Все равно визиготы движутся на север.
— Они уже подошли к Оксонне. — Годфри передернул плечами. — У меня свои источники. Мы проходили через Оксонну по пути сюда. До нас им всего тридцать пять-сорок миль.
— Сорок миль! — ладонь Аш дернулась. Воробей испуганно вспорхнул, ныряя, пролетел над двором, откуда долетали женские голоса и плеск воды.
— Дело… подходит ко времени, когда решать придется волей-неволей. Спрашивается, что решать? В первую очередь, отряд. Надо подтянуть парней.
Солнечный зайчик, яркий, как крылышко зимородка, скользнул по крутой крыше. Над монастырской стеной, над полосками полей, над белыми стенами и синими крышами города лился ясный, незамутненный, чистый полуденный свет. Свет солнца.
— Годфри, мне надо тебя спросить. Как у своего клирика. note 76 Считай, это исповедь. Могу я вести их в бой — если моим Голосам доверять нельзя?
Ей хватило одного взгляда на его покрывшееся мрачными морщинами лицо.
— Да, — кивнула Аш в ответ на невысказанный вопрос священника. — У Фарис в самом деле есть такая машина, «machina re militaris». Она говорила с ней у меня на глазах. Может, эта машина не в Карфагене, а где-нибудь поблизости, но там ее не было. А Фарис слышала. И я… слышала. Это мой голос, Годфри. Мой Лев.
Она совладала с голосом, он звучал ровно, только под веками жгло.
— Ох, детка! — Годфри обхватил ладонями ее плечи. — О, детка моя!
— Да нет. Я переживу. Чудо было настоящее, настоящий Зверь, но… дети часто придумывают. Может, меня там даже не было, просто я слышала рассказы взрослых. А может, придумала Льва, когда начала слышать голоса. — Аш высвободилась из рук Годфри. — Визиготы, Фарис — они теперь насторожатся. Раньше им в голову не приходило, что их машину слышит кто-то еще. А теперь… они могут помешать машине отвечать. Или заставят ее обманывать меня. Дать неверный совет, подставить нас всех под удар…
Годфри сжался, как от удара.
— Христос и Древо!
— Я все утро об этом думала, — Аш криво улыбнулась. Ничего не поделаешь, надо держаться. — Ты понимаешь, о чем…
— Я понимаю, что у тебя хватило ума никому не говорить! То, что я слышал — под Древом. — Годфри перекрестился. — В лагере и без того беспорядок. Ропот и шатание. Детка, а ты могла бы драться без этих Голосов?
Осколки кремня в монастырской стене сверкали искрами. Теплый ветер доносил запахи розмарина, тимьяна, кервеля и мыльнянки из монастырского сада. Аш прямо взглянула в лицо священнику.
— Я всегда чувствовала, что когда-нибудь придется. Вот почему, когда мы бились под Туксборо… я за целый день ни разу не вызвала Голоса. Я знала, что если собираюсь вести людей в бой, под удары, нельзя полагаться на каких-то там святых или Львов-рожденных-от-Девы. Только на себя!
Годфри издал сдавленный стон. Аш озадаченно смотрела на бородача. То ли чуть не лопается от смеха, то ли готов разрыдаться.
— Христос и Матерь Святая, — воскликнул он.
— Что? Что, Годфри?
— Не желаешь полагаться на «каких-то там святых»! — он наконец решился. Густой гулкий хохот разнесся над двором, заставив нескольких монахинь оторваться от тазов со стиркой и, щурясь от солнца, взглянуть вверх.
— Не понимаю, что тут…
— Да, — перебил Годфри, утирая слезы. — Конечно, ты не понимаешь. — Он откровенно любовался ею. — Чудес тебе мало, главное, разобраться, на что ты способна без их помощи!
— Там, где от меня зависят люди, — да, главное. — Аш помолчала. — С тех пор прошло пять лет. Нет, шесть. Я не знаю, сумею ли сейчас обойтись без своих Голосов. Зато твердо знаю, что полагаться на них больше нельзя.
— Аш.
