Он повернулся, чтобы пройти к двери, и…
Вокруг не было ни захламленных стен, ни коптящей свечи, ни старухи. Вместо скрипящих половиц хижины под ногами Лизаэр увидел влажную траву. По его телу бежали судороги неутоленной ненависти. Должно быть, он чем-то нарушил старухино ясновидение, и неведомая сила выбросила его сюда, в перелесок. Наступала пора сумерек. Листы папоротника, отяжелевшие от росы, клонились книзу.
Лизаэр поежился; воздух показался ему прохладным. Возле ног валялось его охотничье копье. Он поднял оружие. Ненависть клокотала в принце, требуя выхода.
На другом конце поляны что-то мелькнуло.
В тени густых нижних ветвей стоял кабан. Он угрожающе нагнул голову, рассерженный вторжением в свои владения. На клыках блестела слюна, узкие злые глазки обшаривали местность. Кабан шумно дышал и шевелил острыми ушами.
Проклятие Деш-Тира не распространялось на зверей, но сейчас оно подменило собой охотничий азарт. Лизаэр не испытывал ни малейшего страха. Перед его внутренним взором и сейчас стояла картина, показанная колдуньей. Враг, которого он не видел семь лет, был пока недосягаем, но ненависть к Аритону настойчиво требовала выхода. Разум умолк. Оставалось только одно безумное, неуправляемое желание: убить, растерзав плоть и пролив кровь. Лизаэр поднял копье, поудобнее обхватил древко и пригнулся, приготовившись к нападению зверя.
Кабан перестал принюхиваться. Он заскрежетал зубами, опустил щетинистую шею и двинулся на Лизаэра.
Раздвоенные копыта подминали траву, разбрызгивая росу. Ноздри шумно выдыхали зловонный воздух. У кабана напряглись все жилы. Он был зол не меньше Лизаэра. Однако принц видел перед собой не зверя. Принц целился в столь ненавистную ему черноволосую голову Аритона, в лицо этого коварного обманщика и злодея.
Видя, как кабан метит своими клыками ему в пах, Лизаэр торжествующе усмехнулся. Он ждал, и копье, слитое с ним воедино, ни разу не дрогнуло в его руке.
Должно быть, звериное чутье подсказало кабану, что он обречен, а может, он просто уловил замах промасленного металла, готового вонзиться ему в бок. За несколько шагов от Лизаэра зверь метнулся в сторону. Пущенное копье ударило ему в плечо, глубоко войдя в плоть. Подскочив, принц протолкнул копье еще глубже, и задетая кость отозвалась глухой барабанной дробью.
Нанесенная Лизаэром рана была смертельной, но кабан не торопился прощаться с жизнью. Он пронзительно верещал, хрипел и дергался из стороны в сторону. Копыта взбивали землю, перемешанную с травой и густой кровью. Лизаэр крепко держал копье, помогая смерти поскорее завершить этот танец. Принца опьяняла его победа — он наслаждался своей властью над беспомощным зверем, и судороги слабеющей жертвы наполняли его дикой, нечеловеческой радостью.
Лизаэр потянул копье на себя. Острие перестало ударяться о кость. Тогда принц в новом приступе ярости толкнул древко глубже, круша, разрывая и заливая кровью плоть издыхающего кабана. Принц ликовал (хотя на самом деле ликование было вызвано проклятием Деш-Тира), не переставая твердить себе, что теперь он наконец-то знает, где скрывается Аритон.
Как корчится сейчас этот кабан, так будет биться в предсмертных судорогах и Аритон Фаленский — Повелитель Теней и коварный злодей. Еще до конца нынешнего года меч Лизаэра настигнет его.
Кабан уже испустил дух, а копье Лизаэра продолжало рвать и терзать окровавленную тушу. Потом принц вздрогнул всем телом и очнулся… Спина была липкой от холодного пота. Лизаэр огляделся по сторонам. Ярость, владевшая им, постепенно слабела.
«Это ясновидение едва не свело меня с ума», — подумал принц, стыдясь самого себя.
