— Теперь я знаю, что такое быть рабыней в руках господина, — пробормотала она.
Я не ответил.
— Но хотя я и рабыня, — продолжала она, — я впервые в жизни чувствую себя по-настоящему свободной.
— Просто впервые в жизни ты чувствуешь себя женщиной, — сказал я.
— Мне нравится это чувство. Я счастлива чувствовать себя женщиной! Я счастлива, Тэрл!
— Не забывай, что ты всего-навсего рабыня.
Она рассмеялась и потрогала свой ошейник.
— Я женщина Тэрла Кэбота, — сказала она.
— Рабыня Тэрла Кэбота, — поправил я.
— Да, рабыня, — согласилась она.
Я рассмеялся.
— Ты не будешь наказывать меня слишком часто, хозяин? — спросила она.
— Посмотрим, — ушел я от обещаний.
— Я буду изо всех сил стараться доставить тебе удовольствие!
— Рад слышать это.
Она перевернулась на спину и неторопливо прошлась взглядом по потолку фургона и свисающему с него светильнику.
— Я свободна, — медленно произнесла она.
Я посмотрел на нее.
Она приподнялась на локте.
— Странное чувство, — призналась она. — Я рабыня и в то же время чувствую себя совершенно свободной. Свободной.
— Вот и хорошо, — согласился я. — А теперь мне нужно отдохнуть.
Она прикоснулась губами к моему плечу.
— Спасибо тебе, Тэрл Кэбот, что освободил меня.
Я перекатился на бок, обнял её за плечи и прижал к ковру.
В глазах её плясали веселые огоньки.
— Хватит этой чепухи насчет освобождения. Не забывай, что ты рабыня, — напомнил я, пощелкав пальцем по её надетому в нос золотому колечку.
— Да? — с деланным удивлением произнесла она.
Я легонько потянул за колечко, и она вынуждена была приподнять голову.
— Вряд ли это достойный способ выказывать свое уважение леди, — фыркнула она. Я сильнее потянул за кольцо, и у девушки навернулись на глаза слезы. — Но в конце концов, — заметила она, — я ведь всего-навсего рабыня.
— Ну вот и не забывай об этом, — напомнил я.
— Хорошо, господин, не забуду, — рассмеялась она.
— Мне кажется, ты недостаточно откровенна со мной, — заметил я.
— Да нет же, — смеясь, возразила она.
— Придется утром бросить тебя на съедение каийле.
— Где же ты ещё найдешь такую покорную рабыню, как я?
— Дерзкая девчонка!
— Ай! — воскликнула она, уворачиваясь от моего шлепка. — Пожалуйста, не надо!
— Не забывай об этой железке, — подергал я рукой за стягивающий её горло ошейник.
— Да, ошейник с твоим именем.
Я хлопнул её по бедру.
— И о клейме на твоем теле, — подсказал я.
— Я принадлежу тебе, как какой-то боск, — сердито бросила она. Я снова повалил её на ковер. Глаза её сияли радостным задором. — Все равно я свободна, — решительно произнесла она.
— Кажется, ошейник ничему тебя не научил, — с сожалением покачал я головой. Она весело рассмеялась, подняла руки, обняла меня за шею и нежно прижалась губами.
— Твоя рабыня хорошо усвоила урок, преподнесенный ей надетым ошейником, — пробормотала она. Я рассмеялся.
Она снова поцеловала меня в шею.
— Горианская рабыня Велла любит своего хозяина, — прошептала она.
— А мисс Элизабет Кардуэл? — поинтересовался я.
— А, эта маленькая хорошенькая невольница, — презрительно протянула Элизабет.
— Нет, секретарша, — напомнил я.
— Она не секретарша, — возразила Элизабет. — Она всего лишь хорошенькая горианская рабыня!
— Ну, так как насчет нее?
— Как ты, наверное, уже слышал, мисс Элизабет Кардуэл, эта дерзкая девчонка, принуждена была отдать себя как рабыня своему хозяину.
— Да, я уже об этом слышал.
— Он оказался таким грубым животным!
— И что с ней теперь?
— Эта маленькая рабыня, — презрительно фыркнула Элизабет, — теперь безумно влюблена в свое животное.
— Как его имя?
— Оно носит то же имя, что и повелитель Веллы.
— Так как же его зовут?
— Тэрл Кэбот.
— Повезло парню: его любят две такие женщины.
— О, они так ревнуют одна к другой! — произнесла девушка.
— Неужели? — удивился я.
— Да, каждая из них старается доставить своему возлюбленному большее удовольствие и стать его фавориткой.
Я прижал её к себе и поцеловал.
— Интересно, кто будет его фавориткой, как ты думаешь? — полюбопытствовала она.
