Она смотрела в его освещенное факелами лицо. — А здесь я его потеряла; неважно, как. Другого у меня не будет.
Она ждала вспышки гнева и напряглась в ожидании удара, но он был совершенно ошарашен.
— Мой сын?
— Или дочь. Определять было еще рано, — Аш почувствовала, как губы искривились болезненной улыбкой. — Ты даже не спросил, твой ли это был… малыш.
Фернандо перевел взгляд вдаль, на темные пирамиды, смотрел невидящим взглядом:
— Мой сын или дочь. — Он снова перевел взгляд на Аш. — Тебя били? Поэтому ты и выкинула?
— Да, били!
Он опустил голову. Не глядя на нее, сказал:
— Мне даже в голову не приходило… Это случилось, когда мы направлялись в…
— В Геную, — договорила Аш. — Смешно, правда? Когда мы были на реке.
Он сразу закрыл лицо руками. Потом выпрямился в седле. Расправил плечи. В свете факелов было видно, что у него мокрые глаза. Аш, нахмурясь, смотрела, как он сбросил свою латную рукавицу и тянет руку к ней. Лицо его исказилось болезненной усмешкой и неприкрытым искренним сочувствием, от которого у нее сердце разрывалось.
— Я иногда думаю, как я стал таким? — Фернандо прижал к губам костяшки другой руки; отняв их ото рта, добавил: — Мне нечего особенно оставить ему. Крепость в Баварии и запятнанную репутацию.
Для нее эта его боль была как удар в поддых. Она задвинула подальше это ощущение: «Мне не надо этого чувствовать» .
— Ты должна была сказать мне — там, в Дижоне! Я бы… — воскликнул он.
— Перешел на другую сторону? — продолжила она вместо него, стараясь говорить язвительно. Но все же потянулась и взяла его за руку, показавшуюся особенно теплой в холодную ночь. — Когда я об этом узнала, ты уже слинял.
Он крепко сжал ее руку.
— Прости, — сказал он тихо, — какой из меня муж…
Она проглотила резкий ответ, пришедший ей на ум. Конечно, он пустой человек, но когда он наклонился и потянулся к ней, на его лице было искреннее сожаление.
— Ты заслуживаешь лучшего, — добавил он.
Она выпустила его руку и опустилась в холодное кожаное седло. Над головой редкие облака начали собираться и закрывать звезды.
— Я бесплодна, — решительно сказала она. — Так что это конец всему. Не говори мне, что тебе не надо аннуляции брака. Бесплодную жену всегда имеешь право отставить.
— Я вообще не уверен, что мы состоим в браке. Законники Леофрика как раз оспаривают этот факт. — Он повернул коня и поехал назад через открытую площадку.
— Ты — рабыня. Ты моя собственность — поскольку я женился на тебе. Либо же — другой вариант — ты вообще не имела права соглашаться ни на какие сделки, и брак в таком случае считается недействительным. Выбирай. Мне все равно. Действительны церковные узы, связавшие нас, или нет, но эти люди до сих пор полагают, что именно я что-то знаю о тебе. Что-то такое, особенное. Из-за этого они и приволокли сюда именно меня!
Ее охватил смертный холод, и она сказала:
— Фернандо, они собираются меня убить. Один из этих господ. Пожалуйста, прошу тебя, дай мне уйти.
— Нет, — повторил он. Холодный ветер взъерошил его волосы. Он смотрел на оруженосцев и Витизу, поглощенных охотничьей суетой, и Аш поняла, что он в своем воображении видит белокурого мальчика такого же возраста.
Домашняя сова разрезала темный воздух, как масло, пересекла откос пирамиды и растворилась во тьме.
— Как ты можешь это допускать? Прости, что я тебя ударила, — торопливо проговорила Аш. — Я знаю, ты боишься. Но прошу…
Фернандо покраснел и рявкнул грубым голосом:
— Мне бы свою голову сохранить, пока эти язычники выбирают себе помазанника — другого чертова калифа! Ты не представляешь себе, каково мне приходится!
По рассказам рабов Аш знала, что наверху, во дворце, украшенные лепниной каменные коридоры оглашаются воплями неудачливых претендентов на трон.