Она встретила потрезвевший взгляд Годфри. Священник кивнул в сторону раскинувшегося невдалеке городка:
— Там, в Дижоне, герцог Карл. После отступления из-под Нейса он перенес туда свой двор.
— Да, Флориан говорил. Я то думала, он отправился куда-то на север, хотя бы в Брюгге…
— Герцог здесь, — повторил Годфри Максимиллиан. Его ладонь легла на плечо Аш. — И двор, и армия. И наемные отряды.
Присмотревшись, Аш разобралась: то, что она издалека принимала за белые домики предместья, на самом деле были выгоревшие на солнце полотняные шатры. Сотни шатров. Нет, больше. Она окинула глазом топорщившееся остроконечными верхушками поле. Тысячи. Блестят на солнце пушечные стволы и латы рыцарей. Люди и кони роями толпятся на свободном пространстве. Цветов отсюда не видно: наверняка Россано и Монфорте, ну и собственное войско Карла, под командованием Ла Марша, разумеется.
Годфри рассуждал:
— В Лазоревом Льве одних солдат восемьсот человек, про обозных и говорить нечего. И у каждого длинный язык. Всем известно, что ты побывала у визиготов — и виделась с их Фарис. Соответственно найдется множество желающих побеседовать с тобой, едва ты выберешься за стены этой обители.
— Ну, дерьмо! Ну, дерьмо!
— И я уверен, что их терпение на исходе.
4
Следующим утром зной одел дальнюю рощицу голубой дымкой и выкрасил небо в жаркий, пыльно-серый цвет. Аш, расставшись с полукафтаньем и сняв рукава с камзола, пройдя между откосов, пестревших маргаритками и гусиным луком, нашла лагерь своего отряда в обещанной четверти мили от монастыря. Она появилась неожиданно, из-за густой поросли берез, где на густой траве паслись привязанные козы и прочий скот, и постучала в плетеный бортик одного из фургонов, отметив про себя, что представления Герена аб Моргана о расстановке пикетов грешат немалыми пробелами.
— С какой стати мне позволили подобраться к самым повозкам?
Она осмотрела лагерь, раскинувшийся за тележной стеной. Палатки расставлены широко, как положено на случай пожара; трава между ними уже вытоптана до земли; вокруг остывших кострищ валяются на земле лодыри в цветах Льва, лопают остывшую кашу.
— Ладно, и что изменилось? Что не так? Кто…
— Аш!
Она задрала голову к верхнему краю бортов. Нос и щеки пощипывало — успели обгореть на солнце.
— Бланш? Это ты?
— Мелькнули белые ляжки: рыжая экс-шлюха, подобрав юбки, перевалилась через край повозки и, повиснув у Аш на шее, отвесила такого шлепка по спине, что у той на глаза навернулись слезы.
— Эй, потише, девочка! Я не для того вернулась, чтоб меня задушили у ворот собственного лагеря!
—Во, дерьмо! — восхитилась Бланш. На щеках у нее блестели мокрые дорожки. — Мы-то думали, ты помираешь! Ну, думаем, вляпались с этим Гереном-еб-Морганом. Генри! Жан-Жакоб! Сюда!
Аш перебралась через оглобли фургона, спрыгнула на устланную соломой землю и едва успела выпрямиться, как руку ей чуть не выдернул из сустава верный каптенармус Генри Брандт, а рядом оказался Жан-Жакоб, пытавшийся искалеченной рукой затянуть шнурки гульфика, а здоровой норовивший хлопнуть ее по плечу. Рыжая девица Бальдина, дочь Бланш, решительно оправила юбки и вылезла из груды соломы, на которой принимала гостя — одного из латников.
— Капитан! — хрипло окликнула она. — Вы насовсем вернулись?
Аш взъерошила огненную шевелюру шлюшонки.
— Вот еще! Я выхожу замуж за герцога Карла, и мы с ним намерены жрать целыми днями, пока не лопнем, а в перерывах между блюдами трахаться на пуховой перине!
Бальдина радостно согласилась:
— Годится! Вот сделаем вас вдовой, и сразу снова под венец. Хотя, может, этот маленький поганец, с которым вас угораздило связаться, уже где-нибудь издох без нашей помощи.
