— Прислушайтесь к тому, что вам говорит коробанец! — воскликнул Сафрар.
— Шар не должен быть уничтожен, — настойчиво повторил я.
— Почему? — не скрывая удивления, снова спросил Камчак.
— Потому что, — нерешительно начал я, — в нем… это последнее семя Царствующих Жрецов… яйцо… последняя надежда Царствующих Жрецов на выживание… на сохранение.. всего этого… всех нас… планеты… вселенной…
Вокруг раздался удивленный ропот. Глаза Сафрара едва не вылезли из орбит. Ха-Кил раскрыл рот, едва не уронив лежащий у него на коленях меч. Паравачи перестал играть с кайвой и уставился на Сафрара.
— Не думаю, — покачал головой Камчак. — Я склонен считать, что шар вообще не имеет никакой цены.
— Нет, Камчак, — взмолился я. — Поверь мне!
— Значит, именно ради этого золотого шара ты пришел к народам фургонов? — спросил он.
— Да, — ответил я. — Именно ради него.
Мне вспомнился наш разговор в фургоне Катайтачака. Воины вокруг меня обменялись гневными восклицаниями.
— И ты бы украл его? — поинтересовался Камчак.
— Да, — признался я.
— Как Сафрар?
— Я бы не убивал Катайтачака.
— И зачем бы ты его украл?
— Чтобы вернуть в Сардар.
— Не для того, чтобы оставить его себе? Не ради денег?
— Нет, — ответил я.
— Я тебе верю, Тэрл, — сказал Камчак. — Нам было известно, что в свое время к нам должен прийти кто-то из Сардара. Но мы не знали, что это будешь именно ты.
— Прежде я и сам об этом не знал, — признался я.
Камчак взглянул на торговца.
— Ты собираешься купить свою жизнь ценой золотого шара? — спросил он.
— Если понадобится — да! — сказал Сафрар.
— Но мне не нужен золотой шар, — заметил Камчак. — Мне нужен ты сам.
Сафрар побелел, как мел, и снова поднял шар над головой. Я с облегчением заметил, что Камчак дал своим арбалетчикам сигнал не стрелять. Жестом он приказал своим людям — за исключением меня, Гарольда и человека, держащего слинов, — отойти на несколько шагов назад.
— Ну, так-то лучше, — процедил сквозь зубы Сафрар.
— Спрячьте оружие, — потребовал паравачи.
Мы вложили мечи в ножны.
— Отойдите к своим людям! — приказал Сафрар. — Имейте в виду: если что — я разобью шар!
Очень медленно мы с Камчаком, Гарольдом и держащим слинов человеком сделали несколько шагов назад. Рвущиеся с поводков животные, роняя с обнаженных клыков слюну, нехотя повиновались приказу хозяина и дали оттащить себя от своей уже находившейся так близко добычи.
Паравачи обернулся к Ха-Килу, вкладывающему меч в ножны, и встал на ноги. Ха-Кил лениво потянулся и заговорщицки ему подмигнул.
— У тебя есть тарн, — сказал предводителю наемников паравачи. — Возьми меня с собой. Я отдам тебе половину сокровищ паравачей! Золото, босков, женщин, фургоны!
— Вряд ли все это сравнится по стоимости с золотым шаром — тем, что держит в руках Сафрар, — усомнился в ценности его предложения Ха-Кил.
— Ты не можешь бросить меня здесь! — закричал кочевник.
— А зачем ты мне нужен? — демонстративно зевнул Ха-Кил.
Белки глаз паравачи дико сверкнули из-под черного капюшона, скрывающего его лицо, он стиснул кулаки и обернулся к дальнему концу зала, где столпились в ожидании тачаки.
— Тогда шар будет моим! — закричал он и бросился к Сафрару.
— Нет! Он мой! Мой! — взвизгнул торговец, крепче прижимая шар к груди.
Ха-Кил с любопытством наблюдал за происходящим. Я рванулся было вперед, но властная рука Камчака удержала меня на месте.
— Золотой шар не должен быть поврежден! — воскликнул я.
Паравачи, конечно, был гораздо сильнее толстого, низкорослого Сафрара, и вскоре ему удалось выхватить шар из рук отчаянно сопротивляющегося торговца. Тот издал дикий вопль и впился зубами в плечо паравачи. Я вспомнил зловещие ядовитые золотые зубы Сафрара. Паравачи отчаянно завизжал, закружился на одном месте и, к моему несказанному ужасу, швырнул вырванный у Сафрара золотой шар на пол.
Не замечая больше ничего вокруг, я бросился вперед. Слезы застилали мне глаза. Опустившись на пол у разбитого яйца, я не в силах был даже сдержать вырвавшийся у меня крик отчаяния. Все кончено!