— Вполне представляю, — Аш заткнула поводья своей бурой кобылы под обернутое плащом колено и стала дуть на побелевшие пальцы. У нее спирало в груди — от смеха, а, может, и от слез. — Помню, Анжелотти мне как-то сказал: «У визиготов выборная монархия — мы такое назвали бы преемственность по убийству!».
— Ради Божьей Матери, кто такой Анжелотти?
— Мой пушечный мастер. Он тут обучался. Некоторое время он служил у тебя. Ты, — съязвила Аш, — не запомнил его, конечно.
Звезды над головой переместились. Было около полуночи. Луны не видно. Значит, она в темной фазе. Три недели прошло после битвы под Оксоном. Леденящий ветер начал стихать, но лицо Аш застыло: она подняла голову, услышав звяканье уздечки на долю секунды раньше, чем немецкие солдаты; они опустили копья и забрала в боевой готовности.
Фернандо что-то выкрикнул. Аш увидела, что копья снова поднялись, значит, приказ «вольно», значит, прибывающих явно ждали. Ну, теперь…
Ее желудок наполнился свинцом. Одной рукой держась за седло, она другой выхватила меч из ножен мужа. Он рывком бросил вниз руку в кожаной рукавице, разбив ей пальцы. Схватил ее за оба запястья:
— Тебе не грозит смерть!
— Это ты так говоришь!
В проходы между вздымающимися склонами пирамид входила конница, от их факелов тени прыгали по вымощенной древним камнем дороге. До Аш долетел запах конского пота.
Бока бурой кобылы Аш покрылись белой пеной, она попятилась и прижалась крестцом к жеребцу Фернандо. Пришельцев было человек десять-двенадцать, все в кольчугах, и она открыла рот, чтобы обратиться к машине: «Кавалерия, двенадцать всадников, мечи, копья» — и была у же готова — хотя тут, в таком крайнем положении, это не имело никакого значения, — готова нарушить молчание, но подумала: «А я не вооружена, без доспехов, да в цепях; и что он скажет мне? Умри!».
Витиза бросил свою охотничью сову оруженосцу и двинулся вперед. Тишину разрезал высокий звук рожка.
Но его издал не прибывший отряд — он доносился откуда-то издали.
При звуках рожка Аш поднялась в стременах, как будто кобыла была боевым конем, и вглядывалась вперед, в мерцающий свет.
— Скажи-ка, сколько людей ты ждешь? — спросила она.
— Дерьмо! — прорычал Фернандо дель Гиз, готовый достать меч.
Теперь между двумя пирамидами собралось вместе столько факелов, что Аш все было отчетливо видно. На стенах, покрытых крошащейся штукатуркой, белым, золотым и синим цветом были изображены обесцвеченные иероглифы и двухмерные изображения женщин с коровьими головами и мужчин с головами шакалов.
Прискакавший по разбитой булыжной дороге господин амир Гелимер на светлом гнедом жеребце с белыми бабками придержал поводья и оглянулся, посмотрел вдаль, за свой вооруженный эскорт.
Аш проследила за его взглядом.
Из темноты вылетели еще тридцать-сорок всадников. Это были рыцари в кольчугах и с копьями. Аш увидела вымпел с изображением зазубренного колеса и прямо перед собой — лица, скрытые шлемами, но она их узнала: ариф Альдерик, назир Тиудиберт, молодой солдат — Барбас? Гейзерих? — и еще два назира со своими отрядами, все верхом.
Сорок человек Альдерика.
— Доброй ночи всем присутствующим, — глухо произнес ариф Альдерик, кланяясь Гелимеру из седла. — Мой амир, опасно кататься верхом в такое позднее время. Прошу вас и умоляю принять гостеприимство моего амира Леофрика и наш эскорт и вернуться в город.
Аш задумчиво прикрыла рот одной рукой и нарочно не встречалась взглядом с Альдериком. Солдат хоть и высказал просьбу, но едва ли с большим почтением.
