Переждав, пока кончится бурление, с усилием втянул раковину в среду и, энергично работая хвостом, пошел вниз. Чем глубже, тем слабее рвалась наверх раковина. Аспиранты помогли пристроить ее в неровностях потолка.
— Смотрите, — подозвал студентов. — Видите, среда заполнила раковину не до конца. Какая-то субстанция занимает половину объема раковины.
— Это пузыри, — подал голос кто-то.
— Правильно. А из чего состоят пузыри?
Тишина. Алим оглядел притихшую аудиторию. Каждый с детства знаком с пузырями. Они до того привычны, что никто не задумывается об их сущности.
— Назовем субстанцию, из которой состоят пузыри, воздушной средой! — громко и отчетливо произнес Алим. — Исследования показали, что воздушная среда по сравнению с обычной разрежена в несколько сот раз. Приблизительно от пятисот до тысячи. Воздушная среда линейно упруго сжимается. Если мы погрузимся на десять метров, она сожмется в два раза. Если погрузимся на двадцать метров — в три раза. О чем это говорит?
— Слой воздушной среды над поверхностью десять метров — подал голос кто-то из студентов.
— Вы на верном пути, коллега, но допустили небольшую ошибку. Слой воздушной среды по весу равен десятиметровому слою обычной среды. Но она разрежена во много раз.
— Десять метров умножить на семьсот пятьдесят — будет семь с половиной километров — тут же подсчитал кто-то.
— А что там, над поверхностью воздушной среды?
— Никто не знает, — развел плавниками Алим. Мудрейший Эскар называет это безвоздушным пространством, космической пустотой. Она так же не изучена и загадочна, как Темнота. Единственное, что мы знаем о ней — там плавает наше Солнце и много других звезд. Эскар считает, что звезды во всем похожи на наше Солнце, но только очень далеко.
— Профессор, откуда вы все это знаете? — поинтересовалась после лекции Инога.
— В основном, из работы Эскара «О тонком строении вещества». А кое-что уточнили на этом полигоне.
Инога растопырила плавники, прикрыла веки и замерла, перебирая воспоминания, на долгую минуту.
— Я не слышала о такой работе…
— Она вышла еще до вашего рождения. Обязательно познакомьтесь. Основываясь на ней, Атран вывел светочи.
Хотя с виду на полигоне было все как всегда, нетерпение нарастало с каждым днем. Вот-вот из икры должны были появиться мальки. Какие они будут, знал один Алим. Возможно, еще Инога. Поэтому все без исключения подолгу толпились у инкубатора, пытаясь рассмотреть мальков в темных шариках икринок. Алим, посмеиваясь, прогонял их. Но через четверть часа у инкубатора скапливался новый косячок любопытных.
Место для появления мальков на свет выбрали давно. Скальный выход внутри лагуны, где соседствовали глубины и мелкие теплые лужицы, где почти не было волн. Студенты облазали весь атолл изнутри и снаружи и согласились, что лучше места просто нет.
Наконец икринки проклюнулись.
— Смотрите! У них рук-ки! Да как много! — воскликнула Инога.
— Не рук-ки, совсем не рук-ки. Будем называть их лапки, — поправил Алим.
— А в чем разница, профессор?
— Во-первых, их четыре. Во-вторых, они не убираются в обтекатели. Обтекателей вообще нет. И, наконец, на лапках нет пальцев.
— Но почему, профессор? Это же уменьшает их функциональные возможности.
— Именно поэтому, юноша, — важно произнес Алим. — Нужно учитывать историческую перспективу. Кто там хихикает? Подобные существа могут освоить территории, на которых мы не сможем их контролировать. Там их эволюция пойдет быстро и бесконтрольно! Нужны нам в будущем конкурирующие виды?
Праобраз конкурирующего вида тем временем учился плавать и охотиться на проплывающие перед носом кусочки пищи.
— Смотрите, он лапками загребает! — радовались студенты.
Шли дни. Мальки подрастали. Но не выказывали никакого желания вылезать на сушу. Алим волновался и нервничал. Студенты строили планы.
— Может, их напугать?
— Уже пробовали. Они нас не боятся. Мы же их кормим.
— А если поймать и на берег посадить?
— Не годится, юноша, — возразил Алим. — Процесс должен идти естественно.
— А как у вас было, профессор?
— Я попал в лужу, которая быстро мелела.
— Так повторим с мальками?
