В частности, перемещение изрядной части податей, собранных на городские нужды, в сундуки увеселительного заведения «Пчелки и мотыльки».
— Которое, помимо всего прочего, торгует молоденькими мальчиками? Оно никогда не бедствовало.
Халирон вовремя повернулся, иначе последний ломоть хлеба тоже отправился бы к Дакару в брюхо.
— Мне на улице встретился один из слуг мэра. Рассказал про его супругу. Эта мегера собралась всех ошеломить и за несколько дней до празднества объявит, что устраивает маскарад. Всем, у кого не окажется масок, доступ будет закрыт.
Медлир слегка толкнул в бок жующего Дакара.
— Слыхал? Почему бы тебе не шепнуть об этом на ухо своей милашке? То-то будет смеху, когда городские шлюхи успеют заказать себе маски раньше знатных горожанок и тем придется дожидаться своей очереди!
— Тогда Хаврита явно обзаведется вторым синяком, — возвестил Безумный Пророк, дорвавшийся до колбасы.
Медлир присоединился к трапезе, вынужденный довольствоваться тем, что Халирон прикрыл локтем и сумел спасти от Дакара. То ли ученик менестреля и в самом деле питался звуками, то ли не слишком хотел есть, но он даже не обиделся на их прожорливого спутника, а стал перекидываться с Халироном добродушными шутками. Вслушиваясь в речь Медлира, Дакар подметил странную особенность: она всегда была одинаково правильной, без малейшего оттенка какого-либо местного говора. Разумеется, каждый талантливый менестрель умел менять интонацию голоса и даже произношение, тем не менее у любого порой прорывались словечки или интонации тех мест, откуда он родом. Чаще всего это случалось, когда человек находился в знакомой компании и увлекался разговором. Дакар знал, как говорят в разных уголках Этеры, и надеялся, что рано или поздно скрытный Медлир, сам того не желая, вьщаст место своего происхождения. Однако даже сейчас речь Медлира сохраняла все ту же правильность, и это почему-то настораживало Дакара. Тревожило его и другое. Вот уже год, как Асандир отправил его на поиски Повелителя Теней. Неужели в Альтейнской башне не знают, что он до сих пор не выполнил повеления? Неужели нашествие ийятов на Джелот прошло незамеченным для магов Содружества? Не в правилах Асандира забывать о своих повелениях. Тогда почему все эти месяцы он молчит?
Будь Дакар сейчас пьян, у него не возникло бы даже мысли связать одно событие с другим. Но в его трезвую голову такая мысль забрела, отчего Безумного Пророка даже прошиб холодный пот. Противнее всего, если Аритон Фаленский скрывается где-нибудь в Шанде, и Асандир, зная это, просто ждет когда Дакар туда доберется.
До объявленного маскарада оставалось всего пять дней. Приготовления в резиденции мэра и в городе становились все более лихорадочными. Неожиданно у хозяйки будущего празднества возникла фантазия дополнительно украсить зал позолоченными колоннами. Бормоча сквозь зубы ругательства, штукатуры и их подмастерья месили в лоханях гипс, торопясь исполнить прихоть госпожи. А на стремянках уже сидели позолотчики, дожидаясь своей очереди. Кондитеры, зная, что их товар разойдется подчистую, работали без отдыха, заполняя складские помещения пряниками и леденцами. У южных городских ворот скапливались вереницы повозок. Те из них, что везли цветы и душистые травы, по особому распоряжению правителя пропускались в первую очередь. Посыльные сбились с ног, разнося приглашения. Правда, они не жаловались, ибо по пути им удавалось сорвать несколько поцелуев у смазливых служанок, отправленных хозяйками за очередной порцией галантереи или украшений. Тяжелее всего приходилось портным и швеям. Они работали, не разгибая спины, днем и ночью. Стремясь перещеголять друг друга, богатые заказчицы без конца что-то меняли в фасоне почти готовых нарядов и еще требовали поторапливаться.