Аш не сумела ответить, она попалась в железные объятия Эвена Хью и захлебывалась в потоке восторгов и жалоб валлийца. Вокруг уже собралась и росла на глазах толпа мальчишек, музыкантов, прачек, шлюх, конюхов, поваров и стрелков. Аш не пришлось самой продвигаться к центру лагеря — ее неумолимо несло туда людским потоком.
Обогнав других латников, ее облапил Томас Рочестер. Лицо старого рыцаря было залито слезами.
— Как сентиментальны эти «росбифы»! — Аш похлопала его по плечу. Тут навалились Джосс с Майклом, а следом и половина английского копья.
Через пятнадцать минут Аш, с гудящей головой и полу ослепшая от вернувшейся боли, выдернула слипшиеся пальцы из тисков Джоселина ван Мандера. В его голубых глазах тоже стояли слезы.
— Слава Богу, — вырвалось у него. Джоселин оглядел напиравшую толпу латников, стрелков и алебардщиков, локтями прокладывавших себе дорогу поближе к Аш рыцарей… — Слава Богу, леди, вы живы!
—Чуть жива! — выдохнула Аш себе под нос. Ей удалось, наконец, высвободить руки, и она по-приятельски закинула локоть на плечо Эвена Хью, незаметно опираясь на крепкого маленького валлийца. Другой рукой немедленно завладела Бальдина, не желавшая ни на секунду расстаться с любимым командиром и утиравшая личико подолом юбки.
Вмешался, заговорщицки понизив голос и дыша ей в лицо перегаром, Джоселин ван Мандер:
— Я тут переговорил насчет отряда с виконт-мэром; а то наших рыцарей в город не пропускают…
—Ах, ты переговорил насчет отряда, вот как? — Аш любезно улыбнулась фламандскому рыцарю. — Я разберусь. — И обвела веселым взглядом множество обращенных к ней лиц.
— Это капитан!
— Вернулась!
— Так… Где наш Герен-еб-Морган? — самым доброжелательным голосом поинтересовалась Аш.
Сквозь взорвавшуюся хохотом толпу к командирской палатке уже проталкивался рослый мужчина, торопливо запихивавший подол рубахи в штаны, от пояса которых свисали оборванные сзади шнурки. Завидев среди толпы восторженных почитателей Аш, он моргнул покрасневшими голубыми глазками, широко раскинул руки, расчищая себе место, и плюхнулся на оба колена.
— Все это ваше, капитан!
В его голосе прозвучало искреннее облегчение. Аш усмехнулась:
— Уверен, что не хочешь оставить мое место за собой?
Она была заранее уверена в ответе. У Герена не оставалось выбора. Аш предпочла явиться в лагерь таким образом, что первыми ее встретили люди, и не помышлявшие тянуться к высоким чинам. Их искренняя радость захватила остальных, так что рыцарям — сторонникам ван Мандера — ничего не оставалось, как позабыть о расцветших в ее отсутствие надеждах на продвижение и присоединиться к общему ликованию.
Герен перешел на цветистый валлийский:
— Провались оно совсем, ваше место, капитан! Забирайте его себе и добро пожаловать!
— Светоносная! — выкрикнул кто-то у нее за спиной, а другой голос, кажется, Жан-Жакоба Кловета, проревел:
— Львица!
— Слушайте! — Аш высвободила обе руки и вскинула их, требуя молчания. «Со всеми упущениями и недоделками можно часок подождать», — решила она. — Слушайте! Я здесь, я вернулась, а сейчас я собираюсь в храм. Все, кто хочет вознести благодарность за избавление от тьмы — за мной!
Целую минуту она не слышала собственного голоса. Наконец бросила и пытаться перекричать толпу, просто ткнула Эвена Хью в спину и указала пальцем. Они двинулись к главным воротам, во главе добрых четырех сотен человек, и Аш отвечала на вопросы, и расспрашивала, и принимала поздравления с выздоровлением — и все на одном дыхании под мерцающим раскаленным небом.
