Посмотри. Сколько еще пройдет времени, пока не найдется зацепка, которая позволит связать эти убийства с конкретным домом в Сан-Фернандо - как вы сами-то думаете, мастер Тимоти?
По крайней мере, она отрезает головы. Она не создает других таких же, как мы.
И тем не менее…
Меры предосторожности. Надо принять меры предосторожности. Когда она сегодня вернется, насыпьте ей в гроб чеснока. Повесьте распятия на всех выходах. Она не умрет, но и выйти не сможет. Пусть пока посидит дома. Вы с Марией будете ее кормить от моих жертв… или можно будет достать донорской крови, в общем, что-нибудь мы придумаем. Конечно, это не решение проблемы. Но на какое-то время весь этот кошмар прекратится.
На какое-то время, вы сами сказали… пока она не победит свой страх перед распятиями и чесноком.
На это уйдет много лет. Я сам этому научился только через века.
Вам было сложнее, Тимоти. Тогда люди верили в силу священных символов и охранительных амулетов. Ей приходится справляться только с собственными суевериями и заблуждениями, а не с единой верой миллионов людей. Откуда вы знаете, сколько времени у нее уйдет на преодоление всех ее страхов? Вряд ли несколько сотен лет, как мне кажется.
Китти еще боится.
Но вы сами ей говорили, чтобы она не боялась. Мария едва с ней справляется - чтобы ее унять, ей надо ткнуть распятием прямо в нос. Все ваши меры… они ненадолго.
Ты оправдываешь убийство!
А это… это, по-вашему, не убийство?!
Не передергивай. Это не убийство, когда умерщвляешь особей другого вида.
Другого вида? А мне казалось, что эта твоя психиатр уже доказала, что ты не другой; что ты - часть нас самих… наша тень.
Давай ты не будешь меня загружать этими противоречиями, Руди. Или ты так уверен, что тебе все позволено? Что я тебе никогда ничего не сделаю?
Прости, Руди.
Я не должен был этого говорить. Ты - мой друг.
Поедем домой, мастер Тимоти?
Да, но… знаешь, Руди, я задам тебе один вопрос - мне нужно знать, потому что, я чувствую, приближаются страшные времена… десятки путей, линии жизни и смерти сходятся к одной точке… Руди, ты меня любишь?
Ты меня любишь?
С каких это пор вам нужно, чтобы вас любили, мастер Тимоти? Вы что, превращаетесь в одного из них?
Боюсь, что да. Жалость - страшное чувство, Руди. Для вампира - страшное.
огонь
У Стивена было целых четыре часа. Он решил прогуляться по городу. По традиции в байрётском театре делают очень большие антракты между актами опер Вагнера. И в этом есть свои преимущества. Зрители могут поесть или просто пройтись на воздухе и размяться (байрётский оперный театр - это святилище; здесь музыке благоговейно внимают, сидя на жестких деревянных скамьях, а не слушают для своего удовольствия, развалившись в мягких креслах); да и ему самому не помешает снять напряжение. Приятно все-таки “осознавать, что к последнему акту ты подойдешь с новыми силами, и руки не будут как налитые свинцом.
И сегодня он был даже рад, что в байрётском оперном театре закрытая оркестровая яма. Обычно его раздражало, что он не может держать под контролем певцов так. Но еще больше его бесило, что публика его не видит и он, стало быть, не получает должную порцию зрительского восхищения. Но сегодня ему не хотелось быть на виду. Немецкая публика почти не знала его в лицо (да и любая другая публика тоже, уж если на то пошло), тем более что его пригласили сюда на замену, так что никто не обратил внимания на худого жилистого старика, который неторопливо спустился с бокового крыльца красного кирпичного здания театра - шедевра монументального уродства - и прошел через скверик, где уже было полно народу. Никто не узнал Стивена Майлса. Хотя… иногда, когда он проходил мимо группок людей, те на миг умолкали. Может быть, они были разочарованы, что этот эрзац-дирижер, которого пригласили буквально в последний момент, был сегодня явно не в ударе?