Старшая дочь мэра, взбудораженная ожиданием, гасила свои волнения сластями, отчего раздалась в талии, и бальное платье, сшитое для маскарада, делало ее похожей на бочку. Хаврита, обладавшая чутьем хищницы, мгновенно узнала про эту беду, бросилась к мэру в дом и пообещала зареванной девице, что сошьет ей еще более восхитительный наряд.
— Соперницы Хавриты просто зубами скрежещут, — сообщил Дакар, вернувшийся с Портняжной улицы, где у него было свидание со швеей. — На этот раз обошлось без синяков.
Дакар и Медлир регулярно приносили Халирону последние городские новости: один от своих милашек, другой — из гвардейских казарм. Самого старика не тянуло на улицы. Он коротал время наедине с лирантой и своими мыслями. Накануне празднества покой Халирона нарушили двое лакеев, явившихся от мэра и принесших старому менестрелю наряд для выступления.
Этих лакеев Медлир встретил на лестнице; они промчались мимо, едва не сбив его с ног. Войдя на чердак, он застал учителя бормочущим строки одной весьма язвительной баллады. Лицо Халирона было багровым. Медлир испугался: так разгневать магистра могло только что-то из ряда вон выходящее.
Когда приступ ярости прошел и багрянец лица сменился бледностью, Медлир взял старика за руки и осторожно усадил на кровать.
— Ты хотя бы можешь рассказать, что здесь произошло?
Халирон вновь вскочил и начал расхаживать по комнате. Развязанные тесемки воротника при каждом шаге вздрагивали. Он то и дело прикладывал ладони к вискам, топорща волосы, потом, подойдя к единственному окошку, выходящему на грязный задний двор, ткнул пальцем вниз.
— Никогда не думал, что придется играть для человека, который не перестает наносить мне оскорбления!
Видя горящие яростью глаза своего учителя, Медлир встал и загородил дверной проем.
— Нет, какова наглость! Представляешь, этот индюк еще будет указывать мне, как я должен одеться, чтобы потрафить его глупой и тщеславной жене!
Резко обернувшись, Халирон лягнул низкую койку. Облако пыли, поднявшееся из ее недр, заставило старика попятиться и несколько раз громко чихнуть. Как ни странно, после этого он утихомирился. Халирон оглядел свои узловатые руки, сжатые в кулаки, и вдруг захохотал.
— Дейлион милосердный! Ты можешь вообразить меня в розовых облегающих штанах? А в камзоле с бледно-зелеными буфами на плечах?
Медлир подавил улыбку.
— Мне не хватает воображения. А маску господин мэр тоже соизволил прислать?
— Конечно. Баранью голову. Ну, как тебе?
Халирон рухнул на койку, безжизненно разметав по одеялу руки и ноги. Непревзойденный менестрель Этеры был похож сейчас на выпотрошенную тряпичную куклу.
— Я, наверное, сойду с ума от радости, когда мы уберемся прочь из этого города.
Перемена темы не ослабила бдительности Медлира. Притиснув каблуком дверь, он спросил:
— Ты не сказал, какую одежду прислали для меня.
— И не скажу, — встрепенулся Халирон и с металлом в голосе добавил: — Хотя бы ты окажешься в стороне от этого бесстыдства.
— А вот здесь я с тобой не согласен.
Мягкий, шутливый тон, так раздражавший Дакара, исчез. У двери стоял не певец, а воин, готовый сражаться насмерть. Встряхнув правым рукавом, Медлир зубами ослабил туго завязанную манжету.
— Я пойду вместе с тобой. Не пытайся меня убедить, что я тебе не понадоблюсь.
Их глаза встретились. Халирон мысленно перенесся на шесть лет назад, вспомнив лесистую долину и слова клятвы, приносимой принцем. Старику пришлось идти на попятную: переупрямить потомка Торбанда было невозможно.
