— Если мы хотим пересечь Куан-на'Дру, надо получить дозволение груагачей.
— А как мы узнаем, — поинтересовалась Катя, — что они разрешают нам пройти через Лес?
— Узнаем, — заверил ее Брахт. — Либо они к нам выйдут, либо нет.
— Когда? — настаивала девушка. — Сколько нам ждать?
— До тех пор, пока они не выйдут. — Брахт пожал плечами.
— А если они не выйдут? — не унималась Катя.
— Тогда нас ждет долгий путь. Нихор и его люди будут ждать до рассвета. Я думаю, груагачи к тому времени выйдут, но если нет, то…
— То нам придется ехать кругом? — Катя взмахнула рукой, словно подчеркивая бескрайность простиравшегося перед ними Леса. — Вокруг этого? Если нам придется делать такой крюк, Рхыфамун запросто от нас уйдет.
Брахт кивнул. Лицо девушки потемнело, а керниец сказал:
— Как нам предначертано, так и поступим.
Катя прищурила серые глаза и уже собралась возразить, но Брахт не дал ей произнести ни слова.
— Слушай меня, — сказал он так, что она забыла о всяких спорах. — Я не пущу тебя в Лес без дозволения груагачей. Я не хочу, чтобы твои кости легли рядом с костями тех, кто был глуп настолько, что отважился сделать подобную попытку.
— Ты остановишь меня? — спросила она. задумчиво глядя на его полное решимости лицо. — Силой?
— Да! — заявил Брахт. — Ты слишком много для меня значишь, чтобы я позволил тебе умереть так глупо.
— В таком случае, — Катя, сдаваясь, улыбнулась, — мне ничего не остается, как ждать.
Они воспользовались ожиданием, чтобы перекусить. Но, боясь оскорбить бога, собирая хворост подле его Леса, они удовольствовались холодной пищей. А потом почистили лошадей и проверили снаряжение. Но все это — лишь для того, чтобы чем-то себя занять. Часы тянулись медленно, а знамения все не было. Путники только и думали что о дозволении, о явлении груагачей и о том, как выглядят эти диковинные существа. Говорили они мало, чтобы не раздражать себя напоминанием о том, что Рхыфамун все отдаляется и отдаляется от них. От этой мысли, хотя и опасались они оскорбить Ахрда и лишиться его благословения, отчаяние охватывало их, и даже Брахт с трудом его преодолевал. Лыкарды на том месте, где они распрощались, уже поставили шалаши. Лошади их паслись вокруг, а сами воины то и дело с беспокойством поглядывали на Лес. Им, так же как и троим. путникам, не терпелось узнать, чем окончится столь необыкновенное путешествие.
Катя без цели прогуливалась вдоль кромки Леса, то и дело бросая испытующие взгляды на чащу, а пальцы ее при этом отбивали раздраженную дробь по ножнам. Каландрилл присоединился было к ней, но нервозность девушки только еще больше будоражила его, и потому он улегся на траву и попытался уснуть. Один Брахт сидел спокойно, поджав под себя ноги, флегматично глядя на деревья, словно с минуты на минуту ожидал появления знамения.
Солнце скрылось за Лесом, на востоке выкатилась Луна. Сгустились синие сумерки, птицы попрятались по гнездам. И вдруг жеребец Брахта с вызовом заржал, топнув копытом, и прижал уши. Сивый и гнедой тоже забеспокоились.
Брахт вскочил на ноги.
Каландрилл тоже встал, подбежала Катя, и втроем они уставились на деревья.
Куан-на'Дру тонул в тени, призрачный и неприступный, как призрачными были и тени, двигавшиеся в темной громаде. Они бесшумно перелетали с ветки на ветку или перебегали от ствола к стволу. Что это за существа, определить было невозможно — так быстро и осторожно они перемещались по Лесу. Единственное, что о них можно было сказать определенно, так это то, что глаза у них огромные, конечности длиннее человеческих и что двигались они неестественно быстро и грациозно.
В глубине души Каландрилл надеялся, что к ним выйдет биах — его он уже видел. Он ожидал, что биах пригласит их в Священный лес. Но им явились существа куда более грозные. Он похолодел.
Однако, как Каландрилл ни напрягал зрение, существ этих он рассмотреть до конца так и не смог, даже когда они подошли поближе, пересекли линию дубов и приблизились к россыпям костей у бузины и рябины. Они двигались так быстро и прятались так умело, что видеть их он мог только краем глаза. Зато теперь он их слышал. Они не говорили, а пересвистывались, вздыхали и бормотали, совсем как деревья, когда в ветвях гуляет ветер.
Каландрилл вспомнил сывалхинов в Гессифе, Иссыма и подобных ему странных существ, которые позже стали им настоящими друзьями, и попытался убедить себя, что и эти создания — в том, что это груагачи, он не сомневался — ничуть не диковиннее и не опаснее. Но тут он вспомнил про кости и решил, что просто успокаивает себя.
