Теперь, когда Морраган утратил обличье Светлого, уж верно, Эсгатар не обязан выполнять второй приказ? А даже если и обязан, у Моррагана больше нет голоса. Теперь можно будет снова открыть все остальные Ворота и более никогда не закрывать их! Светлые и люди снова будут свободно общаться меж собой, как в былые времена!
— В обличье Ворона, — сумрачно произнес Ангавар, рассеянно наматывая на палец прядь волос возлюбленной, — большая часть могущества Моррагана и в самом деле исчезла. Но не вся. Кое-как говорить он еще может. Он ведь королевской крови — а нас не так-то легко уничтожить. Если Ворон когда-либо еще встретится с Эсгатаром Белой Совой, то вполне может потребовать повиновения. Хотел бы я отыскать его и лишить такой возможности. Сковать волшебством или взять с него слово молчать. Я бы нашел его, но пока его не поймаешь, открывать Ворота опасно.
— Тогда зачем ты позволил ему улететь?
— Мою руку остановило милосердие. Как мог я, сжалившийся над Ваэльгастом, не сжалиться над родным своим братом? — Казалось, король Светлых смотрел куда-то внутрь себя, прекрасное лицо его стало блеклым, точно зимнее небо. — Мой брат, в чьем падении я сыграл столь роковую роль. — После короткой паузы он продолжил: — Не знаю, как он поступит: улетит ли подобру-поздорову в какой-нибудь дальний лес, где и обоснуется, или же в птичьем уме осталось еще довольно проблесков, чтобы желать вернуться в Светлое королевство. И моя нерешительность играет на него.
Ашалинда смотрела на Ангавара во все глаза, жадно вбирая мельчайшие детали. Он был огнем, а она — свечой, которую поднесли слишком близко. Ангавар притянул нареченную к себе, однако она отстранилась, учуяв исходящий от него слабый аромат корицы. Ангавар не пах ни потом, ни кожей, дыхание его не отдавало луком, а волосы — лесным дымом. Она не могла больше закрывать глаза на правду — он не был смертным.
— Что это ты вдруг отшатываешься от меня? — спросил он полусердито, полуозадаченно.
Девушка замялась, не решаясь встретиться с ним глазами.
— Ты ведь Светлый. А я — нет.
— И что?
Сердце у нее стучало так, точно по груди изнутри колотили дубинкой.
— Как ты можешь любить меня? — Слезы уже подступали к глазам девушки. — Твоему народу все мы, верно, кажемся дикими животными.
— Не говори так! Никогда не говори! — вскричал Ангавар. Голос его внезапно стал грубым и резким. Однако через миг он уже недоверчиво спросил: — Неужели ты сомневаешься во мне?
— Я ведь дочь несовершенного народа. Клянусь, если бы я видела нас глазами Светлых…
— Вот так штука! Похоже, ты и в самом деле сомневаешься в моей любви.
Она наконец подняла на него глаза — и от того, что прочла на лице Светлого, сердце бедняжки едва не остановилось.
— Нет.
— Никогда не сомневайся во мне, Златовласка, — сказал Ангавар. — Никогда.
Горло у Ашалинды саднило так, точно она проглотила свое сердце.
— Мы так давно расстались, — промолвила она, — но я ни на минуту не переставала думать о тебе. День и ночь твое лицо стояло предо мной. Голос твой не умолкал у меня в ушах. Каждый порыв ветра казался твоим прикосновением, каждый сон — напоминанием о тебе. И вот сейчас ты и правда стоишь предо мной, а мне отчего-то страшно. Вдруг я моргну и ты снова исчезнешь? Ах, но каждая частица моего существа кричит и стонет от любви к тебе.
— А моя — от любви к тебе.
Откуда-то из-за шатра доносились невнятные голоса придворных, отдаленное пение, приглушенный стук копыт по траве.
Ашалинда вспомнила Моррагана и слова, сказанные им брату: «Мой клинок с большей охотой остался бы в ножнах ему так уютно в этом вместилище». Очередной пример того, как Светлые умеют искажать правду, лгать недомолвками и иносказаниями, а не в открытую.
