Он протянул один из них Ройан:
— Батарейки новые, но не трать их понапрасну. Может быть, нам придется провести здесь всю ночь.
Они остановились перед дверями в святая святых. Николас быстро осмотрел их. На каждой створке были изображения святого Фрументия. Его склоненную голову окружал сияющий нимб, а рука поднималась в благословении.
— Примитивный замок, — пробормотал Николас. — Должно быть, ему сотни лет. В промежуток между накладкой и язычком можно камень пропихнуть.
Он сунул руку в сумку и вытащил нож «лезермен».
— Чудесная вещь. Им можно делать что угодно — хоть вытаскивать камешки из копыта коня, хоть отпирать замок на поясе верности.
Николас опустился на колени перед массивным железным замком и вынул одно из лезвий. Ройан с волнением наблюдала за ним и даже слегка вздрогнула, когда с приятным щелчком замок открылся.
— Греховная молодость? — спросила она. — Для краж со взломом ты тоже использовал свои многочисленные таланты?
— Тебе лучше не знать, — отозвался англичанин и нажал плечом на одну из створок. Заскрипели несмазанные петли, и дверь раскрылась настолько, что можно было протиснуться. После этого створка немедленно захлопнулась.
Харпер и Ройан стояли бок о бок на пороге макдаса и смотрели по сторонам в молчаливом восхищении.
Святая святых оказалась небольшой комнатой, куда меньше, чем они ожидали. Николас легко пересек бы ее за дюжину шагов. Низкого сводчатого потолка можно было коснуться вытянутой рукой, если встать на цыпочки.
По всем стенам, от пола до потолка, висели полки, наполненные дарами верующих и иконами. На иконах, выполненных в византийском стиле и оправленных в массивные резные серебряные рамы, были изображены Троица и Дева Мария. Здесь же находились статуи святых и императоров, медальоны и венцы, сделанные из блестящего металла, горшки, миски и шкатулки, украшенные камнями, огромный канделябр, на котором горело множество свечей, испускающих неверный свет. Иными словами, их глазам предстало необыкновенное собрание хлама и сокровищ, достойных предметов и безделушек, принесенных в дар императорами и вождями Эфиопии за многие века.
На полу в центре зала стоял алтарь из кедрового дерева, украшенный сценами сотворения мира, искушения и изгнания из рая, последнего суда. Покрывало было сделано из вязаного шелка, а крест и потир блестели серебром. В лучах свечей мерцала митра аббата с синей керамической печатью Таиты в центре.
Ройан пересекла комнату и опустилась на колени у алтаря, склонив голову в молитве. Николас почтительно ждал на пороге, пока она снова не поднялась на ноги, и только тогда присоединился к ней.
— Камень табота, — указал он за алтарь, и они вместе отправились к нему.
В задней части макдаса стоял предмет, покрытый тяжелым полотном, расшитым серебром и золотом. Судя по очертаниям, он имел приятные гармоничные пропорции, был высотой с человека, с широкой подставкой наверху.
Они обогнули камень, жадно глядя на закрытый тканью предмет. Однако взломщики не решались коснуться или открыть его, опасаясь, что их надежды рухнут, подобно бурлящим водам, падающим в нильский водоворот. Николас несколько охладил волнение, охватившее их, отойдя от камня табота к задней стене святилища.
— Могила святого Фрументия! — проговорил он и подошел к решетке. Ройан приблизилась к нему, и вместе они заглянули сквозь квадратное отверстие в темном от времени дереве. Внутри царила тьма. Николас просунул сквозь другую дыру фонарь и включил его.
Гробница засияла в лучах яркими красками, настолько радужными, что глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть к ним. И тогда Ройан громко вздохнула.
— Боже мой! — Она задрожала как от лихорадки и побледнела — вся кровь отлила от лица.
Гроб стоял на каменной полке гробницы, напоминающей камеру. Снаружи было изображение человека. Хотя оно поблекло и почти вся краска облупилась, можно было легко различить бледное лицо и рыжую бороду.
Это было не единственной причиной удивления Ройан. Она смотрела на стены по обе стороны от полки, на которой покоился гроб. Каждый дюйм их покрывали невероятно яркие картины, сложные и прекрасные, неведомым образом пережившие несколько тысячелетий.
Николас в благоговейном молчании навел на них луч фонаря, а Ройан вцепилась ему в руку, чтобы не упасть. Она впилась ногтями в ладонь Харпера, но тот не заметил боли.