Одно из существ выступило вперед, пробираясь сквозь заросли терновника, и рука Каландрилла непроизвольно легла на эфес меча. Существо остановилось в тени кустарника, подняло неестественно длинную руку и странно гнущимися пальцами поманило их к себе.
— Пошли, — едва слышно, словно с сомнением, произнес Брахт.
Рот Каландрилла наполнился слюной, и, беря гнедого за повод, он сплюнул. Рядом едва слышно выдохнула Катя. Следуя за Брахтом, они пошли к поджидавшей их фигуре.
Керниец, ведя в поводу вороного, остановился на краю Леса и спросил:
— Ты открываешь нам доступ в Священный Ахрдов лес?
Существо поманило их, и в лунном свете Каландрилл различил острые когти на его длинных пальцах. В темноте ему показалось, что кожа у существа серо-зеленая, как кора древнего дерева, а когда оно открыло рот, то юноша различил два ряда акульих зубов. Глаза были огромные, бледные, а зрачки — как две вертикальные щелки; над глазами нависала тяжелая кость, поверх которой начинался широкий лоб; горбатый нос был с широкими ноздрями. Существо что-то произнесло — Каландриллу показалось: прошелестело или просвистело — и вновь поманило их.
Брахт распрямил плечи и повел вороного по направлению к странной фигуре. Груагача недвижно поджидала кернийца. Когда он приблизился, она протянула длинную длань и указала на правую руку Брахта. Керниец протянул ладонь, и существо начало поворачивать ее туда-сюда, принюхиваясь и осторожно дотрагиваясь когтем до зажившей раны. Затем груагача свистнула, и в ответ из темноты раздался целый хор. Отпустив руку кернийца, груагача отошла в сторону. Брахт сделал шаг вперед, и груагача отступила в Лес, словно, исполнив свою миссию, не желала, чтобы на нее смотрели. Она помчалась вперед с такой грациозностью, что казалось, скользит, а не идет. Выйдя из-под кустарника, она опять остановилась и вновь поманила их за собой, теперь уже под бузину.
Брахт шел за ней, и Каландриллу показалось, что терновник расступился, открыв узкую тропку. Керниец ступил на нее, Катя — за ним, заключал процессию Каландрилл. Оглянувшись назад, он увидел, что терновник опять сомкнулся, скрыв доступ в Лес, и костер лыкардов превратился в далекий огонек на открытом лугу. Перед Каландриллом и его друзьями поднимались ясени и рябины, и повсюду скользили быстрые тени стражей Священного леса. Та груагача, что ждала путников на опушке, не оглядываясь, вела их глубже и глубже в Лес, мимо подлеска, прямиком к огромным дубам, которые и составляли основную массу Леса. Груагача остановилась под толстыми сучьями крепкого дуба и замерла, став почти невидимой, словно была отростком или веткой огромного дерева. Затем она опять помахала им и издала несколько шелестящих звуков, будто ночная птица.
Сообразив, что трое путников ее не понимают, она раздраженно щелкнула острыми зубами и ткнула пальцами сначала в них, потом в их лошадей. Брахт задержал на мгновение взгляд на существе, а затем осторожно, словно спрашивая разрешения, вставил ногу в стремя. Груагача энергично закивала головой, и керниец вскочил в седло, пригнувшись, чтобы не удариться головой о нижние ветви дуба.
— Да как мы здесь проедем на лошадях? — спросила Катя, указывая подбородком на освещенную Луной чащу. — Днем еще может быть, но не ночью.
Груагача раздраженно просвистела, и Брахт сказал:
— Делай, как она говорит.
Катя пожала плечами и вскочила в седло, то же сделал и Каландрилл. Груагача одобрительно кивнула, повернулась и, жестом приказав следовать за ней, скачками понеслась вперед.
Она бежала на четырех конечностях быстро, как конь, и путникам ничего не оставалось, как постоянно пришпоривать лошадей, молясь о том, чтобы низко нависающие сучья не выбили их из седла.
Опасения оказались напрасны. Дубы, как минутами раньше терновник, поднимали сучья, пропуская их вперед. Путники успокоились и выпрямились в седле, следуя за груагачей в глубь Куан-на'Дру.
Существо маячило у них впереди все время на одном и том же расстоянии. Другие, груагачи пропали, и лишь изредка неясные тени пересекали лунный луч то справа, то слева от них. Каландрилл понял, что груагачи скачут по деревьям с невероятной цепкостью и ловкостью, лишь изредка касаясь земли. Каландрилл предположил, что они сродни обезьянам, которых он видел в джунглях Гаша. Куда же их ведет груагача? К Ахрду? Видимо да, решил он, ибо без божественного вмешательства они не смогли бы скакать так быстро. Лошади перестали нервничать и неслись галопом свободно, словно скакали по открытой равнине, чувствуя то, что не могли видеть глаза их наездников. Дубы все более смыкались, и, хотя ветви их и поднимались, пропуская путников, Каландрилл начал опасаться, что если они будут продолжать двигаться с такой же скоростью, то произойдет несчастье. Они скакали цепочкой, замыкающим в которой был Каландрилл. Он все время опасался налететь на ветку. Перед каждым из них дубовые ветки вздымались очень высоко, а потом опускались так низко, что даже лошади без наездника было не пробраться. И все же груагача мчалась вперед, а они за ней, и странным образом не сталкивались со стволами и переплетающимися толстыми ветвями. Ничто не мешало их продвижению, словно дубы пропускали их сквозь себя, отступали в сторону на резвых деревянных ногах. Каландрилл несколько раз оглянулся, но позади видел только плотный, непроницаемый ряд деревьев.
