Глядя ему в лицо, она подумала, что он все тот же молодой человек — молодой дворянин, увлеченный соколиной охотой и собаками, благородный и прекрасный, окруженный широким кругом родни и друзей, никогда не задумывавшийся, где раздобыть такого-то вина или такого-то коня, ему никогда не приходилось решать, на что потратиться — подковать коня или купить себе обувь. Немного потертый жизнью, но все тот же золотой мальчик.
Она все еще сжимала пальцами его руку. От ощущения его теплой руки у нее дрожали пальцы. Она их разжала и убрала, руке стало холодно. Она рассеянно поднесла пальцы к лицу, вдыхая оставшийся на них его запах.
— О-о, да брось ты, — Аш плотно сжала губы. Все ее тело содрогнулось, и она искренне не могла бы сказать, отчего — было ли это физическое влечение или просто приступ тошноты. — Фернандо, я тебе не верю. Ты меня соблазнить, что ли, хочешь?
— Да.
— Зачем?
— Да так проще.
Аш открыла рот, но не нашлась, что сказать, и стояла, считая до десяти, глядя растерянно ему в лицо. Почувствовала, что ее оскорбили.
— Ты — что ты хочешь этим сказать — «потому что легче»? Легче, чем что?
— Чем отказывать Фарис и ее офицерам, — на его лице мелькнула усмешка и тут же исчезла. — Допустим, они считают, что качественная ебля поможет им снова заполучить тебя в лапы, но чего ради я буду тебе в ней отказывать?
— Качественная! — завопила Аш.
На расстоянии от них Агнец Божий удержал за руку Санчо Лебрию, оба они нахмурились; эта ссора и крик явно ими услышаны, явно оба ждали совсем другого результата. Аш краешком глаза увидела, как Годфри с бледным и опустошенным лицом, не спуская с нее глаз, сделал несколько шагов вперед.
— Соблазнить меня? — повторила она. — Фернандо… это смешно!
— Ну и ладно. Да, смешно. Ну и что мне, по-твоему, делать, когда тут полдюжины маньяков с мечами наготове следят за каждым словом, которое я тебе скажу? — Он был выше ее на полголовы, стоял перед ней в иноземном доспехе и смотрел на нее сверху вниз. — В данный момент из-за тебя я стал сводником Фарис. Ты могла бы хоть не смеяться надо мной.
— Что… — Аш задохнулась и потеряла дар речи. — Сводник Фарис?
— Не хочу я быть здесь! — заорал Фернандо. — Я одного хочу — вернуться в Гизбург, жить там, жить в своем замке и не высовывать носа оттуда, пока не закончится эта скотская бойня. Но они ведь женили меня на тебе, так ведь? А ты оказалась какой-то там родней этой Фарис. Вот они и думают — кто знает все о командире наемников Аш? Муж, естественно. Кто, они думают, может повлиять на тебя? Муж, естественно. — Он шумно втянул в себя воздух. — Да срал я на эту политику! Зачем мне такая родня — эта Фарис?.. Не хочу я быть при дворе визиготов. Не хочу я быть здесь! Но они, видишь ли, считают, что я — источник бесценных сведений о тебе, вот я и тут! А я одного только хочу — на хрен отправиться назад, в Баварию!
Он замолчал. В уголках рта белели крошечные белые капли слюны. Аш сообразила — ведь он говорил по-немецки, вот Лебрия и Ягненок и ошарашены, услышав быструю, неразборчивую, чужую для них речь.
— Боже мой, — сказала она, — да, ты меня потряс.
— Я тут только из-за тебя!
Он говорил так яростно и презрительно, что Эвен Хью и Томас Рочестер схватились за эфесы мечей и краешком глаза следили, не подаст ли Аш им знак доставать оружие. Она заметила, как побелели кулаки Годфри, почти скрытые под рясой.
— Я думала, что ты хочешь быть там, с Фарис, — мягко произнесла она. — Получить место при дворе визиготов. Я подумала, что ты поэтому меня стукнул по голове в Базеле.
— Не надо мне места при дворе, — быстро и сбивчиво говорил он, не слушая ее. Аш ехидно произнесла:
— Ну да, вот поэтому ты сейчас в Гизбурге, а не стоишь передо мной! И ты здесь с Лебрией вовсе не ради политической выгоды, или ради награды, или продвижения по службе!
Фернандо гневно смотрел на нее, задыхаясь:
— Я скажу тебе, тварь, почему я тут. Фарис с удовольствием насадила бы мою голову на кол как пример для других мелких немецких дворян. Она не сделала этого, потому что я с первого взгляда на нее сболтнул, что у нее есть двойник.
— Так это ты ей сказал?
— Я считаю, что незаконнорожденная жена — визиготка — немногим лучше, чем французская поблядуха — солдат в том же почтенном качестве.
— Значит, это ты ей сказал?