Стены покрывали изображения великих битв; галер, сцепившихся в смертельной схватке на вечных водах синей реки. Присутствовали и сцены охоты, преследования «речной лошади» и огромных слонов с белоснежными клыками. Были там идущие в бой полки, вооруженные до зубов, с плюмажами на шлемах, в ярости от жажды крови. По узким стенам неслись в бой сотни колесниц, наполовину скрытых пылью.
На переднем плане всех фресок красовался один и тот же высокий герой. В одной сцене он сгибал тугой лук, в другой высоко поднимал бронзовый меч. Враги дрожали перед ним, он попирал их ногами или собирал по нескольку отсеченных голов, словно букет цветов.
Николас переводил луч с одного произведения искусства на другое и в конце концов остановил его на центральной панели над полкой с гниющим гробом. Здесь богоподобная фигура возвышалась на колеснице. В одной руке воин держал лук, во второй — связку дротиков. На голове не было шлема, и волосы развевались на ветру — толстая золотая коса, похожая на львиный хвост. Черты лица отличались благородством, прямой взор — непоколебимостью.
Ниже виднелась надпись, сделанная классическими египетскими иероглифами. Загробным шепотом Ройан перевела ее вслух:
Великий Лев Египта. Лучший из сотни тысяч. Владетель злата доблести. Единственный спутник фараона. Воин всех богов. Да живет он вечно!
Ее руки задрожали, а голос затих — чувства душили Ройан. Она негромко всхлипнула, но потом взяла себя в руки.
— Я знаю этого художника, — тихо проговорила Ройан. — Я провела пять лет, изучая его труды. Я узнала бы его где угодно. — Она снова вздохнула. — Могу сказать с полной уверенностью, что почти четыре тысячи лет назад раб Таита украсил эти стены и создал эту могилу.
Она указала на имя мертвого человека, вырезанного на камне выше полки с фобом.
— Это не могила христианского святого. Много сотен лет назад какой-то старый священник нашел ее и по невежеству присвоил своей религии. — Она еще раз порывисто вздохнула. — Смотри! Это печать Тануса, повелителя Харреба командующего армиями, любовника царицы Лострис и родного отца царевича Мемнона, который стал фараоном Тамосом.
Оба помолчали, пораженные собственным открытием. Наконец Николас нарушил молчание:
— Значит, это правда. Тайна седьмого свитка находится здесь. Если, конечно, мы сумеем отыскать к ней ключ…
— Да, — тихо сказала Ройан. — Ключ. Каменное свидетельство Таиты. — Она повернулась к камню табота и медленно, благоговейно подошла к нему. — Не могу заставить себя посмотреть на него, Ники. Боюсь, что это не то, на что мы надеемся. Давай лучше ты!
Он направился прямо к колонне и с видом фокусника сдернул ткань, скрывающую ее. Они устремили взор на стелу из розового испещренного надписями гранита. Она была примерно шесть футов в высоту и фут в ширину у основания, сужаясь вдвое к вершине. На полированном граните были высечены надписи.
Ройан сделала шаг вперед и коснулась холодного камня. Она пробежала пальцами по иероглифической надписи подобно слепому, читающему текст, написанный азбукой Брайля.
— Письмо Таиты нам, — прошептала Ройан, ощупав символ ястреба со сломанным крылом и проведя по его контуру длинным, тонким, слегка дрожащим пальцем. — Написанное почти четыре тысячи лет назад, ожидающее, пока мы прочтем и поймем его. Смотри, как он подписался. — Она медленно обошла гранитную стелу, изучая все четыре стороны по очереди. Она улыбалась и кивала, хмурилась и качала головой, потом снова улыбалась, будто перед ней лежало любовное послание.
— Прочти его, — попросил Николас. — Слишком сложно для меня. Я понимаю символы, но не могу понять смысла. Попробуй объяснить.
— Это настоящий Таита, — засмеялась Ройан, в которой благоговение и изумление уступили место возбуждению. — Он, по обыкновению, малопонятен и прихотлив. — Казалось, она говорит о любимом, но способном довести до бешенства старом друге. — Здесь все в стихах и, как обычно, использован его любимый эзотерический код. — Она коснулась пальцем первой строки иероглифов и прочитала вслух: — «Гриф поднимается на могучих крыльях навстречу солнцу. Шакал воет и поворачивается к хвосту. Река течет к земле. Опасайтесь, осквернители священных мест, или гнев богов обрушится на вас!»
