Облокотившись на каменный подоконник, он долго смотрел на нее. Ночь была темной, полная Луна пряталась за облаками, ветер уныло завывал на пустынных улицах. Фонари перемигивались друг с другом, и в их мерцании Каландрилл различил стены, отмечавшие дорогу к бухте. Море переливалось, как масло; прибой с далеким шумом разбивался о молы и волнорезы. Стоящие на якоре суда выглядели темными пятнами. Он вспомнил военные суда, что видел в гавани, и ему почудилось, что своей воинственностью они походят на брата. По дороге в Бессиль путники не раз слышали о том, что Тобиас призывает Лиссе к войне с Кандахаром. Суда, которые Каландрилл видел в гавани, с высокими башнями для лучников, явно не предназначены для сопровождения купцов. Это — дело ловких, быстрых лодок. Линкоры же перевозят солдат и высаживают их на вражеской территории.
Неужели Тобиас на самом деле затевает войну? Неужели цель его поездки — склонить доммов к военному союзу? Он говорил об этом еще в Секке, когда там с визитом находился Варент ден Тарль, но тогда Билаф заставил его замолчать. И вот Билафа больше нет, и Тобиас правит, как ему заблагорассудится. Так что вполне возможно, что тучи войны на самом деле собираются на горизонте. Каландрилла даже передернуло. Вот они, вещие сны Фарна. Даже во сне Безумный бог не оставляет в покое бренный мир.
А противостоять его планам всеобщего хаоса могут. скорее всего, только они втроем.
Каландриллу было неприятно думать об этом, хотя богиня и заверяла, что он обладает силой, способной победить Рхыфамуна. Что это за сила, он не знал, и в такую промозглую ночь не был столь уверен в себе, как в ту, когда услышал от Деры загадочное заверение. Он подставил лицо дождю. Прежние сомнения и упадническое настроение навалились с новой силой. Мысленно Каландрилл молил богиню о том, чтобы она дала ему сил, и, к своему удивлению, вдруг ощутил, что вновь обретает веру, а сомнения покидают его. Он снова почувствовал себя уверенным, словно богиня словами и прикосновением своим придала ему уверенности, хоть та и была выше его понимания. Он не мог описать ее словами, но знал, что она присутствует в нем. А уже одно это — настоящий подарок. Успокоившись, юноша закрыл ставни и отправился в постель.
Сон пришел быстро, и Каландрилл без всяких сновидений проспал до самого утра, когда его разбудил настойчивый стук в дверь. Он открыл глаза, зевнул и инстинктивно потянулся к мечу, лежавшему подле него на покрывале. Держа ножны в левой руке, а эфес в правой, он, дрожа от холода, пошлепал к двери. В комнате было холодно, а каменный пол — ледяным. Видимо, в Вессиле тепло экономят так же, как слова, подумал он и сонно поинтересовался, кто стучит в его дверь. Услышав голос Брахта, он отодвинул задвижку.
— Мы же договаривались, что выезжаем как можно раньше, — заявил керниец и, пройдя мимо Каландрилла, распахнул ставни. — Спрячь меч и одевайся.
Каландрилл, стуча зубами, промычал, что и на старуху бывает проруха, но отбросил меч и отправился к умывальнику и даже не удивился, увидев тонкий слой льда по краям кувшина. От ледяной воды, которой он брызнул себе в лицо и грудь, у него перехватило дыхание. Юноша торопливо вытерся и натянул на себя одежду.
Молочный туман, который окутал город, заглушал все звуки. Гавань терялась во мгле. Дальше ближайших строений ничего не было видно. Это напомнило Каландриллу Вишат'йи, и, завязывая тунику и прицепляя меч, он подумал, как там Менелиан.
— Поедим, купим шатры — и вперед, — бодро заявил Брахт. — Пошли, Катя спустится к завтраку.
Каландрилл набросил на плечи накидку, постепенно согреваясь, и, подхватив переметные сумки, отправился вслед за кернийцем вниз по лестнице, в столовую.
Здесь было ненамного теплее. Их встретили сонная работница с перепачканными сажей щеками, которая подбрасывала дрова в очаг, да хозяин, который, широко позевывая, вышел из кухни, с удивлением глядя на ранних пташек. Почесываясь, он брюзгливо заметил, что его люди только что встали и пока он ничего не может предложить на завтрак, кроме овсянки и вчерашнего хлеба, — печи еще не разогреты.
— Хорошо, — согласился Брахт, по-прежнему бодрый. — А где можно купить шатры?
— У Ворот парусников.
Хозяин шмыгнул носом, собираясь уйти, но Брахт положил ему на плечо руку.