— Ты меня все считаешь эдаким, видите ли, рыцарем из исторических хроник. Я другой. Мне копьями грозили, и я знаю, что это такое. Я простой мужик с законным правом на несколько акров земли и один из немногих, кто имеет право носить орла на одежде, вот и все. Ничего особенного. Ничего ценного. Ничем не отличаюсь от тех, кого они зарезали в Генуе, или в Марселе, или еще где-либо.
Она смотрела на него и видела в его лице смутное отражение той давней травмы.
— Роберт говорил, что ты был жутко глупым молодым рыцарем и твоим кредо было: покрыть себя славой или умереть. Он был неправ, да? Ты на одну секунду увидел, что такое слава, и решил, что лучше спасать свою шкуру!
— Боже милостивый! Да ты никак стыдишься меня! — удивился Фернандо дель Гиз. Он проговорил это с нескрываемой насмешкой над собой. — Ты не сказала бы этого своему другу Ягненку. Или говорила? Ты говорила ему, почему не отбилась от визиготов в Генуе, вас там было двести человек, а их всего тридцать тысяч?
Бессознательно она отметила цифру: тридцать тысяч. Она покраснела и ответила:
— Ягненок заключил договор. Вот что он делает. И я так делаю. А ты просто обоссался и отдался на их милость…
Он положил руку ей на плечо, поверх доспеха. Она сжала кулак, чтобы скинуть его руку, и ее затрясло — она сдерживалась, чтобы не сделать это.
— Это ты отослала меня. Прямо к ним.
— Хочешь обвинить меня в своем поступке? Ну ты даешь! Мне надо было вернуть свой отряд. Я не хотела, чтобы ты приказывал моим копьеносцам, как вести сражение, которое они не могли выиграть. — Аш фыркнула. — Правда, смешно, конечно. Надо было позволить тебе отдать им приказ. Вот было бы «бегство на хрен!».
Он вспыхнул, бледное веснушчатое лицо стало пунцовым от шеи до самых бровей.
— И ты бы точно ушел! — завопила Аш. — Наверх, в предгорье, и самому затеряться в горах. Они и до берега не дошли бы, они не побежали бы преследовать двенадцать всадников!
Гнев понятен без слов. Когда Фернандо отпрянул от Аш, между ними возникло плечо в зеленой одежде. Аш схватила за это плечо и отшвырнула Годфри Максимилана. Священник был крупнее вдвое, но она воспользовалась точкой опоры и инерцией и отпихнула его за свою спину.
— СТОЙ! — заорала она.
По обе стороны от нее тут же возникли Томас и Эвен Хью, держась руками за эфесы. Когда люди Лебрии стали двигаться в ее сторону, Аш раскинула руки ладонями кверху:
— Ладно! Хватит! Назад.
Один из бургундцев — кажется, капитан? — прогремел:
— У нас перемирие! Именем Господа, никакого оружия!
Визиготы неуверенно остановились. Рыцарь-бургундец у дверей занял боевую стойку. Аш высоко подняла большой палец, боковым зрением увидела, что Томас, Эвен и (с неохотой) Годфри пятятся от нее. Она опять устремила взгляд на Фернандо.
Фернандо дель Гиз, не владея голосом, проговорил:
— Аш… если ты предусмотрительна — это осторожность; если ты переходишь на сторону более сильную — это уже бизнес. Ты что, не знаешь, что такое страх? — Помолчав, добавил: — Я думал, ты меня понимаешь: я сделал то, что сделал, из страха, что меня убьют.
Он сказал это очень просто, спокойно, с нажимом. Аш открыла рот, хотела ему что-то ответить, и снова закрыла. Так и стояла, глядя на него. Он держал свой перевернутый шлем обеими руками, костяшки рук побелели от напряжения.
— Я увидел лицо этой Фарис, — сказал он. — И вот я жив. Только потому, что сказал какой-то карфагенской суке, что в армии франков есть ублюдочная кузина. Я так испугался, что не мог не сказать.
— Убежать мог, — настаивала Аш. — Дьявольщина, попытаться-то хоть мог!
— Нет, не мог.
Он так побелел, что она вдруг подумала: «Да он и сейчас боится. Он не в сражении, а боится, как бывает в бою». И сказала привычно ласково, как всегда говорила кому-нибудь из своих:
— Да не волнуйся ты так. Он впился в нее глазами:
— Я — вовсе не волнуюсь.
— Что?
— Меня это не волнует.
— Но…
— Если бы меня это волновало, — объяснил ей Фернандо, — мне пришлось бы поверить, что такие, как ты, правы. Я в ту секунду вдруг все понял. Ты сумасшедшая. Вы все сумасшедшие. Вы убиваете других, и вас убивают, и вы не видите в этом ничего плохого.
— Ты сделал что-нибудь, когда они убивали Отто и Маттиаса и остальных твоих ребят? Ты хоть сказал что-нибудь?
