— в свою очередь разозлился эмиссар. — Это из-за таких, как вы, норму отсева подняли с пятидесяти до шестидесяти процентов. Сначала ноете: «Пропустите мой уникальный образец! Я ему такие рук-ки сделал…» А потом мы семь поколений некондицию отсеиваем! Вы что, не знаете, что наша цивилизация на честном слове держится? Это МЫ ее держим! Это мы в мальков самосознание вкладываем. Без инициации они так и остаются предразумными. Если мы хоть одно поколение пропустим, цивилизация рухнет! Я вообще не понимаю, как первый разумный вид возник. И я не дам вам — слышите! — не дам вогнать молодь в предразумное состояние!
— Что вы говорили о пятидесяти процентах? — в Алиме проснулся ученый.
— С началом внедрения рук-ков на нас стали давить: требовали пропускать как можно больше мальков со скорректированным геномом. Мол, чтоб общество как можно быстрее получило рук-ки. Мы пропускали… Каждого третьего пропускали. А сколько раз вы рук-ки меняли! Мы опять пропускали. И устойчивость разума в потомстве снизилась. А она и так была невысока. Случаи разблокировки эмоциональной сферы участились до того, что мы на них глаза закрываем.
Хотите, поделюсь своей гипотезой? Но учтите, это высший уровень секретности. И у меня нет ни одного прямого подтверждения. Ну не знаем мы, что десять тысяч лет назад было. Так вот, я думаю, что первым разумным видом были не инфоры. И не широкомыслящие. А первым был вид, полностью вымерший в настоящее время. Он создал нас — и сгинул без следа. Уступил место молоди… Нам, то есть.
Почему я так думаю? Да потому что ВСЕ виды одинаково нестабильны. Наш разум держится на строжайшей селекции. И нужны еще сотни поколений отбора, чтоб он стабилизировался. А исходный разумный вид обязан быть стабильно разумным, согласны? Ведь пока он поднимался до разума, селекционеров не было.
— Мне надо подумать, — выдавил Алим через минуту.
— Ну думайте, думайте. И давайте сойдемся на цифре пятьдесят. Пятьдесят процентов отсева при каждой инициации. Один малек из четырех — это не так и мало.

ЧАСТЬ 3. ЛИДЕРЫ
Атран. Темнота. 12 лет спустя
Атран попросту убежал от забот. Куда глаза глядят. Ориентируясь по шуму поселка и затухающему свисту за спиной. Вскоре поселок испытателей остался где-то далеко-далеко. Может, в пяти километрах, а может, в пятистах. В Темноте нет расстояний, есть только время… И холод. К нему невозможно привыкнуть. Надо родиться в темноте, чтоб его не замечать. Но Темнота помогает понять себя, отвлечься от сиюминутного.
Не так… Вся программа пошла не так… Почему? Ведь цивилизация аккумулировала чуть ли не десяток разумных видов. Откуда это мощное взаимное отторжение?
Сонар… Всего один новый орган. Нет, не один. Вдобавок к нему два новых раздела головного мозга, два развитых центра, анализирующих эхо-сигналы. И склад мышления кардинально изменился. Свисты не хотят или не могут мыслить четко, конкретно. Они обмениваются какими-то туманными образами, расплывчатыми, многозначными. Как мудр был Алтус, когда при селекции молоди оставил исключительно самцов…
Два десятка лет назад, когда проект только начинался, казалось, главные трудности — технические. Стоит их решить, и Темнота — вот она, в рук-ках. Пусть тебе там не жить, но ее заселят твои братья по разуму. А свисты… Можно ли их назвать братьями? Ведь абсолютно чужие.
Испытания сонара на предразумных не дали ответов на многие вопросы. Нужно иметь сонар, чтоб разобраться в тонкостях его работы. Сколько часов ни держи свистуна на присоске, сколько суток ни проводи на контактном пятне шалота, не постигнешь и основ эхолокации. Только имеющий свой сонар может оптимизировать конструкцию. Разумные испытатели необходимы проекту. Все строго логично. В чем же просчет?
Атран расслабил все мышцы и попытался понять, всплывает он, или погружается. Кажется, всплывает. Напряг мускулы живота, сдавливая плавательный пузырь, и начал медленно погружаться. Может, до дна четверть часа, может, час, два. В Темноте нет расстояний. Нет направлений. Нет ничего дальше протянутой рук-ки.
Вспомнил Балу. Как она боялась Темноты. Кулы не могут зависать в толще среды, им обязательно надо двигаться. Без движения они тонут. В Темноте движение призрачно, иллюзорно. Может, оно есть, а может, среда по какому-то капризу просто омывает плавники, создавая впечатление скорости.
Показалось?
