Минутное замешательство с ее стороны могло все изменить. Совсем недавно эти матросы были готовы безропотно выполнить любой ее приказ. Теперь они замерли, словно волчья стая, и выжидают. Аритон бросил ей вызов, и стая ждет. Они хотят убедиться, не испугалась ли она чужака. Если почувствуют, что испугалась, охотно переметнутся к нему, и, кто знает, возможно, тогда абордажная сабля будет приставлена уже к ее горлу.
Эти мысли спасли Аритону жизнь.
— Не думаю, что ты доставил мне много хлопот, — ровным и даже насмешливым тоном произнесла Диркен. — Так, мелкие неприятности. «Черный дракон» хоть и удалился от берега, но это дело поправимое. Достаточно взять курс на север, юг или запад, и вскоре мы опять увидим побережье.
— Не сомневаюсь. Только…-Аритон замолчал, как умолкает игрок, готовясь ударить козырной картой.
— Только тут есть некоторые проблемы. Комендант Белой Бухты назначил за твою голову приличное вознаграждение. В Джелоте у тебя отберут корабль и посадят в тюрьму, поскольку ты несколько раз обманывала их и не платила портовых пошлин. Да и в Таридоре, окажись ты там, твое положение будет не слаще. Не знаю, какие грехи числятся за «Черным драконом», но портовый старшина заявил, что ради удовольствия видеть тебя повешенной без суда и следствия он готов уйти со своей должности.
— Хватит!
Диркен льстило, что Аритон так много разузнал о ней, но она решила ни в коем случае этого не показывать. Обломив левой рукой заусеницу на переборке, капитан принялась ковырять ею в зубах.
— Скоро твое любопытство кончится. Мертвым нет дела до чужих грехов, — сказала она, жуя щепку. — Я вдоволь наслушалась твоего пения. Пусть теперь рыбы обгладывают твои певучие кости.
— Кости вряд ли умеют петь, — спокойно возразил Аритон. — Ты всегда успеешь накормить мною рыб. Но прежде я хочу тебе кое-что показать. Выбирай любой порт на берегах Эльтаирского залива или вообще любое место на континенте, куда бы ты хотела приплыть, и с помощью забытого у вас искусства дальнего мореплавания я приведу туда твой корабль.
— Колдовство! — встрепенулась Диркен, выплюнув изжеванную щепку.
— Нет, знания, — возразил ей Аритон. — Представь, что ты сможешь плавать, не боясь потерять из виду берег. Ты оставишь далеко позади и сторожевые корабли властей, и торговые суда, которым страшно оказаться в открытом море. А ты поплывешь, куда пожелаешь, причем самым коротким путем. Тебе уже не придется тратить дни и недели, огибая берег.
— Я в этом не уверена, — бросила Диркен, готовая вновь приставить к его горлу саблю.
— До сих пор ты полагалась на удачу. Но удача бывает капризной — вспорхнет и улетит. Я предлагаю тебе то, что никогда тебя не подведет, — знания. Ты противишься им из упрямства, как из упрямства не желаешь учиться грамоте. Прими мое предложение, не упирайся — и никакое контрабандное судно не сможет тягаться с «Черным драконом».
— Капитан, послушай этого человека, — робко обратился к ней рулевой. — Убить его никогда не поздно. Но если он не врет, мы все станем богатыми.
— Кем бы он там ни был, но управлять кораблем он умеет, — добавил первый помощник.
— Что, заскулили, щенята? — огрызнулась Диркен. — Забыли, что он лжец и чародей, и готовы просить за него?
Никто из матросов не осмелился встретиться с ней глазами. Капитану не пристало советоваться с командой. Диркен умолкла, оставляя последнее слово за собой. Матросы на реях все это время с любопытством слушали разговор внизу и совсем забыли, что по их неподвижным теням капитан сразу поймет, что они бездельничают. Так и случилось. Диркен задала им взбучку, потом спросила Аритона:
— Если ты говоришь правду и дальнее мореплавание — не колдовство, значит, этому может научиться каждый?
— Кто угодно, у кого есть глаза, уши и руки, — заверил ее Аритон. — Кстати, мои руки могут остаться связанными. Я объясню, как пользоваться инструментами, и ты сама будешь прокладывать курс.
— Твои руки останутся связанными. И ноги тоже.
Довольная одержанной победой, Диркен послала матроса за веревкой.
— А из гаваней я выбираю Фэрси. Сделай так, чтобы корабль приплыл туда. Обманешь — твоей дохлятиной будут кормиться крабы.
