Вы - единственный из всей этой оголтелой компании, Стивен, кто кажется более или менее нормальным.
Стивен рассмеялся.
- И это при том, что я единственный из всей “оголтелой компании” лечился, в психушке. Садись. - Он указал на громоздкое кресло, якобы девятнадцатого века. - Не жалеешь, что примкнул к нашему скромному обществу?
- Нет. Я хочу отомстить.
- Ага, месть. Вожделенная месть, тема для великой оперы, - задумчиво проговорил Стивен, прислушиваясь к теме огня, что гремела у него в голове.
- Мне непонятно, почему именно Нью-Йорк?
- Какой ты все-таки наивный молодой человек. Ты уверен, что все дело в нескольких смертях, в потерянной племяннице, в одном большом доме, где собрались одержимые жаждой крови. Ты не знаешь этого мальчика так, как я. - Стивен начал рассказывать Брайену о своих предыдущих “знакомствах” с Тимми Валентайном, или Конрадом Штольцем, или с кем там еще, но сбился где-то на середине, упал на диван и налил себе еще водки. - Вот видишь. - Он открыл свой дипломат и вывалил его содержимое на журнальный столик. - Телеграммы. Меня зовут дирижировать. В любой театр, какой я скажу. Письмо от Терезы Бензино. Они готовы возобновить мой контракт, причем гонорар теперь вчетверо больше против того, что был раньше. А теперь смотри.
Он порвал все бумаги на мелкие кусочки, сложил их в пепельнице и поджег зажигалкой.
- Смотри, как проходит мирская слава и чахнет карьера неудачливого, в сущности, старика. Ты по-прежнему думаешь, что я тут единственный нормальный?
- Пожалуй, да.
- А почему именно Нью-Йорк… у меня тут есть знакомые из музыкальных кругов, которые могут знать, где сейчас Тимми Валентайн. Это все-таки лучше, чем целыми днями сшиваться у ворот особняка. Ты ничего больше не вычислил из тех газетных вырезок?
- Нет.
Стивен сказал:
- Когда-то я любил женщину. Но теперь она одержима. Этим вампиром. Однажды мне было видение… по крайней мере я думал, что это видение, но когда я в последний раз видел его, он был из плоти и крови…
- По-настоящему ты не с ними, правда?
- А ты как думаешь?
- Ты преследуешь что-то свое.
- Ну разумеется. Неужели ты думаешь, что меня хоть сколько-нибудь волнует великое отправление мистерии зла, которое затеял Пратна?! Я хочу вновь обрести себя, понимаешь?! Шестьдесят лет назад я заглянул в глаза призрачного существа и лишился души. С тех пор я жил лишь в тени реальности и обретал плоть, только когда смотрел ха огонь. Огонь! Огонь - это сама жизнь. В это верили древние персы, знаешь. Их религия и философия строились на бесконечной борьбе между жизнью и нежизнью, добром и злом, созиданием и разрушением. Для них огонь был воплощением самой жизни.
- Они поклонялись огню?
- Да. Они верили “о вселенский дух, Ахурамазяу, и в Ахримана, темную силу… - Стивен замолчал, вдруг решив, что Брайену это скучно. В конце концов, для большинства людей огонь - это просто огонь.
- Было бы намного праще, - сказал Брайен, - если бы эти двое, что сейчас шепчутся наверху, не питали такую страсть к пышным эффектам. Они одержимы. Вы понимаете, что я хочу сказать, да? Мы не такие, как они. Мы другие. Нами движут любовь и отчаяние.
- Нет! Я такой же одержимый, как и они!
Огонь в пепельнице догорал. И вместе с ним тускнел свет в глазах Стивена.
зал игровых автоматов: лабиринт: наплыв
Джефф Гиш сошел с поезда один. Нервно огляделся, постоял пару секунд на месте. Может быть, Нао его встретит. Но было уже за полночь. По дороге домой у него будет время подумать, как объясниться с женой, страдающей патологической ревностью. И подумать о смерти Дэвида.
Над перроном не было навеса. Только парочка указателей, закрытая билетная касса и лестница вниз, к стоянке.
Джефф пошел к лестнице и вдруг увидел Дэвида, который ждал его там. Только это был не Дэвид. Дэвид умер. Это был Терри.
- Терри, - сказал он.
- Здравствуй, папа. - Мальчик был необычно бледен. Но наверное, так только казалось из-за лунного света.
- Почему ты так странно одет? И вообще почему ты здесь? Сейчас уже за полночь. Тебе разве завтра не надо в школу?
- Одет? - Мальчик улыбнулся. Джефф подошел ближе. - А, это на похороны. - Он нахмурился, поправил галстук-бабочку, одернул черный смокинг. - Просто мне захотелось надеть.
