Настороженность не до конца покинула Аритона, но он с явным удовольствием отметил, что Элайра смотрит ему в глаза.
— Мне не верится, что у тебя есть недостатки. Элайра усмехнулась.
— Верь или не верь, а они есть. Знал бы ты, сколько розог сломали мои воспитательницы, стараясь меня исправить. Потом бросили, заявив, что у меня упрямый и отвратительный ум.
— Это надо понимать как отказ?
В его голосе Элайра уловила какую-то странную интонацию, зацепившую ее любопытство. Пожалуй, она отдала бы свой кристалл, только бы узнать, в чем тут дело.
Однако сейчас чувства говорили в ней сильнее, нежели интуиция. Элайра счистила с пальцев остатки травы. Рядом булькал и фыркал котел со снадобьем, и бурление варева очень напоминало то, что творилось в ее душе. Прекрасно сознавая, кто перед ней и что может означать для нее его приход, Элайра постаралась унять свое отчаяние. Конечно, если бы она отказалась, Аритон не стал бы настаивать и немедленно ушел. Но ведь Морриэль велела завладеть вниманием Повелителя Теней. Завладеть любой ценой.
— Ну что ж, я бы могла рассказать тебе о свойствах трав и о том, как их надо готовить, — не без колебаний сказала Элайра.
Аритон тут же пришел ей на выручку.
— Я понимаю, есть вещи, которые ты не имеешь права рассказывать.
Ну как еще сохранить тайные знания ордена, которые она поклялась оберегать? Однако Аритон не сказал об этом вслух. Он получил более основательную выучку, нежели Элайра, и при необходимости мог добраться до необходимых знаний, не вынуждая послушницу нарушать клятвы ордена. К тому же многие растения, помимо целебных, обладали еще и магическими свойствами.
— Даже без кориатанских заклинаний рецепты твоих снадобий все равно окажутся лучше, чем у какой-нибудь деревенской знахарки.
Элайра продолжала колебаться. Аритон и не догадывался, что дело тут вовсе не в травах. Он не подозревал, какой ключ сам же вложил ей в руки. Ее сердце жаждало общения с ним. И в то же время, откликаясь на просьбу Аритона, Элаира помогала исполнить замысел Морриэль — подчинить Фаленита воле ордена.
Тонкие пальцы Аритона замерли, обхватив локти. Глаза следили за Элайрой — два прозрачных пруда, способных мгновенно превращаться в бушующее море.
Молчание затянулось и стало тягостным для обоих.
— Эт, яви же свою милость и скажи любезной знахарке, что ей нечего меня бояться!
Нет, он не лукавил. Преодолев нерешительность, Элайра махнула ему рукой.
— Давай входи и пугай меня дальше. Чем больше неразберихи, тем лучше.
Однако морщинка между бровей свидетельствовала об обратном.
— А ты не боишься попортить руки, когда придется выкапывать корни?
— Надеюсь, это занятие мне даже понравится.
Аритон переступил порог. Элайре требовалось одно мгновение, чтобы заглянуть в его сущность, но в дело вмешались солнечные лучи, окружив его сияющей дымкой.
Фаленит внимательно разглядывал ее жилище. Элайра внутренне усмехалась: на самом деле обстановка в хижине мало что могла рассказать о ней и ее характере.
Жилище нынешней мериорской знахарки состояло из двух смежных комнаток. В первой имелся небольшой чердак, служивший ей кладовкой. Туда вела узкая лестница. На крючках, вбитых в потолочные балки, сушились травы и коренья, собранный за зимние месяцы. Свет через узкие мансардные окна падал на глиняные талисманы, которые отпугивали ийятов и одновременно предохраняли от плесени. Позади ее простого дощатого стола к стенке были прибиты оленьи рога, заменявшие вешалку. Доски в Мериоре ценились на вес золота, и даже их обрезки шли на сиденья для лодок, а потому полок в жилище Элайры не было. Банки с готовыми снадобьями стояли в плетеных корзинках, выстроившихся вдоль стены. Каждая банка была снабжена наклейкой из тонкого пергамента, содержащей название лекарства и охранительные письмена. Их Элайра наносила особыми чернилами, сделанными из растертого в порошок камня. Тут же помещался очаг, выложенный кирпичом. На его подставке блестели стеклянные колбы и змеевики. Из большой банки торчало не менее двух десятков деревянных ложек. Остальное пространство занимала старенькая кухонная утварь.
Столь же безликой, ничего не говорящей об особенностях хозяйки была и одежда Элайры, сшитая из серой саржи и батиста. Скромный наряд дополняла темно-красная льняная кайма на подоле.