— Пусть каждая из них любит его по-своему, — посоветовал я. — Подобное состязание всегда на пользу.
Она посмотрела на меня с укоризной.
— Но он такой грубый, грубый хозяин, — заметила она.
— Несомненно, — признался я.
Мы ещё долгое время не раскрывали своих объятий. И неоднократно в течение ночи каждая из девушек — горианка Велла и маленькая дикарка мисс Элизабет Кардуэл, — соревнуясь одна с другой, выражали свое стремление доставить удовольствие своему хозяину. И он, внимательно изучая мастерство каждой из них, так и не мог решить, какая лучше.
Уже перед самым рассветом, уставший и обессиленный от их внимания, засыпая, он пробормотал:
— Не забывайте, что вы обе носите мой ошейник.
— Не забудем, — в один голос ответили они. — Мы любим тебя, хозяин!
Уже погружаясь в сон, он решил, что ещё несколько дней подержит их в рабстве — только чтобы закрепить преподанный им урок, и тут же напомнил себе, что только глупец подарит свободу рабыне.
Глава 26. ЯЙЦО ЦАРСТВУЮЩИХ ЖРЕЦОВ
Задолго до рассвета войска Камчака, заполнившие улицы, прилегающие к дому Сафрара, словно темные неподвижные тени, терпеливо ожидали восхода солнца. То здесь, то там временами можно было различить легкий отблеск стали оружия или услышать едва уловимый скрип кожи и пение тугой тетивы.
Мы с Камчаком и Гарольдом находились на крыше здания, расположенного наискось от строений дома Сафрара.
Из-за высоких огораживающих его стен до нас доносились окрики перекликающихся часовых.
Камчак застыл, опершись рукою на каменный парапет, огибающий крышу здания, на котором мы притаились. Вот уже час, как я, разбуженный одним из своих воинов, покинул свой фургон. Когда я уходил, Элизабет проснулась. Она ничего не сказала, но её прощальный поцелуй был красноречивей любых слов. По дороге к дому Сафрара я встретил Гарольда, мы на ходу перекусили ломтем жареного мяса и запили его водой из расставленных Камчаком по всему городу охраняемых цистерн. Уведенные нами с Гарольдом со двора Сафрара тарны теперь снова были доставлены в город и содержались поблизости от командного пункта на случай необходимости установления быстрой связи между удаленными частями города. Здесь же, на улицах, находилось, конечно, и несколько сотен каийл, но основная их масса была сосредоточена за городскими стенами, чтобы не загромождать улицы и не затруднять передвижения пеших воинов. За спиной у меня кто-то самозабвенно заработал челюстями, и, обернувшись, я заметил, что Гарольд с неизменной кайвой в руке расправляется с очередным куском мяса.
— Скоро рассветет, — заметил он, отправляя в рот следующую порцию.
Я кивнул. Камчак наклонился над парапетом и, вглядываясь во что-то, весь подался вперед. Широкоплечий, массивный, он, казалось, готов был нырнуть в окутывающую нас темноту. За последние четверть часа он даже не шевелился, замерев как изваяние.
— Я бы рекомендовал, — заметил Гарольд, — сначала моей тарнской эскадрилье облететь стены вокруг дома, чтобы их арбалетчики разрядили свое оружие, и сразу затем дать сигнал нашим воинам забрасывать на стены веревки и штурмовать крепость.
— Но у нас нет эскадрильи, — напомнил я.
— Это главный недостаток в моих рекомендациях, — согласился Гарольд, дожевывая кусок мяса. Поэтому я их и не даю.
Я вздохнул и обернулся к командиру сотни, отвечавшему за людей, которых я научил пользоваться арбалетом.
— Прошлой ночью тарны оставляли крепость или прилетали? — спросил я.
— Нет, — ответил командир. — Птиц не было.
— Вы уверены?
— Ночь была лунной. Никаких птиц в небе мы не заметили. Но, — добавил он, — по моим подсчетам, на башне должны находиться три или четыре тарна.
— Не дайте им улететь.
— Мы постараемся этого не допустить.
Небо на востоке слегка посветлело.
Камчак все ещё стоял не шевелясь.
Я слышал, как воины на улицах начали потихоньку переговариваться; до нас доносился едва уловимый лязг оружия.
— Смотрите — тарн! — закричал один из стоящих на крыше.
Высоко в небе показался крошечный, не больше черной точки на сереющем небосводе, силуэт птицы, летящей по направлению к дому Сафрара.
— Приготовиться к стрельбе! — бросил я арбалетчикам.
— Нет, — остановил Камчак — Пусть сядет.
Арбалетчики держали оружие наготове, и тарн, долетев до главной башни дома Сафрара, на мгновение завис над самым её центром и тут же, сложив крылья, камнем упал вниз, вновь расправив крылья за секунду до падения на крышу башни, все это время держась вне пределов досягаемости наших стрел.
