Я не был удивлен. Тарианская богачка, без сомнения, прекрасна, если уж ей предложена честь стоять у первого столба. Это могло означать только одно: Африз — самая красивая девушка Тарии и, без сомнения, самая красивая из всех девушек в играх этого года.
В бело-желтых шелках по ткани, расстилаемой перед ней по траве, Африз медленно пошла вперед, ведомая судьей к первому из столбов со стороны народов фургонов. Девушка народов фургонов с другой стороны становилась у столба напротив Тарии. В этом случае тарианская девушка могла видеть город и воинов, а девушки кочевников — ещё и своих воинов. Я был проинформирован Камчаком о том, что это заодно отделяет девушек от собственного народа. Таким образом, для того чтобы вмешаться, тарианцам придется пересечь расстояние между столбами, и то же самое придется сделать представителям народа фургонов, за чем, безусловно, будут внимательно следить судьи. Они теперь выкликали имена, и девушки по очереди выходили вперед.
Я увидел, как Херена становится у третьего столба, хотя, насколько я мог заметить, она была не менее прекрасна, чем две кассарские девушки, вызванные перед ней.
Камчак объяснил мне, что у неё между двумя верхними резцами есть маленький промежуток, и это уже дефект.
— Это действительно важно — сказал я.
Я с удовлетворением отметил, что она разозлилась тому, что её выбрали только на третий столб.
— Я, Херена из первого фургона тачаков, лучше этих двух кассарских самок каийлы, — вдруг расплакалась она. Но судья находился уже далеко от неё. Выбор девушек Тарии определялся судьями города или членами касты врачей, а кочевниц отбирали хозяева публичных рабских фургонов, разъезжающих по всей планете, от города к городу, предоставляя воинам и рабовладельцам всегда готовый рынок живого товара. Фургоны рабов обыкновенно торговали и пагой Камчак и я заходили в последнюю ночь в один из таких притонов, в обилии съехавшихся на праздник, где мне пришлось раскошеливаться на целые четыре медные монеты за каждую бутыль паги. Мне удалось вывести Камчака из фургона до того, как он стал приставать к скованной маленькой девке из Порт-Кара, привлекшей его внимание. Я смотрел на ряды столбов. Девушки из народов фургонов гордо стояли у них, уверенные, что их герои, кто бы они ни были, одержат победу и вернут их своему народу. Девушки Тарии также стояли около столбов, но с деланным безразличием.
Впрочем, я предположил, что, несмотря на кажущуюся невозмутимость, сердца большинства тарианских девушек бешено колотились. Это был для них весьма необычный день.
Я смотрел на девушек, закрывшихся вуалями, прекрасных в своих легких шелках. Я знал, что под скрывающим их убором на многих надет постыдный тарианский камиск. Быть может, в первый раз столь ненавистное одеяние коснулось их тел, но это был необходимо — ведь если их воины проиграют состязание, им не позволят покинуть столб в платье, в котором они явились. Они не смогут уйти отсюда свободными женщинами.
Я улыбнулся про себя: неужто и у Африз, так надменно застывшей у первого столба, под золотым одеянием скрывается камиск рабыни? Нет, наверное, она слишком горда, чтобы допустить даже мысль о поражении.
Камчак тем временем, пришпорив каийлу, пробирался сквозь толпу к первому столбу.
Я последовал за ним.
Он наклонился к Африз.
— Доброе утро, маленькая Африз, — радушно поприветствовал он её.
Она даже не повернула головы.
— Ты приготовился к смерти, мерзкий слин? — спросила она.
— Нет, — ответил Камчак.
Я слышал, как она мягко рассмеялась под белой вуалью, украшенной золотом.
— Я вижу, у тебя нет больше ошейника, — констатировал Камчак.
Она подняла голову и не удосужилась ответить.
— У меня есть другой, — сказал Камчак.
Она повернулась лицом к нему, сжав кулаки. Если бы эти милейшие миндалевидные глаза были оружием, она сразила бы тачака сразу, как ударом молнии.
— Как я буду рада, — прошипела девушка, — увидеть тебя на коленях в песке, просящего Камраса прикончить тебя!
— Сегодня, маленькая Африз, — сказал Камчак, — как я и обещал тебе, ты проведешь первую ночь в мешке с навозом.
— Слин! — вскричала она и заплакала, затопав ногами. — Слин! Слин!
Камчак зашелся смехом и развернул каийлу прочь.
— Женщины у столбов?! — воскликнул главный судья.
С длинной линии от других судей прошел утвердительный крик:
— Они у столбов!
