Он, прищурившись, поглядел на звездную вуаль, точно уже слышал вой и грохот Охоты.
— Я бы мог мчаться с тобой по Вышней равнине быстрее ветра, — произнес рядом с ней кто-то в человечьем обличье — Тахгил даже не сразу узнала его. — Но они в два счета поймают нас, — продолжил Тигнакомайре.
Он уже несколько дней не оборачивался человеком. Теперь же найгель развлекался тем, что, лежа на боку, строил земляную стенку поперек муравьиной тропки.
— Видишь, госпожа, — сказал Тулли совсем тихо, — твой поход подошел к концу. Мы не можем провести тебя в замок на горе.
На покрытых мягкой, точно мышиная шерстка, травой серебристых полячах Мглицы в брызгах света иных миров скакали белые олени. Вдалеке монотонно повторялся раз за разом чей-то зов или условный сигнал: Аи-иии, Ай-иии! По ночному лесу разносился нечеловеческий хохот, то пронзительный и безумный, то низкий и рокочущий. Вскоре он сменился душераздирающим воем.
— Я останусь здесь и дождусь Охоту, — невыразительным тусклым голосом проговорила Тахгил. — Хотя бы ради того, чтобы увидеть Вивиану с Кейтри или узнать, что с ними сталось. Я не буду защищаться и позволю себя захватить. Иного пути нет. — Даже теперь бдительно следя за тем, чтобы не благодарить нежить в открьпую, она добавила: — Вы все были очень добры ко мне.
Ресницы ее дрогнули и опустились, отгораживая девушку от всего мира.
Лебединая дева разглядывала Тахгил круглыми птичьими глазами.
— Вахгил ела хлеб Светлых, плоды Светлого королевства. Мчалась верхом на водяном коне, видела мир глазами колдовских созданий. Прежде она носила на пальце кольцо сильного и сверкающего волшебства. Рогатый дух людского очага лечил ее своими чарами. Вахгил ведает волшебные обычаи. Глядите, она стала чистой и незапятнанной.
Витбью поднялась, в волнении заломила гибкие, точно азалии, руки, сделала несколько легких шагов по поляне. Всего второй раз за все это путешествие лебединая дева была без плаща из перьев. Казалось, ее одеяние соткано из тумана и паутинок, а подпоясано вязью горящих гранатов. Пышные темные волосы струились по ветру. Она снова нерешительно заговорила, на сей раз обращаясь уже непосредственно к Тахгил:
— Не падай духом, не поддавайся унынию! Лети туда, в Таинственную Твердыню! Стойкие стражи не станут останавливать своих, не воспрепятствуют лебедю. Подруга лебединой девы всенепременно войдет в твердыню! За сумрачными стенами стой и жди. Лебедь придет следом, чтобы забрать оперение. Позаботься о том, чтобы к перьям не пристала грязь, чтобы они остались в целости и сохранности — не то весь лебединый клан будет без устали преследовать тебя.
Слова Витбью всколыхнули в Тахгил смутные воспоминания. Ах да — что же такое согревало и укрывало ее даже сейчас, когда она лежала на прохладной траве Мглицы? Девушка поглядела на себя — поверх ее тела раскинулся ковром пылающих черных углей ворох перьев. Лебединый плащ грел ее, пока она отсыпалась, — возможно, именно он защитил ее от взгляда колдовских стражей цитадели, что наверняка вовсю искали нарушительницу границ по всей Мглице. А ведь такие плащи не переходят от владельца к владельцу просто так, запросто — в силу того же закона, по которому нежить может переступить порог человеческого жилья, только если ее позовут, эти таинственные и колдовские одеяния сохранят всю свою силу, только если хозяева передают их добровольно. Эмоции переполнили душу девушки, точно воды реку после дождя. Глаза ее сверкали. Девушка лихорадочно подыскивала слова и наконец произнесла сдавленным голосом:
— Витбью столь щедра…
— Лебединый аромат заглушит человечью вонь, — перебила ее Витбью. И в самом деле, от плаща исходил слабый птичий запах, похожий на запах в конюшнях крылатых коней. — Когда лебедь получит свой плащ обратно, целый и незапятнанный, — резко закончила лебединая дева, — узы падут.
— О да! После этого ты более ничем не будешь мне обязана. И я никогда более ничего у тебя не попрошу. Клянусь. Напротив, это я буду у тебя в долгу.
Но недолго, — смутно подумала Тахгил, — ибо я чувствую, что нить жизни моей подходит к концу. Торн, скоро, скоро я буду с тобой.
