Командир наемников выплюнул сплющенную щепку и извлек изо рта постоянно гаснущую трубку.
— Когда зовут на зимние квартиры да еще с содержанием, только последний дурак не откликнется. Если принц не возьмет нас, что ж, перебьемся в Итарре до весны, а там примкнем к ребятам Пескиля. Говорят, для него ни один солдат не бывает лишним.
— Тогда удачи вам, — сказал Медлир и тихо рассмеялся. — Авенор лежит в развалинах. Это ведь одно из древних мест, которых боятся люди, считая их нечистыми. Может, принц и заплатит вам, если вы согласитесь заново отстроить этот город.
— Ты никак бывал там? — спросил командир, глядя на менестреля сквозь танцующее пламя лучины. Он в очередной раз пытался зажечь трубку.
— Нет.
Медлир заиграл быстрый танец, отбивая ногой такт. Глаза его странно блеснули, но это вряд ли кто-нибудь заметил.
— И не дай Эт мне когда-нибудь там оказаться.
Утро их отъезда было серым, туманным и дождливым. С залива дул влажный восточный ветер. На этом отрезке побережья зима не была столь суровой, как в горах. Впитав в себя тепло морских течений, ветры несли его на берег и иногда баловали жителей по-весеннему теплой погодой. На подъезде к Джелоту лед в колеях сменился глинистой жижей. По ней катились телеги и повозки. Колеса то хлюпали, разбрызгивая мутно-коричневую грязь, то отчаянно скрипели, когда повозка ненадолго вырывалась на каменистый или щебнистый участок дороги. Медлир шел впереди, чтобы придержать беднягу пони, когда тот начинал скользить или вязнуть. Так продолжалось уже несколько лиг подряд. Халирон сидел на козлах, дополнительно укутанный в несколько выцветших одеял. Вид у старого менестреля был больной и усталый.
— Я решительно не желаю останавливаться в Джелоте, — с непривычным упрямством твердил он. — Этот город — настоящее средоточие дурного вкуса. Не хватает только, чтобы ты понапрасну растрачивал свой талант на тамошних ослов.
— Ого, кто-то едет нам навстречу, — не отвечая на его сетования, произнес Медлир.
Он отвел пони и тележку на обочину, пропуская торговый караван. Повозки, груженные южными пряностями и шелками, с трудом пробирались сквозь дорожную грязь. Погонщики ругали погоду, ленивых волов и свою судьбу. Подойдя к учителю, Медлир сказал:
— Помнится, недавно ты говорил совсем обратное. Ты ругал мою нескладную игру и заявлял, что тебе стыдно выпускать меня на публику.
— Значит, у меня были основания так говорить, — шмыгая носом, из которого постоянно текло, отозвался Халирон. — Не воображай, что ты многого достиг. Тебе еще учиться и учиться.
Скрипели колеса повозок каравана, звенела и лязгала упряжь. Возницы делали все, чтобы волы не свернули в сторону, дабы познакомиться с парой лошадей. У пони появился товарищ — тощий гнедой мерин, на котором, подобно гигантскому сурку, сейчас восседал Дакар. Коня он выиграл у одного из наемников, обставив того в кости. Мерин был тягловым животным, более привычным нести на себе тюки, нежели седло и всадника. Пучеглазый, с кривыми ногами и длинным крысиным хвостом, он отнюдь не являлся образцом лошадиной стати. Неудивительно, что косматый пони не обрадовался сородичу. Мерин не столько шел, сколько ковылял. Нрав его был похож на флюгер в местности, где ветер постоянно меняет направление.
Дакар никогда толком не умел ездить верхом. Этому мешала не только его полнота, но и короткие ляжки. Ему стоило больших трудов забраться в седло, не говоря уже о том, чтобы там удержаться. Медлир не мог без смеха наблюдать, как мерин и его всадник, качаясь из стороны в сторону, объезжают караван. Дакар то и дело ронял поводья и лупил коня по бокам, а тот ошалело махал уродливым, облезшим хвостом.
Халирон тоже смеялся, пока его смех не перешел в кашель и ему не пришлось спрятать лицо в одеяла.
Наконец мимо них проехала последняя повозка. Мерина продолжало мотать из стороны в сторону, как будто он напрочь сбился с пути. Дакар то остервенело хлестал его концами поводьев по крупу, то резко дергал поводья, но все напрасно. После каждого удара узкая, костлявая голова мерина, насаженная на длинную, как у цапли, шею, оборачивалась назад и отупело разглядывала место, по которому хлестанули поводья.
Медлир даже прикрыл глаза.
— Что, потешаешься? — прорычал Дакар.