— Но если с тобой что-нибудь случится, не видать мне прощения ни по эту, ни по ту сторону могилы.
Лицо Медлира просветлело.
— Если ты беспокоишься только обо мне, тогда у нас еще есть надежда.
Джелот заливали последние лучи закатного солнца. На улицах пахло цветами и свежими березовыми ветками. Халирон давно оделся и теперь стоял у открытого окна, разминая суставы пальцев.
— Похоже, к нам опять незваный гость.
— Еще один посланец от мэра? — сердито спросил Медлир. — Неужели после всего этого у них хватит совести появляться здесь?
— А ты по-прежнему веришь, что в Джелоте живет хотя бы один совестливый человек?
Заслышав шаги на лестнице, Халирон направился к двери, распахнул ее и, опередив смешавшегося посланца, накинулся на него с вопросом:
— Где Дакар? Или это правда, что стражники схватили его на Плешивом рынке и куда-то уволокли?
Толстый лакей запыхался от подъема по крутым ступеням и теперь обливался потом, он даже расстегнул несколько пуговиц на ливрейном жилете. Вопрос высокого стройного старика в черном шелковом камзоле застиг его врасплох. Лакей попятился.
— Вы… вы говорите про пленника его светлости?
— Я говорю о человеке, за которого поручился своим словом чести.
Медлир подошел и встал рядом с учителем. Лакей откашлялся.
— Я ничего такого не знаю.
— Нет, ты прекрасно знаешь, где Дакар, — вмешался Медлир. — Хватит юлить.
К этому времени солнце уже село. Комнатенку освещала единственная свеча, и в ее тусклом пламени поблескивали топазы на одежде Халирона. На лбу посланца блестел пот. Толстяк сокрушенно всплеснул руками в кружевах.
— Но учтите, я тут ни при чем, — начал лакей и еще попятился, хотя никто не сделал ни шага в его сторону. — Вашего пророка заковали в цепи. Сейчас он в большом зале. Мой господин сказал, что его освободят только после того, как магистр Халирон исполнит свое обещание.
Снизу на третий этаж долетали звуки городской жизни. По булыжной мостовой проехала повозка. Звон колокольчиков на конской сбруе перекликался с беззаботным женским смехом. Где-то залаяла собака. Скрипнула дверь на задний двор: наверное, кухонный мальчишка пошел выливать помои. Жизнь текла своим чередом, и никому не было дела до тягостного, напряженного молчания, установившегося в убогой комнатенке наверху.
Халирон обернулся к ученику. Он был спокоен, и в словах его не таилось никакой злобы.
— Да простит меня Эт. Ты оказался прав. Чувствую, мне и впрямь понадобится твое присутствие.
Медлир промолчал. В своей сизой полотняной блузе он выглядел весьма скромно и мог бы сойти за слугу менестреля. Посверкивая серебряными галунами на рукавах рубахи, он наклонился и поправил пряжки башмаков. Затем осторожно снял чехол с лиранты. Интересно, знала ли история Этеры еще хотя бы одного такого же невежественного и ничтожного правителя, который усомнился в слове чести первого менестреля?
— Нам пора, — тихо произнес лакей. — Господин мэр прислал за вами карету.
Новое оскорбление! По древней традиции менестрель, носящий титул магистра, не подчинялся ничьей воле и сам выбирал, когда ему прийти и когда уйти.
— Передай своему господину, что я скорее соглашусь лишиться пальцев, чем ехать в его карете, — не повышая голоса, отчеканил Халирон.
Лакей глотнул воздух, и медные пуговицы на его жилете протестующе сверкнули.
— Но…
— Погода хорошая. Мы отправимся пешком.
Рука Медлира на его плече придавала старику уверенности и удерживала от вспышек гнева. Отодвинув слугу, Халирон вышел на лестницу. Неужели они навсегда покидают это убогое пристанище? Медлир заблаговременно вынес отсюда все их нехитрые пожитки и расплатился с хозяином. Пони и повозка ждали на почтовом дворе, невдалеке от городских ворот.