Она снова поглядела на Ангавара:
— Морраган дразнил тебя всякими намеками. Но на самом деле он не спал со мной.
— Знаю.
Он обнял девушку, нежно уткнулся лицом в облако ее волос. Черные пряди смешались с золотыми — и Ашалинда утонула, затерялась в этом водопаде. Каждый волосок возлюбленного еще крепче привязывал ее сердце.
Среди народа, к которому принадлежал ее избранник, акт любви обычно считался чем-то вроде приятной забавы, развлечения, а не взаимного празднества вечной страсти. Рассказы о Светлых говорили об этом прямо, начистоту. Обнимать возлюбленного, чувствовать, что плечи его скованы напряжением столь яростным, что он весь дрожал, слышать, как судорожно бьется его сердце — и знать, каких усилий стоит ему обуздывать собственную природу, — все это невыразимо растрогало Ашалинду. Ведь все это давало понять, как высоко он ценит, как сильно любит свою невесту.
Испокон веков смертных влечет к Светлым — неотразимо, инстинктивно, как мотыльков на пламя свечи. Бессмертный народ королевства создан для любви и веселья, как птица для полета. И теперь, выказав равную сдержанность, Ашалинда выказала не меньше силы и чести, чем ее необыкновенный возлюбленный.
Доказательство от противного.
— Я хочу отнестись к тебе со всем подобающим почтением, — прошептал Ангавар. — Очень скоро ты станешь моей женой. И когда мы возляжем с тобой, ты и я, нас ждет столько радости и счастья, сколько редко выпадает на долю смертных. Такого счастья, о каком они могут только мечтать.
— Ты правишь двумя мирами, — отозвалась девушка. — У тебя есть все, что только можно пожелать. Ты можешь окружить себя морями золота и реками драгоценностей. Я не в силах дать тебе подобных сокровищ. Однако когда мы с тобой обменяемся брачными обетами, я одарю тебя даром. Который нельзя вручить никому иному в обоих мирах, тем даром, который любая девушка может вручить своему избраннику лишь единожды.
— Даром, наслаждаться которым можно всю жизнь.
Ашалинда вдруг подумала о том, что жизнь Ангавара будет длиться куда дольше ее. Да, в Светлом королевстве годы смертных тянутся гораздо дольше, но бессмертия люди обрести все равно не могут. И Ангавар будет гулять по зеленым курганам Эриса через сотни лет после того, как она упокоится под ними. Девушка прогнала неуместную мысль, не желая омрачать свое счастье.
Легкий ветерок раздувал шелковые стены шатра, тени дрожали и прыгали, точно под водой. Он принес с собой звуки лагеря — обрывки победных песен, смех, звяканье металла. Вокруг горели костры, на ряби стен шатра плясали тени солдат. Часовые расхаживали по сторонам бивуака, туда-сюда сновали проворные гонцы.
— Я так долго искал тебя, — произнес Ангавар. — Рассылал во все края птиц, зверей, духов и прочие колдовские существа. Все это время каждая дорога, каждая тропинка в лесу находилась под наблюдением. Мои слуги не спускали глаз ни с одного города, ни с одной деревушки. Однако ты всех обвела вокруг пальца — благодаря тому, что натиралась благовониями, чтобы отбить запах, и благодаря столь неожиданному выбору маршрута. Недавно твоя служанка поведала мне о ваших странствиях во всех подробностях. Ах, знай я тогда то, что знаю теперь! Раз за разом мои посланцы возвращались, не отыскав никаких следов — и на сердце у меня становилось все тревожней. Ты словно исчезла. Растворилась, и никто не знал, где ты можешь быть. Я безумно хотел сам отправиться на поиски, но не мог оставить Легионы в преддверии войны. И почему это ты так ловко умеешь прятаться от меня? Такое мало кому под силу! Ведь мне покорны и моря, и небеса, и все уголки земли. Да, королевский Ворон покамест умудряется прятаться от меня, но смертные на такое не способны — кроме тебя. А ты уже дважды натянула мне нос!