Яйцо разбито! Я потерпел неудачу! Царствующие Жрецы погибнут! Погибнет все! На эту планету и на родную мне Землю придут загадочные, таинственные «Другие», кем бы они ни были! Все кончено! Все погибло! Все пропало!
Все мои мысли и чувства были заняты разбитым яйцом, и лишь боковым зрением я заметил короткую агонию паравачи, покрывшегося страшными оранжевыми пятнами, опустившегося на пол и затихшего в предсмертных судорогах.
Камчак подошел к нему и сорвал черный капюшон. Его лицо стало оранжевым, вылезшие белки глаз остекленели.
— Это Толнус, — долетел до меня как-будто издалека голос Гарольда.
— Конечно, — сказал Камчак. — А кто же ещё это мог быть? Кто, кроме убара паравачей, мог послать своих всадников для нападения на фургоны тачаку, и пообещать предводителю наемных тарнсменов половину босков, золота, женщин и фургонов своего племени?
До меня с трудом доходила их речь. Мне вспомнился Толнус — один из четырех убаров народов фургонов, которых я встретил, впервые попав в тарианские степи, в земли кочевников.
Камчак нагнулся к распростертому на полу неподвижному телу и сорвал с него усыпанное драгоценными камнями бесценное ожерелье. Осмотрев его с презрением, он бросил его одному из своих людей.
— Отдайте это паравачам, — распорядился он. — С его помощью они смогут выкупить у кассаров и катайев хотя бы часть своих босков и женщин.
Стоя на коленях у разбитой скорлупы яйца, я едва сознавал происходящее, настолько был поглощен охватившим меня отчаянием. Я даже не сразу заметил, что Камчак с Гарольдом уже давно стоят рядом.
Я плакал, ничуть не смущаясь их присутствия. Я оплакивал не только провал своей миссии и крушение всего, за что я боролся — и я, и прежде всего Царствующие Жрецы, мой друг Миск, — но и сами их жизни, и жизни всех населяющих этот мир, и мою родную Землю, оставшихся теперь, очевидно, совершенно беззащитными перед загадочными «Другими»; я оплакивал и то существо, что дожидалось своего срока появления на свет и явившееся безвинной жертвой интриг и растянувшегося на столетия межпланетного конфликта; это существо, этот, так сказать, ребенок Царствующих Жрецов прекратил свою ещё не начавшуюся жизнь и этим похоронил надежды всех тех, кто так и не дал ему родиться.
Тело мое сотрясали безудержные рыдания.
Словно сквозь туман до меня донеслись чьи-то слова «Сафрар и Ха-Кил убежали» — и голос Камчака, приказывающего: — Отпустите слинов. Пусть поохотятся.
Вслед за этим об пол звякнули отстегиваемые с ошейников животных цепи, и мраморные своды гулко отразили удаляющийся топот их лап. Не хотел бы я оказаться на месте Сафрара.
— Крепись, воин из Ко-Ро-Ба, — с неожиданной теплотой прозвучал надо мной голос Камчака.
— Ты не понимаешь, мой друг, — сдерживая рыдания, пробормотал я. — Ты просто не понимаешь!
Тачаки в их черных кожаных одеяниях сгрудились вокруг нас. Мастер но приручению слинов также стоял рядом, держа в руках свисающие голые цепи. Ближе к стенам застыли рабы с мешками золотых слитков на плечах. Я начал улавливать гнилостный запах, исходящий от лежавших рядом со мной обломков скорлупы.
— Ну и запах, — поморщился Гарольд.
Он опустился на колени перед яйцом и с выражением глубокого отвращения на лице прикоснулся пальцем к бреши в скорлупе. Поднеся к лицу щепотку каких-то слепленных засохшей слизью золотистых песчинок, он задумчиво растер их между пальцами и ещё раз принюхался.
Я обреченно уронил голову, мне все было безразлично.
— Ты хорошо знаешь, что такое золотой шар Царствующих Жрецов? — поинтересовался у меня Камчак.
— Нет, — ответил я. — У меня никогда не было такой возможности.
— Неужели их яйцо такое? — саркастически заметил убар тачаков.
— Ну-ка, взгляни повнимательней, — подошел ко мне Гарольд.
Он поднес ближе к моему лицу свою ладонь, и на пальцах у него я увидел сухие золотистые пятна. Я смотрел на его ладонь, ничего не понимая.
— Оно мертвое, — сказал он.
— Мертвое? — удивился я.
Гарольд снова нагнулся к расколотому яйцу, наклонился над ним и извлек из скорлупы сморщенное, тронутое гниением, мертвое, наверное, уже в течение нескольких месяцев тельце нерожденного тарлариона.
— Я ведь говорил тебе, — с участливой теплотой напомнил Камчак, — что яйцо не имеет никакой ценности.