Она заметила, как господин амир Гелимер свирепо посмотрел на Альдерика, потом оглянулся вокруг, увидел Витизу, и лицо Гелимера с маленькими глазками стало замкнутым, как сундук с приданым.
— Как будто я должен, — нелюбезно сказал он.
— Не годится оставлять вас одного тут, господин. — Альдерик проехал мимо него и возле кобылы Аш поднял на дыбы свою поджарую чубарую серую кобылу. — Боюсь, что это касается и вас, монсеньор Фернандо.
Фернандо дель Гиз начал кричать, беспокойно кося глазом на визиготского дворянина Гелимера.
Аш прикусила губу, чтобы не захохотать истерически. От холодного ветра у нее застыл пот под мышками и на спине.
Она увидела, что за Альдериком приближается верховая лошадь. Всадник, ноги которого с обеих сторон чуть не волочились по земле, откинул капюшон.
— Годфри, — узнала Аш.
— Командир!
— Ну что, Леофрику надо знать, кто оказывает нажим на моего мужа?
Она отъехала на шаг в сторону от Фердинандо дель Гиза, который . яростно вопил на арифа Алдьдерика.
— Я как раз разговаривал с арифом, когда пришел приказ.
— Подозреваю, что ты не догадался принести пару кусачек? Я могла бы дать деру прямо сейчас.
— Люди арифа обыскали меня. Как раз искали кусачки и оружие.
— Проклятье… Я надеялась, что завяжется бой. Тогда и умчалась бы. Прочь отсюда… — Она потерла ладонями лицо, ладони стали горячими и мокрыми от пота. Она завернулась в плащ, чтобы Годфри не видел, как у нее трясутся руки. С юга шли тучи, они начали затягивать все небо.
На нее навалилось вдруг непреодолимое физическое желание, как будто этого захотело ее тело, — желание видеть синее небо, золотой горящий глаз солнца, сухую траву, и пчел, и ячменные поля в красных маках; слышать песню лугового жаворонка и мычание коров; блеск рыбьей чешуи в реках; ощутить солнечное тепло на обнаженном теле и увидеть дневной свет своими глазами; желание было таким болезненно-сильным, что она застонала вслух, сбросила капюшон, и слезы ручьем заструились из ее глаз на пронизывающем холодном южном ветру, а она все высматривала над острыми краями пирамид хоть малейший просвет во мгле.
— Аш? — Годфри тронул ее за руку.
— Помолись о чуде, — криво улыбнулась Аш. — Хоть о маленьком чуде. Молись, чтобы сломался каменный голем. Помолись, чтобы заржавели эти цепи. Что для Господа такая мелочь?
Годфри неохотно улыбнулся и отвел от нее глаза.
— Язычница. Но я помолюсь — о милости, о свободе, о тебе.
Аш рукой крепко прижала к себе ладонь Годфри Максимиллиана. И быстро отпустила. Она все еще дрожала от пережитого ощущения.
— Я не язычница. Я и сейчас молюсь. Святому Иуде. note 128 — Ей не удалось сказать это с юмором, она в этот момент брала в руки поводья. — Годфри… Я не хочу возвращаться и умирать в темноте.
Он окинул быстрым взглядом окружающих всадников. Аш увидела, что люди Тиудиберта совсем рядом, но из какого-то странного чувства солдатского братства они сделали вид, что не слышали их слов.
— Господь тебя примет, или нет справедливости на небесах, — стал возражать Годфри. — Аш…
Аш почувствовала холодное прикосновение к щеке — там, где шрам. Она подняла голову. Снаружи, за пределами пространства, освещенного факелами, была сплошная тьма; звезды закрыты облаками. Вихрь белых точек мело по древним булыжникам, между ног кавалерийских коней, быстро окруживших ее и людей Гелимера, как эскорт.
— Снег? — изумилась она.
В желтом свете факелов влажные снежинки казались белыми. Сыплющийся с неба густой снег, внезапно принесенный южным ветром, быстро, как вуалью, окутывал откосы ближайшей пирамиды, обрисовывая белым контуром края кирпичей, выявляя незаметные раньше неровности граней.
— Сомкнуть ряды! — хрипло крикнул ариф Альдерик.