— Какая-то бессмыслица. Ничего не понимаю, — запротестовал Харпер.
— Да нет, смысл здесь есть. У Таиты всегда есть смысл, если привыкнуть к стилю его мышления. — Она обернулась к спутнику: — Не стоит мрачнеть, Ники. Не ждешь же ты, что будешь читать Таиту, как заголовки в «Тайме». Он загадал загадку, и могут потребоваться месяцы на поиски ответа.
— Что же, ясно одно. Мы не можем проторчать к макдасе недели и месяцы, гадая. Давай вернемся к работе.
— Сначала фотографии. — Ройан стала деловой и собранной. — Потом мы скопируем надписи на камне.
Николас поставил на землю сумку с фотоаппаратом и открыл ее.
— Сначала я отсниму пару цветных пленок, а потом возьмемся за «Полароид». Тогда нам будет с чем работать, прежде чем проявят пленки.
Ройан не стала мешать Харперу, пока он ползал вокруг стелы на коленях, держа аппарат прямо и стараясь не поворачивать его под неправильным углом. Николас сделал серию снимков со всех четырех сторон, используя разные выдержки и скорости затвора.
— Не потрать всю пленку, — предупредила Ройан. — Нам нужны снимки стен самой гробницы.
Харпер послушно подошел к решетке и изучил замок.
— Этот куда сложнее внешнего. Если я попытаюсь открыть его, то могу нечаянно повредить. Не думаю, что хорошие снимки стоят риска попасться.
— Хорошо, — согласилась она. — Снимай через отверстия.
Он фотографировал, просовывая камеру через дырки так далеко, как мог, и наводя резкость на глаз.
— Вот и все, — сказал Николас наконец. — Теперь займемся «Полароидом».
Он взял другую камеру и повторил съемку с самого начала. На сей раз Ройан держала маленькую рулетку, чтобы задавать масштаб.
Когда фотография проявлялась, он протягивал ее спутнице, чтобы оценить качество. Пару раз, когда из-за вспышки снимки получились слишком светлыми, слишком темными или еще почему-либо неудачными, она просила его сделать еще одну фотографию.
Почти через два часа работы у них был полный комплект моментальных фотографий. Тогда Николас убрал фотоаппараты и вынул рулон художественной бумаги. Они растянули его поверх колонны и прикрепили клейкой лентой. Потом Харпер начал копировать сверху, а Ройан — снизу. При помощи простого карандаша археологи переносили точную форму надписей на чистые листы.
— Я поняла, как это важно, когда имеешь дело с Таитой. Если не можешь работать с оригиналом, ты должен иметь точную копию. Иногда самая маленькая деталь может поменять смысл и значение надписи. Он все оборачивает множеством слоев тайны. Должно быть, ты читал в «Речном боге», что Таита считал себя мастером загадок и лучшим игроком в бао, когда-либо существовавшим на свете. По крайней мере эта часть книги соответствует истине. Где бы он ни был сейчас, Таита, несомненно, знает, что игра началась, и внимательно следит за каждым нашим ходом. Могу представить, как он злорадно хихикает и потирает руки.
— У тебя богатая фантазия, — отозвался Николас, принимаясь за работу, — но я понял, что ты имеешь в виду.
Процесс переноса надписей с колонны на чистые листы был трудным и монотонным. Прошло много часов, в течение которых Харпер и Ройан трудились на коленях или на корточках вокруг гранитной стелы. Наконец Николас сделал шаг назад и размял ноющую спину:
— Ну вот и все.
Ройан подошла к нему:
— Сколько времени?
— Четыре утра. Нам лучше прибраться. Надо убедиться, что мы не оставили никаких следов пребывания.
— Последний штрих, — сказала Ройан, отрывая уголок от листа бумаги и подходя к алтарю, на котором лежала митра аббата. Она быстро прикрепила обрывок к синей керамической печати в центре и перенесла на него изображение ястреба со сломанным крылом. — Это на удачу, — пояснила она Николасу и подошла, чтобы помочь уложить длинные листы бумаги в сумку. Потом они собрали обрывки ненужной уже клейкой ленты и пустые коробочки из-под пленок, раскиданные по каменным плитам.
Перед тем как закрыть гранитную стелу тканью, Ройан погладила каменную надпись, словно прощаясь с ней навсегда. Потом она кивнула Николасу.
Тот положил материю на колонну и расправил складки точно так же, как они лежали вначале. С порога окованной медью двери они в последний раз посмотрели на макдас и со скрипом открыли створку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Батарейки новые, но не трать их понапрасну. Может быть, нам придется провести здесь всю ночь.