План Алиму не нравился, но лучшего варианта не придумали. Выбрали камень с чашеобразным углублением, выкатили на мелкое место, чтоб верхушка возвышалась над уровнем среды, заполнили углубление. Поймать малька не составило труда. Студенты подобрались без комплексов, и активно использовали рук-ки. Через минуту малька загнали в пустую раковину, Алим выполнил полузабытое упражнение «стойка на хвосте» и осторожно выплеснул малька в лужицу. Малек заметался. Новое место ему не понравилось. Лужица оказалась слишком мелкой. Алим щурился изо всех сил, пытаясь навести глаза на резкость. Жабрам недоставало среды, голова кружилась, но он продолжал наблюдать.
Все произошло очень быстро. Малек, извиваясь всем телом, выбрался из лужицы, смешно передвигая лапки переместился на край камня и бултыхнулся в среду. Алим оттолкнулся от камня рук-ками, опрокинулся на спину и долго не мог отдышаться.
— Ну как, профессор?
— Он неправильно двигался, — произнес наконец Алим. Выпростал рук-ки из обтекателей, и начал показывать, как должен был двигаться малек.
Молодежь каталась на волнах прибоя. Алим уже жалел, что обучил их. Где самые высокие, крутые волны? Правильно, там где мелко. Там, где из кораллового песка словно зубы выступают скалы. Но скорость, азарт, чувство опасности и собственной силы — что можно противопоставить этому? Работу? Они не отказываются от работы. Восстановили несколько хомов общежития, навели там идеальную чистоту и порядок. Исправно кормят инструменты, ухаживают за пополнением в семействе осьминожков-манипуляторов.
А когда вечером Алим увидел в волнах прибоя среди молодежи свою секретаршу, не выдержал, отозвал в сторонку и отчитал:
— Инога, ты мне нужна живая. Живая, а не размазанная по камням. В твоей голове все наработки нашей лаборатории. Понимаешь, чем ты отличаешься от этих охламонов?
— Понимаю, профессор, — покорно согласилась девушка. — Я, жертва науки, обязана сидеть в глубине библиотек и беречь свою бесценную головку.
Приближался день отъезда. Мальки подросли, привыкли, что их по десять раз в день сажают на выступающие из воды камни. Но по своей воле среду не покидали.
— По схеме перемещения Алима движение осуществляется прерывисто, — спорили студенты. — Это нерационально. Все время чередуются циклы ускорения-торможения. Мальки нашли более рациональную схему непрерывного движения.
— Но на двух лапках невозможно удержать равновесие. Ты думаешь так, будто находишься в среде. А надо думать так, будто ты на суше. Надо учитывать силу тяжести. Она опрокинет малька на бок.
— Почему? Они же передвигают одновременно лапки, расположенные по диагонали, с разных сторон тела.
— Потому что устойчиво стоять можно только на трех точках. И передвигать лапки надо по одной. На двух точках опоры малек потеряет равновесие.
— А компенсирующее движение хвостом?
Алим в споры студентов не вмешивался. Мальки уверенно двигались, и этот факт делал споры бессмысленными. Алим спорил с аспирантами по серьезным вопросам.
— Зрение — вот первопричина, по которой мальки боятся суши, — внушал он аспирантам. Поднимите головы над средой и попробуйте разглядеть удаленные предметы.
Аспиранты послушно поднимались к поверхности.
— А проблема жабр?
— Эту проблему мальки еще не успевают ощутить. За те несколько секунд, что они находятся вне среды, жабры не успевают пересохнуть. И третья проблема — кожные покровы. Чешуя не годится. Не знаю, почему, но не годится для суши чешуя. Мне сердце-вещун говорит — не годится.
И начинались жаркие споры. Это было прекрасно. Инога внимательно слушала, уютно устроившись в уголке грота и смотрела на спорщиков огромными загадочными глазами. Ради этих споров, ради этих глаз хотелось жить.
Пришел пассажирский шалот. На этот раз деканат послал большого, тридцатиместного шалота.
Знаешь, Инога, я не хочу возвращаться, — поделился Алим. — Здесь солнце играет на камнях, здесь чистая среда, здесь тихие вечера. А там… Там шумно и душно.
Через год мы сюда вернемся, профессор.
Атран. Кафедра
Атран вернулся с работы усталый. Две операции в день — это много. Пусть даже таких отработанных, как экстремальные рук-ки по Алиму.
Большой грот его хома погрузился в вечерний полумрак. Но зажигать светочи не хотелось. После смерти Балы хом казался слишком пустым.