— На рассвете, — прошептал Медлир. — Раньше мы едва ли управимся.
Учитель и ученик спустились вниз и, не сговариваясь, свернули в коридорчик для слуг. Он оканчивался дверкой, выходящей в глухой переулок.
В переулке и впрямь было пусто. Наконец постоялый двор с его остроконечной крышей остался позади. В небе сверкали бледно-голубые летние звезды. С моря тянул прохладный ветер. Пахло солью и рыбьими потрохами, которые в здешних краях высушивали, а потом удобряли ими землю. Со стороны Дагриновых Рядов — главного городского рынка — тянуло дымом березовых поленьев: там горели праздничные костры. Откуда-то доносились звуки плохо настроенной лиранты. Их заглушил лязг упряжи и скрип колес. Посланная мэром карета возвращалась пустой.
Халирон шагал в бодром темпе. Резиденция городского главы находилась в самой богатой части города, рядом со зданием городского совета. Путь туда пролегал по кривым улочкам и переулкам, мощенным щербатым булыжником. Улицы выстроенного в горной местности Д же лота поднимались, опускались, делали зигзаги и неожиданно обрывались у лестниц, вырубленных в скале. За полгода Медлир изучил здесь каждый закоулок, а при его даре темнота не являлась препятствием.
Но осторожность не мешала. Как-никак они находились не на лесной дороге.
— Зря я не обернул сапоги тряпками, чтобы не так грохотали, — печально вздохнув, сказал Халирон.
— Зачем? Ты беспокоишься за свои камни и золотые цепочки?
Медлир усмехнулся и свернул в очередной узкий переулок. Чтобы не повредить лиранту, он прошел боком.
— Посмотри-ка на себя. Ты их видишь? — предложил он Халирону.
Старик оглядел себя и удивленно замотал головой: все его великолепие было скрыто за серо-черной завесой.
— Эт милосердный!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
— Которое, помимо всего прочего, торгует молоденькими мальчиками? Оно никогда не бедствовало.
Халирон вовремя повернулся, иначе последний ломоть хлеба тоже отправился бы к Дакару в брюхо.
— Мне на улице встретился один из слуг мэра. Рассказал про его супругу. Эта мегера собралась всех ошеломить и за несколько дней до празднества объявит, что устраивает маскарад. Всем, у кого не окажется масок, доступ будет закрыт.
Медлир слегка толкнул в бок жующего Дакара.
— Слыхал? Почему бы тебе не шепнуть об этом на ухо своей милашке? То-то будет смеху, когда городские шлюхи успеют заказать себе маски раньше знатных горожанок и тем придется дожидаться своей очереди!
— Тогда Хаврита явно обзаведется вторым синяком, — возвестил Безумный Пророк, дорвавшийся до колбасы.
Медлир присоединился к трапезе, вынужденный довольствоваться тем, что Халирон прикрыл локтем и сумел спасти от Дакара. То ли ученик менестреля и в самом деле питался звуками, то ли не слишком хотел есть, но он даже не обиделся на их прожорливого спутника, а стал перекидываться с Халироном добродушными шутками. Вслушиваясь в речь Медлира, Дакар подметил странную особенность: она всегда была одинаково правильной, без малейшего оттенка какого-либо местного говора. Разумеется, каждый талантливый менестрель умел менять интонацию голоса и даже произношение, тем не менее у любого порой прорывались словечки или интонации тех мест, откуда он родом. Чаще всего это случалось, когда человек находился в знакомой компании и увлекался разговором. Дакар знал, как говорят в разных уголках Этеры, и надеялся, что рано или поздно скрытный Медлир, сам того не желая, вьщаст место своего происхождения. Однако даже сейчас речь Медлира сохраняла все ту же правильность, и это почему-то настораживало Дакара. Тревожило его и другое. Вот уже год, как Асандир отправил его на поиски Повелителя Теней. Неужели в Альтейнской башне не знают, что он до сих пор не выполнил повеления? Неужели нашествие ийятов на Джелот прошло незамеченным для магов Содружества? Не в правилах Асандира забывать о своих повелениях. Тогда почему все эти месяцы он молчит?