Элайра терпеть не могла сережек; единственным ее украшением был витой серебряный браслет, потускневший от небрежного обращения. Кусочек кварца на тонкой цепочке являлся не украшением, а знаком принадлежности к ордену и подспорьем в работе. Руки и босые ноги Элайры потемнели от загара и покрылись множеством ссадин и царапин, неизбежных при сборе целебных трав.
Элайра кожей ощущала, что Аритон сейчас внимательно разглядывает ее. Встав, она добавила в готовящееся снадобье окопник и бросила щепотку чабреца. Аритон осторожно, по-кошачьи, расхаживал взад-вперед по ее тесной комнатке. Шаги его были почти бесшумными, а руки не касались ни одного предмета. Послушнице стало невыносимо молчать, и она заговорила:
— Ты ведь умеешь столярничать? Для начала сделай себе стул. А то стоя за столом работать трудно. И почему ты беспрестанно ходишь? Давняя пиратская привычка? Неужели Халирон это терпел?
Аритон остановился возле куска тонкого пергамента, на котором сохли нежные лепестки каких-то цветов. Вопрос его изрядно удивил. Он повернулся к Элайре и спросил:
— И все же ты возьмешься обучать такого растяпу, как я?
— Не знаю, — созналась девушка.
В отличие от Джинессы она прекрасно знала о способности Аритона подмечать мельчайшие особенности характера других людей, хотя для них его поступки оставались непонятными или воспринимались превратно. И потому она добавила:
— Можешь считать, что я решила попробовать. Эта неожиданная колкость рассмешила Аритона.
— Спасибо за честность. Знаешь, за две недели я устал толковать с ремесленниками. Они льстиво поддакивают, а потом делают по-своему. Хоть займусь приятным делом.
— Приятные дела долго не длятся, — с усмешкой возразила Элайра. — Быть может, твоим рабочим кажется, что ты сидишь у них на хребте. А люди не любят захребетников. Так в детстве мне говорил один старый вор. Кориатанские наставницы появились позже, а первые уроки жизни я получила от него. Тогда он представлялся мне мудрецом. Во всяком случае, у него хватило ума не закончить свои дни на виселице.
Элайра осторожно взяла тряпку и пересыпала раскрошенные травы в котел.
— Я хотела сегодня днем пойти за травами. Если ты не собираешься стоять здесь и стеречь котел, давай потом встретимся и сходим вместе. Как нам всегда говорили, целебные травы нужно изучать там, где они растут.
В ответ Аритон непринужденно улыбнулся.
— Считай, что ты меня заколдовала и я принял твои условия.
Поклонившись, он вышел из хижины.
Так начался этот странный промежуток времени в жизни Элайры и Аритона. Промежуток, не связанный ни с прошлым, ни с будущим и похожий на драгоценный камень без огранки.
Весна на Скимладской косе была совсем не такой, как в холодных краях, где заметен переход от снегов к первой зеленой траве. Здесь весна напоминала мимолетное отражение на стекле: появилось и исчезло. Только опытный глаз мог уловить перемены в листве деревьев и в путях птиц. Элайре достался внимательный ученик, прошедший в свое время основательную и суровую школу магии у своего деда.
Он умел ходить босиком, дабы не повредить каблуками нежных растений, умел осторожно выкапывать деревянной лопаткой корни. Его зоркие глаза подмечали любую мелочь. Кроме дюн они ходили на болота, где голубые цапли выслеживали в крошечных озерцах рыбу. Аритон шел в своих матросских штанах, подвернув их до колена. На плече у него болталась полотняная сумка для собранных трав. Следом, подоткнув подол юбки, шла Элайра.
Аритон кое-что знал о свойствах таких растений, как портулак, звездчатка и алтей. Положив руки на ствол красного клена или ивы, он ощущал бурное весеннее движение соков. Элайре почти не понадобилось объяснять ему, какую кору можно снимать и сколько ее взять от каждого дерева. Но были растения, встречавшиеся только на Этере или лишь в ее южных краях. В солнечных рощицах и на жарких дюнах Элайра показывала Аритону кисточник, лаконос, посконник. А там, где росли дубы, в самых укромных и тенистых уголках прятались чернильные орешки. Элайре нравилось, что Аритон не просто заучивал название растения, а не ленился опуститься на жаркий песок и внимательно разглядеть каждый кустик. Только так можно было постичь тайны, скрытые в листьях, цветках и корнях.