— Нет.
Она молча смотрела ему в глаза.
— Нет, — повторил Фернандо. — Я ни слова не сказал.
Другому она бы объяснила, что война есть война, да, дерьмо, но войны бывают, и что бы ты ни говорил, это ничего не изменит.
— Так в чем дело? — уколола она его. — Скорее, твой стиль — пописать на двенадцатилетнюю девочку?
— Я, может, этого бы не сделал, если бы понимал, как ты опасна. — Выражение его лица изменилось. — Плохая ты баба. Ты убийца, психопатка.
— Не мели ерунды. Я солдат.
— А солдаты именно таковы и есть, — пародируя, продолжил он в ее стиле.
— Возможно. — Она говорила жестко. — Это война.
— Ну, лично я не желаю больше участвовать в войнах. — Фернандо дель Гиз улыбнулся ей светло и печально. — Хочешь правду? Я не желаю в этом участвовать. Если бы у меня был выбор, я бы вернулся в Гизбург, поднял бы подъемный мост и не выходил бы до самого конца войны. Пусть войнами занимаются такие кровожадные суки, как ты.
«И я делила постель с этим типом, — думала Аш, поражаясь, какая между ними дистанция. — А если он меня попросит? сейчас?..»
— Это мне намек — уходить? — Аш взялась руками за пояс. Голубая кожа пояса была украшена медными заклепками в форме львиных голов; у нее мелькнула мысль, что женщины такое не носят. — А что касается соблазнения, это, конечно, чушь.
— Да, согласен. — Фернандо через плечо взглянул на Санчо Лебрию, и по нему было видно, как он огорчен, что эти люди подслушали, как он не сумел уговорить заблудшую жену. — Мои жизненные достижения не блестящи в последнее время.
Усталым выглядит, подумала Аш. Моментальное сочувствие к нему смыло весь старательно накопленный гнев.
Нет. Нет. Я права в своей ненависти к нему. Я должна его ненавидеть.
— У тебя прекрасные жизненные достижения. Последнее, что ты для меня сделал, — это предательство. Почему не пришел ко мне в Базеле? — требовательно спросила она. — Когда они меня заперли, почему не пришел?
— А зачем мне было приходить? — Взгляд Фернандо был совершенно пустой.
И Аш его ударила.
Движение это было бесконтрольным, она едва удержалась, чтобы не вытащить меч. Это, конечно, объяснялось нежеланием почувствовать клинок стражника в своем животе, но ее прежде всего остановила промелькнувшая перед глазами картинка: по лицу Фернандо дель Гиза растекаются ручейки крови из рассеченного черепа.
От одной только мысли об этом у нее начался приступ тошноты. Не из-за факта убийства, убивать — ее работа; но — будет причинен вред этому телу, которое она сама ласкала своими руками…
Она ударила его по лицу сжатым кулаком, без перчатки; выругалась; сразу занывшую кисть спрятала себе под мышку и уставилась на Фернандо дель Гиза, а он откачнулся назад на каблуках, в широко раскрытых глазах появилось ошеломленное выражение. Она видела, что это не ярость, его просто ошеломил сам факт, что женщина осмелилась ударить его.
Позади нее зашаркали ноги, зазвенели кольчуги, раздались удары древками секир о каменные плитки пола, люди были снова готовы ринуться вперед…
Фернандо дель Гиз неподвижно стоял перед ней.
Под его губой вздувалось маленькое красное пятно. Он тяжело дышал, лицо его покраснело.
Аш наблюдала за ним, сгибая и разгибая пульсирующие от боли пальцы.
И наконец, кто-то — не из ее людей, из визиготов — хрипло засмеялся.
Фернандо дель Гиз по-прежнему неподвижно стоял перед ней. Она смотрела ему в лицо. Как острой сталью, ее пронзило что-то похожее на жалость — если жалость может иссушать и сжигать, как ненависть; если становишься абсолютно неспособным вынести позор и боль другого человека.
Аш вздрогнула, приложила пальцы к волосам, нагретым лучами солнца, ощутила швы на коже, сшитые колючими жилами и все еще выступающие на поверхности головы, и почувствовала на своей коже его запах.
— Боже мой!.. — У нее задрожало все внутри. Слезы хлынули из-под век, она заморгала от негодования и, откинув голову назад, объявила: — Эвен! Томас! Годфри! Уезжаем!
Каблуки Аш застучали по каменным плитам. Офицеры с обеих сторон от нее приноравливали свои шаги к ее бегу; она мчалась мимо мелькнувшего лица Санчо Лебрии, его людей, не обратила внимания на Ягненка; промчалась через окованные железом дубовые двери, не оглядываясь, не посмотрев, какое могло быть выражение лица Фернандо дель Гиза.
Мчась без определенного направления, Аш мимо своих людей вылетела из герцогского дворца в город;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110