Будь Дакар сейчас пьян, у него не возникло бы даже мысли связать одно событие с другим. Но в его трезвую голову такая мысль забрела, отчего Безумного Пророка даже прошиб холодный пот. Противнее всего, если Аритон Фаленский скрывается где-нибудь в Шанде, и Асандир, зная это, просто ждет когда Дакар туда доберется.
До объявленного маскарада оставалось всего пять дней. Приготовления в резиденции мэра и в городе становились все более лихорадочными. Неожиданно у хозяйки будущего празднества возникла фантазия дополнительно украсить зал позолоченными колоннами. Бормоча сквозь зубы ругательства, штукатуры и их подмастерья месили в лоханях гипс, торопясь исполнить прихоть госпожи. А на стремянках уже сидели позолотчики, дожидаясь своей очереди. Кондитеры, зная, что их товар разойдется подчистую, работали без отдыха, заполняя складские помещения пряниками и леденцами. У южных городских ворот скапливались вереницы повозок. Те из них, что везли цветы и душистые травы, по особому распоряжению правителя пропускались в первую очередь. Посыльные сбились с ног, разнося приглашения. Правда, они не жаловались, ибо по пути им удавалось сорвать несколько поцелуев у смазливых служанок, отправленных хозяйками за очередной порцией галантереи или украшений. Тяжелее всего приходилось портным и швеям. Они работали, не разгибая спины, днем и ночью. Стремясь перещеголять друг друга, богатые заказчицы без конца что-то меняли в фасоне почти готовых нарядов и еще требовали поторапливаться.
Старшая дочь мэра, взбудораженная ожиданием, гасила свои волнения сластями, отчего раздалась в талии, и бальное платье, сшитое для маскарада, делало ее похожей на бочку. Хаврита, обладавшая чутьем хищницы, мгновенно узнала про эту беду, бросилась к мэру в дом и пообещала зареванной девице, что сошьет ей еще более восхитительный наряд.
— Соперницы Хавриты просто зубами скрежещут, — сообщил Дакар, вернувшийся с Портняжной улицы, где у него было свидание со швеей. — На этот раз обошлось без синяков.
Дакар и Медлир регулярно приносили Халирону последние городские новости: один от своих милашек, другой — из гвардейских казарм. Самого старика не тянуло на улицы. Он коротал время наедине с лирантой и своими мыслями. Накануне празднества покой Халирона нарушили двое лакеев, явившихся от мэра и принесших старому менестрелю наряд для выступления.
Этих лакеев Медлир встретил на лестнице; они промчались мимо, едва не сбив его с ног. Войдя на чердак, он застал учителя бормочущим строки одной весьма язвительной баллады. Лицо Халирона было багровым. Медлир испугался: так разгневать магистра могло только что-то из ряда вон выходящее.
Когда приступ ярости прошел и багрянец лица сменился бледностью, Медлир взял старика за руки и осторожно усадил на кровать.
— Ты хотя бы можешь рассказать, что здесь произошло?
Халирон вновь вскочил и начал расхаживать по комнате. Развязанные тесемки воротника при каждом шаге вздрагивали. Он то и дело прикладывал ладони к вискам, топорща волосы, потом, подойдя к единственному окошку, выходящему на грязный задний двор, ткнул пальцем вниз.
— Никогда не думал, что придется играть для человека, который не перестает наносить мне оскорбления!
Видя горящие яростью глаза своего учителя, Медлир встал и загородил дверной проем.