— Ну, святой отец, больше не вякать! — назир Тиудиберт втолкнул свою серую кобылу между Годфри и Аш.
Кобыла Аш опустила голову, подставляя ветру пушистый бок в зимней попоне. Белая ледяная корка покрыла кожаные поводья, забилась в складки плаща Аш.
— Давай, пошевели ее! — буркнул Тиудиберт.
— Снег. В самом центре этой хреновой пустыни, а? — Она забрала поводья в одну руку, ткнула голым холодным пальцем в лицо назира. — Знаешь ведь, что это, а? Ты не знаешь? Это Проклятие Рабби осуществилось, наконец.
Судя по тому, как исказилось ширококостное краснощекое лицо Тиудиберта, Аш удалось затронуть в нем страх перед сверхъестественным. В ней на миг вспыхнула надежда. Назир откашлялся и сплюнул на землю между их лошадьми.
— Иди на хрен, — сказал он.
Аш натянула капюшон на лицо. Подкладка из меха куницы щекотала замерзшие щеки. А что ты рассчитывала от него услышать?
Отряд всадников скакал назад, к Карфагену; сквозь падающий снег блестели доспехи и факелы. Она коленями толкала бурую кобылу, та шла усталым шагом. Он сказал то, что сказала бы я. Только я точно знаю, что проклятие существует.
И тут же Тиудиберт как будто прочитал ее мысли и шепотом буркнул:
— Все эти проклятия — хренову арифу! Меня это не касается!
— Ладно, скажу тебе кое-что, — Аш позволила себе распустить язык; стальные цепи тянули ее за шею и щиколотки; она отчаянно высматривала, не откроется ли просвет между всадниками, надеясь, что откуда-нибудь придет помощь. — Все расскажу. Твой амир Леофрик размножает рабов, как породистых крыс; и я подозреваю, что и сержантов так же выводит. Арифов. Потому что — сам посмотри: они все, хрен их задери, один к одному, на одно рыло.
Тиудиберт холодно взглянул на нее. Двое солдат рассмеялись и тут же подавили смех; оба — из тех, кто был в ее камере, кто угрожал ей насилием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Она ждала вспышки гнева и напряглась в ожидании удара, но он был совершенно ошарашен.
— Мой сын?
— Или дочь. Определять было еще рано, — Аш почувствовала, как губы искривились болезненной улыбкой. — Ты даже не спросил, твой ли это был… малыш.
Фернандо перевел взгляд вдаль, на темные пирамиды, смотрел невидящим взглядом:
— Мой сын или дочь. — Он снова перевел взгляд на Аш. — Тебя били? Поэтому ты и выкинула?
— Да, били!
Он опустил голову. Не глядя на нее, сказал:
— Мне даже в голову не приходило… Это случилось, когда мы направлялись в…
— В Геную, — договорила Аш. — Смешно, правда? Когда мы были на реке.
Он сразу закрыл лицо руками. Потом выпрямился в седле. Расправил плечи. В свете факелов было видно, что у него мокрые глаза. Аш, нахмурясь, смотрела, как он сбросил свою латную рукавицу и тянет руку к ней. Лицо его исказилось болезненной усмешкой и неприкрытым искренним сочувствием, от которого у нее сердце разрывалось.
— Я иногда думаю, как я стал таким? — Фернандо прижал к губам костяшки другой руки; отняв их ото рта, добавил: — Мне нечего особенно оставить ему. Крепость в Баварии и запятнанную репутацию.
Для нее эта его боль была как удар в поддых. Она задвинула подальше это ощущение: «Мне не надо этого чувствовать» .
— Ты должна была сказать мне — там, в Дижоне! Я бы… — воскликнул он.
— Перешел на другую сторону? — продолжила она вместо него, стараясь говорить язвительно. Но все же потянулась и взяла его за руку, показавшуюся особенно теплой в холодную ночь. — Когда я об этом узнала, ты уже слинял.
Он крепко сжал ее руку.
— Прости, — сказал он тихо, — какой из меня муж…
Она проглотила резкий ответ, пришедший ей на ум. Конечно, он пустой человек, но когда он наклонился и потянулся к ней, на его лице было искреннее сожаление.