Ашалинда покачала головой.
— Сама не знаю. Должно быть, просто везение — или невезение, или злой рок. Увы, как жаль, что ты не мог спасти Тамханию от гибели!
— Я не знал, что острову грозит опасность. А когда узнал, было уже слишком поздно. Никто из Танов не заметил предвестников несчастья, а потому и не просил о помощи. Когда же наконец злые вести донеслись до меня, я немедленно поспешил туда, но к тому времени, как мой крылатый конь долетел до острова, все уже совершилось.
— А когда остров утонул, неужели ты не думал, что я погибла?
— Морской народ утверждал, что тебя не было среди мертвых. Однако в какой-то ужасный миг я и правда думал, что ты умерла, ибо мои слуги обшарили Эрис вдоль и поперек, но не нашли тебя, словно от тебя вообще ничего не осталось. Ведь если бы ты была убита, а тело твое искорежено до неузнаваемости, тебя тоже никто бы не мог найти.
— До неузнаваемости? Как это?
— Мало ли. Переломано, изуродовано, съедено. Но давай не будем больше говорить обо всех этих ужасах. Я нашел тебя, Златовласка. И это моя награда за все, что нам пришлось пережить.
— И теперь наконец мы сможем насладиться обществом друг друга, — чуть застенчиво прошептала девушка.
— Именно! — ответил он. — И наконец узнать друг о друге всю правду!
В уголке Королевского шатра на высокой жерди, нахохлившись, сидел Эрантри. Посередине помещения за широким столом из дуба, орешника и терновника Ашалинда обнаружила Томаса из Эрсилдоуна и Тэмлейна Роксбургского, а с ними Ричарда из Эсгайр Гартен и Историна Гилторнира. Вид у всех был усталый, но никто не был ранен — по крайней мере так казалось.
— Как я рада снова увидеть Королевский Аттриод! — воскликнула девушка.
Воины поклонились в свою очередь, здороваясь с ней. Правдивый Томас поцеловал ей руку.
— Вы отважно сражались, — сказала она.
Лицо Роксбурга помрачнело.
— Увы, госпожа моя, успех наш пришелся не ко времени.
Он замолчал.
— Нам всем будет очень недоставать Драмдунаха и Огье, — промолвила Ашалинда, усаживаясь за стол.
— Их убийцы дорого поплатились, — сказал Роксбург. — Теперь в Эрисе наконец снова воцарился мир… — Он покосился на Ашалинду, и она различила в его взгляде так хорошо знакомый ей тоскливый голод. — И есть путь назад…
Она кивнула.
— Да. Путь есть. Я обязательно отыщу его.
Паж налил всем вина, однако никто не притронулся к бокалам.
— Говорят, госпожа моя, вы узнали нашу тайну, — тихо произнес Эрсилдоун, — так же, как и мы вашу. Ибо если вам тысяча лет, мы гораздо старше. И былые наши деяния давно уже стали легендами.
— Воистину, — кивнула Ашалинда, — мне помнится, когда я была еще совсем маленькой, моя няня в Авлантии рассказывала сказки о барде, что жил наполовину в Светлом королевстве, а наполовину в Эрисе. Даже тогда все это казалось просто занятной небылицей, выдуманной сказителями, чтобы скоротать долгие зимние вечера. А вы, сэр? — повернулась она к Тэмлейну Конмору. — Полагаю, и с вами произошло нечто подобное, но теряюсь в догадках, как такое могло случиться.
Не успел Роксбург ответить, как вмешался Бард:
— И вправду, неплохо бы нам хоть чуть-чуть развлечься, ненадолго забыть о нынешнем горе. Позвольте мне поведать вам эту историю.
