Тут не мне тебя учить. Запомни главное. Любой факт можно подать как недостаток, и как победу. Ты говоришь, плохо, что много изменений в геноме, а я говорю: «Высочайший профессионализм и точнейший расчет генетиков Юго-Востока позволяют учитывать огромное количество факторов и сократить доводку проекта с трех-четырех до одного-двух поколений.»
— А если неудача?
— Тогда тебя съедят, — серьезно ответила жена.
Это была грандиозная и изматывающая работа. Десятки часов споров и согласований по иерархии доминантных признаков, пределам пластичности фенотипа, коррекции рефлексивной моторики и прочая, и прочая, и прочая…
Невиданной сложности операция по модификации генома потребовала разработки новых методик и даже новых инструментов! Во-первых, ни один генный хирург не мог провести всю ее за один раз. Невозможно напряженно работать целый месяц, не отключаясь от инструмента. Да и не может один специалист знать все до тонкостей — и кожу, и дыхательный пузырь, и защиту контактного пятна, и программирование рефлексов. Была разработана методика консервации промежуточных результатов для отдыха или — невиданное дело — смены хирурга. И все равно, операция оказалась слишком сложна. Алим ввел должность асистента-секретаря хирурга. Разумеется, секретарем работал инфор. Он держал в памяти план всей операции, подсказывал хирургу очередное действие и, в силу способностей, контролировал результат.
Первая операция длилась два месяца. Алим долго придирчиво изучал икринку, потом, ко всеобщему изумлению, уничтожил ее. А всем объявил, что тренировка прошла успешно. Следующий образец пойдет в инкубатор.
— Ты зачем икринку съел? — набросился на него Корпен, когда они остались вдвоем. Алим опустил прозрачные веки, потом обычные, помассировал усталые глаза пальцами.
— Знаешь, Иранья рассказывала, когда Светлячок опускает на глаза светофильтры, абсолютно не понять, куда она смотрит. Такое впечатление, будто она в раковину прячется. Вся мимика лица то ли теряется, то ли становится иной, чуждой.
— Ты мне жабры не заговаривай.
— Мы упустили важную деталь. Очень важную. Да и инструменты надо переделать. — Алим заглянул в рум секретарши и позвал: — Инога, пригласи ко мне Иранью, будь добра.
— Срочно?
— Нет-нет. Но сегодня.
— Ты специально ее отослал? — удивился Корпен.
— Нет, от нее у меня тайн нет. Мы забыли, что на суше тоже надо общаться. Громко и на большом расстоянии. Ты знаешь, как сейчас испытатели беседуют?
— Прижимаются друг к другу головами и говорят.
— Ну да… Вчера Илька рассказал, что молодь новые фокусы придумала. Не обязательно касаться головами. Можно протянуть и прижать руку. Тоже слышно, но очень тихо. А самый новый финт — пошире открыть рот. И тому, кто слушает, и тому, кто говорит. Если встать друг против друга, слышно с метра. Какой вывод?
— Звук передается через рук-ки и почву?
— Нет, прямо через воздушную среду. Надо доработать голосовой аппарат для воздушной среды. Да и слуховой тоже.
Вернулась Инога. За ней, зевая, вплыла сонная, сердитая Иранья. И, конечно, появился Илька. У этого просто нюх был на все интересное.
— Ты после операции отсыпалась? — огорчился Алим.
— Поспишь с вами… Разбудил — так выкладывай.
— Надо инструмент доработать. Генный хирург. Ты с ним не работала, но по сути, он ничем от корректора фенотипа не отличается.
— Такой же ленивый? И что с ним сделать?
— Второе контактное пятно.
Иранья, которая в этот момент зевала, поперхнулась и выпучила глаза.
— Операции пойдут долгие. Надо, чтоб хирурги могли меняться на ходу, — объяснил Алим. — А для этого нужно два пятна. Сможешь?
— Ну и придумщик ты! Слов нет.