— А как туда пройти? Боюсь, ты не заметил, что мы не местные.
Хозяин наградил его кислым взглядом и начал что-то мямлить про всяких там меченосцев, но быстро отказался от этой мысли, заметив, как Брахт, широко улыбаясь, барабанит пальцами по рукоятке кинжала. Он хмуро рассказал, как добраться до Ворот парусников, и ушел.
— Не очень-то они гостеприимны, — пробормотал Брахт.
— Истинно.
Каландрилл после сна еще не был расположен к разговорам, и когда несколькими мгновениями позже спустилась Катя, он позволил им насладиться диалогом. Катя улыбалась, разливая кашу по тарелкам и без умолку болтая о том, что надо ехать, так что очень скоро Каландрилл окончательно проснулся. Слава Дере, пройдет совсем немного времени, и они оставят позади этот угрюмый город!
Наполнив желудки, путники рассчитались золотом Рхыфамуна и вывели лошадей из стойла. Туман все еще окутывал город, но, когда они спускались к гавани, легкий бриз, дувший с Узкого моря, уже принялся разгонять мглу, которая облизывала улицы тяжелыми языками. Они отыскали Ворота парусников, купили три небольших шатра из прочной парусины с плотным днищем и привязали их к седлам. Поскольку в Вессиле их больше ничто не задерживало, они покинули город. При выезде никто даже не посмотрел им вслед.
Туман цеплялся за вересковые долины почти весь день, так что ехать пришлось медленнее, чем хотелось, и на ночь они решили остановиться в караван-сарае, возникшем у дороги вскоре после захода солнца. Здесь их приняли радушнее, чем в Вессиле. Хозяин с удовольствием болтал, и от него они узнали, что человек, по описанию похожий на Давена Тираса, проезжал здесь относительно недавно и что Тобиас и его свита теперь совсем недалеко впереди.
Каландрилл и его спутники выехали на рассвете. За ночь туман рассеялся, и под бледно-голубым небом утро нарождалось ясное и холодное. Теперь они могли скакать резвее и заночевали в шатрах. На следующий день они вплотную приблизились к Эрину.
Дорога здесь поворачивала на северо-запад и бежала вдоль побережья к городу с его огромными верфями. Оттуда она шла прямо на север к Ганнсхольду, и Каландрилл, вспоминая книги и карты, которые он давным-давно изучал в Секке, рассчитал, что напрямую до города оставалось несколько лиг. Он мало что знал о земле, по которой им предстояло скакать, кроме того, что она постепенно поднимается к Ганнскому хребту и пустынна и что тут заправляют охотники. Вряд ли здесь можно рассчитывать на гостеприимство.
— Будем надеяться, что степь столь же гладка, как и дорога, — заявил Брахт, когда они свернули с брусчатки на землю, покрытую жесткой Травой и чахлым вереском — И что здесь мы не столкнемся с твоим братцем.
Каландрилл молча направил гнедого мерина за жеребцом Брахта.
Копыта коней глухо застучали по дерну. Долина широко простиралась перед ними, переходя из зеленой в синюю там, где начинался вереск, и в золотую, где рос ракитник. Местами во мху и в траве серебрились ручейки Кроншнепы захлебывались в своих песнях, им живо вторили бекасы. Чибисы и красноножки разлетались из-под ног коней, канюки и соколы кружили высоко над головами. Каландрилл упивался скачкой по открытой местности.
Насладившись свободной гонкой, лошади перешли в легкий галоп. Когда водянистое солнце подобралось к зениту, путники остановились передохнуть. Покормив лошадей и поев, они вновь отправились в путь и скакали до самых сумерек, встав лагерем у низкого холма, прикрывавшего от резкого ветра. У подножия его журчал ручеек. Костер весело потрескивал, стреноженные лошади похрупывали траву. Брахт вытащил из седельного мешка силки и установил их с другой стороны холма, пообещав поймать на завтрак зайца. Каландрилл подумал, что он мог бы быть доволен такой жизнью. Он уже почти забыл об удобствах, которые некогда имел во дворце отца. Растягиваясь в шатре, он усмехнулся, прислушиваясь к ветру и раздумывая, где сейчас Тобиас и что он о нем думает.