Какая-то хорошенькая молодая студенточка потянула его за рукав. Автограф. Он подписал ей программку, придумав экспромтом какой-то незамысловатый текст, и пошел в дальнюю часть сквера, где было меньше людей.
Теперь - Старуха. Вся в черном. Лицо закрыто вуалькой.
- Herr Майлс…
- Простите, я занят. Мне надо сосредоточиться перед последним актом.
Да. Ему действительно надо сосредоточиться. Потому что в последнем акте вагнеровской “Гибели богов” представлена - ни много ни мало - гибель вселенной. В огне. Именно из-за этой сцены - когда Валгалла сгорает в пламени - он еще подростком влюбился в Вагнера. Сразу и навсегда.
- Herr Майлс, вы меня не помнить? - Она подняла вуаль и откинула ее на шляпку.
Такая старая, хотя… она казалась старухой уже тогда…
- Фрау Штольц!
- Простите, но я продолжать по-немецки, - сказала она и продолжила уже на немецком. - Я узнала, что вы приехали к нам в Германию, и не могла не прийти на ваше представление… после стольких лет. - Она не улыбалась. Он знал, что ей хочется поговорить про Конрада, но она не назвала его имени. Он решил сам поднять тему.
- Я ездил в Тауберг, фрау Штольц, на могилу вашего сына. Вы теперь там не живете? - Он тоже перешел на немецкий.
- Нет. Теперь я живу в Мюнхене. - Она взяла его под руку и повела прочь от толпы матрон в пышных вычурных туалетах, которые громко - чуть ли не на весь сквер - высказывали свое мнение об опере, явно желая показать окружающим, как тонко они разбираются в музыке, и даже пытались напевать тему “спасения любовью” из третьего акта. Они прошли мимо розовых кустов, к мраморным солнечным часам. - Я слушала по радио вашего Малера и посмотрела в афише, когда вы выступаете в Байрёте. Вы говорили, вы видели его могилу? - спросила она, подозрительно глядя на Стивена.
- Нет, я ее не видел. Ее там нет.
- Я так и знала!
- Вы что, так ни разу и не были в Тауберге, за все тридцать лет?
- Нет! - выдохнула она как-то уж слишком поспешно. - Я… сильно болела.
- Да? - спросил Стивен, пытаясь изобразить участие, хотя на самом деле ему сейчас больше всего хотелось побыстрее отделаться от этой старухи, явно выжившей из ума. Уже тогда, тридцать лет назад, она вела себя, мягко скажем, неадекватно. Взять хотя бы ее бредовые монологи по поводу сатанинского происхождения юного Конрада.
- Да, Herr Майлс, я очень сильно болела. Я была в сумасшедшем доме.
Теперь ему стало искренне ее жаль. Он знал, что это такое. Он помнил… то место, куда его определили лечиться от пиромании… и только одна Карла Рубенс как будто его понимала. Но теперь она уже не понимает.
- Что-то вы вдруг погрустнели, - заметила фрау Штольц, но без всякого интереса.
- Я тоже… лечился от умственного расстройства.
- Теперь я здорова. Мне надо было с вами увидеться. Мне надо сказать вам одну вещь…
- Фрау Штольц, где могила вашего сына?
- У него нет могилы. Он не умер.
- Но я его видел… эта рана в груди… кажется, кто-то пытался проткнуть ему сердце заостренной ножкой от табуретки? Человек, который его убил, был большим оригиналом. - Стивен невольно поежился.
- Я это сделала! Я!
Он отпрянул.
- Я сделала все, что могла. Сначала я пробовала чеснок и распятия, но он их не боялся. - Фрау Штольц подалась вперед, оттесняя Стивена к зарослям роз.
- Чушь какая-то, суеверные бредни! Двадцатый век на дворе… - Стивену вдруг стало страшно.
- Я должна была это сделать, должна. Я сама заострила ножку от табуретки. Подобралась к нему, когда он спал. Неужели вы не понимаете? Каждый вечер, когда он приходил из театра, у него на губах была кровь. Вы думаете, я не знаю, чем он там занимался с этой фрейлин Ротштейн?