— Шалапут! — подсказал Илька. Алим выпростал рук-ку, положил на затылок Ильки и толкнул вниз. Илька ушел в глубину, крутанул сальто и вновь занял место рядом с целительницей. Только чуть подальше. Чтоб Алим не дотянулся.
— Так справишься?
— Не знаю, — пожевала губами Иранья. — Никто такого не делал. Не могу же я загнать инструмент в инструмент. Они съедят друг друга!
— Кулы с перепуга скушали друг друга! — влез Илька.
— Кыш! Иранья, попробуй! Кроме тебя никто не справится.
— Убан справится! Ну ладно, попробую… Если тебе инструмента не жалко.
— Вот и хорошо! Я закажу отделу инструментального обеспечения новые инструменты. Генетически модифицированные. Но ты же знаешь, они десять лет растут. А нам нужен хоть один, но сейчас.
Атран. Артефакт
Атран, усталый, но довольный возвращался домой из детского садка. Повелители глубин росли быстро и дружно. Гонялись друг за другом, пищали, свистели, но главное — пользовались и сонаром, и жекторами, и веками-светофильтрами.
Рядом скользила Анта. То обгоняла, то отставала и журчала без умолку. Атран любовался ее новым профилем с крутым лбом, слушал вполуха, в нужные моменты удивлялся или скептически хмыкал. Большего от него не требовалось.
— К архивариусам с Юга знакомая заехала. Ей ее знакомая для меня письмо передала. Тоже через третью голову, но не в этом суть. Главное, письмо от целительницы, которая у нас была. Она рассказывает, что у них на полигоне делается.
Уловив слово «полигон», Атран прислушался.
— Они такие вещи творят! — продолжала Анта. — Такое творят! Ты представить себе не можешь! Образец по два месяца собирают. Алим новые инструменты заказал. Уникальные, двухместные. У них все инкубаторы инструментами забиты! Они каждый геном два месяца правят, представляешь?
— Не представляю! — честно ответил Атран. Но Анта не услышала.
— Каждую операцию вчетвером делают. Два хирурга и два инфора. Один хирург главный, второй ему помогает. А инфоры подсказывают. И хирурги все время меняются. Не как ты — сутки не вылазишь, а нормальный рабочий день. Но самое интересное — это когда образец соберут. Алим его изучит и скажет: «Мы убедились, это мы сделать можем. Все молодцы! Идем дальше. Добавим еще один прибамбас». И уничтожит образец.
— Как?! — изумился Атран. — Два месяца делают, а потом уничтожают?
— Ну да! Это у них называется репетицией. Потому что Алим делает не испытателя, а сразу покорителя Суши. Он все испытания на икринке проводит. Ты на нас испытывал, а он новые инструменты придумал, ему икринки хватает.
— Подожди! Ты сказала, новые инструменты еще в инкубаторах.
— Де-ействительно… — задумалась Анта. — Концы с концами не сходятся. Но честное слово, Алим икринку соберет, изучит и уничтожит. А следующую делает еще сложнее!
— Сейчас, наверно, уже окончательную собрал.
— Да, — согласилась Анта, — письмо полгода шло.
Не успели дойти до хома, как мимо пронесся кул. На нижнем пятне сидел свист, на верхнем — подружка Анты. Кул развернулся в отдалении, коротко мигнул жектор испытательницы.
— Тебя зовут. Иди, посекретничай, — улыбнулся Атран. Он уже давно разобрался в нехитром коде друзей жены. Анта на секунду благодарно прижалась к его боку и умчалась со скоростью звука. Ждать жену Атран не стал: друзья подвезут ее на куле. У свистов вообще очень смирные, добродушные кулы. Разумеется, если так можно сказать о пятиметровом хищнике. Они даже позволяют садиться на спину двум пассажирам — справа и слева от верхнего пятна. Ни один кул не потерпит незнакомого пассажира, если тот не на пятне. Кулы свистов терпели.
Но в этот раз после короткого приветствия Анта села не на спину кула, а на верхнее пятно подруги. Кул взбрыкнул, но тут же замер, почуяв недовольство хозяина. Выгнул плавники, шевельнул хвостом и неторопливо ушел в туманную даль.