— Да будут женщины связаны! — провозгласил первый судья, стоявший на платформе у начала рядов.
Африз по просьбе младшего судьи раздраженно сняла отороченные мехом перчатки из кожи верра, украшенные золотом, и поместила их в глубокую складку платья.
— Удерживающие браслеты! — потребовал судья.
— О-о-о, поверьте, в этом нет необходимости, — заверила его Африз, — я не сойду с этого места, пока тачакский слин не будет убит.
— Помести запястья в кольца, — строго сказал судья, — или я заставлю тебя сделать это.
Девушка раздраженно сунула руки за спину в кольца, находящиеся на каждой стороне столба.
Судья ловким движением захлопнул их и двинулся к следующему столбу.
Африз осторожно подвигала руками в кольцах и попыталась вытащить их. Разумеется, сделать ей этого не удалось. Я видел, как она смутилась, поняв, что прикована, но затем, быстро справившись с волнением, стояла спокойно, глядя вокруг и как будто бы скучая. Ключ от наручников свисал с маленького крючка примерно в двух дюймах над её головой.
— Женщины прикованы? — вопросил первый судья с платформы.
— Прикованы! — раздались голоса младших судей.
Херена надменно взирала на окружающих у столба, но, разумеется, её загорелые запястья тоже были прикованы к нему сталью.
— Пусть будут выбраны соперники! — провозгласил судья.
Я слышал, как другие судьи повторили его крик. По всей линии тысячи столбов тарианские воины и воины народов фургонов приблизились к столбам. Кочевницы вуалей не носили. Тарианские воины шли вдоль линии столбов, осторожно озираясь и следя за тем, как бы кто-нибудь из предполагаемых призов не пнул их и не плюнул в лицо или на одежду. Девушки, понимая причину их осторожности, хихикали либо осыпали воинов отборной бранью, что воины встречали с добрым юмором и высказывали соображения по поводу явных и скрытых достоинств девушки. По просьбе любого воина из народов фургонов судья убирал булавки, придерживающие вуаль тарианской девушки, и откидывал капюшон с её головы. Этот момент игр был исключительно неприятен тарианским девушкам, но они понимали его необходимость. Не многие люди, особенно варвары, стали бы биться за женщину, чье лицо они доселе не видели.
— Я хотел бы взглянуть на это, — сказал Камчак, тыкая пальцем в Африз.
— Несомненно, — согласился ближайший судья.
— Ты не можешь вспомнить, поганый слин, — простонала девушка, — лица Африз?
— Моя память слабовата, — сказал Камчак, — так много лиц.
Судья открепил бело-золотую вуаль и осторожно отбросил капюшон, скрывающий её длинные прекрасные черные волосы. Африз из Тарии была очень красивой. Она гордо встряхнула головой.
— Может быть, теперь тебе припомнилось, — едко спросила она.
— Смутно, — колеблясь, пробормотал Камчак. — У меня в памяти лицо рабыни, там, помню, был ошейник.
— Тарларион, мерзкий слин!
— Что ты думаешь? — спросил Камчак у меня.
— Она великолепна, — сказал я.
— Может быть, у других столбов найдутся получше? — сказал Камчак. — Пойдем посмотрим.
Он отъехал, я последовал за ним.
Внезапно мельком взглянув на лицо Африз, исказившееся от гнева, я увидел, что она попыталась высвободить руки.
— Вернись! — закричала она. — Слин, ничтожный слин! Вернись, вернись!
Я слышал, как она дергается в наручниках и пинает столб.
— Стой спокойно, — сказал судья, — иначе тебя заставят выпить успокоительное.
— Слин! — плакала она.
Но уже несколько других степных воинов изучали оставленную без вуали Африз.
— Ты не собираешься сражаться за нее? — спросил я Камчака.
— Безусловно, собираюсь.
Но прежде чем вернуться, мы заглянули в лицо каждой из тарианских красавиц.
Наконец он вернулся к Африз.
— Что-то мало красивых женщин в этом году, сказал он ей.
— Сражайся за меня! — вскричала она.
— Плоховаты девки в этом году.
— Сражайся же за меня!
— Не знаю, стоит ли сражаться за кого-нибудь, — сказал он, — если все не то самки слина, не то каийлы.
— Ты должен биться, — заплакала она, — ты должен биться за меня, идиот!
— Ты что, просишь об этом? — заинтересованно спросил Камчак.
Она задохнулась от гнева.
— Да, — наконец сказала она, — я прошу тебя об этом.
— Ну что ж, — ответил Камчак, — я буду биться за тебя.