Возможно, он представлял для брата еще большую угрозу, чем раньше, ибо Каландрилл чувствовал в себе силы достаточные, чтобы взять верх над Тобиасом в честной схватке. Брахт сказал, что настанет день сведения счетов. Возможно, подумал он, засыпая, но это будет не скоро; сначала — вопросы вселенской важности. Он вообще не думал бы о Тобиасе, не будь брат им помехой. Честолюбивые планы Тобиаса выглядели мелочными перед лицом опасности, угрожавшей всему миру, и даже сознание того, что брат приложил руку к смерти отца, не особенно угнетало Каландрилла. Странно, но весть об убийстве не произвела на него сильного впечатления. Билаф сам выбрал свою судьбу, порвав с младшим сыном. Ударив его по лицу, он выказал ему презрение. Возможно, когда-нибудь Каландрилл еще обвинит Тобиаса в отцеубийстве и призовет его к ответу, но пока голова его была занята делами куда более важными. Натягивая до подбородка накидку, он подумал, что с каждым днем становится все более похож на прагматичного Брахта, с которым сдружился за год. По правде говоря, ему казалось, что он знает Брахта всю жизнь. И с этой мыслью Каландрилл заснул.
Утром, как керниец и обещал, они позавтракали двумя упитанными зайцами и продолжили погоню по ровной пустынной степи. Ни туман, ни дождь не мешали им скакать вперед, и они проделали большой путь по вересковой долине, несмотря на то что местность постепенно повышалась в преддверии Ганнских хребтов. Дрок и вереск перемежались теперь чахлым можжевельником и тополями. Ни одного человека не встретилось им на пути, только однажды с вершины хребта за ними кто-то осторожно наблюдал — возможно, охотник, не доверявший чужакам. Еще через два дня они опять выехали на дорогу.
Солнце было уже почти в зените, сверкая на небе, подернутом тут и там длинными перистыми облаками. Они ехали вперед ровным галопом, надеясь вскоре остановиться, перекусить и дать отдых животным. Ганнсхольд лежал в нескольких днях езды.
Брахт скакал чуть впереди. Въехав на небольшое возвышение, он перешел на шаг и поднял руку. Каландрилл и Катя натянули удила и осторожно приблизились к Брахту. Керниец кивком указал на то, что его обеспокоило.
Дорога ныряла здесь вниз, в узкую долину, пересекая небольшую речушку, через которую был переброшен мост. Целая процессия из разноцветных кибиток и повозок расположилась лагерем по обеим сторонам дороги. На лугу паслись лошади, а на траве, вблизи реки, шуты разыгрывали представление перед огромными черно-зелеными шатрами. Женщины в роскошных дорожных костюмах и мужчины в легких доспехах потешались над ними.
На повозках и длинных шестах развевались такие же, как и шатры, черно-зеленые вымпелы — цвета Секки.
У Каландрилла перехватило дыхание. Он обвел взглядом лагерь, приглядываясь к знакам отличия на серебряных нагрудниках и полушлемах солдат и на ливреях слуг.
— Тобиас, — проговорил он тихо, словно боялся, что его услышат.
Брахт кивнул.
— А нам некуда деваться. Только вперед.
— А в объезд нельзя?
Каландрилл посмотрел на степь. Можно ли пересечь реку где-нибудь подальше от лагеря домма? Но он понимал, что подобный маневр вызовет подозрения.
Катя указала на лучников, расположившихся по периметру лагеря и уже натягивавших тетиву.
— Нас заметили, — холодно сказала девушка. — Если мы попытаемся их объехать, им захочется узнать почему.
— И тогда они попытаются захватить нас в плен, — добавил Брахт, глазами указывая на одетых в кольчугу воинов. — Они сочтут нас разведкой бандитов.
Каландрилл выругался, и в то же мгновение сержант что-то крикнул, указывая на них рукой, и из толпы, окружавшей шатер, гордо ступая, вышла знакомая фигура.
Солнечные блики заиграли на полированных доспехах, когда человек поднес козырьком руку к глазам и посмотрел на вершину холма. Голова его была не покрыта, ветер трепал огненно-рыжую гриву волос, и, несмотря на расстояние, Каландрилл был уверен, что видит брата. Мурашки побежали у него по спине. Он был убежден, что сейчас Тобиас узнает его и прикажет уланам из дворцовой гвардии мчаться за ними вдогонку, а лучникам осыпать их тучами стрел. Каландрилл облизал мгновенно пересохшие губы. К Тобиасу подошла женщина с каштановыми, забранными сеткой волосами. Он что-то сказал ей, полные губы ее расплылись в улыбке, а придворные разразились хохотом. Каландрилл узнал Надаму, и той частью сознания, что не была еще убита ужасом, отметил, что она по-прежнему красива, но теперь ему безразлична. А может, это просто из-за объявшего его ужаса?
— Вперед, — решил Брахт.
— Он меня узнает, — запротестовал Каландрилл.
Брахт внимательно посмотрел на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69