Он продолжал дубасить коня по впалым ребрам и пихать локтями, пока тот не уразумел, чего от него хотят.
Сначала Медлир прятал лицо в гриве пони, затем упер подбородок в рукавицы и усилием воли превратил смех в кашель.
— Мне не до смеха, — сказал он Дакару, держась за грудь. — Слышишь, как Халирон раскашлялся? Наверное, я тоже простыл.
В ответ Дакар выругался, но его ругательства заглушило хриплое ржание мерина, отозвавшееся таким же хриплым, скрипучим эхом. Медлир успел совладать со своим лицом, и теперь оно было серьезным и даже суровым. Подойдя к бурым придорожным лопухам, он взял под уздцы пони и повел лошадку вместе с повозкой на дорогу. Халирон тяжело, с присвистом, дышал. Вытерев слезящиеся глаза, старик пробормотал:
— Эт милосердный, только еще не хватало, чтобы у меня заболел живот.
Путешествие продолжалось под блекло-золотистыми лучами послеполуденного солнца. Ленивые чайки ненадолго взмывали в воздух и вскоре опускались на прибрежные низины. Справа за каждым поворотом дороги открывался вид на узкие лесистые долины с крутыми склонами. Одни из них обрывались у края ущелий, другие перемежались водопадами, чем-то похожими на куски ветхого шелка. Тут и там лунными камнями блестели небольшие, но глубокие озера.
Места здесь были живописные, однако пустынные. Крутые каменистые склоны холмов не годились для земледелия. Обманчивой была и прозрачная голубизна небес. Бури налетали внезапно, и тогда штормовые ветры швыряли на холмы клочья соленой пены. Сломанные ветви деревьев застревали во мху, оставаясь молчаливыми свидетелями этих бурь. Кое-где соленые языки ветров начисто слизывали с камней полосы лишайников. Особой свирепостью отличались бури в дни равноденствий, им ничего не стоило снести крыши и повалить стены нехитрых крестьянских построек. Потом все это наспех чинилось; в дело шли не только обломки самих построек, но и куски корабельных переборок, выброшенные приливом на берег. Постоялые дворы попадались редко; выехав утром из одного, можно было не рассчитывать к вечеру оказаться вблизи другого.
Когда солнце скрылось за вершинами гор и дорогу перечеркнули лиловые тени — предвестницы наступающего холодного вечера, Халирону стало хуже. Его бил озноб. Нос распух и сделался пунцовым, в глазах появился нездоровый блеск, и даже самые теплые одеяла не могли согреть старика.
Путникам пришлось ненадолго остановиться, чтобы напоить лошадей. Медлир молча наблюдал за учителем, не выказывая, но и не скрывая своей тревоги.
Сознавая, в сколь плачевном состоянии он находится, Халирон решил больше не упорствовать.
— Будь по-твоему, — сказал он Медлиру. — Мы едем в Джелот. Понимаю, как тяжело тебе возиться с больным стариком в этой глуши. Я избавлю тебя от подобных тягот, но не смогу избавить от дурного вкуса жителей Джелота.
— Разве я жаловался на тяготы? — спросил Медлир, поплотнее укутывая колени Халирона одеялом, забрызганным дорожной грязью. — Просто холод и ветер — негодные лекари. А если у горожан дурные вкусы, почему бы не попробовать спеть им баллады, которые мы слышали в матросских кабаках Верпонта?
Халирон ответил сдавленным кашлем. Возможно, он собирался что-то сказать, но его внимание отвлек Дакар. Тот решил схитрить и залезть на своего гнедого мерина не с земли, а с валуна, используя последний в качестве помоста. Хитрость не удалась: Безумный Пророк вторично шлепнулся в грязь.
— Так недолго и шею себе сломать! — крикнул ему Медлир, затягивавший у пони ремень подпруги.
Дакар весь раскраснелся. Он тяжело дышал и вовсе не был настроен выслушивать замечания того, кому неведомы муки толстяка. Безумный Пророк вновь вскарабкался на валун.
— И когда ты успел столько узнать о лошадях? — сердито спросил он, оказавшись наверху.
— Допустим, мои родители были табунщиками, — ответил Медлир.
— Так я и поверил! — Дакар стоял на одной ноге, намереваясь закинуть другую на спину мерина. — Скорее они были лисами и тебя научили скрытничать. Ты готов говорить о чем угодно, только не о себе.
Медлир слегка улыбнулся и с искренним простодушием вскинул брови.
— Лисы, если желаешь знать, кусаются.
— Вечно я сую нос в чужую жизнь, — пробурчал Дакар.