Пусто, — подумал он
— Пусто, — повторил вслух. — Регрессивная эмоциональная сфера…
Когда это началось? Когда жизнь пошла не так? И гадать не нужно. В день гибели Мбалы. Когда он раскрылся перед кулой.
— Зависть — регрессивная эмоция. С Алимом такое бы не случилось, — вслух произнес Атран и прислушался к собственному голосу. — Не надо себя обманывать. Я завидую Алиму.
Надо признать, повод для зависти имелся. Еще до окончания университета Алим принял участие в экстремальном турпоходе, превратившемся в уникальную научную экспедицию. По результатам экспедиции он, по-существу еще студент, получил лабораторию. А перегон инструментов? А грандиозный полигон, выделенный для исследований по программе освоения суши Алима.
И, под конец, именно к Алиму ушла Ардина. Атран давно уже не был наивным юнцом. Он понимал: Ардина искала мужа с карьерой. И каким-то женским чутьем определила, что Алим перспективней.
— Алим настоящий ученый. Упорный и трудолюбивый. Я ему вовсе не завидую. — Прозвучало это не очень убедительно. Описав несколько кругов по хому, Атран замер у входа. Последнее время эта эмоция возвращалась все чаще. Ее нужно проанализировать и, если получится, деактивировать. Для начала — проименовать.
Сосредоточившись, Атран вспомнил, что Бала не раз пыталась передать ему это состояние после долгой разлуки. Почему-то хищнице казалось важным сообщить не новости, а эмоциональное состояние.
Отсутствие партнера… Тоска по партнеру — вот как я ее назову! — решил Атран и немного успокоился. Можно завести нового партнера. Не такого вызывающе огромного, как кул или шалот, а наоборот, маленького и неприхотливого. Или сменить образ жизни — устроиться водителем шалота. Радикальное решение. Партнер будет всегда рядом. Но — не то это…
Есть второй проверенный метод — с головой уйти в работу. Погрузиться в нее как в Темноту… Начать новую, перспективную тему… А почему бы и нет?
— Атран, вы не заняты? У вас такой задумчивый, сосредоточенный вид.
— Рад видеть вас, Алтус! Будьте как дома! — Атран торопливо активировал несколько светочей. Профессор Алтус слеповато прищурился.
— Слышали новость, коллега? Опять ужесточили правила получения разрешения на потомство. Теперь вводится максимальная численность населения в области.
— Раньше была — в районе. В чем разница?
— В том, коллега, что если в каком-то районе идет превышение, избыток усредняется на соседние районы. И там тоже перестают выдавать разрешения. Теперь завести потомство можно только на периферии, в глубинке.
— Нам нужно жизненное пространство, профессор. А оно есть. Его много. Но там темно… Давайте пробьем у начальства новую тему. Например, мобильный светоч.
— Мобильный — это с хвостиком? — хихикнул Алтус. Атран тоже рассмеялся.
— А почему бы и нет? Представьте, профессор, днем светочи поднимаются к поверхности и запасают энергию. А ночью опускаются в Темноту и освещают поселки глубинников.
— А сколько времени они подниматься-опускаться будут? А течением их никуда не унесет?
— Унесет, — признал Атран. — без хвостиков никак. А с хвостиком — это уже рыба, а не растение.
Обсудили еще несколько вариантов, посмеялись. В общем, вечер прошел замечательно, хотя ничего путного не придумали. Алтус пообещал зайти на следующий день.
Но на следующий день именно Атран ворвался в лабораторию Алтуса.
— Профессор, мне в голову пришла гениальная мысль! Помните наш вчерашний разговор? Скажите, много ли света нам надо от природы?
— Ну-у… Чтоб видеть окружающее…
— Правильно, профессор! Даже в самой чистой среде сложно рассмотреть что-то на расстоянии больше сорока метров. А обычно мы довольствуемся двадцатью, так?
— Так.
— И свет нам нужен только там, куда мы смотрим! Со стороны хвоста свет не нужен!
— Все так, коллега.
— Так почему бы нам самим не обзавестись светочами? Представьте — маленький светоч на носу, глаза повышенной чувствительности, как у глубинных рыб, эхолокатор для дальних расстояний — и вот вам житель глубин!
— Это уже три генных коррекции, коллега. Мы потеряем совместимость с жителями глубин.
— Но зато жизненное пространство! Сколько угодно жизненного пространства! В сотни раз больше, чем сейчас!