Копье выпало из разжатых пальцев. На Лизаэра навалилась усталость. Он встал, прижав руки к груди. Лизаэр не знал, что явилось последней каплей: запах ли смерти или острое зловоние кабаньих испражнений. У принца закружилась голова, он скрючился, и его несколько раз вырвало в траву.
Пескиль обнаружил его, когда почти стемнело. Лизаэр сидел на липкой земле, невдалеке от остывающей туши убитого кабана.
Заслышав осторожные шаги, принц вздрогнул и выпрямился.
— Не трогайте меня. Я сам встану, — сказал он Пескилю. Пескиль оглядел принца с головы до пят, стараясь не смотреть на изуродованные останки зверя и понимая, что это месиво из окровавленного мяса и костей не покажешь в качестве охотничьего трофея.
— Как вижу, он достался вам без всякой борьбы, — сказал не умеющий льстить итарранец.
Лизаэр равнодушно взялся за липкое древко копья и встал на ноги.
— Теперь авенорская армия может отправляться навстречу победе. Я узнал, где скрывается наш враг. Основные силы мы сосредоточим в Итарре. Потом нам понадобятся корабли, чтобы переправить войска на юг, к Мериору.
— О чем это вы, ваше высочество? — насторожился Пескиль.
— Не о чем, а о ком. Я говорю об Аритоне Фаленском. — Перепачканными в крови пальцами принц откинул со лба волосы и улыбнулся. — Этот негодяй затаился в Мериоре и строит там корабли, чтобы заняться морским разбоем. Его отец тоже был пиратом. Если мы сможем без проволочек достичь Итарры, а потом и Мериора, к зиме с Повелителем Теней будет покончено.
Теперь, когда к нему вернулась способность ясно рассуждать, Лизаэр отдал должное мудрости старой колдуньи, столкнувшей его с кабаном. Излив на зверя всю ненависть, принц обрел прежнее самообладание. Лизаэр мысленно восстановил увиденное, но уже не позволил чувствам одержать верх над разумом. И разум сразу же подметил особенность, на которую принц тогда не обратил внимания.
Он вспомнил, что видел у ног Аритона тяжелый кованый сундук. Там лежали деньги для расчета с корабельными мастерами. На сундуке, помимо восковой печати Тайсана, была печать… итарранской гильдии! При всех своих уловках Повелитель Теней мог заполучить этот сундук только через пособничество Маноллы.
В Лизаэре вновь закипела ярость.
— Нас предали, Пескиль. И что еще огорчительнее, меня предала та, кто, пусть и формально, является моим кайденом.
В присутствии ошеломленного командира итарранских наемников Лизаэр поклялся отомстить предательнице.
— Запомните мои слова, Пескиль. Госпожа Манолла сама навлекла на себя гибель. Она совершила тяжкое предательство. Ограбив нас на пути в Авенор, она переправила все золото… Аритону Фаленскому! А с пособниками моего врага у меня разговор короткий.
Почти одновременно
В тайсанской роще измятая трава покрыта сгустками крови жестоко убитого кабана. В хижине, что затерялась среди леса, догорает свеча; ее и сейчас еще наполняют силы, притянутые во время весьма знаменательного и зловещего сеанса ясновидения. Принц возвращается к своей обеспокоенной свите. Но все эти события ускользают от внимания хранителя Альтейна, ибо нынче его дух странствует в межзвездных далях, пытаясь разыскать пропавшего собрата…
В присутственном месте Алестрона разжалованному капитану, спина которого исполосована шрамами от плетей, объявляют приговор герцога, отправляющего своего бывшего офицера в изгнание. Виновный молча слушает слова приговора, думая совсем о другом. Он узнал, что герцог послал на север гонца — разузнать о собираемой там армии, которая вроде бы должна выступить против Повелителя Теней…
В Авеноре пасмурно. Из низко нависших облаков сыплет мелкий дождь. Последние отряды покидают город и под королевским знаменем Тайсана стройными колоннами отправляются на восток. Прощаясь у городских ворот, муж обнимает заплаканную госпожу Талиту, которая говорит ему:
— Убей этого злодея и поскорее возвращайся.