— Нет, какова наглость! Представляешь, этот индюк еще будет указывать мне, как я должен одеться, чтобы потрафить его глупой и тщеславной жене!
Резко обернувшись, Халирон лягнул низкую койку. Облако пыли, поднявшееся из ее недр, заставило старика попятиться и несколько раз громко чихнуть. Как ни странно, после этого он утихомирился. Халирон оглядел свои узловатые руки, сжатые в кулаки, и вдруг захохотал.
— Дейлион милосердный! Ты можешь вообразить меня в розовых облегающих штанах? А в камзоле с бледно-зелеными буфами на плечах?
Медлир подавил улыбку.
— Мне не хватает воображения. А маску господин мэр тоже соизволил прислать?
— Конечно. Баранью голову. Ну, как тебе?
Халирон рухнул на койку, безжизненно разметав по одеялу руки и ноги. Непревзойденный менестрель Этеры был похож сейчас на выпотрошенную тряпичную куклу.
— Я, наверное, сойду с ума от радости, когда мы уберемся прочь из этого города.
Перемена темы не ослабила бдительности Медлира. Притиснув каблуком дверь, он спросил:
— Ты не сказал, какую одежду прислали для меня.
— И не скажу, — встрепенулся Халирон и с металлом в голосе добавил: — Хотя бы ты окажешься в стороне от этого бесстыдства.
— А вот здесь я с тобой не согласен.
Мягкий, шутливый тон, так раздражавший Дакара, исчез. У двери стоял не певец, а воин, готовый сражаться насмерть. Встряхнув правым рукавом, Медлир зубами ослабил туго завязанную манжету.
— Я пойду вместе с тобой. Не пытайся меня убедить, что я тебе не понадоблюсь.
Их глаза встретились. Халирон мысленно перенесся на шесть лет назад, вспомнив лесистую долину и слова клятвы, приносимой принцем. Старику пришлось идти на попятную: переупрямить потомка Торбанда было невозможно.
— Но если с тобой что-нибудь случится, не видать мне прощения ни по эту, ни по ту сторону могилы.
Лицо Медлира просветлело.
— Если ты беспокоишься только обо мне, тогда у нас еще есть надежда.
Джелот заливали последние лучи закатного солнца. На улицах пахло цветами и свежими березовыми ветками. Халирон давно оделся и теперь стоял у открытого окна, разминая суставы пальцев.
— Похоже, к нам опять незваный гость.
— Еще один посланец от мэра? — сердито спросил Медлир. — Неужели после всего этого у них хватит совести появляться здесь?
— А ты по-прежнему веришь, что в Джелоте живет хотя бы один совестливый человек?
Заслышав шаги на лестнице, Халирон направился к двери, распахнул ее и, опередив смешавшегося посланца, накинулся на него с вопросом:
— Где Дакар? Или это правда, что стражники схватили его на Плешивом рынке и куда-то уволокли?
Толстый лакей запыхался от подъема по крутым ступеням и теперь обливался потом, он даже расстегнул несколько пуговиц на ливрейном жилете. Вопрос высокого стройного старика в черном шелковом камзоле застиг его врасплох. Лакей попятился.
— Вы… вы говорите про пленника его светлости?
— Я говорю о человеке, за которого поручился своим словом чести.
Медлир подошел и встал рядом с учителем. Лакей откашлялся.
— Я ничего такого не знаю.
— Нет, ты прекрасно знаешь, где Дакар, — вмешался Медлир. — Хватит юлить.
К этому времени солнце уже село. Комнатенку освещала единственная свеча, и в ее тусклом пламени поблескивали топазы на одежде Халирона. На лбу посланца блестел пот. Толстяк сокрушенно всплеснул руками в кружевах.
— Но учтите, я тут ни при чем, — начал лакей и еще попятился, хотя никто не сделал ни шага в его сторону. — Вашего пророка заковали в цепи. Сейчас он в большом зале. Мой господин сказал, что его освободят только после того, как магистр Халирон исполнит свое обещание.