— Коллега, вы или гений, или сумасшедший. Или и то, и другое вместе. Надо все еще раз обдумать и проверить. Глаза — это просто. Эхолокатор — это есть у финов и шалотов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Смотрите, — подозвал студентов. — Видите, среда заполнила раковину не до конца. Какая-то субстанция занимает половину объема раковины.
— Это пузыри, — подал голос кто-то.
— Правильно. А из чего состоят пузыри?
Тишина. Алим оглядел притихшую аудиторию. Каждый с детства знаком с пузырями. Они до того привычны, что никто не задумывается об их сущности.
— Назовем субстанцию, из которой состоят пузыри, воздушной средой! — громко и отчетливо произнес Алим. — Исследования показали, что воздушная среда по сравнению с обычной разрежена в несколько сот раз. Приблизительно от пятисот до тысячи. Воздушная среда линейно упруго сжимается. Если мы погрузимся на десять метров, она сожмется в два раза. Если погрузимся на двадцать метров — в три раза. О чем это говорит?
— Слой воздушной среды над поверхностью десять метров — подал голос кто-то из студентов.
— Вы на верном пути, коллега, но допустили небольшую ошибку. Слой воздушной среды по весу равен десятиметровому слою обычной среды. Но она разрежена во много раз.
— Десять метров умножить на семьсот пятьдесят — будет семь с половиной километров — тут же подсчитал кто-то.
— А что там, над поверхностью воздушной среды?
— Никто не знает, — развел плавниками Алим. Мудрейший Эскар называет это безвоздушным пространством, космической пустотой. Она так же не изучена и загадочна, как Темнота. Единственное, что мы знаем о ней — там плавает наше Солнце и много других звезд. Эскар считает, что звезды во всем похожи на наше Солнце, но только очень далеко.
— Профессор, откуда вы все это знаете? — поинтересовалась после лекции Инога.
— В основном, из работы Эскара «О тонком строении вещества». А кое-что уточнили на этом полигоне.
Инога растопырила плавники, прикрыла веки и замерла, перебирая воспоминания, на долгую минуту.
— Я не слышала о такой работе…
— Она вышла еще до вашего рождения. Обязательно познакомьтесь. Основываясь на ней, Атран вывел светочи.
Хотя с виду на полигоне было все как всегда, нетерпение нарастало с каждым днем. Вот-вот из икры должны были появиться мальки. Какие они будут, знал один Алим. Возможно, еще Инога. Поэтому все без исключения подолгу толпились у инкубатора, пытаясь рассмотреть мальков в темных шариках икринок. Алим, посмеиваясь, прогонял их. Но через четверть часа у инкубатора скапливался новый косячок любопытных.
Место для появления мальков на свет выбрали давно. Скальный выход внутри лагуны, где соседствовали глубины и мелкие теплые лужицы, где почти не было волн. Студенты облазали весь атолл изнутри и снаружи и согласились, что лучше места просто нет.
Наконец икринки проклюнулись.
— Смотрите! У них рук-ки! Да как много! — воскликнула Инога.
— Не рук-ки, совсем не рук-ки. Будем называть их лапки, — поправил Алим.
— А в чем разница, профессор?
— Во-первых, их четыре. Во-вторых, они не убираются в обтекатели. Обтекателей вообще нет. И, наконец, на лапках нет пальцев.
— Но почему, профессор? Это же уменьшает их функциональные возможности.
— Именно поэтому, юноша, — важно произнес Алим. — Нужно учитывать историческую перспективу. Кто там хихикает? Подобные существа могут освоить территории, на которых мы не сможем их контролировать. Там их эволюция пойдет быстро и бесконтрольно! Нужны нам в будущем конкурирующие виды?
Праобраз конкурирующего вида тем временем учился плавать и охотиться на проплывающие перед носом кусочки пищи.
— Смотрите, он лапками загребает! — радовались студенты.
Шли дни. Мальки подрастали. Но не выказывали никакого желания вылезать на сушу. Алим волновался и нервничал. Студенты строили планы.
— Может, их напугать?
— Уже пробовали. Они нас не боятся. Мы же их кормим.
— А если поймать и на берег посадить?
— Не годится, юноша, — возразил Алим. — Процесс должен идти естественно.
— А как у вас было, профессор?
— Я попал в лужу, которая быстро мелела.
— Так повторим с мальками?