Храм Митры, естественно, располагался в стороне [Могу только процитировать объяснение, приведенное в издании 1939 года Вогана Дэвиса, с которым совершенно согласен:
«Особенности религии, исповедуемой в пятнадцатом веке соратниками Аш, не имеют аналогий в современном христианстве. Более здоровый век, в сущности, менее насущно нуждавшийся в божественном покровительстве, чем наше время, мог позволить себе такие религиозные сатиры, которые нам могут показаться богохульством. Образчики такой раблезианской сатиры ( появляющиеся только в манускрипте Анжелотти) не в большей мере следует воспринимать как факты, чем описания случаев похищения детей и отравления колодцев представителями еврейской расы. Все это — сатира, направленная пpотив папства, бывшего в 1470-х годах далеко не безупречным, выказывающая чувства, которые веком позже вылились в движение Реформации.] от монастыря. Аш, во главе огромной толпы, направилась к ближайшей роще.
Густая еще листва дробила солнечные лучи. Аш глубоко вздохнула, только теперь почувствовав, как кружила голову слепящая жара, и посмотрела вперед, туда, где в золотистой тени у входа в тяжелое каменное здание уже ждали ее офицеры: Флора, Анжелотти, Годфри и Роберт. Она чуть кивнула, и почувствовала, как отпустило их напряжение.
Аш подошла. Флора пристроилась рядом, с другой стороны Годфри. Анжелотти поклонился и вместе с Робертом Ансельмом посторонился, давая ей пройти. Аш задумчиво посмотрела через плечо на этих двоих.
У входа уже стояли жрецы. Аш сцепила руки с Годфри и Флорианом. Понимая, что внизу места на всех не хватит, латники и стрелки преклонили колени на ковре из листьев: чумазые лица в пятнах солнечного света, просочившегося сквозь зелень. Они сняли шлемы и шляпы, но говорили в полный голос и пересмеивались без опаски. К ним вышел младший из жрецов Митры, служба здесь должна была пройти так же, как и внизу.
Не размыкая рук они спустились по ступеням, сменив аромат сухого леса на сырой запах подземелья.
— Ну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Они уже подошли к Оксонне. — Годфри передернул плечами. — У меня свои источники. Мы проходили через Оксонну по пути сюда. До нас им всего тридцать пять-сорок миль.
— Сорок миль! — ладонь Аш дернулась. Воробей испуганно вспорхнул, ныряя, пролетел над двором, откуда долетали женские голоса и плеск воды.
— Дело… подходит ко времени, когда решать придется волей-неволей. Спрашивается, что решать? В первую очередь, отряд. Надо подтянуть парней.
Солнечный зайчик, яркий, как крылышко зимородка, скользнул по крутой крыше. Над монастырской стеной, над полосками полей, над белыми стенами и синими крышами города лился ясный, незамутненный, чистый полуденный свет. Свет солнца.
— Годфри, мне надо тебя спросить. Как у своего клирика. note 76 Считай, это исповедь. Могу я вести их в бой — если моим Голосам доверять нельзя?
Ей хватило одного взгляда на его покрывшееся мрачными морщинами лицо.
— Да, — кивнула Аш в ответ на невысказанный вопрос священника. — У Фарис в самом деле есть такая машина, «machina re militaris». Она говорила с ней у меня на глазах. Может, эта машина не в Карфагене, а где-нибудь поблизости, но там ее не было. А Фарис слышала. И я… слышала. Это мой голос, Годфри. Мой Лев.
Она совладала с голосом, он звучал ровно, только под веками жгло.
— Ох, детка! — Годфри обхватил ладонями ее плечи. — О, детка моя!
— Да нет. Я переживу. Чудо было настоящее, настоящий Зверь, но… дети часто придумывают. Может, меня там даже не было, просто я слышала рассказы взрослых. А может, придумала Льва, когда начала слышать голоса. — Аш высвободилась из рук Годфри. — Визиготы, Фарис — они теперь насторожатся. Раньше им в голову не приходило, что их машину слышит кто-то еще. А теперь… они могут помешать машине отвечать. Или заставят ее обманывать меня. Дать неверный совет, подставить нас всех под удар…
Годфри сжался, как от удара.