— Сафрар может ускользнуть, — сказал я Камчаку.
— Он не ускользнет, — возразил Камчак. — Его жизнь принадлежит мне.
— Кто наездник, не заметил? — спросил я.
— Ха-Кил, наемник, — ответил Камчак. — Прилетел сторговаться с Сафраром. А ведь я мог бы заплатить ему больше того, что предложит Сафрар, поскольку у меня в руках уже сейчас находится все золото и все женщины Тарии, а к наступлению ночи у меня в цепях будут сидеть и все остатки воинства самого торговца.
— Нужно действовать осторожно, — предупредил я. — Тарнсмены Ха-Кила все ещё могут нанести нам серьезный урон.
Камчак не ответил.
— Тысяча тарнсменов Ха-Кила, — вступил в разговор Гарольд, — ещё до захода солнца снялась с места и взяла направление на Порт-Кар.
— Но почему? — удивился я.
— Им хорошо заплатили за то, что они уже сделали, — пожал плечами Гарольд. — Ради чего им теперь рисковать своей шкурой?
— Значит, Сафрар остался один, — подытожил я.
— Сейчас он гораздо более одинок, чем ты думаешь, — заметил Гарольд.
— Что ты имеешь в виду? — не понял я.
— Скоро сам увидишь, — пообещал Гарольд.
Небо на востоке заметно посветлело, теперь я уже мог различить даже лица людей внизу на мостовой, готовящих для штурма длинные лестницы и веревки.
Очевидно, уже скоро штурм башни будет идти полным ходом.
Дом Сафрара был окружен тысячами воинов. По численности они превышали защитников башни по крайней мере раз в двадцать. Сражение, конечно, обещало быть жестоким, но уже с самого начала исход его ни у кого не вызывал сомнений — особенно теперь, когда тарнсмены Ха-Кила, получив причитающееся им золото, не замедлили оставить город.
— Ну что ж, — прервал наконец молчание Камчак. — Я уже и так слишком долго ждал крови Сафрара из Тарии. — С этими словами он поднял руку, и стоявший рядом с ним воин немедленно поднялся на огибающий крышу каменный парапет и, поднеся к губам полый рог боска, наполнил все вокруг протяжным звуком.
Я думал, что это сигнал к атаке, но никто из воинов внизу не двинулся с места.
Мало того, к моему полнейшему изумлению, ворота, ведущие внутрь двора дома Сафрара, открылись и из них появились неприятельские воины с оружием наизготовку и с большими матерчатыми мешками в руках. Под внимательными взглядами воинов народов фургонов охранники один за другим стали подходить к длинному, установленному у ворот столу, на котором лежали массивные слитки золота.
Каждый по очереди прятал золотой слиток в свой мешок. Никто из тачаков их не только не останавливал, но, наоборот, воины Камчака молча расступались перед стражниками, давая им дорогу. Как я узнал позже, тачакские воины даже сопровождали их до городских ворот: четыре горианских Стоуна золота, а именно столько весил каждый слиток, — это целое состояние.
Я был потрясен: под нами по улице проходили новые и новые охранники дома Сафрара.
— Я… я ничего не понимаю, — признался я Камчаку.
— Пусть Сафрар из Тарии погибнет от золота, — не оборачиваясь и продолжая пристально наблюдать за обнесенными забором строениями, сказал он.
Только тут я с ужасом осознал всю глубину его ненависти к тарианскому торговцу.
Один за другим появлялись из ворот воины, один за другим исчезали со стола слитки золота. Сафрар умирал, оставаясь в полном одиночестве: охранники его выстроились в очередь, чтобы получить плату за предательство. Золото, которое он платил своим охранникам, не смогло купить ему сердец этих людей.
Камчак со свойственной тачаку жесткой расчетливостью молча наблюдал, как его золото, слиток за слитком, покупало ему жизнь Сафрара из Тарии.
Два-три раза из-за неприятельских стен до меня донесся звон мечей и чьи-то крики, там кто-то из верных Сафрару или своим моральным принципам слуг попытался силой оружия остановить своих менее лояльных товарищей, но судя по тому, что ряды оставляющих дом Сафрара не редели, остающихся было несравненно меньше. Кроме того, видя, в каком количестве их бывшие сотоварищи уходят из крепости, верные Сафрару охранники не могли не понимать, что с той же пропорциональностью увеличивается смертельная опасность для остающихся, и они в свою очередь более или менее решительно спешили присоединиться к уходящим.
Я даже заметил, что нескольким из оставляющих дом Сафрара рабам также была выдана плата в размере четырех Стоунов золота, чтобы, возможно, ещё больше унизить свободных воинов-дезертиров, принявших золото тачаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55