ГЛАВА XII
Элайра
Аритон вел «Таллиарт» всю ночь и к утру встал на якорь в тесной гавани Мериора. Чуть позже, когда мгла сменилась перламутрово-серой дымкой рассвета, шлюп увидели деревенские рыбаки, отправлявшиеся на утренний лов. Судно покачивалось на волнах возле одного из якорных шестов. С восходом солнца корабль заметили проснувшиеся дети Джинессы, и прозрачный воздух огласился радостными воплями. Распугав птиц, которым не слишком-то хотелось покидать уютную крышу деревенского маяка, Фелинда и Фиарк столкнули в воду свою лодку и спешно поплыли навстречу. Где-то через час дети вернулись. В носовой части лодки, надежно прикрепленное и бережно укутанное в солому, лежало изумительно красивое блюдо из фальгэрского хрусталя. Рядом покоился внушительный отрез голубого шелка для Джинессы. Вместе с подарками Аритон попросил двойняшек передать от него самый теплый привет их матери.
Однако вдова, вместо того чтобы обрадоваться, смутилась, потом возмутилась и стала достаточно громко выражать свое недовольство. Хозяйка постоялого двора, видевшая, как дети несли подарки, бросила стирку и стала вразумлять упрямую Джинессу.
— Ты что расшумелась на пустом месте? Не нравятся подарки — так продай их; всё деньги в доме будут. Этот чужак хорошо знал, что тебе подарить. На-ка, подержи.
Грузная соседка сунула оторопевшей Джинессе мокрую простыню. Крупные пальцы ощупали и слегка помяли шелк.
— Скажу тебе одно: обидишь ты его, и сильно обидишь, если отошлешь подарки назад.
Вернувшись к себе хижину с фартуком, забрызганным мыльной пеной, и с растрепавшимися на ветру волосами, Джинесса хлопнула дверью и шумно толкнула задвижку. Не замечая (или не желая замечать), насколько к лицу ей этот переливчатый голубой шелк, как замечательно сочетается он с ее тонкой белой кожей, вдова спрятала отрез в сундук, где когда-то хранилось ее приданое. Фальгэрский хрусталь она тоже посчитала излишней роскошью для своего бедного жилища. «Все равно что бриллиантовая брошь на лохмотьях», — подумала женщина. Даже сейчас, в полумраке закрытых ставен, лучики света, падавшие на блюдо, вспыхивали маленькими радугами, столь непривычными среди простых глиняных мисок. Вздохнув, Джинесса поставила второй подарок Аритона на самый низ посудного шкафа.
Весть о возвращении «Таллиарта» распространилась по Мериору со скоростью лесного пожара. В хижину Элайры ее принесла молодая рыбачка, явившаяся за снадобьем для захворавшего малыша.
— Слыхала? Чужак-то вернулся. И чего ему у нас понадобилось? Не иначе как решил устроить у нас гавань для контрабандных судов.
Женщина не торопилась уходить. Расплатившись за лекарство, она сунула сверток себе за пазуху, поправила шаль на плечах и доверительным тоном продолжала:
— Ты, поди, знаешь, что у нас тут большой парусник останавливался? Так вот: в трюмах у него было полным-полно золота и разных других сокровищ. Мне потом жена башмачника говорила, что этот корабль уплыл на запад. Нашли где-то в песках Санпашира укромное местечко и все это добро зарыли.
Элайра по-прежнему молчала, и тогда рыбачка попробовала другую наживку.
— Жаль, ты не видела капитаншу с того корабля. Ее и женщиной-то назвать язык не повернется. Похоже, они с чужаком в сговоре. Неудивительно: одного поля ягоды. Побывали в переделках. Что у того, что у другой руки в шрамах. Джинесса еще пожалеет, что свела с ним дружбу. Я б на ее месте держалась от него подальше.