Витбью устремила на Тахгил пристальный взгляд птичьих глаз. Где-то вдали бессловесный вой Мглицы вырывался из чьего-то нечеловеческого горла, точно туман над рекой, точно утка над болотом. Лебединая дева кивнула, скорее просто дернула головой — странное, резкое движение: так птица стремительно оглядывается, не грозит ли опасность, или высматривает, не блеснет ли под гладью воды рыбья чешуя.
И вправду, несмотря на внешнее сходство, лебединые девы — не люди. Никак не перепутаешь.
Витбью бережно сняла с Тахгил плащ. Девушка поднялась. По спине у нее пробежал холодок страха — в какое же новое приключение она ввязывается!
— И как это делается?
Голос ее дрогнул и сорвался.
Витбью баюкала ворох перьев на руках, точно любимое дитя.
— Возвеселись! Веруй! — проговорила она. В глазах ее блеснул гнев — а быть может, боль разлуки, страх или еще какое-нибудь колдовское чувство, неведомое смертным. — Лети легко!
Она накинула плащ на плечи Тахгил: он лег на них так гладко, тепло, уютно, как будто она родилась в нем.
Вздрогнув от потрясения и яростного ликования, девушка ощутила, как нервы ее словно прорастают в плащ, тянутся к каждому перу, наполняются ветром, что уже шевелил крылья, зовя к полету. Крик оборвался, превратился в гулкий лебединый клич. Девушка потеряла равновесие, качнулась, пробежала несколько шагов по поляне. Кроме этого неожиданного единства с плащом, ничто в ней как будто бы не изменилось.
Зато изменился весь мир.
И как сильно изменился!
Каждый глаз Тахгил вбирал в себя по половине этой новой вселенной. Все чувства ее обострились, сделались ярче.
Вечная ночь Мглицы превратилась в нежно-зеленый день, словно девушка видела все через голубовато-зеленые очки. Горизонт сделался стальной лентой. Повсюду вокруг заманчиво поблескивала вода. Прежде Тахгил и не замечала, что ее здесь так много. Она просвечивала со всех сторон, меж трав и деревьев. Голоса лягушек звучали нежно и сладко, как мурлыканье котят.
Рядом стояли трое. Все очень высокие. Фигуры двоих из них виделись смутно, а третьей была Витбью — прекрасная, одетая в звездный свет. Все трое были окутаны светлой переливающейся дымкой, как воздушные жители садов Циннарина.
Тахгил вытянула длинную шею к небу — никогда прежде не видела она такого неба. Новообретенными чувствами, которые ее человеческое восприятие преобразовывало в зрение, она видела опутывающие небо и землю потоки энергии, силовые поля бесконечно малых частиц, нанизанных на общие нити, как бусы на проволоку. Они протянулись от горизонта до горизонта, узоры их охватывали все сущее. Подобных цветов Тахгил еще не видела — она даже названий-то им не могла подобрать, в ее мире таких оттенков просто не существовало — и все эти непостижимые цвета сверкали и мерцали, точно наделенные своим, особым разумом. А вдобавок красочные поля еще и передвигались, медленно кружились против часовой стрелки, порой чуть-чуть меняя очертания, точно приноравливаясь друг к другу. Местами этот единый узор нарушали жестокие бури.
Эти силовые поля тянулись очень далеко, выше неба, выше атмосферы — пока в безграничной вышине не сталкивались с дующим от солнца жестоким ветром, что не мог проникнуть в магнитную сферу земли. В самых высоких слоях разреженного воздуха частицы гудели и вибрировали. Хотя за горизонтом не было видно Южного полюса, но теперь, приобщившись к сокровищам мудрости волшебных лебедей, Тахгил совершенно твердо знала: там солнечный ветер с особой силой вгоняет эти заряженные частицы в атмосферу, порождая южное сияние. А еще выше излучали похожие светящиеся потоки далекие звезды.
Все небо было пронизано течениями, их траектории просматривались отчетливо, как нахоженные дороги на земле. Это и в самом деле были дороги, точнее — дорожные вехи. Именно по ним ориентировались летающие создания во время поднебесных странствий по всему миру — будь то над землей или над океаном, в тысяче миль от берега. Тем самым вращающиеся и дрейфующие магнитные потоки, неизменная принадлежность Айи, позволяли тем, кто наделен способностью распознавать им, всегда отыскать путь домой.
Тахгил раскинула руки, распростерла их по ветру. Движение это далось ей легко и естественно, как дыхание. Ей не надо было учиться летать.
Крылья ударили воздух.