Она оттеснила его уже почти в самые заросли. Стивен хотел увернуться, чтобы не вломиться в кусты. Фрау Штольц схватила его за руку и проговорила, дыша прямо в лицо:
- Я потому что следила за ним. Я знаю. Это был не ребенок, а дьявол! Я просто хотела кому-то помочь, когда моего сына убили… но нет. За всю мою боль и страдания мне достался не нормальный, приличный ребенок, а вампир!
- Вампир…
- Это я его убила, я… а когда я сказала, что это я, меня увезли в сумасшедший дом… а врачи говорили, что это бред и что это было немотивированное убийство… какой-то сумасшедший маньяк… в городе уже были подобные случаи, свернутые шеи и колья в сердце… а я сказала, что это был Конрад… кто убил тех, других… а они стали меня убеждать, что я ошибаюсь… они все расспрашивали меня о моем детстве и нашли какие-то детские травмы, о которых я даже не подозревала, что они у меня были… и в итоге они меня убедили и выпустили из дурдома.
- Мне надо идти.
- Он жив, и вы должны его уничтожить. Его надо убить, а вы - единственный человек, который мне может поверить. Я вас умоляю. Убейте его, Herr Майлс, убейте!
- Фрау Штольц…
Но она уже развернулась и пошла прочь по безукоризненно скошенной лужайке с изящными парковыми скамейками и зелеными скульптурами из фигурно подстриженных кустов. Солнце светило вовсю. Суровые чопорные манеры и траурное одеяние фрау Штольц совершенно не вписывались в окружающую обстановку, пронизанную светом. Как будто она попала сюда из другого времени. У Стивена было странное ощущение, словно они с ней встретились на пересечении прошлого и настоящего.
Вдалеке громыхнула музыка, Вагнер… надо бы поторопиться. В байрётском оперном нет звонков к окончанию антракта. Здесь, вместо того чтобы звонить, играют фрагменты из самой оперы, какие-то избранные лейтмотивы. Музыка разливается по всему скверу. Боже правый, такое впечатление, как будто ты оказался внутри постановки Сесиля Б. Де Милля . Пора возвращаться. Пора поджигать вселенную!
Уже по дороге к театру он вспомнил, что сказала ему Амелия буквально неделю назад: Он пил мою кровь.
лабиринт
Карла с Тимми сидели за завтраком, и тут появилась Мария и сказала, что к Тимми приехали из звукозаписывающей компании. В столовую вошла симпатичная стройная негритяночка с длинными пышными волосами, одетая в роскошный замшевый костюм. Она тоже села за стол, и Мария налила ей кофе.
- Я хотела поговорить с тобой дома, Тимми, до того, как мы встретимся в студии, - сказала она. - У тебя симпатичный дом.
- На мой взгляд, несколько несуразный, - отозвался он. Карла заметила, что он очень внимательно на нее смотрит. - А где Бритва?
- Я не знаю. Наверное, просто забил на работу и опять куда-нибудь умотал. Такое уже бывало. Он же законченный псих.
Тимми многозначительно посмотрел на Карлу: мол, что я тебе говорил. Она вдруг заметила, что у нее дрожат руки.
- Кстати, Карла, - сказал Тимми. - Это Мелисса Пальват. Она временно заменяет Блейда.
- Лучше просто Мисси.
- Да, хорошо. - Карла нервно улыбнулась. - Очень приятно.
- Карла - мой психиатр. Психоаналитик.
- Роскошно, - сказала Мисси. - Знаете, мне тоже, пожалуй, пора завести себе личного психиатра. Я теперь вроде как преуспевающая деловая женщина, и надо поддерживать имидж. Вы дорого берете, наверное?
- Карла работает только на меня, - сказал Тимми ревниво.
- А-а, прошу про-ше-ния!
- И как вы справляетесь, Мисси, без Бритвы? - спросила Карла, чтобы поддержать разговор. - Трудно, наверное. Суматошно.
- Да нет. Не суматошнее, чем всегда. У меня все под контролем. Тимми, ты знаешь, что мы тебе приготовили?
- Нет.