Разогнав матросов по местам, Диркен развязала мешок Аритона и с изумлением стала извлекать оттуда непонятные блестящие предметы и старинные карты. Она не знала, сколько времени прошло. Когда от голода ей свело живот, Диркен догадалась, что сегодня еще не проглотила ни кусочка. Она кликнула юнгу и тут же вспомнила про жирного индюка с кляпом во рту, томящегося у нее в каюте. Если только этот мешок с салом не задохнулся, его можно будет развязать и выпустить.
Юнга не появлялся. Диркен нехотя оторвалась от карт и инструментов и спустилась к себе.
В каюте было темно и подозрительно тихо. Диркен выругалась. Когда ее глаза привыкли к полумраку, она выругалась вторично. Юнга беззвучно спал на ее койке. Тесак, позаимствованный у кока, вывалился из его пальцев. Лезвие отражало синеву небес, видневшихся в маленьком иллюминаторе. Тесак лежал почти рядом с сапогами пленника.
Увы, Дакару было не до борьбы за свободу. Его лицо позеленело, а волосы от пота стали курчавыми. Диркен удивило, что он как-то ухитрился вытолкнуть кляп. Нагнувшись за тесаком, она оглядела пол каюты, но не увидела даже маленького кусочка тряпки. Неужели толстяк сжевал и проглотил кляп?
Так оно и было. Теперь живот пророка крутило вдвое сильнее: от морской болезни и от съеденной грязной тряпки.
— Где Аритон? — простонал Дакар.
— Привязан к бизани, и хорошенько привязан, если желаешь знать.
Немного подумав, Диркен убрала саблю в ножны. Чтобы перерезать веревки, хватит и тесака.
— Там он и останется, пока корабль не придет в обещанную им гавань.
Безумный Пророк кряхтел и растирал затекшие руки.
— Сколько твоих матросов он уложил, прежде чем вы сумели его связать?
Диркен возилась с веревками на ногах Дакара. Услышав вопрос, она сердито вскинула голову.
— Ни одного, — раздраженно ответила капитан. — Представь себе, сдался без сопротивления.
— Ах, госпожа, — горестно вздохнул Дакар. — Ты его совсем не знаешь. Сама не заметишь, как он заставит тебя думать в нужном ему направлении. Говорю тебе об этом не понаслышке. Значит, он никого не убил? А зачем ему убивать, если ты теперь пляшешь под его дудку?
Диркен встала с колен. Глаза ее гневно сверкали. Рука, сжимавшая тесак, замерла.
— Ты сильно его ненавидишь. Но твоя ненависть меня ни в чем не убеждает.
Дакар встряхнул головой и зажал ладонями рот, удерживая новый позыв на рвоту. Он выбрался из каюты и поплелся на палубу. Диркен захлопнула дверь каюты и встала, скрестив на груди руки. Юнга спал, и никто не видел ее дрожащих пальцев.
— Эт милосердный, я никому из вас не верю, — прошептала она. — Что бы ни плели мне оба, последнее слово все равно останется за мной.
Тревожное открытие
Отяжелевшее, уставшее от изобилия красок и запахов лето на берегах Эльтаирского залива как будто замерло в ожидании скорой осени. Долины и крутые склоны холмов, пышно и беспорядочно заросшие деревьями и вечнозелеными кустами, тонули в дымке разогретого пряного воздуха. С дубов гроздьями свешивались желуди. Смолкли песни жаворонков, не только услаждавшие человеческий слух, но и отмечавшие границы птичьих владений. Птенцы оперились, научились летать и покинули родительские гнезда. Было жарко, и даже ветер с залива не всегда приносил желанную прохладу. Но в горах к западу от Джелота, куда по просьбе Асандира отправился Люэйн, полновластным хозяином был жестокий, пронизывающий до костей холод. Смена времен года здесь почти не ощущалась. По утрам (если только утро не выдавалось пасмурным) высочайшая из вершин Скайшельских гор пронзала небо подобно жертвенному ножу. Покрытая льдом, она ослепительно блестела на солнце, а вечером, после захода солнца, превращалась в глыбу черного металла. Тень от Рокфальского пика (так называлась эта вершина) достигала самых глубоких ущелий, полных снега. Летом снег таял, превращаясь в ручейки, и сквозь расселины покидал Рокфальскую долину. О северный склон Рокфальского пика разбивались ветры. В дни, когда они особенно неистовствовали, их вопли и стоны, способные сделать честь любому пиршеству призраков, Долетали до самых подножий, перекликаясь с тревожным шелестом листвы.