— Христос и Древо!
— Я все утро об этом думала, — Аш криво улыбнулась. Ничего не поделаешь, надо держаться. — Ты понимаешь, о чем…
— Я понимаю, что у тебя хватило ума никому не говорить! То, что я слышал — под Древом. — Годфри перекрестился. — В лагере и без того беспорядок. Ропот и шатание. Детка, а ты могла бы драться без этих Голосов?
Осколки кремня в монастырской стене сверкали искрами. Теплый ветер доносил запахи розмарина, тимьяна, кервеля и мыльнянки из монастырского сада. Аш прямо взглянула в лицо священнику.
— Я всегда чувствовала, что когда-нибудь придется. Вот почему, когда мы бились под Туксборо… я за целый день ни разу не вызвала Голоса. Я знала, что если собираюсь вести людей в бой, под удары, нельзя полагаться на каких-то там святых или Львов-рожденных-от-Девы. Только на себя!
Годфри издал сдавленный стон. Аш озадаченно смотрела на бородача. То ли чуть не лопается от смеха, то ли готов разрыдаться.
— Христос и Матерь Святая, — воскликнул он.
— Что? Что, Годфри?
— Не желаешь полагаться на «каких-то там святых»! — он наконец решился. Густой гулкий хохот разнесся над двором, заставив нескольких монахинь оторваться от тазов со стиркой и, щурясь от солнца, взглянуть вверх.
— Не понимаю, что тут…
— Да, — перебил Годфри, утирая слезы. — Конечно, ты не понимаешь. — Он откровенно любовался ею. — Чудес тебе мало, главное, разобраться, на что ты способна без их помощи!
— Там, где от меня зависят люди, — да, главное. — Аш помолчала. — С тех пор прошло пять лет. Нет, шесть. Я не знаю, сумею ли сейчас обойтись без своих Голосов. Зато твердо знаю, что полагаться на них больше нельзя.
— Аш.
Она встретила потрезвевший взгляд Годфри. Священник кивнул в сторону раскинувшегося невдалеке городка:
— Там, в Дижоне, герцог Карл. После отступления из-под Нейса он перенес туда свой двор.
— Да, Флориан говорил. Я то думала, он отправился куда-то на север, хотя бы в Брюгге…
— Герцог здесь, — повторил Годфри Максимиллиан. Его ладонь легла на плечо Аш. — И двор, и армия. И наемные отряды.
Присмотревшись, Аш разобралась: то, что она издалека принимала за белые домики предместья, на самом деле были выгоревшие на солнце полотняные шатры. Сотни шатров. Нет, больше. Она окинула глазом топорщившееся остроконечными верхушками поле. Тысячи. Блестят на солнце пушечные стволы и латы рыцарей. Люди и кони роями толпятся на свободном пространстве. Цветов отсюда не видно: наверняка Россано и Монфорте, ну и собственное войско Карла, под командованием Ла Марша, разумеется.
Годфри рассуждал:
— В Лазоревом Льве одних солдат восемьсот человек, про обозных и говорить нечего. И у каждого длинный язык. Всем известно, что ты побывала у визиготов — и виделась с их Фарис. Соответственно найдется множество желающих побеседовать с тобой, едва ты выберешься за стены этой обители.
— Ну, дерьмо! Ну, дерьмо!
— И я уверен, что их терпение на исходе.
4
Следующим утром зной одел дальнюю рощицу голубой дымкой и выкрасил небо в жаркий, пыльно-серый цвет. Аш, расставшись с полукафтаньем и сняв рукава с камзола, пройдя между откосов, пестревших маргаритками и гусиным луком, нашла лагерь своего отряда в обещанной четверти мили от монастыря. Она появилась неожиданно, из-за густой поросли берез, где на густой траве паслись привязанные козы и прочий скот, и постучала в плетеный бортик одного из фургонов, отметив про себя, что представления Герена аб Моргана о расстановке пикетов грешат немалыми пробелами.
— С какой стати мне позволили подобраться к самым повозкам?