- Терри, я…
- Я знаю, папа. Этого не должно было случиться. Такое вообще не должно случаться, ни с кем. Ты за меня не волнуйся, ладно? Со мной все в порядке. Все хорошо, папа.
- Нет, все плохо. Я должен был быть дома.
- Не вини себя, папа. Ты ни в чем не виноват. Нам надо идти. Мама не знает, что я пошел на вокзал. Она думает, что я сплю.
Джеффу вдруг захотелось обнять сына, но он подавил в себе этот порыв. А вдруг Терри отстранится? Они никогда не были особенно близки. У них в семье не приветствовались “телячьи нежности”.
- У тебя борода отросла, папа.
- Что? А, да.
Они вместе спустились по лестнице. По крайней мере, подумал Джефф, теперь у нас есть что-то общее. Горе. Он случайно коснулся рукой руки сына и непроизвольно отдернул руку. Такая холодная. Он подумал: вот что делает с человеком горе.
Они дошли до машины, которую Джефф оставил на стоянке пару недель назад. Кроме его машины, старенького “малибу”, стоянка была абсолютно пуста. Джефф уселся за руль, бросил сумку на заднее сиденье и завел двигатель. Потом он повернул голову и увидел, что сын отчаянно тарабанит в стекло пассажирской дверцы.
- Что с тобой? Забыл, как садятся в машину? - Джефф рассмеялся своей собственной идиотской шутке.
- Ты должен меня пригласить, - сказал Терри с легким раздражением в голосе.
Джефф вздохнул, перегнулся через сиденье, открыл дверцу и впустил Терри. Когда мальчик уселся и захлопнул дверцу, Джефф вдруг почувствовал запах. Весьма неприятный запах. Как будто в машине забыли кусок мяса, и оно сгнило.
- Господи, - сказал он. - Это еще что такое? Енот забрался в багажник и там издох?
Сын прижался к нему. Джефф даже вздрогнул - настолько это было непривычно.
- Папа, папочка, - прошептал Терри. - Когда ты останешься дома уже насовсем?
- Ты же знаешь, что я не могу. У меня работа.
- А я мог бы тебя заставить. - Мальчик вдруг рассмеялся. Высоким и жутким смехом, которого Джефф никогда раньше не слышал.
- Прекрати. Это ужасно.
- Я не могу. Ты ведь думаешь, будто я Терри, да?
- Что за дурацкие шутки? Конечно, ты Терри. Иначе и быть не может, потому что…
- Папа, посмотри на меня.
Он был таким бледным, таким бледным… веснушки стали почти не видны, а рыжие волосы казались тусклыми и безжизненными. Джефф вдруг почувствовал еще один запах. Какого-то химиката. Может быть, формалина.
- Терри, перестань. Я понимаю, как тебе было тяжело, и мне тоже было тяжело…
- Тяжело трахаться с какой-то там сучкой из Бойса?
Джефф ударил сына по лицу. Но мальчик даже не поморщился, а рука наткнулась на что-то твердое, как будто на кусок льда. Лицо у мальчика было таким холодным, что этот холод почти обжигал…
- Ты меня даже не узнал, - обиженно проговорил мальчик. - Родной отец меня не узнал, мать его так. Полный провал, папа.
Он обнажил клыки.
память: 1440
Он не один в темноте. Вокруг - гул голосов. Это другие дети, все искалеченные в момент мучительной смерти… они стрекочут, как летучие мыши, как маленькие полевки. Они не могут пошевелиться. У них нет дара истинной несмерти, который есть у него. Их шепоты и причитания неотличимы от тихого жужжания ночных насекомых; но мальчик-вампир чувствует призрак насилия, настолько предельного, что и за пределами смерти он льнет к холодным костям, к искалеченной и поруганной плоти. Человеческий слух - даже самый что ни на есть острый - не способен различить эти звуки. Но для мальчика-вампира, который теперь называет себя Жено и чей слух нельзя обмануть грубым подтекстом реальности, этот призрачный шепот звучит оглушительным, расстроенным хором. Это невыносимо. Ночь проходит (он не видит, но чувствует, как бледнеет луна), и его нетерпение растет. Он должен подняться. И отомстить. И не только за одного себя, но за всех остальных - за мертвых детей, которые даже не могут восстать в ночи, как это может он.
Он выбирается из-под земли. Он весь в липкой грязи. Он по-прежнему голый. Его лаже не завернули в саван. Он стоит в свете звезд перед стенами Тифуже.
Они очень высокие, эти стены. В его теперешнем состоянии у него не получится перелезть. Поэтому он меняет облик - летучей мышью взмывает в потоках вонючего ветра. Он парит над воротами, над каменным двором, над конюшнями, от которых исходит запах вялой крови спящих лошадей. Он парит над темным парапетом. Горит только одно окно. Желтый свет дрожит, переплетается с сумраком ночи. Это свет от огня. Летучая мышь садится на подоконник, луна светит ему в спину. Вампир снова меняет облик. Теперь на каменном подоконнике сидит черный котенок.