Данфолские охотники иногда забредали в предгорные леса и ставили там свои силки и капканы, но не оставались ждать появления добычи, а торопились уйти. Они утверждали, что ветры приносят в долину «голоса гор». Эти голоса завораживали человека, заставляли забыть обо всем на свете и сводили с ума. Редкие смельчаки отваживались появляться здесь в одиночку.
Когда Люэйн добрался до Рокфальских гор, шел дождь. Долины радовались ему и блестели умытой листвой. Однако чем выше он поднимался, тем холоднее становились струи дождя. На вершине бушевала снежная буря, порывы ветра швыряли снежинки на обледенелые скалы. Бестелесный маг не чувствовал их обжигающих уколов, по своей беспощадности похожих на удары остро заточенного меча. Снег запорошил странную до нелепости каменную лестницу — творение Давина-Отступника, возведенное им по собственной прихоти. Вычурные стойки перил на концах лестничных маршей, химеры, устрашающе оскалившие пасти, — среди снежных наносов эта лестница казалась столь же нелепой, как дворцовая мебель, забытая кем-то на лугу.
Но для магического зрения Люэйна глаза каменных химер не были безжизненными. При его появлении сразу же пробудилась цепь охранительных заклинаний. Обычный человек не увидел бы ее сияния. Возможно, даже странные очертания лестницы не вызвали бы у него никаких мыслей, лишь пробудили ненадолго любопытство. Каменные ступени не оказали бы ему никакого сопротивления. И откуда незваному гостю знать, что гранитный костяк Рокфальского пика и обсидиановые вкрапления — далеко не мертвый камень? Конечно, трудно представить, чтобы кто-то из простых смертных отправился сюда. Но случись такое, о его появлении стало бы известно намного раньше, чем он достиг бы лестницы Давина.
Толкаемый азартом, самовольный путешественник двинулся бы по ступеням к вершине, вероятно думая, что без всякого позволения может туда подняться. Тем не менее Люэйн, знавший эти места, не торопился шагнуть на ступеньки. Для морозных ветров он был вихрем, еще более студеным, нежели они сами, и ветры, чуя магию Содружества, старались держаться от Люэйна подальше. Своим восприятием маг проник глубоко внутрь горы и молчаливо попросил разрешения войти.
Ответ пришел сразу же: медленный, печально-торжественный, похожий на приглушенные отзвуки землетрясения. Чувства смертного человека были слишком грубыми, чтобы уловить его. Язык камня обладал величием, перед которым даже время сжималось и становилось бессмысленным. Камень был созвучен натуре Люэйна, склонной к суровости и аскетизму. Например, музыку бестелесный маг считал легкомысленной забавой. Способность же камня стойко выдерживать любые превратности судьбы восхищала Люэйна. В сравнении с размеренным существованием камней жизнь растений и животных представлялась ему шумной и суетливой.
Глубины Рокфальского колодца, исполненные вечного мрака, дали ему позволение войти. Люэйна невольно охватило столь же глубокое смирение. Он представил долгие века страданий и неимоверные усилия Содружества, обуздавшего мириады сущностей, которые злобно восстали против Закона Всеобщего Равновесия. Самым недавним узником Рокфальского колодца был Деш-Тир. Даже упрямец Люэйн склонялся перед безграничным терпением гор, отдавших свои недра под тюрьму для исчадий зла.
Итак, Люэйну было позволено проверить охранительные заклинания, которые стерегли злобных сущностей Деш-Ти-ра. Он стал погружаться в глубины горы, увенчанной Рокфальским пиком. Обледенелый камень поверхностных скал сменился черным полосчатым минералом, никогда не знавшим солнечного света и дуновения ветров. Здесь была своя гармония — гармония рудных жил и подземных источников, переплетавшаяся с магией Содружества. У Люэйна обострилось восприятие: он видел и ощущал тончайшие нити заклинаний, объединенные его собратьями в неповторимый узор.
Давин-Отступник пробил в скале глубокий шурф, дно которого, пятиугольное помещение, называлось Рокфальским колодцем. Оно-то и являлось тюрьмой для злых духов. Видом своим каменная темница отдаленно напоминала подземные тюрьмы, где содержались особо опасные преступники, однако внешнее сходство было обманчивым. За прямизной стен скрывалась целая паутина охранительных заклинаний — замысловатые наслоения кривых и ломаных линий. Тишина на дне Рокфальского колодца была тишиной лишь для ушей обычного человека. Обладающий магическим восприятием оказывался в самой гуще непрестанного бурления разнородных сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Эти мысли спасли Аритону жизнь.