Она осмотрела лагерь, раскинувшийся за тележной стеной. Палатки расставлены широко, как положено на случай пожара; трава между ними уже вытоптана до земли; вокруг остывших кострищ валяются на земле лодыри в цветах Льва, лопают остывшую кашу.
— Ладно, и что изменилось? Что не так? Кто…
— Аш!
Она задрала голову к верхнему краю бортов. Нос и щеки пощипывало — успели обгореть на солнце.
— Бланш? Это ты?
— Мелькнули белые ляжки: рыжая экс-шлюха, подобрав юбки, перевалилась через край повозки и, повиснув у Аш на шее, отвесила такого шлепка по спине, что у той на глаза навернулись слезы.
— Эй, потише, девочка! Я не для того вернулась, чтоб меня задушили у ворот собственного лагеря!
—Во, дерьмо! — восхитилась Бланш. На щеках у нее блестели мокрые дорожки. — Мы-то думали, ты помираешь! Ну, думаем, вляпались с этим Гереном-еб-Морганом. Генри! Жан-Жакоб! Сюда!
Аш перебралась через оглобли фургона, спрыгнула на устланную соломой землю и едва успела выпрямиться, как руку ей чуть не выдернул из сустава верный каптенармус Генри Брандт, а рядом оказался Жан-Жакоб, пытавшийся искалеченной рукой затянуть шнурки гульфика, а здоровой норовивший хлопнуть ее по плечу. Рыжая девица Бальдина, дочь Бланш, решительно оправила юбки и вылезла из груды соломы, на которой принимала гостя — одного из латников.
— Капитан! — хрипло окликнула она. — Вы насовсем вернулись?
Аш взъерошила огненную шевелюру шлюшонки.
— Вот еще! Я выхожу замуж за герцога Карла, и мы с ним намерены жрать целыми днями, пока не лопнем, а в перерывах между блюдами трахаться на пуховой перине!
Бальдина радостно согласилась:
— Годится! Вот сделаем вас вдовой, и сразу снова под венец. Хотя, может, этот маленький поганец, с которым вас угораздило связаться, уже где-нибудь издох без нашей помощи.
Аш не сумела ответить, она попалась в железные объятия Эвена Хью и захлебывалась в потоке восторгов и жалоб валлийца. Вокруг уже собралась и росла на глазах толпа мальчишек, музыкантов, прачек, шлюх, конюхов, поваров и стрелков. Аш не пришлось самой продвигаться к центру лагеря — ее неумолимо несло туда людским потоком.
Обогнав других латников, ее облапил Томас Рочестер. Лицо старого рыцаря было залито слезами.
— Как сентиментальны эти «росбифы»! — Аш похлопала его по плечу. Тут навалились Джосс с Майклом, а следом и половина английского копья.
Через пятнадцать минут Аш, с гудящей головой и полу ослепшая от вернувшейся боли, выдернула слипшиеся пальцы из тисков Джоселина ван Мандера. В его голубых глазах тоже стояли слезы.
— Слава Богу, — вырвалось у него. Джоселин оглядел напиравшую толпу латников, стрелков и алебардщиков, локтями прокладывавших себе дорогу поближе к Аш рыцарей… — Слава Богу, леди, вы живы!
—Чуть жива! — выдохнула Аш себе под нос. Ей удалось, наконец, высвободить руки, и она по-приятельски закинула локоть на плечо Эвена Хью, незаметно опираясь на крепкого маленького валлийца. Другой рукой немедленно завладела Бальдина, не желавшая ни на секунду расстаться с любимым командиром и утиравшая личико подолом юбки.
Вмешался, заговорщицки понизив голос и дыша ей в лицо перегаром, Джоселин ван Мандер:
— Я тут переговорил насчет отряда с виконт-мэром; а то наших рыцарей в город не пропускают…
—Ах, ты переговорил насчет отряда, вот как? — Аш любезно улыбнулась фламандскому рыцарю. — Я разберусь. — И обвела веселым взглядом множество обращенных к ней лиц.
— Это капитан!
— Вернулась!
— Так… Где наш Герен-еб-Морган? — самым доброжелательным голосом поинтересовалась Аш.