Атран выбросил кула и его всадников из головы, вернулся мыслями к полигону Алима. Если судить по результатам, Юго-Восток слегка отставал. Совсем несильно — на год-два. Но по очкам Алим шел впереди. В этом нет никакого сомнения. Его школа целителей, его методики многодневных операций с привлечением инфоров… Внезапно пришло понимание, что именно так должны проходить операции в серьезных институтах. То, что было до сих пор — это гибрид подвига, искусства и кустарщины. Сутками сидеть в инструменте — разве это не кустарщина? Если тебя никто не может заменить — разве это не кустарщина? В серьезной организации незаменимых быть не должно. А рабочий день есть рабочий день. Может, послать к Алиму стажеров по обмену опытом? Надо с Алтусом посоветоваться.
Внезапно появилась Анта. Она выглядела одновременно и возбужденной, и испуганно-смущенной. Знакомое состояние. Что на этот раз?
— Дай слово, что ругаться не будешь, — с ходу начала Анта. — А то поссоримся.
Логика убийственная. Ссориться ни с кем не хотелось.
— Все живы? Хвосты-плавники целы? — притворился озабоченным Атран.
— Ну не надо, а? Я серьезно, а ты дурачишься…
Атран поймал ее ладошку, остановился и развернул Анту к себе лицом. Глаза в глаза.
— Я серьезен как никогда. Говори, что они натворили.
— Ты только не ругайся. Они Эскара выследили. Его тайное логово, куда он омолаживаться уходит.
— Та-а-ак… А каким образом им в головы запала идея, что за Эскаром надо следить?
— Если ругаться будешь, я в Темноту уйду, так и знай!
— Понятно. Кому ты еще рассказала?
— Никому. Только девочкам и свистам. Ну-у… Я девочкам, а они свистам.
— Ясненько. А есть в институте кто-нибудь, кто не знает того, что я просил тебя держать в глубокой тайне?
— Никто больше не знает. Ну как ты не понимаешь, свисты и девочки — мы как одно существо. Если одному больно — нам всем больно. Если один радуется — всем хорошо. Мы ближе, чем икринки из одного помета. У нас нет тайн друг от друга. А теперь и ты нам родной. Я сказала, что ты разрешил мне им рассказать. Если ты ругаться будешь, они поймут обман и не пустят больше нас в свой круг. Я не переживу такого позора.
— И уйдешь в темноту. Значит, я допущен в круг посвященных, только мне об этом забыли сказать. Как ты все запутала… Зови своих конспираторов. Я их ругать буду.
Анта развернулась, свистнула и мигнула пару раз жектором. Из темноты возникла настороженная морда кула. Луч жектора ударил по глазам. Не нужно быть пограничником, чтоб понять: хозяин встревожен, тревога передается кулу, тот нервничает, готов защитить хозяина, но не видит опасности. Атран прикрыл глаза рук-кой, другой почесал кула за жабрами.
— Анта сказала, вы выследили Эскара. Как вы узнали, что это он?
— Ну шеф, все, как по рассказам. Кул решил, что он неживой. И несется как ненормальный. И не сворачивает ни вправо, ни влево. И глубину держит. Ну кто на такой глубине пойдет? Только псих!
По голосу Атран узнал свиста. Елобоч, тот еще хулиган.
— Поэтому мы решили, что это Эскар, — добавила девушка.
— Да не свети ты мне в глаза. Далеко его хом?
— Полторы сотни километров, шеф. Только это не хом. Не наш хом. Я не знаю, как сказать, это видеть надо.
— Вы ушли на полторы сотни километров, и никого не предупредили. А если бы не вернулись?
— Шеф, ну что с нами может случиться? Мы — отряд. Арлина — жектором по глазам, я притушу свистом, а кул порвет на фиг!
— Ну-ну. До того, как институт открыли, я на этом самом месте косяк диких кулов встретил. Вы втроем восьмерых кулов одолеете?