Черный лебедь взмыл в небеса.

* * *
Мир снова преобразился. Сверкающие потоки электромагнитных полей чуть сдвинулись. Глаза девушки-лебедя способны были улавливать не только магнитные поля, но абсолютно все формы излучений — как видимых, так и невидимых обычному людскому взгляду — от длинных и медленных энергетических волн инфракрасного спектра, через переливы ультрафиолета к пронзительным рентгеновским и гамма-лучам, исходящим из дальнего космоса. Однако вся эта информация не сбивала с толку, а создавала единый порядок, рождала гармонию, а не хаос.
He-человечьи зоркими лебедиными глазами Тахгил посмотрела на обретенные крылья. Перья на них работали слаженно и мощно, как мускулы. Тахгил перевела взгляд вниз. С высоты в двести футов выступающая над Мглицей Вышняя равнина казалась обманчиво плоской. Крепость на утесе приобрела непривычные пропорции: широкие вершины башен уходили вниз, к тонкой игле основания, что терялось в скоплении крыш.
Преображенной птице было видно многое из того, что творилось в этих краях. К северу от крепости собирались готовые к походу войска: батальоны смертных представали ее взору инфракрасными пятнами. Число их казалось совсем незначительным по сравнению с Легионами Эриса, что стояли лагерем по другую сторону Нениан Лэндбридж, однако на левом фланге бивуака защитников Черной крепости, среди валунов и кустарников, толпились полчища иных бойцов Намарры — они лучились тускло-зеленым, как болотные огни. Эти воины не строились упорядоченными рядами, не разбивали шатров и палаток. Все они принадлежали к нежити самых разных форм, размеров и видов. Общим для всех было лишь одно: ненависть к людям. И хотя сражались они иначе, чем люди, но в бою были куда ужасней своих смертных союзников.
Некоторые из них — особенно хобияги и спригганы — сбивались в кучки. Что же до остальной части войска неявных, на первый взгляд, они не знали ни общей дисциплины, ни единого вождя. Однако над всей этой мнимо разобщенной силой стоял один-единственный предводитель, один Вождь.
Девушка-лебедь обшаривала взором землю. Через черную степь к крепости на всем скаку мчался конь. Ветер трепал смоляные волосы всадницы. Сзади, держась за хвост скакуна, бежало третье существо. С юга отвесные склоны Вышней равнины патрулировали отряды проворных спринганов. Дальше, за горизонтом, землю опоясывало кольцо вулканических дымов Таптартарата, перемежаемое тускло-красным заревом. А вдалеке, на западе, в районе Нениан Лэндбридж, сверкала и переливалась ровная линия — точь-в-точь кромка моря. Но это было не море.
То сверкало оружие изготовившейся к бою армии.
Ветер ласково качал летящую, точно в колыбели. Прочерченное звездной картой небо сулило свободу и тайну. Однако крылья смертной, не привычной к подобному напряжению, начали уставать. Она повернулась против ветра, собираясь спускаться. Сперва холодный напор воздушного потока не пускал ее, но тут у Тахгил снова включились приобретенные с плащом механизмы полета, и она мгновенно вычислила те нисходящие течения, по которым лебедь могла бы без труда скользить вниз, навстречу высоким башням Аннат Готалламора.
Не постигая всего величия архитектурного замысла, девушка смотрела на фантастическую и вольную путаницу тонких колонн и шпилей, что взмывали ввысь, пронзая ночь, накалывая на себя звездное небо. Высокие стрельчатые арки венчались тонкими листьями флеронов, к узорных фасадам зданий лепились закрытые круглые балкончики. Диковинные четырехлистники окон цвели на разукрашенных резьбой каменных стенах. Квадратные, круглые, восьмиугольные башни и башенки от самых маленьких и декоративных до гигантских сторожевых тянулись к небесам, и каждая свободная поверхность несла на себе причудливые и гротескные лепные фигуры. С каждого угла крыши скалились насмешливые горгульи и сделанные в форме змей и драконов сливные желоба. Каждую арку, каждый проход обвивали слезники, которым неведомые архитекторы придали самые разные формы, и причудливые, и элегантные.
Сквозь все это нагромождение причуд и диковинок и скользила сейчас девушка-лебедь — мимо аркад острых и высоких окон, украшенных каменными цветами и листьями. На лету она успевала заглядывать в проемы окон, в витражи из цветного стекла — лавандового, темно-синего, голубого и фиолетового. За ними взору ее открывались внутренние покои крепости, огромные залы и крохотные круглые комнатенки, длинные галереи и лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74