План Алиму не нравился, но лучшего варианта не придумали. Выбрали камень с чашеобразным углублением, выкатили на мелкое место, чтоб верхушка возвышалась над уровнем среды, заполнили углубление. Поймать малька не составило труда. Студенты подобрались без комплексов, и активно использовали рук-ки. Через минуту малька загнали в пустую раковину, Алим выполнил полузабытое упражнение «стойка на хвосте» и осторожно выплеснул малька в лужицу. Малек заметался. Новое место ему не понравилось. Лужица оказалась слишком мелкой. Алим щурился изо всех сил, пытаясь навести глаза на резкость. Жабрам недоставало среды, голова кружилась, но он продолжал наблюдать.
Все произошло очень быстро. Малек, извиваясь всем телом, выбрался из лужицы, смешно передвигая лапки переместился на край камня и бултыхнулся в среду. Алим оттолкнулся от камня рук-ками, опрокинулся на спину и долго не мог отдышаться.
— Ну как, профессор?
— Он неправильно двигался, — произнес наконец Алим. Выпростал рук-ки из обтекателей, и начал показывать, как должен был двигаться малек.
Молодежь каталась на волнах прибоя. Алим уже жалел, что обучил их. Где самые высокие, крутые волны? Правильно, там где мелко. Там, где из кораллового песка словно зубы выступают скалы. Но скорость, азарт, чувство опасности и собственной силы — что можно противопоставить этому? Работу? Они не отказываются от работы. Восстановили несколько хомов общежития, навели там идеальную чистоту и порядок. Исправно кормят инструменты, ухаживают за пополнением в семействе осьминожков-манипуляторов.
А когда вечером Алим увидел в волнах прибоя среди молодежи свою секретаршу, не выдержал, отозвал в сторонку и отчитал:
— Инога, ты мне нужна живая. Живая, а не размазанная по камням. В твоей голове все наработки нашей лаборатории. Понимаешь, чем ты отличаешься от этих охламонов?
— Понимаю, профессор, — покорно согласилась девушка. — Я, жертва науки, обязана сидеть в глубине библиотек и беречь свою бесценную головку.
Приближался день отъезда. Мальки подросли, привыкли, что их по десять раз в день сажают на выступающие из воды камни. Но по своей воле среду не покидали.
— По схеме перемещения Алима движение осуществляется прерывисто, — спорили студенты. — Это нерационально. Все время чередуются циклы ускорения-торможения. Мальки нашли более рациональную схему непрерывного движения.
— Но на двух лапках невозможно удержать равновесие. Ты думаешь так, будто находишься в среде. А надо думать так, будто ты на суше. Надо учитывать силу тяжести. Она опрокинет малька на бок.
— Почему? Они же передвигают одновременно лапки, расположенные по диагонали, с разных сторон тела.
— Потому что устойчиво стоять можно только на трех точках. И передвигать лапки надо по одной. На двух точках опоры малек потеряет равновесие.
— А компенсирующее движение хвостом?
Алим в споры студентов не вмешивался. Мальки уверенно двигались, и этот факт делал споры бессмысленными. Алим спорил с аспирантами по серьезным вопросам.
— Зрение — вот первопричина, по которой мальки боятся суши, — внушал он аспирантам. Поднимите головы над средой и попробуйте разглядеть удаленные предметы.
Аспиранты послушно поднимались к поверхности.
— А проблема жабр?
— Эту проблему мальки еще не успевают ощутить. За те несколько секунд, что они находятся вне среды, жабры не успевают пересохнуть. И третья проблема — кожные покровы. Чешуя не годится. Не знаю, почему, но не годится для суши чешуя. Мне сердце-вещун говорит — не годится.
И начинались жаркие споры. Это было прекрасно. Инога внимательно слушала, уютно устроившись в уголке грота и смотрела на спорщиков огромными загадочными глазами. Ради этих споров, ради этих глаз хотелось жить.
Пришел пассажирский шалот. На этот раз деканат послал большого, тридцатиместного шалота.
Знаешь, Инога, я не хочу возвращаться, — поделился Алим. — Здесь солнце играет на камнях, здесь чистая среда, здесь тихие вечера. А там… Там шумно и душно.
Через год мы сюда вернемся, профессор.
Атран. Кафедра
Атран вернулся с работы усталый. Две операции в день — это много. Пусть даже таких отработанных, как экстремальные рук-ки по Алиму.
Большой грот его хома погрузился в вечерний полумрак. Но зажигать светочи не хотелось. После смерти Балы хом казался слишком пустым.
Пусто, — подумал он
— Пусто, — повторил вслух. — Регрессивная эмоциональная сфера…
Когда это началось? Когда жизнь пошла не так? И гадать не нужно. В день гибели Мбалы. Когда он раскрылся перед кулой.