— Не-е… Мы им хвост покажем! Шеф, расскажите!
— Это вы мне расскажите. Эскар вас видел?
— Не видел, мамой клянусь! Что мы, молодь необученная?
— Твоя мама — академик Алтус, — разозлился по-настоящему Атран.
— Не гони волну, шеф. Все чин-чинарем. Я ж пограничник, а не килька безмозглая. Я чо — по следу ходить не умею? Эскар как бешеный шел, а я — в кильватере, на пределе видимости. На такой скорости боковая линия шалота с пяти метров не учует. А если б он и оглянулся — кого бы увидел? Меня? Кула!
— Хорошо, убедил. Что вы там видели?
Арлина хихикнула, Елобоч, наоборот, смутился. Выпростал руку, почесал брюхо кулу.
— Мы его потеряли. Он в скалу ушел. Чес-слово!
— Как это?
— А вот так. Шел по прямой, потом довернул чуть-чуть, ход сбавил и полого так в глубину пошел. Ну, мы еще больше отстали. Моими глазами уже ничего не видно, Арлина еще что-то различает. По запаху да турбулентности след держим. Дно показалось. Вдруг впереди — словно шалот пасть раскрыл, потом захлопнул. Огромный такой шалот. И звуки… Словами не передать, это слышать надо. Мы сразу тормознулись, над дном зависли. Четверть часа подождали — тишина. Мы медленно-медленно вперед двинулись. А там — скала эта… Гладкая. То есть, издали — гладкая, чуть закругленная. Вроде гальки, но во много раз больше шалота. Ее всю не видно, один бок песком занесло. А другой бок из-под песка торчит. Вот в этом боку Эскар и исчез.
— В камне?
— Да не камень это. Издали — как камень. Старый такой, всякой гадостью обросший. А под ней — гладкий как створка раковины изнутри. И у этой скалы след Эскара теряется. Зато на дне есть взбаламученный участок. Как будто шалот хвостом взмахнул, муть поднял. Но шалота не было. Мы б увидели.
— Значит, невидимый шалот заглотнул Эскара и растворился? А может, он в песок закопался?
— Да нет, его скала заглотнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— А если неудача?
— Тогда тебя съедят, — серьезно ответила жена.
Это была грандиозная и изматывающая работа. Десятки часов споров и согласований по иерархии доминантных признаков, пределам пластичности фенотипа, коррекции рефлексивной моторики и прочая, и прочая, и прочая…
Невиданной сложности операция по модификации генома потребовала разработки новых методик и даже новых инструментов! Во-первых, ни один генный хирург не мог провести всю ее за один раз. Невозможно напряженно работать целый месяц, не отключаясь от инструмента. Да и не может один специалист знать все до тонкостей — и кожу, и дыхательный пузырь, и защиту контактного пятна, и программирование рефлексов. Была разработана методика консервации промежуточных результатов для отдыха или — невиданное дело — смены хирурга. И все равно, операция оказалась слишком сложна. Алим ввел должность асистента-секретаря хирурга. Разумеется, секретарем работал инфор. Он держал в памяти план всей операции, подсказывал хирургу очередное действие и, в силу способностей, контролировал результат.
Первая операция длилась два месяца. Алим долго придирчиво изучал икринку, потом, ко всеобщему изумлению, уничтожил ее. А всем объявил, что тренировка прошла успешно. Следующий образец пойдет в инкубатор.
— Ты зачем икринку съел? — набросился на него Корпен, когда они остались вдвоем. Алим опустил прозрачные веки, потом обычные, помассировал усталые глаза пальцами.
— Знаешь, Иранья рассказывала, когда Светлячок опускает на глаза светофильтры, абсолютно не понять, куда она смотрит. Такое впечатление, будто она в раковину прячется. Вся мимика лица то ли теряется, то ли становится иной, чуждой.
— Ты мне жабры не заговаривай.