Однажды, когда Аритон стоял на коленях, разглядывая цветки белладонны, Элайра воспользовалась моментом и попыталась проникнуть в узор его жизненных линий. В свое время Первая колдунья Лиренда показывала ей этот узор. Элайру поразило, что Аритон даже не почувствовал вторжения в свои сокровенные глубины. Он по-прежнему внимательно смотрел на цветки и листья белладонны. У него лишь чуть дрогнули пальцы, после чего он сжал их в кулак и поднес ко лбу.
Обнаружив едва заметную брешь в его магической защите, Элайра настороженно застыла. У Аритона повреждено магическое зрение! Боясь, что любое необдуманное слово может вызвать в нем защитную вспышку гнева, Элайра затаила дыхание. Однако ее молчание было более чем красноречивым, и Аритон это уловил.
Он вскинул голову. В секундном взгляде промелькнуло неприкрытое отчаяние. Потом он запустил пальцы в волосы, разметавшиеся по влажным от пота плечам.
— Ты ведь и раньше знала, — с упреком произнес он, загораживаясь от ее проникновения.
Элайра опустила на землю корзинку. Потом медленно и осторожно, словно Аритон был роем пчел, а она — пасечницей, окурившей улей дымом, девушка села сама и расправила забрызганную грязью юбку. Их присутствие спугнуло оленя, и тот с пронзительным криком бросился прочь. Высоко в небе кружил черный гриф.
— Я ощутила… какой-то сбой, — наконец призналась знахарка. — Кстати, это растение называют сонной одурью. Оно ядовитое и одурманивающее, но им можно и лечить. Глаза, сердце, вздутие живота у детей. Но оно не усиливает способностей к ясновидению.
Слабая улыбка тронула губы Аритона.
— Проницательная умница, — произнес он, но не показал внутренней боли, рвавшейся наружу.
Локоть Элайры находился почти рядом. Как всегда, Аритон не отодвинулся, но постарался даже ненароком не коснуться девушки. Где бы они ни шли, Повелитель Теней всегда упорно держался на расстоянии.
Испытывать прочность его защитных преград, как однажды попыталась сделать Джинесса, было бы досадной ошибкой. В молчании Аритона явно ощущался упрек, адресованный Элайре. Наверное, принц сейчас корил себя за то, что рядом с ней позволил себе утратить бдительность. Неужели вся ее легкость и беззаботность — лишь умелая игра, чтобы проникнуть в ту потаенную часть его существа, куда он никого не хотел пускать?
Элайра чувствовала: сейчас он найдет какой-нибудь удобный предлог, чтобы уйти, и их встречи прекратятся. Усмехнувшись, словно ничего и не было, она спросила:
— Скажи, а из-за чего вчера утром твои ремесленники подняли шум?
Зеленые глаза удивленно распахнулись. Потом Аритон облегченно вздохнул, словно этот вопрос снял с него тяжесть, и тоже засмеялся.
— Из-за Дакара. С ним никогда не бывает тихо. Мы наняли слепого канатчика. Язык у него — как у гадюки. Ремесленники для забавы взяли и стравили их с Дакаром: кто кого превзойдет по части ругани и оскорблений. Победитель должен был придумать побежденному нечто вроде наказания.
Элайра откинула с затылка липкие волосы.
— И Дакар проиграл? Интересно, что ему придумал этот канатчик.
Аритон упер подбородок в ладони и, любуясь ее волосами, ответил:
— Старый Ивель не только остер на язык, но еще и хитер. Он как бы невзначай стал утверждать, что Дакар слишком толст, а потому не сможет влезть в пустую смоляную бочку. У Безумного Пророка, естественно, взыграла ущемленная гордость. Он полез в бочку. Внутрь влез, а обратно не выбраться. Когда Дакар стал вопить и требовать, чтобы его вытащили, один расторопный плотник, недолго думая, схватил крышку и прибил ее гвоздями. Потом бочку покатили и спустили прямо в Гартов пруд.
— И двойняшкам Джинессы пришлось его оттуда вылавливать? — взвизгивая от смеха, спросила Элайра.
— Нет. — Аритон смахнул пот, норовивший попасть в глаза. — Ты что, шутишь? Хорошо, что они не знали, не то Фелинда вопила бы от радости, видя, как бочка тонет, а Фиарк лупил бы по плавучей гробнице Дакара из рогатки. Наш пророк так лихо колотил по стенкам, что клепка разошлась, и он по-настоящему начал тонуть. Спасибо старикам. Те заметили его с крыльца таверны, приковыляли на берег, кое-как выловили бочку и отодрали крышку. А в качестве платы за спасение они распотрошили его запасы эля.
К Аритону вернулось прежнее, дружелюбное расположение духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111