Я, пошатываясь, поднялся на ноги, изумленно глядя на обломки яйца. С трудом нагнулся и, погрузив пальцы в содержимое яйца, с удивлением всмотрелся в оставшиеся на них сухие темно-золотистые пятна.
— Это не яйцо Царствующих Жрецов, — сказал Камчак. — Неужели ты действительно полагал, что мы можем позволить неприятелю узнать местонахождение подобной вещи?
Я взглянул на него со слезами на глазах.
Внезапно откуда-то издалека до нас донесся пронзительный, душераздирающий вопль и глухое рычание слинов.
— С ним все кончено, — подвел итог Камчак.
Он повернулся в направлении, откуда донесся крик. Медленно, словно нехотя, давя ногами обломки скорлупы, он двинулся к выходу из зала. У распростертого тела Толнуса, убара паравачей, он на мгновение остановился.
— Очень жаль, — с презрением бросил Камчак. — Я бы предпочел швырнуть его под копыта мчащихся босков!
После этого, не говоря больше ни слова, он повел нас, следующих за ним, прочь из зала по коридорам туда, откуда доносился разочарованный вой слинов.
Мы вошли в помещение, где находился Желтый Бассейн. У края мраморной облицовки, дрожа от бессильной ярости, вскинув головы и оглашая все вокруг пронзительными воплями хищников, упустивших добычу, застыли оба охотничьих слина, не спускающие глаз с карикатурной фигуры тарианского торговца, рыдающего, захлебывающегося и отчаянно пытающегося дотянуться до лиан, свисающих с куполообразного потолка футах в двадцати над его головой.
Он, очевидно, изо всех сил пытался сдвинуться с места, но, плотно обнимаемый густой и пузырящейся желтой жидкостью, не мог сделать и шага. Его коротенькие, пухлые ручки с накрашенными ногтями отчаянно, но совершенно безрезультатно молотили по поверхности жидкого чудовища. Лицо и лоб торговца были обильно покрыты потом. Его тело густо облепливали белые блестящие пузырьки воздуха, двигающиеся вокруг него столь упорядочение, что это означало сознательное поведение Желтого Бассейна. Там, где пузырьки касались тела Сафрара, одежда на нем разъедалась и кожа становилась матово-белой: очевидно, кислота медленно проникала в поры тела и на глазах переваривала беззащитную человеческую плоть.
Сафрар ещё на шаг приблизился к центру бассейна, и жидкость поднялась ему до уровня груди.
— Опустите лианы! — взмолился торговец.
Никто не сдвинулся с места.
Сафрар запрокинул голову и пронзительно, как слин, завыл от боли. Словно сумасшедший, он принялся раздирать на себе кожу. Потом он протянул руки к Камчаку.
— Пожалуйста! — закричал он.
— Вспомни Катайтачака, — ответил ему предводитель тачаков.
Сафрар, агонизируя, испустил вопль отчаяния и снова двинулся к центру бассейна. При этом я заметил, как белые люминесцирующие пузырьки воздуха, густо облепившие в глубине ноги торговца, словно общим усилием толкают его все ближе к гибели.
Сафрар ещё отчаяннее заработал руками, пытаясь оттолкнуться от затягивающей его тестообразной массы, воспрепятствовать ей захлестнуть становящееся все более беспомощным тело. Глаза его вылезали из орбит, а в провале застывшего в беззвучном крике рта тускло мерцали два золотых уже израсходовавших свой яд зуба.
— Это яйцо, — сообщил ему Камчак, — было яйцом обыкновенного тарлариона. Оно действительно не имело никакой ценности.
Жидкость уже доходила Сафрару до подбородка, и ему приходилось высоко запрокидывать голову, чтобы держать нос и рот над поверхностью. Лицо его было искажено от ужаса и боли.
— Пожалуйста! — успел в последний раз крикнуть он, прежде чем густая жидкость хлынула и залила ему рот.
— Вспомни Катайтачака, — бросил ему на прощание Камчак, и оплетающие ноги торговца нитеподобные волокна и белые пузырьки ещё настойчивее потянули тело Сафрара вниз, в глубину.
На поверхность, уже очевидно из легких Сафрара, вырвались пузырьки воздуха. Теперь только руки торговца с растопыренными пальцами ещё продолжали мелькать над поверхностью жидкости, словно пытаясь в последнем предсмертном отчаянном усилии ухватиться за недосягаемые лианы, но скоро и руки исчезли под водой.
Долгое время мы стояли без движения, пораженные случившимся, пока белые кости не начали медленно выталкиваться на поверхность и двигаться к краю бассейна, где два раба Сафрара извлекали их сачком и складывали.
— Принесите факел, — приказал Камчак.
Он задумчиво всмотрелся в глубины Желтого Бассейна.
— Этот Сафрар из Тарии давно познакомился с Катайтачаком и приучил его к листьям канды, — печально сказал Камчак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55