— Мы упустили важную деталь. Очень важную. Да и инструменты надо переделать. — Алим заглянул в рум секретарши и позвал: — Инога, пригласи ко мне Иранью, будь добра.
— Срочно?
— Нет-нет. Но сегодня.
— Ты специально ее отослал? — удивился Корпен.
— Нет, от нее у меня тайн нет. Мы забыли, что на суше тоже надо общаться. Громко и на большом расстоянии. Ты знаешь, как сейчас испытатели беседуют?
— Прижимаются друг к другу головами и говорят.
— Ну да… Вчера Илька рассказал, что молодь новые фокусы придумала. Не обязательно касаться головами. Можно протянуть и прижать руку. Тоже слышно, но очень тихо. А самый новый финт — пошире открыть рот. И тому, кто слушает, и тому, кто говорит. Если встать друг против друга, слышно с метра. Какой вывод?
— Звук передается через рук-ки и почву?
— Нет, прямо через воздушную среду. Надо доработать голосовой аппарат для воздушной среды. Да и слуховой тоже.
Вернулась Инога. За ней, зевая, вплыла сонная, сердитая Иранья. И, конечно, появился Илька. У этого просто нюх был на все интересное.
— Ты после операции отсыпалась? — огорчился Алим.
— Поспишь с вами… Разбудил — так выкладывай.
— Надо инструмент доработать. Генный хирург. Ты с ним не работала, но по сути, он ничем от корректора фенотипа не отличается.
— Такой же ленивый? И что с ним сделать?
— Второе контактное пятно.
Иранья, которая в этот момент зевала, поперхнулась и выпучила глаза.
— Операции пойдут долгие. Надо, чтоб хирурги могли меняться на ходу, — объяснил Алим. — А для этого нужно два пятна. Сможешь?
— Ну и придумщик ты! Слов нет.
— Шалапут! — подсказал Илька. Алим выпростал рук-ку, положил на затылок Ильки и толкнул вниз. Илька ушел в глубину, крутанул сальто и вновь занял место рядом с целительницей. Только чуть подальше. Чтоб Алим не дотянулся.
— Так справишься?
— Не знаю, — пожевала губами Иранья. — Никто такого не делал. Не могу же я загнать инструмент в инструмент. Они съедят друг друга!
— Кулы с перепуга скушали друг друга! — влез Илька.
— Кыш! Иранья, попробуй! Кроме тебя никто не справится.
— Убан справится! Ну ладно, попробую… Если тебе инструмента не жалко.
— Вот и хорошо! Я закажу отделу инструментального обеспечения новые инструменты. Генетически модифицированные. Но ты же знаешь, они десять лет растут. А нам нужен хоть один, но сейчас.
Атран. Артефакт
Атран, усталый, но довольный возвращался домой из детского садка. Повелители глубин росли быстро и дружно. Гонялись друг за другом, пищали, свистели, но главное — пользовались и сонаром, и жекторами, и веками-светофильтрами.
Рядом скользила Анта. То обгоняла, то отставала и журчала без умолку. Атран любовался ее новым профилем с крутым лбом, слушал вполуха, в нужные моменты удивлялся или скептически хмыкал. Большего от него не требовалось.
— К архивариусам с Юга знакомая заехала. Ей ее знакомая для меня письмо передала. Тоже через третью голову, но не в этом суть. Главное, письмо от целительницы, которая у нас была. Она рассказывает, что у них на полигоне делается.
Уловив слово «полигон», Атран прислушался.
— Они такие вещи творят! — продолжала Анта. — Такое творят! Ты представить себе не можешь! Образец по два месяца собирают. Алим новые инструменты заказал. Уникальные, двухместные. У них все инкубаторы инструментами забиты! Они каждый геном два месяца правят, представляешь?
— Не представляю! — честно ответил Атран. Но Анта не услышала.
— Каждую операцию вчетвером делают. Два хирурга и два инфора. Один хирург главный, второй ему помогает. А инфоры подсказывают. И хирурги все время меняются. Не как ты — сутки не вылазишь, а нормальный рабочий день. Но самое интересное — это когда образец соберут. Алим его изучит и скажет: «Мы убедились, это мы сделать можем. Все молодцы! Идем дальше. Добавим еще один прибамбас». И уничтожит образец.