— А я думаю, Джинессе нечего опасаться, — сухо ответила Элайра.
Свет, льющийся из мансардного окна, делал ее раскиданные по плечам волосы темно-русыми. Монета, которую принесла рыбачка, отправилась в глиняный горшок, служивший Элайре хранилищем денег.
Послушница Кориатанского ордена — а ныне еще и мериорская знахарка — молча встала перед молодой мамашей. Светло-янтарные глаза Элайры были прозрачными, но странным образом непроницаемыми. Она внимательно глядела на посетительницу, не говоря ни слова. Рыбачка поежилась. Взгляд знахарки неприятно будоражил, а столь нарочитое молчание пугало. Сбивчиво поблагодарив за снадобье, рыбачка поспешила уйти.
Боль обручем сдавила Элайре голову. Знахарка заварила травяную смесь, всегда помогавшую ей в таких случаях. Но сейчас ей стало еще хуже. Значит, интуиция ее не подвела. Аритон Фаленский вернулся. Приказы Морриэль требовали следить за каждым его шагом, однако Элайра не стала дознаваться, что он делал в Инише. У нее вдруг появилось нелепое желание все бросить и, подобно двойняшкам Джинессы, стремглав помчаться на берег. Усилием воли Элайра его подавила.
Нет, поддаваться такому искушению никак нельзя — ей станет еще хуже. Она начнет искать повод, чтобы заглянуть к Джинессе и как бы невзначай спросить, не видела ли та Аритона. Может, вдова уже успела с ним поговорить и знает, каково ему было провести всю зиму в душных тавернах южного побережья.
Лучший способ прогнать беспокойные мысли — начать что-нибудь делать. Элайра силой усадила себя за стол, полный огрызков мела, нарезанных кусочков коричневой тесьмы и латунных полосок, которые предстояло превратить в талисманы для отпугивания ийятов. Работа не клеилась. Тогда девушка мысленно устыдила себя, сказав, что уже вовсю светит солнце, а она за все утро не сделала ни одного талисмана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Вокруг не было ни захламленных стен, ни коптящей свечи, ни старухи. Вместо скрипящих половиц хижины под ногами Лизаэр увидел влажную траву. По его телу бежали судороги неутоленной ненависти. Должно быть, он чем-то нарушил старухино ясновидение, и неведомая сила выбросила его сюда, в перелесок. Наступала пора сумерек. Листы папоротника, отяжелевшие от росы, клонились книзу.
Лизаэр поежился; воздух показался ему прохладным. Возле ног валялось его охотничье копье. Он поднял оружие. Ненависть клокотала в принце, требуя выхода.
На другом конце поляны что-то мелькнуло.
В тени густых нижних ветвей стоял кабан. Он угрожающе нагнул голову, рассерженный вторжением в свои владения. На клыках блестела слюна, узкие злые глазки обшаривали местность. Кабан шумно дышал и шевелил острыми ушами.
Проклятие Деш-Тира не распространялось на зверей, но сейчас оно подменило собой охотничий азарт. Лизаэр не испытывал ни малейшего страха. Перед его внутренним взором и сейчас стояла картина, показанная колдуньей. Враг, которого он не видел семь лет, был пока недосягаем, но ненависть к Аритону настойчиво требовала выхода. Разум умолк. Оставалось только одно безумное, неуправляемое желание: убить, растерзав плоть и пролив кровь. Лизаэр поднял копье, поудобнее обхватил древко и пригнулся, приготовившись к нападению зверя.
Кабан перестал принюхиваться. Он заскрежетал зубами, опустил щетинистую шею и двинулся на Лизаэра.
Раздвоенные копыта подминали траву, разбрызгивая росу. Ноздри шумно выдыхали зловонный воздух. У кабана напряглись все жилы. Он был зол не меньше Лизаэра. Однако принц видел перед собой не зверя. Принц целился в столь ненавистную ему черноволосую голову Аритона, в лицо этого коварного обманщика и злодея.
