её проявлению и чувствовать себя по-настоящему свободно и раскованно — как это ни покажется парадоксальным — даже в стягивающем их горло ошейнике. Так думал я и сам удивлялся своим мыслям: возможно ли вообще такое? Правы ли в своих заключениях горианцы?
Слишком уж фантастической порой казалась мне их психология.
Сейчас в тронном зале дворца тарианского убара оставались только Камчак с Африз, Гарольд с Хереной и я с Элизабет.
Камчак посмотрел на меня проницательно.
— Ну, в нашей игре, кажется, все складывается удачно.
Мне припомнился наш недавний разговор.
— Ты слишком рисковал, — ответил я, покачав головой, — когда не вывел войска из Тарии и не бросил их на защиту босков и фургонов, понадеявшись на то, что катайи и кассары придут тачакам на помощь.
Это была слишком рискованная игра.
— Возможно, не такая уж рискованная, — ответил он, — поскольку я знал катайев и кассаров, наверное, даже лучше, чем они сами.
— Ты говорил, — напомнил я, — что игра ещё не окончена.
— Теперь уже все позади.
— А что составляло последнюю партию этой игры?
— Мне нужно было показать катайям, кассарам и тем же паравачам, насколько просто нас можно уничтожить по отдельности руками друг друга и какую силу мы будем представлять собой, действуя все вместе.
— Это должно было навести их на мысль о необходимости выбора Высокого Убара?
— Да, именно на это и была направлена моя игра.
— Ну, что ж, да здравствует Высокий Убар — Камчак, убар тачаков!
— Да здравствует Камчак — Единый Убар народов фургонов! — подхватил Гарольд.
Камчак рассмеялся и опустил глаза.
— Скоро наступит самое время для охоты на тамитов, — высказал он давнишнее желание.
После этого мы все вместе направились к выходу из зала. Африз легко поднялась с колен, чтобы следовать за своим хозяином.
Камчак обернулся и задумчиво на неё посмотрел Девушка нерешительно остановилась, пытаясь понять, что он задумал С неожиданной для него нежностью Камчак положил руки девушке на плечи, привлек её к себе и оставил у неё на губах легкий поцелуй.
— Господин? — удивленно спросила девушка.
Камчак вынул из-за пояса маленький ключ, вставил его в замок на ошейнике и снял его.
Девушка недоверчиво покачала головой и прикоснулась рукой к шее.
— Ты свободна, — сказал ей Камчак.
Африз смотрела на него с недоумением и недоверием.
— Не бойся, — продолжал Камчак, — тебе дадут достаточно золота. Ты снова будешь одной из самых богатых женщин Тарии.
Девушка не в силах была произнести ни слова.
Мы, все присутствующие, были ошеломлены не меньше её. Каждый из нас знал, скольким опасностям пришлось подвергнуться Камчаку, чтобы заполучить её в свои руки; каждый знал, какую цену ещё совсем недавно вынужден был заплатить Камчак за то, чтобы она после вражеского набега была возвращена ему.
Мы просто не в силах были поверить в реальность происходящего.
Камчак поспешно отвернулся и направился к своей привязанной к трону каийле. Он вставил ногу в стремя и легко забросил свое крепкое тело в седло Затем, не подгоняя животное, он выехал из зала. Мы все последовали за ним — за исключением Африз, которая осталась неподвижно стоять у трона тарианского убара, одетая в тунику кейджеры, но без ошейника — свободная. Руки её были прижаты к лицу.
Она, казалось, была в полном оцепенении и лишь механически покачивала головой.
Я шел за каийлой Камчака, рядом со мной задумчиво вышагивал Гарольд, а в двух шагах за нами — как подобает горианкам — следовали Элизабет и Херена.
— Интересно, — спросил я у Гарольда, — почему он пощадил Тарию?
— Его мать была тарианкой, — ответил молодой тачак.
Я остановился от неожиданности.
— Ты что, не знал? — удивился Гарольд.
— Нет, — покачал я головой.
— Именно после её смерти Катайтачак и пристрастился к листьям канды.
— Я ничего этого не знал.