Сначала он видит только огонь; в дальнем углу комнаты - камин. Каминная полка уставлена жуткими сувенирами, которые так обожает Синяя Борода, Жиль де Рэ. Стеклянный кувшин с вырванными сердцами, маленький череп ребенка. Каменный пол устлан звериными шкурами: вепрь, медведь, олень и лисица. Рядом с камином стоит кровать. На кровати лежат и шепчутся Синяя Борода и Поту. Их шепот отражается эхом от влажных каменных стен.
- Ты видел этого мальчика… как его звали. Поту?
- Жено.
- Ты видел его глаза? Растерянные, пустые… как у зайца в капкане. Но такие красивые. Жалко, что я не могу забавляться с ним снова я снова.
- Его Светлость, наверное, шутит. Давайте я его поцелую в губы. Уйму его печали. Позвольте я вылижу его анус.
- Оставь. Ты же знаешь, я этого не люблю.
- Знаете, что я слышал сегодня в деревне?
- Я весь нетерпение.
- Что вы вампир, мой господин, И ваши жертвы имеют способность жить после смерти и пьют кровь живых…
- Ха, ха, ха. Кажется, у меня вновь разыгрался аппетит, Поту. Давай спустимся в подземелье. Прямо сейчас.
- Нет, мой господин. Там почти пусто. Нужно оставить запас, как говорится, “на голодные времена”. Кто знает, что может случиться. Может быть, очень скоро горожане и крестьяне из ваших владений запретят своим детям ходить по лесам в одиночестве…
- Но я их хозяин и господин! - Жиль де Рэ был искренне удивлен тому неслыханному обстоятельству, что кто-то всерьез рассуждает о том, что он может лишиться своих забав.
- Оставьте. Вы убили четверых на прошлой неделе, и в том числе - этого восхитительного Жено. Вполне достаточно. Теперь пришло время покаяться и искупить грехи.
- Искупить грехи?
- Да, злобный ты извращенец! Быстро слезай с кровати! На четвереньки!
Они слезли с постели. Оба - в чем мать родила. Синяя Борода опустился на четвереньки. Поту уселся на него верхом и принялся стегать его по ягодицам короткой плетью.
- Покайся, злой человек! - кричал Поту, заставляя Жиля де Рэ галопом носиться по комнате. Шкуры, устилавшие пол, заглушали удары коленей и ладоней Синей Бороды. Сумасшедший барон кричал в полный голос - то ли от боли, то ли в экстазе, - он жалобно хныкал и заливался истошным лаем. Черный кот на окне застыл, пораженный таким представлением. Он не сразу узнал это чувство - предельное отвращение. Он видел немало кошмаров и мерзостей, что раньше они его просто не трогали. И как только он осознал и определил свои ощущения, он изменил облик. Теперь на окне сидел грязный и голый мальчишка. Сидел и молча наблюдал.
Синяя Борода увидел его и резко остановился.
- О Господи, - выдохнул он. - Это случилось, случилось. Один из них вернулся. Ты настоящий? Или вдруг оказалось, что у меня все-таки есть совесть, которая собралась меня мучить?
Поту слез с барона и попытался взять себя в руки.
- Ты должен меня пригласить, - говорит Жено, но он уже знает, что его здесь примут. Скоро я отомщу, думает он. Уже совсем скоро. Я отправлю это порождение тьмы туда, где ему самое место, - во тьму. И шепот в земле за стенами замка умолкнет.
Он залезает в окно и встает на пушистые шкуры. Синяя Борода, кажется, слегка успокоился. Они смотрят друг другу в глаза. Жено видит мужчину, который еще сохранил былую стать и красоту… вот разве что взгляд у него затравленный и тоскливый, щеки запали, на бедрах уже начал откладываться жирок от непомерного обжорства и пьянства… и эта крашеная синяя борода выглядит просто мерзко. Жено знает, что видит барон: голого мальчика, испачканного в грязи, бледного, словно у него из тела вытекла вся кровь, - мальчика с огромными черными глазами, в которых сияет первозданная невинность.
- Ты знаешь, кто я? - спрашивает Жено.
- Я думаю, ты - порождение ада. Ты принял облик красивого мальчика, но ты не тот, кем хочешь казаться.
- Ты ошибаешься. Я не такой, как вы, смертные. Я никогда не обманываю, хотя я умею использовать для своих целей ваш собственный самообман. Я вампир.
Глаза барона зажигаются жадным огнем.
- Я мечтал о тебе всю жизнь, - говорит он. - О красивом создании, которое можно убивать опять и опять, но которое будет всегда возвращаться ко мне. О дитя мое, как я тебя люблю. В тебе - исполнение моих самых заветных желаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58