Сквозь взорвавшуюся хохотом толпу к командирской палатке уже проталкивался рослый мужчина, торопливо запихивавший подол рубахи в штаны, от пояса которых свисали оборванные сзади шнурки. Завидев среди толпы восторженных почитателей Аш, он моргнул покрасневшими голубыми глазками, широко раскинул руки, расчищая себе место, и плюхнулся на оба колена.
— Все это ваше, капитан!
В его голосе прозвучало искреннее облегчение. Аш усмехнулась:
— Уверен, что не хочешь оставить мое место за собой?
Она была заранее уверена в ответе. У Герена не оставалось выбора. Аш предпочла явиться в лагерь таким образом, что первыми ее встретили люди, и не помышлявшие тянуться к высоким чинам. Их искренняя радость захватила остальных, так что рыцарям — сторонникам ван Мандера — ничего не оставалось, как позабыть о расцветших в ее отсутствие надеждах на продвижение и присоединиться к общему ликованию.
Герен перешел на цветистый валлийский:
— Провались оно совсем, ваше место, капитан! Забирайте его себе и добро пожаловать!
— Светоносная! — выкрикнул кто-то у нее за спиной, а другой голос, кажется, Жан-Жакоба Кловета, проревел:
— Львица!
— Слушайте! — Аш высвободила обе руки и вскинула их, требуя молчания. «Со всеми упущениями и недоделками можно часок подождать», — решила она. — Слушайте! Я здесь, я вернулась, а сейчас я собираюсь в храм. Все, кто хочет вознести благодарность за избавление от тьмы — за мной!
Целую минуту она не слышала собственного голоса. Наконец бросила и пытаться перекричать толпу, просто ткнула Эвена Хью в спину и указала пальцем. Они двинулись к главным воротам, во главе добрых четырех сотен человек, и Аш отвечала на вопросы, и расспрашивала, и принимала поздравления с выздоровлением — и все на одном дыхании под мерцающим раскаленным небом.
Храм Митры, естественно, располагался в стороне [Могу только процитировать объяснение, приведенное в издании 1939 года Вогана Дэвиса, с которым совершенно согласен:
«Особенности религии, исповедуемой в пятнадцатом веке соратниками Аш, не имеют аналогий в современном христианстве. Более здоровый век, в сущности, менее насущно нуждавшийся в божественном покровительстве, чем наше время, мог позволить себе такие религиозные сатиры, которые нам могут показаться богохульством. Образчики такой раблезианской сатиры ( появляющиеся только в манускрипте Анжелотти) не в большей мере следует воспринимать как факты, чем описания случаев похищения детей и отравления колодцев представителями еврейской расы. Все это — сатира, направленная пpотив папства, бывшего в 1470-х годах далеко не безупречным, выказывающая чувства, которые веком позже вылились в движение Реформации.] от монастыря. Аш, во главе огромной толпы, направилась к ближайшей роще.
Густая еще листва дробила солнечные лучи. Аш глубоко вздохнула, только теперь почувствовав, как кружила голову слепящая жара, и посмотрела вперед, туда, где в золотистой тени у входа в тяжелое каменное здание уже ждали ее офицеры: Флора, Анжелотти, Годфри и Роберт. Она чуть кивнула, и почувствовала, как отпустило их напряжение.
Аш подошла. Флора пристроилась рядом, с другой стороны Годфри. Анжелотти поклонился и вместе с Робертом Ансельмом посторонился, давая ей пройти. Аш задумчиво посмотрела через плечо на этих двоих.
У входа уже стояли жрецы. Аш сцепила руки с Годфри и Флорианом. Понимая, что внизу места на всех не хватит, латники и стрелки преклонили колени на ковре из листьев: чумазые лица в пятнах солнечного света, просочившегося сквозь зелень. Они сняли шлемы и шляпы, но говорили в полный голос и пересмеивались без опаски. К ним вышел младший из жрецов Митры, служба здесь должна была пройти так же, как и внизу.
Не размыкая рук они спустились по ступеням, сменив аромат сухого леса на сырой запах подземелья.
— Ну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110