— Как?! — изумился Атран. — Два месяца делают, а потом уничтожают?
— Ну да! Это у них называется репетицией. Потому что Алим делает не испытателя, а сразу покорителя Суши. Он все испытания на икринке проводит. Ты на нас испытывал, а он новые инструменты придумал, ему икринки хватает.
— Подожди! Ты сказала, новые инструменты еще в инкубаторах.
— Де-ействительно… — задумалась Анта. — Концы с концами не сходятся. Но честное слово, Алим икринку соберет, изучит и уничтожит. А следующую делает еще сложнее!
— Сейчас, наверно, уже окончательную собрал.
— Да, — согласилась Анта, — письмо полгода шло.
Не успели дойти до хома, как мимо пронесся кул. На нижнем пятне сидел свист, на верхнем — подружка Анты. Кул развернулся в отдалении, коротко мигнул жектор испытательницы.
— Тебя зовут. Иди, посекретничай, — улыбнулся Атран. Он уже давно разобрался в нехитром коде друзей жены. Анта на секунду благодарно прижалась к его боку и умчалась со скоростью звука. Ждать жену Атран не стал: друзья подвезут ее на куле. У свистов вообще очень смирные, добродушные кулы. Разумеется, если так можно сказать о пятиметровом хищнике. Они даже позволяют садиться на спину двум пассажирам — справа и слева от верхнего пятна. Ни один кул не потерпит незнакомого пассажира, если тот не на пятне. Кулы свистов терпели.
Но в этот раз после короткого приветствия Анта села не на спину кула, а на верхнее пятно подруги. Кул взбрыкнул, но тут же замер, почуяв недовольство хозяина. Выгнул плавники, шевельнул хвостом и неторопливо ушел в туманную даль.
Атран выбросил кула и его всадников из головы, вернулся мыслями к полигону Алима. Если судить по результатам, Юго-Восток слегка отставал. Совсем несильно — на год-два. Но по очкам Алим шел впереди. В этом нет никакого сомнения. Его школа целителей, его методики многодневных операций с привлечением инфоров… Внезапно пришло понимание, что именно так должны проходить операции в серьезных институтах. То, что было до сих пор — это гибрид подвига, искусства и кустарщины. Сутками сидеть в инструменте — разве это не кустарщина? Если тебя никто не может заменить — разве это не кустарщина? В серьезной организации незаменимых быть не должно. А рабочий день есть рабочий день. Может, послать к Алиму стажеров по обмену опытом? Надо с Алтусом посоветоваться.
Внезапно появилась Анта. Она выглядела одновременно и возбужденной, и испуганно-смущенной. Знакомое состояние. Что на этот раз?
— Дай слово, что ругаться не будешь, — с ходу начала Анта. — А то поссоримся.
Логика убийственная. Ссориться ни с кем не хотелось.
— Все живы? Хвосты-плавники целы? — притворился озабоченным Атран.
— Ну не надо, а? Я серьезно, а ты дурачишься…
Атран поймал ее ладошку, остановился и развернул Анту к себе лицом. Глаза в глаза.
— Я серьезен как никогда. Говори, что они натворили.
— Ты только не ругайся. Они Эскара выследили. Его тайное логово, куда он омолаживаться уходит.
— Та-а-ак… А каким образом им в головы запала идея, что за Эскаром надо следить?
— Если ругаться будешь, я в Темноту уйду, так и знай!
— Понятно. Кому ты еще рассказала?
— Никому. Только девочкам и свистам. Ну-у… Я девочкам, а они свистам.
— Ясненько. А есть в институте кто-нибудь, кто не знает того, что я просил тебя держать в глубокой тайне?