Они остановились перед дверями в святая святых. Николас быстро осмотрел их. На каждой створке были изображения святого Фрументия. Его склоненную голову окружал сияющий нимб, а рука поднималась в благословении.
— Примитивный замок, — пробормотал Николас. — Должно быть, ему сотни лет. В промежуток между накладкой и язычком можно камень пропихнуть.
Он сунул руку в сумку и вытащил нож «лезермен».
— Чудесная вещь. Им можно делать что угодно — хоть вытаскивать камешки из копыта коня, хоть отпирать замок на поясе верности.
Николас опустился на колени перед массивным железным замком и вынул одно из лезвий. Ройан с волнением наблюдала за ним и даже слегка вздрогнула, когда с приятным щелчком замок открылся.
— Греховная молодость? — спросила она. — Для краж со взломом ты тоже использовал свои многочисленные таланты?
— Тебе лучше не знать, — отозвался англичанин и нажал плечом на одну из створок. Заскрипели несмазанные петли, и дверь раскрылась настолько, что можно было протиснуться. После этого створка немедленно захлопнулась.
Харпер и Ройан стояли бок о бок на пороге макдаса и смотрели по сторонам в молчаливом восхищении.
Святая святых оказалась небольшой комнатой, куда меньше, чем они ожидали. Николас легко пересек бы ее за дюжину шагов. Низкого сводчатого потолка можно было коснуться вытянутой рукой, если встать на цыпочки.
По всем стенам, от пола до потолка, висели полки, наполненные дарами верующих и иконами. На иконах, выполненных в византийском стиле и оправленных в массивные резные серебряные рамы, были изображены Троица и Дева Мария. Здесь же находились статуи святых и императоров, медальоны и венцы, сделанные из блестящего металла, горшки, миски и шкатулки, украшенные камнями, огромный канделябр, на котором горело множество свечей, испускающих неверный свет. Иными словами, их глазам предстало необыкновенное собрание хлама и сокровищ, достойных предметов и безделушек, принесенных в дар императорами и вождями Эфиопии за многие века.
На полу в центре зала стоял алтарь из кедрового дерева, украшенный сценами сотворения мира, искушения и изгнания из рая, последнего суда. Покрывало было сделано из вязаного шелка, а крест и потир блестели серебром. В лучах свечей мерцала митра аббата с синей керамической печатью Таиты в центре.
Ройан пересекла комнату и опустилась на колени у алтаря, склонив голову в молитве. Николас почтительно ждал на пороге, пока она снова не поднялась на ноги, и только тогда присоединился к ней.
— Камень табота, — указал он за алтарь, и они вместе отправились к нему.
В задней части макдаса стоял предмет, покрытый тяжелым полотном, расшитым серебром и золотом. Судя по очертаниям, он имел приятные гармоничные пропорции, был высотой с человека, с широкой подставкой наверху.
Они обогнули камень, жадно глядя на закрытый тканью предмет. Однако взломщики не решались коснуться или открыть его, опасаясь, что их надежды рухнут, подобно бурлящим водам, падающим в нильский водоворот. Николас несколько охладил волнение, охватившее их, отойдя от камня табота к задней стене святилища.
— Могила святого Фрументия! — проговорил он и подошел к решетке. Ройан приблизилась к нему, и вместе они заглянули сквозь квадратное отверстие в темном от времени дереве. Внутри царила тьма. Николас просунул сквозь другую дыру фонарь и включил его.
Гробница засияла в лучах яркими красками, настолько радужными, что глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть к ним. И тогда Ройан громко вздохнула.
— Боже мой! — Она задрожала как от лихорадки и побледнела — вся кровь отлила от лица.
Гроб стоял на каменной полке гробницы, напоминающей камеру. Снаружи было изображение человека. Хотя оно поблекло и почти вся краска облупилась, можно было легко различить бледное лицо и рыжую бороду.
Это было не единственной причиной удивления Ройан. Она смотрела на стены по обе стороны от полки, на которой покоился гроб. Каждый дюйм их покрывали невероятно яркие картины, сложные и прекрасные, неведомым образом пережившие несколько тысячелетий.
Николас в благоговейном молчании навел на них луч фонаря, а Ройан вцепилась ему в руку, чтобы не упасть. Она впилась ногтями в ладонь Харпера, но тот не заметил боли.