Девушка кивнула и Томас продолжил:
— Есть в Роксбурге одна зеленая долина под названием Картерхо. А в ней тайная лощина, где по весне пышно цветет шиповник. Давным-давно, еще до Закрытия, там начали твориться странные вещи. Теперь шиповник и дикие розы цвели там круглый год, даже зимой, и были они вдвое крупнее прежнего — великолепные, невиданные в Эрисе цветы с яркими махровыми лепестками, похожими на многослойные нижние юбки. Говорят, аромат от них шел такой, что у случайного путника аж голова кружилась.
Впрочем, мало кто осмеливался подходить к тому месту, ведь все это явно указывало: в долине разгулялась какая-то колдовская, сверхъестественная сила. Родители запрещали детям там гулять, чтобы с ними не случилось чего плохого. Однако для некоторых искушение оказывалось слишком велико — особенно для молоденьких девушек. Тем страсть как хотелось набрать себе этакой красоты, чтобы вплетать цветы в волосы и пересыпать платья в сундуках благоуханными лепестками.
И вот через некоторое время по округе поползли слухи, что, мол, смертная девушка, по неосторожности забредшая в Картерхо, непременно попадется в руки молодому рыцарю, хранителю роз. А он не отпустит ее, если она не даст за себя выкуп: либо плащ, либо девичью честь. Вернись дочка домой без плаща, ее ждала бы верная головомойка от родителей, да к тому же рыцарь был так статен и хорош собой, что многие девушки предпочитали-таки сохранить плащ при себе, а с ним расплатиться иным образом.
Однако тогда и правда выходила наружу иначе.
Скоро дурная слава неизвестного рыцаря разлетелась по всей долине. Говорили, будто, мол, он из Светлых — так что теперь отцы пуще прежнего запрещали дочерям и близко подходить к Картерхо. И все же одна упрямая — кто-нибудь сказал бы глупенькая — девица, дочь местного помещика, решила отправиться туда, несмотря на все предупреждения, а может статься, и благодаря им, уж больно захотелось ей самой взглянуть на пригожего рыцаря. Как я уже сказал, очень уж это была упрямая и своевольная барышня. Она любила носить зеленые платья, просто чтобы показать, какая она независимая. И вот, не сказав никому ни единого слова, пошла она в Картерхо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— В обличье Ворона, — сумрачно произнес Ангавар, рассеянно наматывая на палец прядь волос возлюбленной, — большая часть могущества Моррагана и в самом деле исчезла. Но не вся. Кое-как говорить он еще может. Он ведь королевской крови — а нас не так-то легко уничтожить. Если Ворон когда-либо еще встретится с Эсгатаром Белой Совой, то вполне может потребовать повиновения. Хотел бы я отыскать его и лишить такой возможности. Сковать волшебством или взять с него слово молчать. Я бы нашел его, но пока его не поймаешь, открывать Ворота опасно.
— Тогда зачем ты позволил ему улететь?
— Мою руку остановило милосердие. Как мог я, сжалившийся над Ваэльгастом, не сжалиться над родным своим братом? — Казалось, король Светлых смотрел куда-то внутрь себя, прекрасное лицо его стало блеклым, точно зимнее небо. — Мой брат, в чьем падении я сыграл столь роковую роль. — После короткой паузы он продолжил: — Не знаю, как он поступит: улетит ли подобру-поздорову в какой-нибудь дальний лес, где и обоснуется, или же в птичьем уме осталось еще довольно проблесков, чтобы желать вернуться в Светлое королевство. И моя нерешительность играет на него.
Ашалинда смотрела на Ангавара во все глаза, жадно вбирая мельчайшие детали. Он был огнем, а она — свечой, которую поднесли слишком близко. Ангавар притянул нареченную к себе, однако она отстранилась, учуяв исходящий от него слабый аромат корицы. Ангавар не пах ни потом, ни кожей, дыхание его не отдавало луком, а волосы — лесным дымом. Она не могла больше закрывать глаза на правду — он не был смертным.
— Что это ты вдруг отшатываешься от меня? — спросил он полусердито, полуозадаченно.