Он напрягся и прыгнул, вцепившись в гриву мерина, пока тот еще стоял возле камня, переминаясь с ноги на ногу. Произошло великое чудо: Безумный Пророк оказался-таки на спине своего коня. Он продолжал цепляться за гриву, боясь перегнуться через седло и упасть назад. Потом Дакар кое-как заставил мерина прекратить блуждания по кругу и произнес:
— Легче найти общий язык с Волшебным Копытцем.
— И ты называешь эту клячу Волшебным Копытцем?
Халирон высунул нос из-под одеял и недоверчиво поглядел на круглые плоские копыта мерина, напоминавшие тарелки для мяса.
— Да, называю, — тоном обиженного ребенка подтвердил Дакар. — Это имя как нельзя лучше подходит моему коню.
Путники двинулись дальше, сопровождаемые тенями ранних сумерек и наползавшим с залива туманом.
К широким городским воротам Джелота они подъезжали уже в темноте. Город располагался на мысе, который птичьим клювом вдавался в залив. Крепостные сооружения и стены были сложены из черного камня. На башнях горели факелы, воткнутые в железные корзины. Сами башни были восьмиугольными, а над их крышами корчились, изгибались и скалили морды химеры. Из бесстыже разинутых пастей высовывались длинные языки. Башенки ворот были одеты белым кварцем. На каждой красовался резной герб: лев на задних лапах, держащий в зубах змею.
— Какое убожество, — сказал вконец уставший и продрогший Халирон.
Рядом нестройно позвякивали, раскачиваясь на ветру, закопченные жестяные талисманы.
— А когда-то здесь были ворота, сработанные еще паравианцами. Рассказывают, их створки состояли из цельных кусков агата. Ворота были снабжены противовесами и открывались легко и неслышно.
— Здесь во Вторую эпоху была паравианская крепость? — спросил Медлир.
Халирон молча кивнул.
— Удивительно, что потом люди не испугались и не посчитали это место нечистым.
Медлир взялся за оглоблю, чтобы остановить упрямого пони. Он ждал ответа Халирона, но вместо ответа услышал вопрос.
— Кто такие? — грубым сиплым голосом осведомился стражник у ворот.
— Двое странствующих менестрелей. С нами попутчик. Мы не намеревались заезжать в Джелот, но мой учитель сильно занемог и нуждается в крыше над головой.
— Обождите в стороне, — лениво потягиваясь, велел караульный. Он шумно дышал, выпуская подсвеченные пламенем факелов струйки пара. — Мы заждались гонца из Та-ридора. Пока он не явится, ворота не откроют.
— Очень любезно с вашей стороны, — произнес расчихавшийся Халирон. — Чуяло мое сердце, что нам нужно переночевать в лесу. Даже если с гонцом ничего не случилось и он все же явится, выбор у нас невелик. В городе три постоялых двора. Все темные и грязные, да и хозяева не обременяют себя честностью.
— А в каком из них лучший эль? — поинтересовался Дакар.
— Поди узнай,-вздохнул Халирон. — В Джелоте привыкли разбавлять эль водой.
Ожидание оказалось недолгим. Пока Медлир старался хоть как-то согреть учителя, а Дакар находил общий язык со своим мерином, к воротам подкатила повозка, запряженная четверкой лошадей. С козел соскочил широкоплечий возница в дорожном плаще из овчины и разразился руганью. Он бранил неизвестно в чем провинившихся лошадей и сетовал, что не поспеет к ужину. Возница, словно мечом, размахивал хлыстом, требуя открыть ворота. Взмыленные лошади испуганно шевелили ушами и били копытами, высекая из булыжников голубые искры.
— Мне велели спешно доставить этот треклятый груз! Мэр сам распорядился, чтобы его не задерживали. Не верите — смотрите сами. Там герб мэра и печать.
Ворота начали открывать. Ничего необычного в этой процедуре не было, однако гнедой мерин тут же вытянул свою верблюжью шею. То ли вид ворот, то ли их скрип явились для него обещанием теплой конюшни, сытного корма и долгожданного отдыха. Мерин навострил широкие кроличьи уши и вознамерился любым способом опередить лошадей сердитого возницы.
На глазах у передней пары были шоры, так что ближайшая к Волшебному Копытцу пристяжная лошадь не видела мерина, а лишь почувствовала на своей шкуре болезненный укус его зубов. Лошадь шарахнулась в сторону. Отчаянно заскрипел валек упряжи. Дакар взревел, выпустил из рук поводья и шлепнулся вниз. К счастью, он не потерял самообладания, чего нельзя было сказать о вознице. Тот сыпал ругательствами, а хлыст так и гулял по лошадиным спинам.
Досталось и мерину: возница ударил его в нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111