Мы несколько отстали от Камчака.
— Да, — продолжал Гарольд, — она была тарианской девушкой, взятой в рабство Катайтачаком. Он полюбил её, подарил ей свободу, но она так и оставалась с ним до самой смерти — убарой тачаков.
За главными воротами дворца Фаниуса Турмуса нас дожидался Камчак на своей каийле. Здесь же стояли наши животные, и мы сели в седло. Херена и Элизабет побежали у наших стремян.
Мы выехали на мостовую и повернули в сторону главных ворот Тарии.
Лицо Камчака было непроницаемо.
— Подождите! — послышалось у нас за спиной.
Мы обернулись и увидели бегущую за нами Африз, босую и одетую в тунику кейджеры.
Она остановилась у стремени Камчака и замерла, низко опустив голову.
— Что это значит? — сурово взглянул на неё Камчак.
Девушка не ответила и не подняла головы.
Камчак тронул поводья и повернул каийлу к главным воротам Тарии. Мы ехали следом. Африз, Элизабет и Херена шли, держась за стремена наших скакунов.
Не доезжая до ворот, Камчак натянул поводья; мы остановились. Африз замерла, не поднимая глаз.
— Ты свободна, — напомнил ей Камчак.
Девушка отрицательно покачала головой.
— Нет, — сказала она, — я принадлежу Камчаку.
Она робко коснулась головой вдетой в стремя ноги убара.
— Я не понимаю, — сказал Камчак.
Девушка нерешительно подняла голову — в глазах её стояли слезы.
— Пожалуйста, хозяин, — прошептала она.
— Почему? — удивился Камчак.
Девушка выдавила слабую улыбку.
— Я уже полюбила запах босков, — ответила она.
Камчак рассмеялся и протянул ей руку.
— Садись рядом со мной, Африз из Тарии, — предложил Камчак.
Девушка подала ему руку, и он усадил её перед собой в седло. Африз села боком и, едва сдерживая слезы, положила голову ему на грудь.
— Эту женщину зовут Африз, и с этого момента она — убара моего сердца, убара тачаков и Высокая Убара народов фургонов! — объявил Камчак.
Мы пропустили Камчака и Африз в ворота и оставили этот город, и его Домашний Камень, и его жителей и поскакали к виднеющимся невдалеке фургонам, давно дожидающимся нас на бескрайних равнинах, обнимающих оставленную нами Тарию с её высокими, но оказавшимися отнюдь не неприступными для нас стенами и девятью мощными, окованными железом воротами.
Глава 28. МЫ С ЭЛИЗАБЕТ ПОКИДАЕМ НАРОДЫ ФУРГОНОВ
Не думаю, чтобы последние минуты нашего с Элизабет пребывания в стане кочевников доставили невольнице по имени Тука большое удовольствие.
В лагере тачаков Элизабет взмолилась, чтобы я не отпускал её на волю ещё хотя бы в течение часа.
— Почему? — удивился я.
— Потому что хозяева обычно не вмешиваются в выяснение отношений между рабами.
Я пожал плечами. Мне требовалось не больше часа, чтобы накормить и запрячь тарна для полета на Сардар с бесценным яйцом Царствующих Жрецов.
Здесь, у фургона Камчака собралось несколько воинов, среди которых я заметил и Туку с её хозяином.
Я понял, в чем дело. Элизабет не забыла жестокое обращение этой девушки с нею на протяжении всех долгих месяцев её пребывания у тачаков, особенно когда она была заперта в клетке для слинов.
Возможно, Тука каким-то образом догадалась о том, что за мысли теснятся в голове у Элизабет, потому что едва бывшая американка направилась в её сторону, она незамедлительно бросилась бежать, пытаясь спрятаться в фургоне.
Через несколько минут ярдах в пятидесяти мы услышали испуганный женский вопль и увидели, как Тука летит на землю, сбитая ловким броском, в котором чувствовалось знакомство человека с приемами американского футбола. Вслед за этим все пространство между двумя фургонами неподалеку было окутано клубами пыли, поднятой возней двух женщин, обменивающихся отнюдь не женскими пощечинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55