- Во-первых, концертное турне. Ну про него ты знаешь. Через пару недель уже начинается. Во-вторых, эта видеоигра…
- Какая видеоигра?
- Это вообще потрясающе. Называется “Пьющие кровь”. Ты там главный герой. Ты - вампир, и ты переходишь с поезда на поезд, которые ездят по лабиринту. И ты нападаешь на пассажиров, и набираешь очки. У каждого персонажа свое количество очков. Ну типа убить ребенка - это меньше очков, чем убить коммерсанта-мужчину или какую-нибудь старушку. Но там еще есть и другие персонажи. Охотники на вампиров, типа Ван Хельсинги. Они будут стараться тебя замочить. Но если ты пройдешь весь лабиринт и доберешься - прикинь, как роскошно - до Вампирского Узла, тебе бают всякие бонусы: суперсилу там, сразу несколько дополнительных жизней, сопротивляемость ранам от кола в сердце. И вот еще что: всякий раз, когда вампир получает суперсилу, начинает играть твоя песня. Опять же “Вампирский Узел”. Это не просто пакмановский дубликат, это действительно что-то… И как тебе?
- Круто, - сказал Тимми.
- И с каждого автомата, парень, мы имеем немалый процент. Просто царский процент мы имеем! Мало того: твоя; песня будет звучать буквально в каждом зале игровых автоматов в Америке. Какой импринт в подсознание, только подумай!
- Мне нравится. Я согласен.
- Согласен?! Мы уже все подписали!
- А мой контракт?
- Послушай, парень, у тебя есть этот твой шофер, или дворецкий, или приемный отец, или кто он тебе, я не знаю… вот пусть он и читает все эти бумажки. Мы заключили сделку, и процент поделили сорок на шестьдесят. Шестьдесят - нам.
- Да ладно, какая разница. У меня и так куча денег. Но вот видеоигра, где я главный герой… наверное, каждый ребенок мечтает о чем-то подобном.
- Я хотела подождать до следующей недели и сделать тебе сюрприз: показать готовую игру. Но потом подумала, что тебя надо как-то развеселить, чтобы ты не грустил из-за Бритвы, который нас злобно кинул в таком завале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
По крайней мере, она отрезает головы. Она не создает других таких же, как мы.
И тем не менее…
Меры предосторожности. Надо принять меры предосторожности. Когда она сегодня вернется, насыпьте ей в гроб чеснока. Повесьте распятия на всех выходах. Она не умрет, но и выйти не сможет. Пусть пока посидит дома. Вы с Марией будете ее кормить от моих жертв… или можно будет достать донорской крови, в общем, что-нибудь мы придумаем. Конечно, это не решение проблемы. Но на какое-то время весь этот кошмар прекратится.
На какое-то время, вы сами сказали… пока она не победит свой страх перед распятиями и чесноком.
На это уйдет много лет. Я сам этому научился только через века.
Вам было сложнее, Тимоти. Тогда люди верили в силу священных символов и охранительных амулетов. Ей приходится справляться только с собственными суевериями и заблуждениями, а не с единой верой миллионов людей. Откуда вы знаете, сколько времени у нее уйдет на преодоление всех ее страхов? Вряд ли несколько сотен лет, как мне кажется.
Китти еще боится.
Но вы сами ей говорили, чтобы она не боялась. Мария едва с ней справляется - чтобы ее унять, ей надо ткнуть распятием прямо в нос. Все ваши меры… они ненадолго.
Ты оправдываешь убийство!
А это… это, по-вашему, не убийство?!
Не передергивай. Это не убийство, когда умерщвляешь особей другого вида.
Другого вида? А мне казалось, что эта твоя психиатр уже доказала, что ты не другой; что ты - часть нас самих… наша тень.
Давай ты не будешь меня загружать этими противоречиями, Руди. Или ты так уверен, что тебе все позволено? Что я тебе никогда ничего не сделаю?
Прости, Руди.
Я не должен был этого говорить. Ты - мой друг.
Поедем домой, мастер Тимоти?