— Ты заслуживаешь лучшего, — добавил он.
Она выпустила его руку и опустилась в холодное кожаное седло. Над головой редкие облака начали собираться и закрывать звезды.
— Я бесплодна, — решительно сказала она. — Так что это конец всему. Не говори мне, что тебе не надо аннуляции брака. Бесплодную жену всегда имеешь право отставить.
— Я вообще не уверен, что мы состоим в браке. Законники Леофрика как раз оспаривают этот факт. — Он повернул коня и поехал назад через открытую площадку.
— Ты — рабыня. Ты моя собственность — поскольку я женился на тебе. Либо же — другой вариант — ты вообще не имела права соглашаться ни на какие сделки, и брак в таком случае считается недействительным. Выбирай. Мне все равно. Действительны церковные узы, связавшие нас, или нет, но эти люди до сих пор полагают, что именно я что-то знаю о тебе. Что-то такое, особенное. Из-за этого они и приволокли сюда именно меня!
Ее охватил смертный холод, и она сказала:
— Фернандо, они собираются меня убить. Один из этих господ. Пожалуйста, прошу тебя, дай мне уйти.
— Нет, — повторил он. Холодный ветер взъерошил его волосы. Он смотрел на оруженосцев и Витизу, поглощенных охотничьей суетой, и Аш поняла, что он в своем воображении видит белокурого мальчика такого же возраста.
Домашняя сова разрезала темный воздух, как масло, пересекла откос пирамиды и растворилась во тьме.
— Как ты можешь это допускать? Прости, что я тебя ударила, — торопливо проговорила Аш. — Я знаю, ты боишься. Но прошу…
Фернандо покраснел и рявкнул грубым голосом:
— Мне бы свою голову сохранить, пока эти язычники выбирают себе помазанника — другого чертова калифа! Ты не представляешь себе, каково мне приходится!
По рассказам рабов Аш знала, что наверху, во дворце, украшенные лепниной каменные коридоры оглашаются воплями неудачливых претендентов на трон.
— Вполне представляю, — Аш заткнула поводья своей бурой кобылы под обернутое плащом колено и стала дуть на побелевшие пальцы. У нее спирало в груди — от смеха, а, может, и от слез. — Помню, Анжелотти мне как-то сказал: «У визиготов выборная монархия — мы такое назвали бы преемственность по убийству!».
— Ради Божьей Матери, кто такой Анжелотти?
— Мой пушечный мастер. Он тут обучался. Некоторое время он служил у тебя. Ты, — съязвила Аш, — не запомнил его, конечно.
Звезды над головой переместились. Было около полуночи. Луны не видно. Значит, она в темной фазе. Три недели прошло после битвы под Оксоном. Леденящий ветер начал стихать, но лицо Аш застыло: она подняла голову, услышав звяканье уздечки на долю секунды раньше, чем немецкие солдаты; они опустили копья и забрала в боевой готовности.
Фернандо что-то выкрикнул. Аш увидела, что копья снова поднялись, значит, приказ «вольно», значит, прибывающих явно ждали. Ну, теперь…
Ее желудок наполнился свинцом. Одной рукой держась за седло, она другой выхватила меч из ножен мужа. Он рывком бросил вниз руку в кожаной рукавице, разбив ей пальцы. Схватил ее за оба запястья:
— Тебе не грозит смерть!
— Это ты так говоришь!
В проходы между вздымающимися склонами пирамид входила конница, от их факелов тени прыгали по вымощенной древним камнем дороге. До Аш долетел запах конского пота.
Бока бурой кобылы Аш покрылись белой пеной, она попятилась и прижалась крестцом к жеребцу Фернандо. Пришельцев было человек десять-двенадцать, все в кольчугах, и она открыла рот, чтобы обратиться к машине: «Кавалерия, двенадцать всадников, мечи, копья» — и была у же готова — хотя тут, в таком крайнем положении, это не имело никакого значения, — готова нарушить молчание, но подумала: «А я не вооружена, без доспехов, да в цепях; и что он скажет мне? Умри!».