— Никто больше не знает. Ну как ты не понимаешь, свисты и девочки — мы как одно существо. Если одному больно — нам всем больно. Если один радуется — всем хорошо. Мы ближе, чем икринки из одного помета. У нас нет тайн друг от друга. А теперь и ты нам родной. Я сказала, что ты разрешил мне им рассказать. Если ты ругаться будешь, они поймут обман и не пустят больше нас в свой круг. Я не переживу такого позора.
— И уйдешь в темноту. Значит, я допущен в круг посвященных, только мне об этом забыли сказать. Как ты все запутала… Зови своих конспираторов. Я их ругать буду.
Анта развернулась, свистнула и мигнула пару раз жектором. Из темноты возникла настороженная морда кула. Луч жектора ударил по глазам. Не нужно быть пограничником, чтоб понять: хозяин встревожен, тревога передается кулу, тот нервничает, готов защитить хозяина, но не видит опасности. Атран прикрыл глаза рук-кой, другой почесал кула за жабрами.
— Анта сказала, вы выследили Эскара. Как вы узнали, что это он?
— Ну шеф, все, как по рассказам. Кул решил, что он неживой. И несется как ненормальный. И не сворачивает ни вправо, ни влево. И глубину держит. Ну кто на такой глубине пойдет? Только псих!
По голосу Атран узнал свиста. Елобоч, тот еще хулиган.
— Поэтому мы решили, что это Эскар, — добавила девушка.
— Да не свети ты мне в глаза. Далеко его хом?
— Полторы сотни километров, шеф. Только это не хом. Не наш хом. Я не знаю, как сказать, это видеть надо.
— Вы ушли на полторы сотни километров, и никого не предупредили. А если бы не вернулись?
— Шеф, ну что с нами может случиться? Мы — отряд. Арлина — жектором по глазам, я притушу свистом, а кул порвет на фиг!
— Ну-ну. До того, как институт открыли, я на этом самом месте косяк диких кулов встретил. Вы втроем восьмерых кулов одолеете?
— Не-е… Мы им хвост покажем! Шеф, расскажите!
— Это вы мне расскажите. Эскар вас видел?
— Не видел, мамой клянусь! Что мы, молодь необученная?
— Твоя мама — академик Алтус, — разозлился по-настоящему Атран.
— Не гони волну, шеф. Все чин-чинарем. Я ж пограничник, а не килька безмозглая. Я чо — по следу ходить не умею? Эскар как бешеный шел, а я — в кильватере, на пределе видимости. На такой скорости боковая линия шалота с пяти метров не учует. А если б он и оглянулся — кого бы увидел? Меня? Кула!
— Хорошо, убедил. Что вы там видели?
Арлина хихикнула, Елобоч, наоборот, смутился. Выпростал руку, почесал брюхо кулу.
— Мы его потеряли. Он в скалу ушел. Чес-слово!
— Как это?
— А вот так. Шел по прямой, потом довернул чуть-чуть, ход сбавил и полого так в глубину пошел. Ну, мы еще больше отстали. Моими глазами уже ничего не видно, Арлина еще что-то различает. По запаху да турбулентности след держим. Дно показалось. Вдруг впереди — словно шалот пасть раскрыл, потом захлопнул. Огромный такой шалот. И звуки… Словами не передать, это слышать надо. Мы сразу тормознулись, над дном зависли. Четверть часа подождали — тишина. Мы медленно-медленно вперед двинулись. А там — скала эта… Гладкая. То есть, издали — гладкая, чуть закругленная. Вроде гальки, но во много раз больше шалота. Ее всю не видно, один бок песком занесло. А другой бок из-под песка торчит. Вот в этом боку Эскар и исчез.
— В камне?
— Да не камень это. Издали — как камень. Старый такой, всякой гадостью обросший. А под ней — гладкий как створка раковины изнутри. И у этой скалы след Эскара теряется. Зато на дне есть взбаламученный участок. Как будто шалот хвостом взмахнул, муть поднял. Но шалота не было. Мы б увидели.
— Значит, невидимый шалот заглотнул Эскара и растворился? А может, он в песок закопался?
— Да нет, его скала заглотнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52