Девушка замялась, не решаясь встретиться с ним глазами.
— Ты ведь Светлый. А я — нет.
— И что?
Сердце у нее стучало так, точно по груди изнутри колотили дубинкой.
— Как ты можешь любить меня? — Слезы уже подступали к глазам девушки. — Твоему народу все мы, верно, кажемся дикими животными.
— Не говори так! Никогда не говори! — вскричал Ангавар. Голос его внезапно стал грубым и резким. Однако через миг он уже недоверчиво спросил: — Неужели ты сомневаешься во мне?
— Я ведь дочь несовершенного народа. Клянусь, если бы я видела нас глазами Светлых…
— Вот так штука! Похоже, ты и в самом деле сомневаешься в моей любви.
Она наконец подняла на него глаза — и от того, что прочла на лице Светлого, сердце бедняжки едва не остановилось.
— Нет.
— Никогда не сомневайся во мне, Златовласка, — сказал Ангавар. — Никогда.
Горло у Ашалинды саднило так, точно она проглотила свое сердце.
— Мы так давно расстались, — промолвила она, — но я ни на минуту не переставала думать о тебе. День и ночь твое лицо стояло предо мной. Голос твой не умолкал у меня в ушах. Каждый порыв ветра казался твоим прикосновением, каждый сон — напоминанием о тебе. И вот сейчас ты и правда стоишь предо мной, а мне отчего-то страшно. Вдруг я моргну и ты снова исчезнешь? Ах, но каждая частица моего существа кричит и стонет от любви к тебе.
— А моя — от любви к тебе.
Откуда-то из-за шатра доносились невнятные голоса придворных, отдаленное пение, приглушенный стук копыт по траве.
Ашалинда вспомнила Моррагана и слова, сказанные им брату: «Мой клинок с большей охотой остался бы в ножнах ему так уютно в этом вместилище». Очередной пример того, как Светлые умеют искажать правду, лгать недомолвками и иносказаниями, а не в открытую.
Она снова поглядела на Ангавара:
— Морраган дразнил тебя всякими намеками. Но на самом деле он не спал со мной.
— Знаю.
Он обнял девушку, нежно уткнулся лицом в облако ее волос. Черные пряди смешались с золотыми — и Ашалинда утонула, затерялась в этом водопаде. Каждый волосок возлюбленного еще крепче привязывал ее сердце.
Среди народа, к которому принадлежал ее избранник, акт любви обычно считался чем-то вроде приятной забавы, развлечения, а не взаимного празднества вечной страсти. Рассказы о Светлых говорили об этом прямо, начистоту. Обнимать возлюбленного, чувствовать, что плечи его скованы напряжением столь яростным, что он весь дрожал, слышать, как судорожно бьется его сердце — и знать, каких усилий стоит ему обуздывать собственную природу, — все это невыразимо растрогало Ашалинду. Ведь все это давало понять, как высоко он ценит, как сильно любит свою невесту.
Испокон веков смертных влечет к Светлым — неотразимо, инстинктивно, как мотыльков на пламя свечи. Бессмертный народ королевства создан для любви и веселья, как птица для полета. И теперь, выказав равную сдержанность, Ашалинда выказала не меньше силы и чести, чем ее необыкновенный возлюбленный.
Доказательство от противного.
— Я хочу отнестись к тебе со всем подобающим почтением, — прошептал Ангавар. — Очень скоро ты станешь моей женой. И когда мы возляжем с тобой, ты и я, нас ждет столько радости и счастья, сколько редко выпадает на долю смертных. Такого счастья, о каком они могут только мечтать.
— Ты правишь двумя мирами, — отозвалась девушка. — У тебя есть все, что только можно пожелать. Ты можешь окружить себя морями золота и реками драгоценностей. Я не в силах дать тебе подобных сокровищ. Однако когда мы с тобой обменяемся брачными обетами, я одарю тебя даром. Который нельзя вручить никому иному в обоих мирах, тем даром, который любая девушка может вручить своему избраннику лишь единожды.