Витиза бросил свою охотничью сову оруженосцу и двинулся вперед. Тишину разрезал высокий звук рожка.
Но его издал не прибывший отряд — он доносился откуда-то издали.
При звуках рожка Аш поднялась в стременах, как будто кобыла была боевым конем, и вглядывалась вперед, в мерцающий свет.
— Скажи-ка, сколько людей ты ждешь? — спросила она.
— Дерьмо! — прорычал Фернандо дель Гиз, готовый достать меч.
Теперь между двумя пирамидами собралось вместе столько факелов, что Аш все было отчетливо видно. На стенах, покрытых крошащейся штукатуркой, белым, золотым и синим цветом были изображены обесцвеченные иероглифы и двухмерные изображения женщин с коровьими головами и мужчин с головами шакалов.
Прискакавший по разбитой булыжной дороге господин амир Гелимер на светлом гнедом жеребце с белыми бабками придержал поводья и оглянулся, посмотрел вдаль, за свой вооруженный эскорт.
Аш проследила за его взглядом.
Из темноты вылетели еще тридцать-сорок всадников. Это были рыцари в кольчугах и с копьями. Аш увидела вымпел с изображением зазубренного колеса и прямо перед собой — лица, скрытые шлемами, но она их узнала: ариф Альдерик, назир Тиудиберт, молодой солдат — Барбас? Гейзерих? — и еще два назира со своими отрядами, все верхом.
Сорок человек Альдерика.
— Доброй ночи всем присутствующим, — глухо произнес ариф Альдерик, кланяясь Гелимеру из седла. — Мой амир, опасно кататься верхом в такое позднее время. Прошу вас и умоляю принять гостеприимство моего амира Леофрика и наш эскорт и вернуться в город.
Аш задумчиво прикрыла рот одной рукой и нарочно не встречалась взглядом с Альдериком. Солдат хоть и высказал просьбу, но едва ли с большим почтением.
Она заметила, как господин амир Гелимер свирепо посмотрел на Альдерика, потом оглянулся вокруг, увидел Витизу, и лицо Гелимера с маленькими глазками стало замкнутым, как сундук с приданым.
— Как будто я должен, — нелюбезно сказал он.
— Не годится оставлять вас одного тут, господин. — Альдерик проехал мимо него и возле кобылы Аш поднял на дыбы свою поджарую чубарую серую кобылу. — Боюсь, что это касается и вас, монсеньор Фернандо.
Фернандо дель Гиз начал кричать, беспокойно кося глазом на визиготского дворянина Гелимера.
Аш прикусила губу, чтобы не захохотать истерически. От холодного ветра у нее застыл пот под мышками и на спине.
Она увидела, что за Альдериком приближается верховая лошадь. Всадник, ноги которого с обеих сторон чуть не волочились по земле, откинул капюшон.
— Годфри, — узнала Аш.
— Командир!
— Ну что, Леофрику надо знать, кто оказывает нажим на моего мужа?
Она отъехала на шаг в сторону от Фердинандо дель Гиза, который . яростно вопил на арифа Алдьдерика.
— Я как раз разговаривал с арифом, когда пришел приказ.
— Подозреваю, что ты не догадался принести пару кусачек? Я могла бы дать деру прямо сейчас.
— Люди арифа обыскали меня. Как раз искали кусачки и оружие.
— Проклятье… Я надеялась, что завяжется бой. Тогда и умчалась бы. Прочь отсюда… — Она потерла ладонями лицо, ладони стали горячими и мокрыми от пота. Она завернулась в плащ, чтобы Годфри не видел, как у нее трясутся руки. С юга шли тучи, они начали затягивать все небо.
На нее навалилось вдруг непреодолимое физическое желание, как будто этого захотело ее тело, — желание видеть синее небо, золотой горящий глаз солнца, сухую траву, и пчел, и ячменные поля в красных маках; слышать песню лугового жаворонка и мычание коров; блеск рыбьей чешуи в реках; ощутить солнечное тепло на обнаженном теле и увидеть дневной свет своими глазами; желание было таким болезненно-сильным, что она застонала вслух, сбросила капюшон, и слезы ручьем заструились из ее глаз на пронизывающем холодном южном ветру, а она все высматривала над острыми краями пирамид хоть малейший просвет во мгле.