Да, но… знаешь, Руди, я задам тебе один вопрос - мне нужно знать, потому что, я чувствую, приближаются страшные времена… десятки путей, линии жизни и смерти сходятся к одной точке… Руди, ты меня любишь?
Ты меня любишь?
С каких это пор вам нужно, чтобы вас любили, мастер Тимоти? Вы что, превращаетесь в одного из них?
Боюсь, что да. Жалость - страшное чувство, Руди. Для вампира - страшное.
огонь
У Стивена было целых четыре часа. Он решил прогуляться по городу. По традиции в байрётском театре делают очень большие антракты между актами опер Вагнера. И в этом есть свои преимущества. Зрители могут поесть или просто пройтись на воздухе и размяться (байрётский оперный театр - это святилище; здесь музыке благоговейно внимают, сидя на жестких деревянных скамьях, а не слушают для своего удовольствия, развалившись в мягких креслах); да и ему самому не помешает снять напряжение. Приятно все-таки “осознавать, что к последнему акту ты подойдешь с новыми силами, и руки не будут как налитые свинцом.
И сегодня он был даже рад, что в байрётском оперном театре закрытая оркестровая яма. Обычно его раздражало, что он не может держать под контролем певцов так. Но еще больше его бесило, что публика его не видит и он, стало быть, не получает должную порцию зрительского восхищения. Но сегодня ему не хотелось быть на виду. Немецкая публика почти не знала его в лицо (да и любая другая публика тоже, уж если на то пошло), тем более что его пригласили сюда на замену, так что никто не обратил внимания на худого жилистого старика, который неторопливо спустился с бокового крыльца красного кирпичного здания театра - шедевра монументального уродства - и прошел через скверик, где уже было полно народу. Никто не узнал Стивена Майлса. Хотя… иногда, когда он проходил мимо группок людей, те на миг умолкали. Может быть, они были разочарованы, что этот эрзац-дирижер, которого пригласили буквально в последний момент, был сегодня явно не в ударе?
Какая-то хорошенькая молодая студенточка потянула его за рукав. Автограф. Он подписал ей программку, придумав экспромтом какой-то незамысловатый текст, и пошел в дальнюю часть сквера, где было меньше людей.
Теперь - Старуха. Вся в черном. Лицо закрыто вуалькой.
- Herr Майлс…
- Простите, я занят. Мне надо сосредоточиться перед последним актом.
Да. Ему действительно надо сосредоточиться. Потому что в последнем акте вагнеровской “Гибели богов” представлена - ни много ни мало - гибель вселенной. В огне. Именно из-за этой сцены - когда Валгалла сгорает в пламени - он еще подростком влюбился в Вагнера. Сразу и навсегда.
- Herr Майлс, вы меня не помнить? - Она подняла вуаль и откинула ее на шляпку.
Такая старая, хотя… она казалась старухой уже тогда…
- Фрау Штольц!
- Простите, но я продолжать по-немецки, - сказала она и продолжила уже на немецком. - Я узнала, что вы приехали к нам в Германию, и не могла не прийти на ваше представление… после стольких лет. - Она не улыбалась. Он знал, что ей хочется поговорить про Конрада, но она не назвала его имени. Он решил сам поднять тему.
- Я ездил в Тауберг, фрау Штольц, на могилу вашего сына. Вы теперь там не живете? - Он тоже перешел на немецкий.
- Нет. Теперь я живу в Мюнхене. - Она взяла его под руку и повела прочь от толпы матрон в пышных вычурных туалетах, которые громко - чуть ли не на весь сквер - высказывали свое мнение об опере, явно желая показать окружающим, как тонко они разбираются в музыке, и даже пытались напевать тему “спасения любовью” из третьего акта. Они прошли мимо розовых кустов, к мраморным солнечным часам. - Я слушала по радио вашего Малера и посмотрела в афише, когда вы выступаете в Байрёте. Вы говорили, вы видели его могилу? - спросила она, подозрительно глядя на Стивена.
- Нет, я ее не видел. Ее там нет.
- Я так и знала!
- Вы что, так ни разу и не были в Тауберге, за все тридцать лет?
- Нет! - выдохнула она как-то уж слишком поспешно. - Я… сильно болела.