Африз, на мгновение замолчав от радости, прислонилась к столбу, затем она снова гневно посмотрела на Камчака:
— Тебя убьют в дюйме от моих ног.
Камчак пожал плечами, не исключая такую возможность, а сам повернулся к судье:
— Кто-нибудь собирается биться за нее, кроме меня?
— Нет, — ответил судья.
Если за женщину собираются биться больше чем один воин, тарианцы решают вопрос очередности в зависимости от их общественного положения, а кочевники в зависимости от шрамов. Каждый по-своему учитывал силу и выучку своих воинов, принявших участие в борьбе. Иногда люди бились друг с другом за такую честь, но это не поощрялось ни тарианцами, ни народами фургонов, потому что и те и другие рассматривали междоусобную схватку как нечто недостойное, особенно в присутствии врагов.
— Наверняка она никуда не годится, — заметил Камчак, всматриваясь в лицо Африз.
— Годится, — ответил судья, — потому что её защищает Камрас — чемпион Тарии.
— О нет, только не он! — вскричал Камчак, вскидывая кулак в насмешливом разочаровании.
— Да, — повторил судья, заглядывая в список, именно он.
— Ну, теперь ты вспомнил? — злорадно рассмеялась Африз.
— Кажется, вспомнил. Но уж очень многое всплывает в моей памяти в таком случае, — сказал Камчак.
— Если не хочешь, можешь сменить противника, — сказал судья.
Я подумал, что это весьма гуманный подход к делу — двое человек должны понимать, с кем они столкнутся лицом к лицу до того, как окажутся на песчаном поле. Представьте, как неприятно, выйдя на состязание, обнаружить перед своим носом такого опытного и сильного воина, как Камрас.
— Встреться с ним! — вскричала Африз.
— Если никто с ним не встретится, — сказал судья, — кассарская девушка по праву отойдет ему.
Камчак взглянул на кассарку, красотку у столба напротив Африз. Та была разочарована, и по понятным причинам. Похоже было, что она попадет в Тарию ни за что, даже не за горсть песка, вскинутого противниками в её честь.
— Встреться с ним, тачак! — закричала она.
— А где же твои кассары? — спросил Камчак.
Я подумал, что это — великолепный вопрос. Я видел Конрада, но тот взялся биться за тарианскую девушку в шести или в семи столбах в стороне. Альбрехт даже не явился на игры, думаю, он был дома с Тенчикой.
— Они все где-нибудь сражаются! — вскричала она. — Пожалуйста, тачак!
— Но ты же кассарка, — сказал Камчак.
— Пожалуйста! — От досады она готова была расплакаться.
— Кроме того, ты будешь хорошо выглядеть в шелках наслаждения.
— Посмотри на тарианскую девку, — закричала девушка, — разве она не прекрасна? Разве ты не хочешь ее?
Камчак посмотрел на Африз.
— Думаю, мы не хуже, чем остальные.
— Сражайся за меня! — закричала Африз.
— Хорошо, — сказал Камчак, — так и быть, уговорила.
Кассарская девушка, расслабившись, прислонилась к столбу.
— Ты дурак, — сказал подъехавший Камрас.
Он напугал меня — я и не знал, что он находится так близко. Я оглянулся — без сомнения, это был впечатляющий воин. Он выглядел сильным и ловким. Его длинные черные волосы были схвачены теперь в хвост на затылке. Огромные кулаки обернуты лентами из шкуры боска. В одной руке — шлем и овальный тарианский щит, в другой — копье, за плечом — ножны короткого меча.
Камчак посмотрел на него снизу вверх. Не то чтобы Камчак был особенно низкоросл, просто Камрас был действительно огромен.
— Ради небес, — сказал Камчак, присвистнув, — ты и взаправду громадный, парень.
— Начнем, — предложил Камрас.
При этих словах судья призвал всех очистить пространство между столбами прекрасной Африз из Тарии и очаровательной кассарской девушки. Двое из обслуживающих соревнования вышли вперед с граблями и принялись разравнивать круг песка между столбами, поскольку, пока проходило изучение «призов», его успели достаточно истоптать.
К несчастью для Камчака, это был тот год, когда тарианские воины предлагали оружие схватки. Хотя воины противоположной стороны, по обычаю, могли отказаться от битвы ещё до того, как их имя входило в список участвующих. Таким образом, если Камчак не чувствовал бы себя уверенным во владении каким-нибудь тарианским оружием, он имел бы право уклониться от битвы, оскорбив этим только кассарскую девушку, мнение которой, я был в этом уверен, абсолютно не волновало философски настроенного Камчака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55