Видя, как кабан метит своими клыками ему в пах, Лизаэр торжествующе усмехнулся. Он ждал, и копье, слитое с ним воедино, ни разу не дрогнуло в его руке.
Должно быть, звериное чутье подсказало кабану, что он обречен, а может, он просто уловил замах промасленного металла, готового вонзиться ему в бок. За несколько шагов от Лизаэра зверь метнулся в сторону. Пущенное копье ударило ему в плечо, глубоко войдя в плоть. Подскочив, принц протолкнул копье еще глубже, и задетая кость отозвалась глухой барабанной дробью.
Нанесенная Лизаэром рана была смертельной, но кабан не торопился прощаться с жизнью. Он пронзительно верещал, хрипел и дергался из стороны в сторону. Копыта взбивали землю, перемешанную с травой и густой кровью. Лизаэр крепко держал копье, помогая смерти поскорее завершить этот танец. Принца опьяняла его победа — он наслаждался своей властью над беспомощным зверем, и судороги слабеющей жертвы наполняли его дикой, нечеловеческой радостью.
Лизаэр потянул копье на себя. Острие перестало ударяться о кость. Тогда принц в новом приступе ярости толкнул древко глубже, круша, разрывая и заливая кровью плоть издыхающего кабана. Принц ликовал (хотя на самом деле ликование было вызвано проклятием Деш-Тира), не переставая твердить себе, что теперь он наконец-то знает, где скрывается Аритон.
Как корчится сейчас этот кабан, так будет биться в предсмертных судорогах и Аритон Фаленский — Повелитель Теней и коварный злодей. Еще до конца нынешнего года меч Лизаэра настигнет его.
Кабан уже испустил дух, а копье Лизаэра продолжало рвать и терзать окровавленную тушу. Потом принц вздрогнул всем телом и очнулся… Спина была липкой от холодного пота. Лизаэр огляделся по сторонам. Ярость, владевшая им, постепенно слабела.
«Это ясновидение едва не свело меня с ума», — подумал принц, стыдясь самого себя.
Копье выпало из разжатых пальцев. На Лизаэра навалилась усталость. Он встал, прижав руки к груди. Лизаэр не знал, что явилось последней каплей: запах ли смерти или острое зловоние кабаньих испражнений. У принца закружилась голова, он скрючился, и его несколько раз вырвало в траву.
Пескиль обнаружил его, когда почти стемнело. Лизаэр сидел на липкой земле, невдалеке от остывающей туши убитого кабана.
Заслышав осторожные шаги, принц вздрогнул и выпрямился.
— Не трогайте меня. Я сам встану, — сказал он Пескилю. Пескиль оглядел принца с головы до пят, стараясь не смотреть на изуродованные останки зверя и понимая, что это месиво из окровавленного мяса и костей не покажешь в качестве охотничьего трофея.
— Как вижу, он достался вам без всякой борьбы, — сказал не умеющий льстить итарранец.
Лизаэр равнодушно взялся за липкое древко копья и встал на ноги.
— Теперь авенорская армия может отправляться навстречу победе. Я узнал, где скрывается наш враг. Основные силы мы сосредоточим в Итарре. Потом нам понадобятся корабли, чтобы переправить войска на юг, к Мериору.
— О чем это вы, ваше высочество? — насторожился Пескиль.
— Не о чем, а о ком. Я говорю об Аритоне Фаленском. — Перепачканными в крови пальцами принц откинул со лба волосы и улыбнулся. — Этот негодяй затаился в Мериоре и строит там корабли, чтобы заняться морским разбоем. Его отец тоже был пиратом. Если мы сможем без проволочек достичь Итарры, а потом и Мериора, к зиме с Повелителем Теней будет покончено.
Теперь, когда к нему вернулась способность ясно рассуждать, Лизаэр отдал должное мудрости старой колдуньи, столкнувшей его с кабаном. Излив на зверя всю ненависть, принц обрел прежнее самообладание. Лизаэр мысленно восстановил увиденное, но уже не позволил чувствам одержать верх над разумом. И разум сразу же подметил особенность, на которую принц тогда не обратил внимания.