- Да? - спросил Стивен, пытаясь изобразить участие, хотя на самом деле ему сейчас больше всего хотелось побыстрее отделаться от этой старухи, явно выжившей из ума. Уже тогда, тридцать лет назад, она вела себя, мягко скажем, неадекватно. Взять хотя бы ее бредовые монологи по поводу сатанинского происхождения юного Конрада.
- Да, Herr Майлс, я очень сильно болела. Я была в сумасшедшем доме.
Теперь ему стало искренне ее жаль. Он знал, что это такое. Он помнил… то место, куда его определили лечиться от пиромании… и только одна Карла Рубенс как будто его понимала. Но теперь она уже не понимает.
- Что-то вы вдруг погрустнели, - заметила фрау Штольц, но без всякого интереса.
- Я тоже… лечился от умственного расстройства.
- Теперь я здорова. Мне надо было с вами увидеться. Мне надо сказать вам одну вещь…
- Фрау Штольц, где могила вашего сына?
- У него нет могилы. Он не умер.
- Но я его видел… эта рана в груди… кажется, кто-то пытался проткнуть ему сердце заостренной ножкой от табуретки? Человек, который его убил, был большим оригиналом. - Стивен невольно поежился.
- Я это сделала! Я!
Он отпрянул.
- Я сделала все, что могла. Сначала я пробовала чеснок и распятия, но он их не боялся. - Фрау Штольц подалась вперед, оттесняя Стивена к зарослям роз.
- Чушь какая-то, суеверные бредни! Двадцатый век на дворе… - Стивену вдруг стало страшно.
- Я должна была это сделать, должна. Я сама заострила ножку от табуретки. Подобралась к нему, когда он спал. Неужели вы не понимаете? Каждый вечер, когда он приходил из театра, у него на губах была кровь. Вы думаете, я не знаю, чем он там занимался с этой фрейлин Ротштейн?
Она оттеснила его уже почти в самые заросли. Стивен хотел увернуться, чтобы не вломиться в кусты. Фрау Штольц схватила его за руку и проговорила, дыша прямо в лицо:
- Я потому что следила за ним. Я знаю. Это был не ребенок, а дьявол! Я просто хотела кому-то помочь, когда моего сына убили… но нет. За всю мою боль и страдания мне достался не нормальный, приличный ребенок, а вампир!
- Вампир…
- Это я его убила, я… а когда я сказала, что это я, меня увезли в сумасшедший дом… а врачи говорили, что это бред и что это было немотивированное убийство… какой-то сумасшедший маньяк… в городе уже были подобные случаи, свернутые шеи и колья в сердце… а я сказала, что это был Конрад… кто убил тех, других… а они стали меня убеждать, что я ошибаюсь… они все расспрашивали меня о моем детстве и нашли какие-то детские травмы, о которых я даже не подозревала, что они у меня были… и в итоге они меня убедили и выпустили из дурдома.
- Мне надо идти.
- Он жив, и вы должны его уничтожить. Его надо убить, а вы - единственный человек, который мне может поверить. Я вас умоляю. Убейте его, Herr Майлс, убейте!
- Фрау Штольц…
Но она уже развернулась и пошла прочь по безукоризненно скошенной лужайке с изящными парковыми скамейками и зелеными скульптурами из фигурно подстриженных кустов. Солнце светило вовсю. Суровые чопорные манеры и траурное одеяние фрау Штольц совершенно не вписывались в окружающую обстановку, пронизанную светом. Как будто она попала сюда из другого времени. У Стивена было странное ощущение, словно они с ней встретились на пересечении прошлого и настоящего.
Вдалеке громыхнула музыка, Вагнер… надо бы поторопиться. В байрётском оперном нет звонков к окончанию антракта. Здесь, вместо того чтобы звонить, играют фрагменты из самой оперы, какие-то избранные лейтмотивы. Музыка разливается по всему скверу. Боже правый, такое впечатление, как будто ты оказался внутри постановки Сесиля Б. Де Милля . Пора возвращаться. Пора поджигать вселенную!