— Не думаю, что ты доставил мне много хлопот, — ровным и даже насмешливым тоном произнесла Диркен. — Так, мелкие неприятности. «Черный дракон» хоть и удалился от берега, но это дело поправимое. Достаточно взять курс на север, юг или запад, и вскоре мы опять увидим побережье.
— Не сомневаюсь. Только…-Аритон замолчал, как умолкает игрок, готовясь ударить козырной картой.
— Только тут есть некоторые проблемы. Комендант Белой Бухты назначил за твою голову приличное вознаграждение. В Джелоте у тебя отберут корабль и посадят в тюрьму, поскольку ты несколько раз обманывала их и не платила портовых пошлин. Да и в Таридоре, окажись ты там, твое положение будет не слаще. Не знаю, какие грехи числятся за «Черным драконом», но портовый старшина заявил, что ради удовольствия видеть тебя повешенной без суда и следствия он готов уйти со своей должности.
— Хватит!
Диркен льстило, что Аритон так много разузнал о ней, но она решила ни в коем случае этого не показывать. Обломив левой рукой заусеницу на переборке, капитан принялась ковырять ею в зубах.
— Скоро твое любопытство кончится. Мертвым нет дела до чужих грехов, — сказала она, жуя щепку. — Я вдоволь наслушалась твоего пения. Пусть теперь рыбы обгладывают твои певучие кости.
— Кости вряд ли умеют петь, — спокойно возразил Аритон. — Ты всегда успеешь накормить мною рыб. Но прежде я хочу тебе кое-что показать. Выбирай любой порт на берегах Эльтаирского залива или вообще любое место на континенте, куда бы ты хотела приплыть, и с помощью забытого у вас искусства дальнего мореплавания я приведу туда твой корабль.
— Колдовство! — встрепенулась Диркен, выплюнув изжеванную щепку.
— Нет, знания, — возразил ей Аритон. — Представь, что ты сможешь плавать, не боясь потерять из виду берег. Ты оставишь далеко позади и сторожевые корабли властей, и торговые суда, которым страшно оказаться в открытом море. А ты поплывешь, куда пожелаешь, причем самым коротким путем. Тебе уже не придется тратить дни и недели, огибая берег.
— Я в этом не уверена, — бросила Диркен, готовая вновь приставить к его горлу саблю.
— До сих пор ты полагалась на удачу. Но удача бывает капризной — вспорхнет и улетит. Я предлагаю тебе то, что никогда тебя не подведет, — знания. Ты противишься им из упрямства, как из упрямства не желаешь учиться грамоте. Прими мое предложение, не упирайся — и никакое контрабандное судно не сможет тягаться с «Черным драконом».
— Капитан, послушай этого человека, — робко обратился к ней рулевой. — Убить его никогда не поздно. Но если он не врет, мы все станем богатыми.
— Кем бы он там ни был, но управлять кораблем он умеет, — добавил первый помощник.
— Что, заскулили, щенята? — огрызнулась Диркен. — Забыли, что он лжец и чародей, и готовы просить за него?
Никто из матросов не осмелился встретиться с ней глазами. Капитану не пристало советоваться с командой. Диркен умолкла, оставляя последнее слово за собой. Матросы на реях все это время с любопытством слушали разговор внизу и совсем забыли, что по их неподвижным теням капитан сразу поймет, что они бездельничают. Так и случилось. Диркен задала им взбучку, потом спросила Аритона:
— Если ты говоришь правду и дальнее мореплавание — не колдовство, значит, этому может научиться каждый?
— Кто угодно, у кого есть глаза, уши и руки, — заверил ее Аритон. — Кстати, мои руки могут остаться связанными. Я объясню, как пользоваться инструментами, и ты сама будешь прокладывать курс.
— Твои руки останутся связанными. И ноги тоже.
Довольная одержанной победой, Диркен послала матроса за веревкой.
— А из гаваней я выбираю Фэрси. Сделай так, чтобы корабль приплыл туда. Обманешь — твоей дохлятиной будут кормиться крабы.