— Аш? — Годфри тронул ее за руку.
— Помолись о чуде, — криво улыбнулась Аш. — Хоть о маленьком чуде. Молись, чтобы сломался каменный голем. Помолись, чтобы заржавели эти цепи. Что для Господа такая мелочь?
Годфри неохотно улыбнулся и отвел от нее глаза.
— Язычница. Но я помолюсь — о милости, о свободе, о тебе.
Аш рукой крепко прижала к себе ладонь Годфри Максимиллиана. И быстро отпустила. Она все еще дрожала от пережитого ощущения.
— Я не язычница. Я и сейчас молюсь. Святому Иуде. note 128 — Ей не удалось сказать это с юмором, она в этот момент брала в руки поводья. — Годфри… Я не хочу возвращаться и умирать в темноте.
Он окинул быстрым взглядом окружающих всадников. Аш увидела, что люди Тиудиберта совсем рядом, но из какого-то странного чувства солдатского братства они сделали вид, что не слышали их слов.
— Господь тебя примет, или нет справедливости на небесах, — стал возражать Годфри. — Аш…
Аш почувствовала холодное прикосновение к щеке — там, где шрам. Она подняла голову. Снаружи, за пределами пространства, освещенного факелами, была сплошная тьма; звезды закрыты облаками. Вихрь белых точек мело по древним булыжникам, между ног кавалерийских коней, быстро окруживших ее и людей Гелимера, как эскорт.
— Снег? — изумилась она.
В желтом свете факелов влажные снежинки казались белыми. Сыплющийся с неба густой снег, внезапно принесенный южным ветром, быстро, как вуалью, окутывал откосы ближайшей пирамиды, обрисовывая белым контуром края кирпичей, выявляя незаметные раньше неровности граней.
— Сомкнуть ряды! — хрипло крикнул ариф Альдерик.
— Ну, святой отец, больше не вякать! — назир Тиудиберт втолкнул свою серую кобылу между Годфри и Аш.
Кобыла Аш опустила голову, подставляя ветру пушистый бок в зимней попоне. Белая ледяная корка покрыла кожаные поводья, забилась в складки плаща Аш.
— Давай, пошевели ее! — буркнул Тиудиберт.
— Снег. В самом центре этой хреновой пустыни, а? — Она забрала поводья в одну руку, ткнула голым холодным пальцем в лицо назира. — Знаешь ведь, что это, а? Ты не знаешь? Это Проклятие Рабби осуществилось, наконец.
Судя по тому, как исказилось ширококостное краснощекое лицо Тиудиберта, Аш удалось затронуть в нем страх перед сверхъестественным. В ней на миг вспыхнула надежда. Назир откашлялся и сплюнул на землю между их лошадьми.
— Иди на хрен, — сказал он.
Аш натянула капюшон на лицо. Подкладка из меха куницы щекотала замерзшие щеки. А что ты рассчитывала от него услышать?
Отряд всадников скакал назад, к Карфагену; сквозь падающий снег блестели доспехи и факелы. Она коленями толкала бурую кобылу, та шла усталым шагом. Он сказал то, что сказала бы я. Только я точно знаю, что проклятие существует.
И тут же Тиудиберт как будто прочитал ее мысли и шепотом буркнул:
— Все эти проклятия — хренову арифу! Меня это не касается!
— Ладно, скажу тебе кое-что, — Аш позволила себе распустить язык; стальные цепи тянули ее за шею и щиколотки; она отчаянно высматривала, не откроется ли просвет между всадниками, надеясь, что откуда-нибудь придет помощь. — Все расскажу. Твой амир Леофрик размножает рабов, как породистых крыс; и я подозреваю, что и сержантов так же выводит. Арифов. Потому что — сам посмотри: они все, хрен их задери, один к одному, на одно рыло.
Тиудиберт холодно взглянул на нее. Двое солдат рассмеялись и тут же подавили смех; оба — из тех, кто был в ее камере, кто угрожал ей насилием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110