— Зависть — регрессивная эмоция. С Алимом такое бы не случилось, — вслух произнес Атран и прислушался к собственному голосу. — Не надо себя обманывать. Я завидую Алиму.
Надо признать, повод для зависти имелся. Еще до окончания университета Алим принял участие в экстремальном турпоходе, превратившемся в уникальную научную экспедицию. По результатам экспедиции он, по-существу еще студент, получил лабораторию. А перегон инструментов? А грандиозный полигон, выделенный для исследований по программе освоения суши Алима.
И, под конец, именно к Алиму ушла Ардина. Атран давно уже не был наивным юнцом. Он понимал: Ардина искала мужа с карьерой. И каким-то женским чутьем определила, что Алим перспективней.
— Алим настоящий ученый. Упорный и трудолюбивый. Я ему вовсе не завидую. — Прозвучало это не очень убедительно. Описав несколько кругов по хому, Атран замер у входа. Последнее время эта эмоция возвращалась все чаще. Ее нужно проанализировать и, если получится, деактивировать. Для начала — проименовать.
Сосредоточившись, Атран вспомнил, что Бала не раз пыталась передать ему это состояние после долгой разлуки. Почему-то хищнице казалось важным сообщить не новости, а эмоциональное состояние.
Отсутствие партнера… Тоска по партнеру — вот как я ее назову! — решил Атран и немного успокоился. Можно завести нового партнера. Не такого вызывающе огромного, как кул или шалот, а наоборот, маленького и неприхотливого. Или сменить образ жизни — устроиться водителем шалота. Радикальное решение. Партнер будет всегда рядом. Но — не то это…
Есть второй проверенный метод — с головой уйти в работу. Погрузиться в нее как в Темноту… Начать новую, перспективную тему… А почему бы и нет?
— Атран, вы не заняты? У вас такой задумчивый, сосредоточенный вид.
— Рад видеть вас, Алтус! Будьте как дома! — Атран торопливо активировал несколько светочей. Профессор Алтус слеповато прищурился.
— Слышали новость, коллега? Опять ужесточили правила получения разрешения на потомство. Теперь вводится максимальная численность населения в области.
— Раньше была — в районе. В чем разница?
— В том, коллега, что если в каком-то районе идет превышение, избыток усредняется на соседние районы. И там тоже перестают выдавать разрешения. Теперь завести потомство можно только на периферии, в глубинке.
— Нам нужно жизненное пространство, профессор. А оно есть. Его много. Но там темно… Давайте пробьем у начальства новую тему. Например, мобильный светоч.
— Мобильный — это с хвостиком? — хихикнул Алтус. Атран тоже рассмеялся.
— А почему бы и нет? Представьте, профессор, днем светочи поднимаются к поверхности и запасают энергию. А ночью опускаются в Темноту и освещают поселки глубинников.
— А сколько времени они подниматься-опускаться будут? А течением их никуда не унесет?
— Унесет, — признал Атран. — без хвостиков никак. А с хвостиком — это уже рыба, а не растение.
Обсудили еще несколько вариантов, посмеялись. В общем, вечер прошел замечательно, хотя ничего путного не придумали. Алтус пообещал зайти на следующий день.
Но на следующий день именно Атран ворвался в лабораторию Алтуса.
— Профессор, мне в голову пришла гениальная мысль! Помните наш вчерашний разговор? Скажите, много ли света нам надо от природы?
— Ну-у… Чтоб видеть окружающее…
— Правильно, профессор! Даже в самой чистой среде сложно рассмотреть что-то на расстоянии больше сорока метров. А обычно мы довольствуемся двадцатью, так?
— Так.
— И свет нам нужен только там, куда мы смотрим! Со стороны хвоста свет не нужен!
— Все так, коллега.
— Так почему бы нам самим не обзавестись светочами? Представьте — маленький светоч на носу, глаза повышенной чувствительности, как у глубинных рыб, эхолокатор для дальних расстояний — и вот вам житель глубин!
— Это уже три генных коррекции, коллега. Мы потеряем совместимость с жителями глубин.
— Но зато жизненное пространство! Сколько угодно жизненного пространства! В сотни раз больше, чем сейчас!
— Коллега, вы или гений, или сумасшедший. Или и то, и другое вместе. Надо все еще раз обдумать и проверить. Глаза — это просто. Эхолокатор — это есть у финов и шалотов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52