Где— то далеко-далеко, на грани слышимости, женский голос выводил печальную мелодию без слов. Слуховая галлюцинация? Или те самые песни глубин, набирающий силу студенческий фольклор? Атран, мысленно обзывая себя кретином, отправился проверить. Некстати вспомнилось погружение в Темноту со связистами, рассказ об отражающих звук слоях. Если так, певунья может находиться в десятке километров отсюда.
Но нет, голос становится громче, отчетливее. А через несколько минут чуть слева и метров на двадцать ниже Атран заметил слабое свечение. Развел в стороны плавники, напряг мышцы живота и начал планировать к огоньку тихо и незаметно.
Огонек оказался факелом на носу испытательницы из группы Атрана. Она, как водится, притушила факел до еле заметного свечения и мурлыкала сложную бесконечную мелодию, полную светлой грусти.
— Красиво, — тихо произнес Атран. Он думал, что девушка испугается, но она повернулась на голос и сказала:
— Вы далеко? Я вас не чувствую.
Ни тени испуга. Атран затрепетал плавниками, словно подзывал кулу и подплыл ближе.
— Я тут неподалеку проплывал. Размышлял. Слышу, кто-то поет. Решил посмотреть. Красиво вы поете.
В свете факела Атран рассмотрел, что девушка улыбнулась.
— Я Анта из группы разумных испытателей Атрана. А вы охотник?
— Почему вы так решили?
— Охотники так делают (она повторила дрожь плавниками), когда кулов подзывают.
— Много лет назад я был на кордоне, — сознался Атран. — У меня была очень умная, жизнерадостная кула. Ее звали Бала. Я как раз вспоминал ее, когда вас услышал.
— А где она сейчас?
— Умерла. Состарилась и… Кулы не проходят омоложение.
— Простите.
— Ничего. Это было давно. Задолго до вашего рождения. Спойте что-нибудь еще.
— Теперь у меня не получится. Я буду знать, что вы рядом, и очень стесняться. А у вас крупные неприятности?
— Как вы догадались?
— Кто же в хорошем настроении в Темноту уходит? Только печальные и нытики вроде меня.
— Вы на себя наговариваете.
— У меня есть повод быть нытиком, — серьезно откликнулась девушка. — Я рождена испытателем. И я испытатель промежуточного этапа. Далека как от предков, так и от потомков. Поэтому потомков как раз у меня не будет. Запрещено нам иметь потомков. Великий Атран испытывает на мне крошечный фрагментик будущего Властелина Темноты. И наконец, я испытатель-неудачник. Это, — она на секунду ярко зажгла факел, — мертворожденная конструкция. Меня слепит, ничего не освещает. Так что светит нашей команде печальная судьба старых дев. Всем четверым… Достаточно?
— Да уж, — вынужден был признать Атран. Девушка не узнала его, и горький сарказм слов «Великий Атран» царапнул по живому. — Вы во всем правы. И мне тоже очень плохо.
— А расскажите что-нибудь из жизни охотников.
— Жизнь охотников на границе — это бесконечное патрулирование на границе Темноты, уход за кулами, всякие отчеты, рапорты. Вы, наверно, хотите услышать о схватках? Они тоже бывают, но редко. И не всегда заканчиваются в пользу охотников. Хотите, я расскажу, как молодую кулу изображал?
— Хочу!
— Плыву я как-то на кордон к Лотвичу. Вы знаете Лотвича?
— Знаю. Его охотники наш городок охраняют.
— Так вот, плыву я своим ходом, не на куле. Ехал рейсовым шалотом, но решил срезать. Шалот вдоль берега чапает, а я — напрямки… Привык чужим хвостом километры считать, а тут надо своим. Устал как последняя килька в косяке. И вдруг чувствую — впереди кулы. Обрадовался, думал патруль. Припустил, подлетаю к стае, а это дикие кулы! Они тоже, вроде как, обрадовались. И, вроде как, совещаются, меня делят. В смысле, кому какой кусочек. Ну, я не подаю вида, что страшно, расфуфыриваю плавники и так это кокетливо, на дамский манер, к вожаку подваливаю. Самцы сразу ко мне интерес потеряли. Может, я добыча, может, нимфетка сексуально озабоченная, но с вожаком не спорят. Зато самки моментально приревновали…
Атран задумался, рассказывать, или нет, что два дня спустя тридцать охотников разогнали стаю и уничтожили поодиночке. Вожака, меняясь, гнали двое суток. Вожак не сделал Атрану ничего плохого. Он был виноват лишь в том, что родился не от тех родителей. Чувство осознания этого было очень неприятно, и ему нужно было дать название. Но слова ускользали. Логика же говорила, что все правильно. Стайные кулы опасны для разумных. Двойственность сознания угнетала. Атран крепко зажмурился и плотно зажал жаберные щели.