Снизу на третий этаж долетали звуки городской жизни. По булыжной мостовой проехала повозка. Звон колокольчиков на конской сбруе перекликался с беззаботным женским смехом. Где-то залаяла собака. Скрипнула дверь на задний двор: наверное, кухонный мальчишка пошел выливать помои. Жизнь текла своим чередом, и никому не было дела до тягостного, напряженного молчания, установившегося в убогой комнатенке наверху.
Халирон обернулся к ученику. Он был спокоен, и в словах его не таилось никакой злобы.
— Да простит меня Эт. Ты оказался прав. Чувствую, мне и впрямь понадобится твое присутствие.
Медлир промолчал. В своей сизой полотняной блузе он выглядел весьма скромно и мог бы сойти за слугу менестреля. Посверкивая серебряными галунами на рукавах рубахи, он наклонился и поправил пряжки башмаков. Затем осторожно снял чехол с лиранты. Интересно, знала ли история Этеры еще хотя бы одного такого же невежественного и ничтожного правителя, который усомнился в слове чести первого менестреля?
— Нам пора, — тихо произнес лакей. — Господин мэр прислал за вами карету.
Новое оскорбление! По древней традиции менестрель, носящий титул магистра, не подчинялся ничьей воле и сам выбирал, когда ему прийти и когда уйти.
— Передай своему господину, что я скорее соглашусь лишиться пальцев, чем ехать в его карете, — не повышая голоса, отчеканил Халирон.
Лакей глотнул воздух, и медные пуговицы на его жилете протестующе сверкнули.
— Но…
— Погода хорошая. Мы отправимся пешком.
Рука Медлира на его плече придавала старику уверенности и удерживала от вспышек гнева. Отодвинув слугу, Халирон вышел на лестницу. Неужели они навсегда покидают это убогое пристанище? Медлир заблаговременно вынес отсюда все их нехитрые пожитки и расплатился с хозяином. Пони и повозка ждали на почтовом дворе, невдалеке от городских ворот.
— На рассвете, — прошептал Медлир. — Раньше мы едва ли управимся.
Учитель и ученик спустились вниз и, не сговариваясь, свернули в коридорчик для слуг. Он оканчивался дверкой, выходящей в глухой переулок.
В переулке и впрямь было пусто. Наконец постоялый двор с его остроконечной крышей остался позади. В небе сверкали бледно-голубые летние звезды. С моря тянул прохладный ветер. Пахло солью и рыбьими потрохами, которые в здешних краях высушивали, а потом удобряли ими землю. Со стороны Дагриновых Рядов — главного городского рынка — тянуло дымом березовых поленьев: там горели праздничные костры. Откуда-то доносились звуки плохо настроенной лиранты. Их заглушил лязг упряжи и скрип колес. Посланная мэром карета возвращалась пустой.
Халирон шагал в бодром темпе. Резиденция городского главы находилась в самой богатой части города, рядом со зданием городского совета. Путь туда пролегал по кривым улочкам и переулкам, мощенным щербатым булыжником. Улицы выстроенного в горной местности Д же лота поднимались, опускались, делали зигзаги и неожиданно обрывались у лестниц, вырубленных в скале. За полгода Медлир изучил здесь каждый закоулок, а при его даре темнота не являлась препятствием.
Но осторожность не мешала. Как-никак они находились не на лесной дороге.
— Зря я не обернул сапоги тряпками, чтобы не так грохотали, — печально вздохнув, сказал Халирон.
— Зачем? Ты беспокоишься за свои камни и золотые цепочки?
Медлир усмехнулся и свернул в очередной узкий переулок. Чтобы не повредить лиранту, он прошел боком.
— Посмотри-ка на себя. Ты их видишь? — предложил он Халирону.
Старик оглядел себя и удивленно замотал головой: все его великолепие было скрыто за серо-черной завесой.
— Эт милосердный!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111