Он вспомнил, что видел у ног Аритона тяжелый кованый сундук. Там лежали деньги для расчета с корабельными мастерами. На сундуке, помимо восковой печати Тайсана, была печать… итарранской гильдии! При всех своих уловках Повелитель Теней мог заполучить этот сундук только через пособничество Маноллы.
В Лизаэре вновь закипела ярость.
— Нас предали, Пескиль. И что еще огорчительнее, меня предала та, кто, пусть и формально, является моим кайденом.
В присутствии ошеломленного командира итарранских наемников Лизаэр поклялся отомстить предательнице.
— Запомните мои слова, Пескиль. Госпожа Манолла сама навлекла на себя гибель. Она совершила тяжкое предательство. Ограбив нас на пути в Авенор, она переправила все золото… Аритону Фаленскому! А с пособниками моего врага у меня разговор короткий.
Почти одновременно
В тайсанской роще измятая трава покрыта сгустками крови жестоко убитого кабана. В хижине, что затерялась среди леса, догорает свеча; ее и сейчас еще наполняют силы, притянутые во время весьма знаменательного и зловещего сеанса ясновидения. Принц возвращается к своей обеспокоенной свите. Но все эти события ускользают от внимания хранителя Альтейна, ибо нынче его дух странствует в межзвездных далях, пытаясь разыскать пропавшего собрата…
В присутственном месте Алестрона разжалованному капитану, спина которого исполосована шрамами от плетей, объявляют приговор герцога, отправляющего своего бывшего офицера в изгнание. Виновный молча слушает слова приговора, думая совсем о другом. Он узнал, что герцог послал на север гонца — разузнать о собираемой там армии, которая вроде бы должна выступить против Повелителя Теней…
В Авеноре пасмурно. Из низко нависших облаков сыплет мелкий дождь. Последние отряды покидают город и под королевским знаменем Тайсана стройными колоннами отправляются на восток. Прощаясь у городских ворот, муж обнимает заплаканную госпожу Талиту, которая говорит ему:
— Убей этого злодея и поскорее возвращайся.
ГЛАВА XII
Элайра
Аритон вел «Таллиарт» всю ночь и к утру встал на якорь в тесной гавани Мериора. Чуть позже, когда мгла сменилась перламутрово-серой дымкой рассвета, шлюп увидели деревенские рыбаки, отправлявшиеся на утренний лов. Судно покачивалось на волнах возле одного из якорных шестов. С восходом солнца корабль заметили проснувшиеся дети Джинессы, и прозрачный воздух огласился радостными воплями. Распугав птиц, которым не слишком-то хотелось покидать уютную крышу деревенского маяка, Фелинда и Фиарк столкнули в воду свою лодку и спешно поплыли навстречу. Где-то через час дети вернулись. В носовой части лодки, надежно прикрепленное и бережно укутанное в солому, лежало изумительно красивое блюдо из фальгэрского хрусталя. Рядом покоился внушительный отрез голубого шелка для Джинессы. Вместе с подарками Аритон попросил двойняшек передать от него самый теплый привет их матери.
Однако вдова, вместо того чтобы обрадоваться, смутилась, потом возмутилась и стала достаточно громко выражать свое недовольство. Хозяйка постоялого двора, видевшая, как дети несли подарки, бросила стирку и стала вразумлять упрямую Джинессу.
— Ты что расшумелась на пустом месте? Не нравятся подарки — так продай их; всё деньги в доме будут. Этот чужак хорошо знал, что тебе подарить. На-ка, подержи.
Грузная соседка сунула оторопевшей Джинессе мокрую простыню. Крупные пальцы ощупали и слегка помяли шелк.
— Скажу тебе одно: обидишь ты его, и сильно обидишь, если отошлешь подарки назад.