— Вы опять погрустнели. А чем кончилось-то?
— Самки накидали мне тумаков, чтоб не заигрывал с их парнями, и прогнали с позором.
— Знаете что? Я сейчас сведу вас к свистам. Они ребята со странностями, но печаль снимут. А на трезвую голову что-нибудь придумаете.
Атран повертелся на месте.
— Придется к поверхности подниматься. Я не знаю, в какую сторону плыть.
— А на поверхности? — заинтересовалась девушка.
— По солнцу сориентируюсь.
— Ясно. Этот путь не для меня, — она поджала плавники и грустно улыбнулась.
— Почему?
— Солнце очень яркое. Глазам больно.
— Как же вы назад дорогу находите?
— У нас врожденное чувство направления. Свисты живут там, — девушка вытянула плавник вперед и вбок. — Поплыли?
Она легко ускорилась, и Атран заработал хвостом, чтоб не потерять из виду удаляющийся огонек.
— Послушай, чувство направления… Это как?
— Ну-у… Я всегда знаю, где у мира какая сторона, где я, и куда надо плыть. Должен же был Атран дать нам какую-то компенсацию взамен отнятого.
— Это чувство направления — оно у всех испытателей?
— Да. У кого хуже, у кого лучше, но у всех.
— А у свистов?
— Не спрашивала. Мы же к ним идем, сами спросите.
Вскоре впереди послышалось легкое пересвистывание пискунов. Малявки не удалялись далеко от поселка свистов. Глаза, привыкшие к темноте, начали различать детали.
— Эй, мутанты! — радостно и во весь голос крикнула Анта. В ответ раздалась переливчатая трель. Девушка развернулась на голос, выпростала рук-ки из обтекателей и вытянула вперед.
— Боюсь носом в хом въехать, — пояснила она удивленному Атрану.
— Ты смелая. Когда я в Темноте приблизился, совсем не испугалась.
— Привыкла, что меня все видят, а я — никого. Я не говорила, что меня собственный факел слепит?
— Светлячок, мы здесь! Кто это с тобой?
— Здравствуй, Фалин. Нам нужна твоя помощь.
— Посвети.
Девушка зажмурилась и ярко зажгла факел. Атран поморгал и прищурился. Испытателей из группы Алтуса он знал плохо. Но эту наглую ухмылку помнил.
— Я не понял, Светлячок, кому нужна помощь? Тебе, или ему?
— Ему.
— А ты знаешь, кто это?
— Я знаю, что ему нужна помощь.
— Думаешь, я буду ему помогать?
— Извините, ребята, я ухожу, — вмешался Атран. — Не надо из-за меня ссориться.
— Погодите! Фалин, ну не будь чем планктон фильтруют.
— Хорошо, Светлячок. Ради тебя — все, что угодно.
По приглашающему жесту Фалина Атран нырнул в хом. Помещение освещали тусклые лохматые кустики зеленоватых светочей. Обычных, не использующих эффект индуцированного излучения.
— Любуетесь светочами, ганоид?
— Скорее, удивляюсь.
— Здесь не очень любят Атрана и все, что он сделал.
— Я так и понял, — криво усмехнулся Атран. — Но этих пушистиков создал тоже он.
— Ладно, этот раунд за вами, ганоид. Так зачем вы сюда явились?
— Сам не знаю. Я бродил в Темноте и встретил Анту. Она привела меня к вам.
— Она вас узнала?
— Нет. Там было темно. Не надо ей говорить, кто я. Это была случайная встреча.
Снаружи раздалась веселая перебранка. Анта возмущенно укорялакого-то за легкомыслие. Оба разумных повернулись к выходу.
— Хорошо, — произнес Фалин. — Это ваша игра. Как вас называть?
— Пусть будет Охотник.
— А теперь расслабьтесь и раскройтесь, — Фалин сел на верхнее пятно Атрана.
— Знаете, что было, когда я однажды раскрылся? — Атран попытался как можно точнее передать эмоции Балы, потерявшей хозяйку. Фалин ругнулся и поспешно закрылся.
— «Кого же это так припекло?» — спросил он мыслеречью.
— «Не имеет значения. Это было давно.»
— «Второй раунд за вами. Мы считали вас холодным как… камень. (за мыслесловом „камень“ отчетливо проскочил образ академика Алтуса.) И все-таки, раскройтесь. Иначе я не смогу вам помочь».
Почему бы и нет? — подумал Атран, закрыл глаза, расслабил мышцы, раскрыл сознание. Но проникновения не было. Атран ожидал гипнотического воздействия, с которым был знаком по контактам с инфорами. Но вместо этого ощутил поток образов. Странных, туманных, плывущих. Не сразу догадался, что ощущает эхо-сигналы. Размытые контуры становились четче, ближе — и вдруг расплывались дымкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52