— Даром, наслаждаться которым можно всю жизнь.
Ашалинда вдруг подумала о том, что жизнь Ангавара будет длиться куда дольше ее. Да, в Светлом королевстве годы смертных тянутся гораздо дольше, но бессмертия люди обрести все равно не могут. И Ангавар будет гулять по зеленым курганам Эриса через сотни лет после того, как она упокоится под ними. Девушка прогнала неуместную мысль, не желая омрачать свое счастье.
Легкий ветерок раздувал шелковые стены шатра, тени дрожали и прыгали, точно под водой. Он принес с собой звуки лагеря — обрывки победных песен, смех, звяканье металла. Вокруг горели костры, на ряби стен шатра плясали тени солдат. Часовые расхаживали по сторонам бивуака, туда-сюда сновали проворные гонцы.
— Я так долго искал тебя, — произнес Ангавар. — Рассылал во все края птиц, зверей, духов и прочие колдовские существа. Все это время каждая дорога, каждая тропинка в лесу находилась под наблюдением. Мои слуги не спускали глаз ни с одного города, ни с одной деревушки. Однако ты всех обвела вокруг пальца — благодаря тому, что натиралась благовониями, чтобы отбить запах, и благодаря столь неожиданному выбору маршрута. Недавно твоя служанка поведала мне о ваших странствиях во всех подробностях. Ах, знай я тогда то, что знаю теперь! Раз за разом мои посланцы возвращались, не отыскав никаких следов — и на сердце у меня становилось все тревожней. Ты словно исчезла. Растворилась, и никто не знал, где ты можешь быть. Я безумно хотел сам отправиться на поиски, но не мог оставить Легионы в преддверии войны. И почему это ты так ловко умеешь прятаться от меня? Такое мало кому под силу! Ведь мне покорны и моря, и небеса, и все уголки земли. Да, королевский Ворон покамест умудряется прятаться от меня, но смертные на такое не способны — кроме тебя. А ты уже дважды натянула мне нос!
Ашалинда покачала головой.
— Сама не знаю. Должно быть, просто везение — или невезение, или злой рок. Увы, как жаль, что ты не мог спасти Тамханию от гибели!
— Я не знал, что острову грозит опасность. А когда узнал, было уже слишком поздно. Никто из Танов не заметил предвестников несчастья, а потому и не просил о помощи. Когда же наконец злые вести донеслись до меня, я немедленно поспешил туда, но к тому времени, как мой крылатый конь долетел до острова, все уже совершилось.
— А когда остров утонул, неужели ты не думал, что я погибла?
— Морской народ утверждал, что тебя не было среди мертвых. Однако в какой-то ужасный миг я и правда думал, что ты умерла, ибо мои слуги обшарили Эрис вдоль и поперек, но не нашли тебя, словно от тебя вообще ничего не осталось. Ведь если бы ты была убита, а тело твое искорежено до неузнаваемости, тебя тоже никто бы не мог найти.
— До неузнаваемости? Как это?
— Мало ли. Переломано, изуродовано, съедено. Но давай не будем больше говорить обо всех этих ужасах. Я нашел тебя, Златовласка. И это моя награда за все, что нам пришлось пережить.
— И теперь наконец мы сможем насладиться обществом друг друга, — чуть застенчиво прошептала девушка.
— Именно! — ответил он. — И наконец узнать друг о друге всю правду!
В уголке Королевского шатра на высокой жерди, нахохлившись, сидел Эрантри. Посередине помещения за широким столом из дуба, орешника и терновника Ашалинда обнаружила Томаса из Эрсилдоуна и Тэмлейна Роксбургского, а с ними Ричарда из Эсгайр Гартен и Историна Гилторнира. Вид у всех был усталый, но никто не был ранен — по крайней мере так казалось.
— Как я рада снова увидеть Королевский Аттриод! — воскликнула девушка.
Воины поклонились в свою очередь, здороваясь с ней. Правдивый Томас поцеловал ей руку.