Вернувшись к себе хижину с фартуком, забрызганным мыльной пеной, и с растрепавшимися на ветру волосами, Джинесса хлопнула дверью и шумно толкнула задвижку. Не замечая (или не желая замечать), насколько к лицу ей этот переливчатый голубой шелк, как замечательно сочетается он с ее тонкой белой кожей, вдова спрятала отрез в сундук, где когда-то хранилось ее приданое. Фальгэрский хрусталь она тоже посчитала излишней роскошью для своего бедного жилища. «Все равно что бриллиантовая брошь на лохмотьях», — подумала женщина. Даже сейчас, в полумраке закрытых ставен, лучики света, падавшие на блюдо, вспыхивали маленькими радугами, столь непривычными среди простых глиняных мисок. Вздохнув, Джинесса поставила второй подарок Аритона на самый низ посудного шкафа.
Весть о возвращении «Таллиарта» распространилась по Мериору со скоростью лесного пожара. В хижину Элайры ее принесла молодая рыбачка, явившаяся за снадобьем для захворавшего малыша.
— Слыхала? Чужак-то вернулся. И чего ему у нас понадобилось? Не иначе как решил устроить у нас гавань для контрабандных судов.
Женщина не торопилась уходить. Расплатившись за лекарство, она сунула сверток себе за пазуху, поправила шаль на плечах и доверительным тоном продолжала:
— Ты, поди, знаешь, что у нас тут большой парусник останавливался? Так вот: в трюмах у него было полным-полно золота и разных других сокровищ. Мне потом жена башмачника говорила, что этот корабль уплыл на запад. Нашли где-то в песках Санпашира укромное местечко и все это добро зарыли.
Элайра по-прежнему молчала, и тогда рыбачка попробовала другую наживку.
— Жаль, ты не видела капитаншу с того корабля. Ее и женщиной-то назвать язык не повернется. Похоже, они с чужаком в сговоре. Неудивительно: одного поля ягоды. Побывали в переделках. Что у того, что у другой руки в шрамах. Джинесса еще пожалеет, что свела с ним дружбу. Я б на ее месте держалась от него подальше.
— А я думаю, Джинессе нечего опасаться, — сухо ответила Элайра.
Свет, льющийся из мансардного окна, делал ее раскиданные по плечам волосы темно-русыми. Монета, которую принесла рыбачка, отправилась в глиняный горшок, служивший Элайре хранилищем денег.
Послушница Кориатанского ордена — а ныне еще и мериорская знахарка — молча встала перед молодой мамашей. Светло-янтарные глаза Элайры были прозрачными, но странным образом непроницаемыми. Она внимательно глядела на посетительницу, не говоря ни слова. Рыбачка поежилась. Взгляд знахарки неприятно будоражил, а столь нарочитое молчание пугало. Сбивчиво поблагодарив за снадобье, рыбачка поспешила уйти.
Боль обручем сдавила Элайре голову. Знахарка заварила травяную смесь, всегда помогавшую ей в таких случаях. Но сейчас ей стало еще хуже. Значит, интуиция ее не подвела. Аритон Фаленский вернулся. Приказы Морриэль требовали следить за каждым его шагом, однако Элайра не стала дознаваться, что он делал в Инише. У нее вдруг появилось нелепое желание все бросить и, подобно двойняшкам Джинессы, стремглав помчаться на берег. Усилием воли Элайра его подавила.
Нет, поддаваться такому искушению никак нельзя — ей станет еще хуже. Она начнет искать повод, чтобы заглянуть к Джинессе и как бы невзначай спросить, не видела ли та Аритона. Может, вдова уже успела с ним поговорить и знает, каково ему было провести всю зиму в душных тавернах южного побережья.
Лучший способ прогнать беспокойные мысли — начать что-нибудь делать. Элайра силой усадила себя за стол, полный огрызков мела, нарезанных кусочков коричневой тесьмы и латунных полосок, которые предстояло превратить в талисманы для отпугивания ийятов. Работа не клеилась. Тогда девушка мысленно устыдила себя, сказав, что уже вовсю светит солнце, а она за все утро не сделала ни одного талисмана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111