Стены покрывали изображения великих битв; галер, сцепившихся в смертельной схватке на вечных водах синей реки. Присутствовали и сцены охоты, преследования «речной лошади» и огромных слонов с белоснежными клыками. Были там идущие в бой полки, вооруженные до зубов, с плюмажами на шлемах, в ярости от жажды крови. По узким стенам неслись в бой сотни колесниц, наполовину скрытых пылью.
На переднем плане всех фресок красовался один и тот же высокий герой. В одной сцене он сгибал тугой лук, в другой высоко поднимал бронзовый меч. Враги дрожали перед ним, он попирал их ногами или собирал по нескольку отсеченных голов, словно букет цветов.
Николас переводил луч с одного произведения искусства на другое и в конце концов остановил его на центральной панели над полкой с гниющим гробом. Здесь богоподобная фигура возвышалась на колеснице. В одной руке воин держал лук, во второй — связку дротиков. На голове не было шлема, и волосы развевались на ветру — толстая золотая коса, похожая на львиный хвост. Черты лица отличались благородством, прямой взор — непоколебимостью.
Ниже виднелась надпись, сделанная классическими египетскими иероглифами. Загробным шепотом Ройан перевела ее вслух:
Великий Лев Египта. Лучший из сотни тысяч. Владетель злата доблести. Единственный спутник фараона. Воин всех богов. Да живет он вечно!
Ее руки задрожали, а голос затих — чувства душили Ройан. Она негромко всхлипнула, но потом взяла себя в руки.
— Я знаю этого художника, — тихо проговорила Ройан. — Я провела пять лет, изучая его труды. Я узнала бы его где угодно. — Она снова вздохнула. — Могу сказать с полной уверенностью, что почти четыре тысячи лет назад раб Таита украсил эти стены и создал эту могилу.
Она указала на имя мертвого человека, вырезанного на камне выше полки с фобом.
— Это не могила христианского святого. Много сотен лет назад какой-то старый священник нашел ее и по невежеству присвоил своей религии. — Она еще раз порывисто вздохнула. — Смотри! Это печать Тануса, повелителя Харреба командующего армиями, любовника царицы Лострис и родного отца царевича Мемнона, который стал фараоном Тамосом.
Оба помолчали, пораженные собственным открытием. Наконец Николас нарушил молчание:
— Значит, это правда. Тайна седьмого свитка находится здесь. Если, конечно, мы сумеем отыскать к ней ключ…
— Да, — тихо сказала Ройан. — Ключ. Каменное свидетельство Таиты. — Она повернулась к камню табота и медленно, благоговейно подошла к нему. — Не могу заставить себя посмотреть на него, Ники. Боюсь, что это не то, на что мы надеемся. Давай лучше ты!
Он направился прямо к колонне и с видом фокусника сдернул ткань, скрывающую ее. Они устремили взор на стелу из розового испещренного надписями гранита. Она была примерно шесть футов в высоту и фут в ширину у основания, сужаясь вдвое к вершине. На полированном граните были высечены надписи.
Ройан сделала шаг вперед и коснулась холодного камня. Она пробежала пальцами по иероглифической надписи подобно слепому, читающему текст, написанный азбукой Брайля.
— Письмо Таиты нам, — прошептала Ройан, ощупав символ ястреба со сломанным крылом и проведя по его контуру длинным, тонким, слегка дрожащим пальцем. — Написанное почти четыре тысячи лет назад, ожидающее, пока мы прочтем и поймем его. Смотри, как он подписался. — Она медленно обошла гранитную стелу, изучая все четыре стороны по очереди. Она улыбалась и кивала, хмурилась и качала головой, потом снова улыбалась, будто перед ней лежало любовное послание.
— Прочти его, — попросил Николас. — Слишком сложно для меня. Я понимаю символы, но не могу понять смысла. Попробуй объяснить.
— Это настоящий Таита, — засмеялась Ройан, в которой благоговение и изумление уступили место возбуждению. — Он, по обыкновению, малопонятен и прихотлив. — Казалось, она говорит о любимом, но способном довести до бешенства старом друге. — Здесь все в стихах и, как обычно, использован его любимый эзотерический код. — Она коснулась пальцем первой строки иероглифов и прочитала вслух: — «Гриф поднимается на могучих крыльях навстречу солнцу. Шакал воет и поворачивается к хвосту. Река течет к земле. Опасайтесь, осквернители священных мест, или гнев богов обрушится на вас!»