— Вы отважно сражались, — сказала она.
Лицо Роксбурга помрачнело.
— Увы, госпожа моя, успех наш пришелся не ко времени.
Он замолчал.
— Нам всем будет очень недоставать Драмдунаха и Огье, — промолвила Ашалинда, усаживаясь за стол.
— Их убийцы дорого поплатились, — сказал Роксбург. — Теперь в Эрисе наконец снова воцарился мир… — Он покосился на Ашалинду, и она различила в его взгляде так хорошо знакомый ей тоскливый голод. — И есть путь назад…
Она кивнула.
— Да. Путь есть. Я обязательно отыщу его.
Паж налил всем вина, однако никто не притронулся к бокалам.
— Говорят, госпожа моя, вы узнали нашу тайну, — тихо произнес Эрсилдоун, — так же, как и мы вашу. Ибо если вам тысяча лет, мы гораздо старше. И былые наши деяния давно уже стали легендами.
— Воистину, — кивнула Ашалинда, — мне помнится, когда я была еще совсем маленькой, моя няня в Авлантии рассказывала сказки о барде, что жил наполовину в Светлом королевстве, а наполовину в Эрисе. Даже тогда все это казалось просто занятной небылицей, выдуманной сказителями, чтобы скоротать долгие зимние вечера. А вы, сэр? — повернулась она к Тэмлейну Конмору. — Полагаю, и с вами произошло нечто подобное, но теряюсь в догадках, как такое могло случиться.
Не успел Роксбург ответить, как вмешался Бард:
— И вправду, неплохо бы нам хоть чуть-чуть развлечься, ненадолго забыть о нынешнем горе. Позвольте мне поведать вам эту историю.
Девушка кивнула и Томас продолжил:
— Есть в Роксбурге одна зеленая долина под названием Картерхо. А в ней тайная лощина, где по весне пышно цветет шиповник. Давным-давно, еще до Закрытия, там начали твориться странные вещи. Теперь шиповник и дикие розы цвели там круглый год, даже зимой, и были они вдвое крупнее прежнего — великолепные, невиданные в Эрисе цветы с яркими махровыми лепестками, похожими на многослойные нижние юбки. Говорят, аромат от них шел такой, что у случайного путника аж голова кружилась.
Впрочем, мало кто осмеливался подходить к тому месту, ведь все это явно указывало: в долине разгулялась какая-то колдовская, сверхъестественная сила. Родители запрещали детям там гулять, чтобы с ними не случилось чего плохого. Однако для некоторых искушение оказывалось слишком велико — особенно для молоденьких девушек. Тем страсть как хотелось набрать себе этакой красоты, чтобы вплетать цветы в волосы и пересыпать платья в сундуках благоуханными лепестками.
И вот через некоторое время по округе поползли слухи, что, мол, смертная девушка, по неосторожности забредшая в Картерхо, непременно попадется в руки молодому рыцарю, хранителю роз. А он не отпустит ее, если она не даст за себя выкуп: либо плащ, либо девичью честь. Вернись дочка домой без плаща, ее ждала бы верная головомойка от родителей, да к тому же рыцарь был так статен и хорош собой, что многие девушки предпочитали-таки сохранить плащ при себе, а с ним расплатиться иным образом.
Однако тогда и правда выходила наружу иначе.
Скоро дурная слава неизвестного рыцаря разлетелась по всей долине. Говорили, будто, мол, он из Светлых — так что теперь отцы пуще прежнего запрещали дочерям и близко подходить к Картерхо. И все же одна упрямая — кто-нибудь сказал бы глупенькая — девица, дочь местного помещика, решила отправиться туда, несмотря на все предупреждения, а может статься, и благодаря им, уж больно захотелось ей самой взглянуть на пригожего рыцаря. Как я уже сказал, очень уж это была упрямая и своевольная барышня. Она любила носить зеленые платья, просто чтобы показать, какая она независимая. И вот, не сказав никому ни единого слова, пошла она в Картерхо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74