Уже по дороге к театру он вспомнил, что сказала ему Амелия буквально неделю назад: Он пил мою кровь.
лабиринт
Карла с Тимми сидели за завтраком, и тут появилась Мария и сказала, что к Тимми приехали из звукозаписывающей компании. В столовую вошла симпатичная стройная негритяночка с длинными пышными волосами, одетая в роскошный замшевый костюм. Она тоже села за стол, и Мария налила ей кофе.
- Я хотела поговорить с тобой дома, Тимми, до того, как мы встретимся в студии, - сказала она. - У тебя симпатичный дом.
- На мой взгляд, несколько несуразный, - отозвался он. Карла заметила, что он очень внимательно на нее смотрит. - А где Бритва?
- Я не знаю. Наверное, просто забил на работу и опять куда-нибудь умотал. Такое уже бывало. Он же законченный псих.
Тимми многозначительно посмотрел на Карлу: мол, что я тебе говорил. Она вдруг заметила, что у нее дрожат руки.
- Кстати, Карла, - сказал Тимми. - Это Мелисса Пальват. Она временно заменяет Блейда.
- Лучше просто Мисси.
- Да, хорошо. - Карла нервно улыбнулась. - Очень приятно.
- Карла - мой психиатр. Психоаналитик.
- Роскошно, - сказала Мисси. - Знаете, мне тоже, пожалуй, пора завести себе личного психиатра. Я теперь вроде как преуспевающая деловая женщина, и надо поддерживать имидж. Вы дорого берете, наверное?
- Карла работает только на меня, - сказал Тимми ревниво.
- А-а, прошу про-ше-ния!
- И как вы справляетесь, Мисси, без Бритвы? - спросила Карла, чтобы поддержать разговор. - Трудно, наверное. Суматошно.
- Да нет. Не суматошнее, чем всегда. У меня все под контролем. Тимми, ты знаешь, что мы тебе приготовили?
- Нет.
- Во-первых, концертное турне. Ну про него ты знаешь. Через пару недель уже начинается. Во-вторых, эта видеоигра…
- Какая видеоигра?
- Это вообще потрясающе. Называется “Пьющие кровь”. Ты там главный герой. Ты - вампир, и ты переходишь с поезда на поезд, которые ездят по лабиринту. И ты нападаешь на пассажиров, и набираешь очки. У каждого персонажа свое количество очков. Ну типа убить ребенка - это меньше очков, чем убить коммерсанта-мужчину или какую-нибудь старушку. Но там еще есть и другие персонажи. Охотники на вампиров, типа Ван Хельсинги. Они будут стараться тебя замочить. Но если ты пройдешь весь лабиринт и доберешься - прикинь, как роскошно - до Вампирского Узла, тебе бают всякие бонусы: суперсилу там, сразу несколько дополнительных жизней, сопротивляемость ранам от кола в сердце. И вот еще что: всякий раз, когда вампир получает суперсилу, начинает играть твоя песня. Опять же “Вампирский Узел”. Это не просто пакмановский дубликат, это действительно что-то… И как тебе?
- Круто, - сказал Тимми.
- И с каждого автомата, парень, мы имеем немалый процент. Просто царский процент мы имеем! Мало того: твоя; песня будет звучать буквально в каждом зале игровых автоматов в Америке. Какой импринт в подсознание, только подумай!
- Мне нравится. Я согласен.
- Согласен?! Мы уже все подписали!
- А мой контракт?
- Послушай, парень, у тебя есть этот твой шофер, или дворецкий, или приемный отец, или кто он тебе, я не знаю… вот пусть он и читает все эти бумажки. Мы заключили сделку, и процент поделили сорок на шестьдесят. Шестьдесят - нам.
- Да ладно, какая разница. У меня и так куча денег. Но вот видеоигра, где я главный герой… наверное, каждый ребенок мечтает о чем-то подобном.
- Я хотела подождать до следующей недели и сделать тебе сюрприз: показать готовую игру. Но потом подумала, что тебя надо как-то развеселить, чтобы ты не грустил из-за Бритвы, который нас злобно кинул в таком завале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58