— Какая-то бессмыслица. Ничего не понимаю, — запротестовал Харпер.
— Да нет, смысл здесь есть. У Таиты всегда есть смысл, если привыкнуть к стилю его мышления. — Она обернулась к спутнику: — Не стоит мрачнеть, Ники. Не ждешь же ты, что будешь читать Таиту, как заголовки в «Тайме». Он загадал загадку, и могут потребоваться месяцы на поиски ответа.
— Что же, ясно одно. Мы не можем проторчать к макдасе недели и месяцы, гадая. Давай вернемся к работе.
— Сначала фотографии. — Ройан стала деловой и собранной. — Потом мы скопируем надписи на камне.
Николас поставил на землю сумку с фотоаппаратом и открыл ее.
— Сначала я отсниму пару цветных пленок, а потом возьмемся за «Полароид». Тогда нам будет с чем работать, прежде чем проявят пленки.
Ройан не стала мешать Харперу, пока он ползал вокруг стелы на коленях, держа аппарат прямо и стараясь не поворачивать его под неправильным углом. Николас сделал серию снимков со всех четырех сторон, используя разные выдержки и скорости затвора.
— Не потрать всю пленку, — предупредила Ройан. — Нам нужны снимки стен самой гробницы.
Харпер послушно подошел к решетке и изучил замок.
— Этот куда сложнее внешнего. Если я попытаюсь открыть его, то могу нечаянно повредить. Не думаю, что хорошие снимки стоят риска попасться.
— Хорошо, — согласилась она. — Снимай через отверстия.
Он фотографировал, просовывая камеру через дырки так далеко, как мог, и наводя резкость на глаз.
— Вот и все, — сказал Николас наконец. — Теперь займемся «Полароидом».
Он взял другую камеру и повторил съемку с самого начала. На сей раз Ройан держала маленькую рулетку, чтобы задавать масштаб.
Когда фотография проявлялась, он протягивал ее спутнице, чтобы оценить качество. Пару раз, когда из-за вспышки снимки получились слишком светлыми, слишком темными или еще почему-либо неудачными, она просила его сделать еще одну фотографию.
Почти через два часа работы у них был полный комплект моментальных фотографий. Тогда Николас убрал фотоаппараты и вынул рулон художественной бумаги. Они растянули его поверх колонны и прикрепили клейкой лентой. Потом Харпер начал копировать сверху, а Ройан — снизу. При помощи простого карандаша археологи переносили точную форму надписей на чистые листы.
— Я поняла, как это важно, когда имеешь дело с Таитой. Если не можешь работать с оригиналом, ты должен иметь точную копию. Иногда самая маленькая деталь может поменять смысл и значение надписи. Он все оборачивает множеством слоев тайны. Должно быть, ты читал в «Речном боге», что Таита считал себя мастером загадок и лучшим игроком в бао, когда-либо существовавшим на свете. По крайней мере эта часть книги соответствует истине. Где бы он ни был сейчас, Таита, несомненно, знает, что игра началась, и внимательно следит за каждым нашим ходом. Могу представить, как он злорадно хихикает и потирает руки.
— У тебя богатая фантазия, — отозвался Николас, принимаясь за работу, — но я понял, что ты имеешь в виду.
Процесс переноса надписей с колонны на чистые листы был трудным и монотонным. Прошло много часов, в течение которых Харпер и Ройан трудились на коленях или на корточках вокруг гранитной стелы. Наконец Николас сделал шаг назад и размял ноющую спину:
— Ну вот и все.
Ройан подошла к нему:
— Сколько времени?
— Четыре утра. Нам лучше прибраться. Надо убедиться, что мы не оставили никаких следов пребывания.
— Последний штрих, — сказала Ройан, отрывая уголок от листа бумаги и подходя к алтарю, на котором лежала митра аббата. Она быстро прикрепила обрывок к синей керамической печати в центре и перенесла на него изображение ястреба со сломанным крылом. — Это на удачу, — пояснила она Николасу и подошла, чтобы помочь уложить длинные листы бумаги в сумку. Потом они собрали обрывки ненужной уже клейкой ленты и пустые коробочки из-под пленок, раскиданные по каменным плитам.
Перед тем как закрыть гранитную стелу тканью, Ройан погладила каменную надпись, словно прощаясь с ней навсегда. Потом она кивнула Николасу.
Тот положил материю на колонну и расправил складки точно так же, как они лежали вначале. С порога окованной медью двери они в последний раз посмотрели на макдас и со скрипом открыли створку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88