Разогнав матросов по местам, Диркен развязала мешок Аритона и с изумлением стала извлекать оттуда непонятные блестящие предметы и старинные карты. Она не знала, сколько времени прошло. Когда от голода ей свело живот, Диркен догадалась, что сегодня еще не проглотила ни кусочка. Она кликнула юнгу и тут же вспомнила про жирного индюка с кляпом во рту, томящегося у нее в каюте. Если только этот мешок с салом не задохнулся, его можно будет развязать и выпустить.
Юнга не появлялся. Диркен нехотя оторвалась от карт и инструментов и спустилась к себе.
В каюте было темно и подозрительно тихо. Диркен выругалась. Когда ее глаза привыкли к полумраку, она выругалась вторично. Юнга беззвучно спал на ее койке. Тесак, позаимствованный у кока, вывалился из его пальцев. Лезвие отражало синеву небес, видневшихся в маленьком иллюминаторе. Тесак лежал почти рядом с сапогами пленника.
Увы, Дакару было не до борьбы за свободу. Его лицо позеленело, а волосы от пота стали курчавыми. Диркен удивило, что он как-то ухитрился вытолкнуть кляп. Нагнувшись за тесаком, она оглядела пол каюты, но не увидела даже маленького кусочка тряпки. Неужели толстяк сжевал и проглотил кляп?
Так оно и было. Теперь живот пророка крутило вдвое сильнее: от морской болезни и от съеденной грязной тряпки.
— Где Аритон? — простонал Дакар.
— Привязан к бизани, и хорошенько привязан, если желаешь знать.
Немного подумав, Диркен убрала саблю в ножны. Чтобы перерезать веревки, хватит и тесака.
— Там он и останется, пока корабль не придет в обещанную им гавань.
Безумный Пророк кряхтел и растирал затекшие руки.
— Сколько твоих матросов он уложил, прежде чем вы сумели его связать?
Диркен возилась с веревками на ногах Дакара. Услышав вопрос, она сердито вскинула голову.
— Ни одного, — раздраженно ответила капитан. — Представь себе, сдался без сопротивления.
— Ах, госпожа, — горестно вздохнул Дакар. — Ты его совсем не знаешь. Сама не заметишь, как он заставит тебя думать в нужном ему направлении. Говорю тебе об этом не понаслышке. Значит, он никого не убил? А зачем ему убивать, если ты теперь пляшешь под его дудку?
Диркен встала с колен. Глаза ее гневно сверкали. Рука, сжимавшая тесак, замерла.
— Ты сильно его ненавидишь. Но твоя ненависть меня ни в чем не убеждает.
Дакар встряхнул головой и зажал ладонями рот, удерживая новый позыв на рвоту. Он выбрался из каюты и поплелся на палубу. Диркен захлопнула дверь каюты и встала, скрестив на груди руки. Юнга спал, и никто не видел ее дрожащих пальцев.
— Эт милосердный, я никому из вас не верю, — прошептала она. — Что бы ни плели мне оба, последнее слово все равно останется за мной.
Тревожное открытие
Отяжелевшее, уставшее от изобилия красок и запахов лето на берегах Эльтаирского залива как будто замерло в ожидании скорой осени. Долины и крутые склоны холмов, пышно и беспорядочно заросшие деревьями и вечнозелеными кустами, тонули в дымке разогретого пряного воздуха. С дубов гроздьями свешивались желуди. Смолкли песни жаворонков, не только услаждавшие человеческий слух, но и отмечавшие границы птичьих владений. Птенцы оперились, научились летать и покинули родительские гнезда. Было жарко, и даже ветер с залива не всегда приносил желанную прохладу. Но в горах к западу от Джелота, куда по просьбе Асандира отправился Люэйн, полновластным хозяином был жестокий, пронизывающий до костей холод. Смена времен года здесь почти не ощущалась. По утрам (если только утро не выдавалось пасмурным) высочайшая из вершин Скайшельских гор пронзала небо подобно жертвенному ножу. Покрытая льдом, она ослепительно блестела на солнце, а вечером, после захода солнца, превращалась в глыбу черного металла. Тень от Рокфальского пика (так называлась эта вершина) достигала самых глубоких ущелий, полных снега. Летом снег таял, превращаясь в ручейки, и сквозь расселины покидал Рокфальскую долину. О северный склон Рокфальского пика разбивались ветры. В дни, когда они особенно неистовствовали, их вопли и стоны, способные сделать честь любому пиршеству призраков, Долетали до самых подножий, перекликаясь с тревожным шелестом листвы.
Данфолские охотники иногда забредали в предгорные леса и ставили там свои силки и капканы, но не оставались ждать появления добычи, а торопились уйти. Они утверждали, что ветры приносят в долину «голоса гор». Эти голоса завораживали человека, заставляли забыть обо всем на свете и сводили с ума. Редкие смельчаки отваживались появляться здесь в одиночку.
Когда Люэйн добрался до Рокфальских гор, шел дождь. Долины радовались ему и блестели умытой листвой. Однако чем выше он поднимался, тем холоднее становились струи дождя. На вершине бушевала снежная буря, порывы ветра швыряли снежинки на обледенелые скалы. Бестелесный маг не чувствовал их обжигающих уколов, по своей беспощадности похожих на удары остро заточенного меча. Снег запорошил странную до нелепости каменную лестницу — творение Давина-Отступника, возведенное им по собственной прихоти. Вычурные стойки перил на концах лестничных маршей, химеры, устрашающе оскалившие пасти, — среди снежных наносов эта лестница казалась столь же нелепой, как дворцовая мебель, забытая кем-то на лугу.
Но для магического зрения Люэйна глаза каменных химер не были безжизненными. При его появлении сразу же пробудилась цепь охранительных заклинаний. Обычный человек не увидел бы ее сияния. Возможно, даже странные очертания лестницы не вызвали бы у него никаких мыслей, лишь пробудили ненадолго любопытство. Каменные ступени не оказали бы ему никакого сопротивления. И откуда незваному гостю знать, что гранитный костяк Рокфальского пика и обсидиановые вкрапления — далеко не мертвый камень? Конечно, трудно представить, чтобы кто-то из простых смертных отправился сюда. Но случись такое, о его появлении стало бы известно намного раньше, чем он достиг бы лестницы Давина.
Толкаемый азартом, самовольный путешественник двинулся бы по ступеням к вершине, вероятно думая, что без всякого позволения может туда подняться. Тем не менее Люэйн, знавший эти места, не торопился шагнуть на ступеньки. Для морозных ветров он был вихрем, еще более студеным, нежели они сами, и ветры, чуя магию Содружества, старались держаться от Люэйна подальше. Своим восприятием маг проник глубоко внутрь горы и молчаливо попросил разрешения войти.
Ответ пришел сразу же: медленный, печально-торжественный, похожий на приглушенные отзвуки землетрясения. Чувства смертного человека были слишком грубыми, чтобы уловить его. Язык камня обладал величием, перед которым даже время сжималось и становилось бессмысленным. Камень был созвучен натуре Люэйна, склонной к суровости и аскетизму. Например, музыку бестелесный маг считал легкомысленной забавой. Способность же камня стойко выдерживать любые превратности судьбы восхищала Люэйна. В сравнении с размеренным существованием камней жизнь растений и животных представлялась ему шумной и суетливой.
Глубины Рокфальского колодца, исполненные вечного мрака, дали ему позволение войти. Люэйна невольно охватило столь же глубокое смирение. Он представил долгие века страданий и неимоверные усилия Содружества, обуздавшего мириады сущностей, которые злобно восстали против Закона Всеобщего Равновесия. Самым недавним узником Рокфальского колодца был Деш-Тир. Даже упрямец Люэйн склонялся перед безграничным терпением гор, отдавших свои недра под тюрьму для исчадий зла.
Итак, Люэйну было позволено проверить охранительные заклинания, которые стерегли злобных сущностей Деш-Ти-ра. Он стал погружаться в глубины горы, увенчанной Рокфальским пиком. Обледенелый камень поверхностных скал сменился черным полосчатым минералом, никогда не знавшим солнечного света и дуновения ветров. Здесь была своя гармония — гармония рудных жил и подземных источников, переплетавшаяся с магией Содружества. У Люэйна обострилось восприятие: он видел и ощущал тончайшие нити заклинаний, объединенные его собратьями в неповторимый узор.
Давин-Отступник пробил в скале глубокий шурф, дно которого, пятиугольное помещение, называлось Рокфальским колодцем. Оно-то и являлось тюрьмой для злых духов. Видом своим каменная темница отдаленно напоминала подземные тюрьмы, где содержались особо опасные преступники, однако внешнее сходство было обманчивым. За прямизной стен скрывалась целая паутина охранительных заклинаний — замысловатые наслоения кривых и ломаных линий. Тишина на дне Рокфальского колодца была тишиной лишь для ушей обычного человека. Обладающий магическим восприятием оказывался в самой гуще непрестанного бурления разнородных сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111