И по мере гонки в нем начало нарастать чувство умиротворенности, поразительного спокойствия. Только сейчас Каландрилл сообразил, что Лес полон самых обыкновенных ночных звуков: шелеста листвы под ветерком, пения ночных птиц, криков ночных животных, стука копыт по древней земле. Но, несмотря на это, в Лесу стояла тишина. Только это была не та угрожающая тишина, что окутывала опушку Леса, а спокойная, полная почитания, сродни той, что стоит в храме. Время словно вышло из своих берегов, бег коней, казалось, замедлился, хотя Каландрилл знал точно, что несется вперед сломя голову. Перестук копыт был ровным, убаюкивающим, как раскачивание лодки на поверхности спокойного моря. Деревья уносились назад сплошным расплывающимся пятном, как под водой. Тут и там чащу пронизывали лучи лунного света, ложась на землю странными тенями, которые плясали под неслышную музыку. Все как во сне, подумал Каландрилл.
Это не сон, произнес странно знакомый голос у него в голове. Вы же сами желали проехать через мой Лес.
— Истинно, — отвечал он, и слово это было сорвано у него с губ сильным ветром, бившим ему в лицо от быстрой скачки.
И вы думали, я откажу в просьбе Брахта? Разве дважды уже не доказал я, что он мой избранник? Один раз — в Лиссе, и теперь — залечив его раны.
— Истинно, — согласился Каландрилл, узнавая беззвучный голос и вспоминая биаха, предупреждавшего их о предательстве Рхыфамуна. — Благодарю тебя.
Разве могу я отвернуться от тех, кто бьется за меня? Могу ли отказать я им в помощи? Груагача доведет вас в целости и сохранности до противоположной оконечности Леса.
— Встретим ли мы там Рхыфамуна? Обгоним ли его?
Этого мне знать не дано. (Каландриллу показалось, что в голосе бога зазвучало сомнение.) Он не заходил в Куан-на’Дру. И не зайдет, ибо даже ему не дано противостоять моим стражам. Даже ему не дано ступить безнаказанно в мои владения.
— А это значит, мы его обгоним.
Быть может. Будем надеяться. Во имя спасения моего и вашего.
— Ему отказано в гостеприимстве становищ, он вынужден охотиться. Это замедлит его продвижение. Люди, скакавшие с ним, узнают, кто он, и выступят против него.
Истинно. Ибо они сбиты с пути праведного. Но он обладает силой достаточной, дабы взять над ними верх, выступи они против него.
— Он убил их? Забрал лошадей?
А может, и не только это.
Каландрилл уловил глубокое сострадание, сквозившее в беззвучных словах, и по коже у него побежали мурашки.
— О чем ты говоришь? — спросил он.
О том, что такие, как Рхыфамун, живут за пределами сострадания, человеческие чувства им неведомы. О том, что шесть жизней для него не значат ровным счетом ничего. Они лишь ступеньки на пути к достижению его цели.
Шесть человек могут дать такому, как он, не только шесть лошадей, они могут стать его пропитанием.
— Он превратился в людоеда? — ужаснулся Каландрилл, потрясенный скорее самой идеей, нежели мыслью о том, что, не заботясь о еде, колдун, может продвигаться вперед быстрее, чем они рассчитывали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
— А как мы узнаем, — поинтересовалась Катя, — что они разрешают нам пройти через Лес?
— Узнаем, — заверил ее Брахт. — Либо они к нам выйдут, либо нет.
— Когда? — настаивала девушка. — Сколько нам ждать?
— До тех пор, пока они не выйдут. — Брахт пожал плечами.
— А если они не выйдут? — не унималась Катя.
— Тогда нас ждет долгий путь. Нихор и его люди будут ждать до рассвета. Я думаю, груагачи к тому времени выйдут, но если нет, то…
— То нам придется ехать кругом? — Катя взмахнула рукой, словно подчеркивая бескрайность простиравшегося перед ними Леса. — Вокруг этого? Если нам придется делать такой крюк, Рхыфамун запросто от нас уйдет.
Брахт кивнул. Лицо девушки потемнело, а керниец сказал:
— Как нам предначертано, так и поступим.
Катя прищурила серые глаза и уже собралась возразить, но Брахт не дал ей произнести ни слова.
— Слушай меня, — сказал он так, что она забыла о всяких спорах. — Я не пущу тебя в Лес без дозволения груагачей. Я не хочу, чтобы твои кости легли рядом с костями тех, кто был глуп настолько, что отважился сделать подобную попытку.
— Ты остановишь меня? — спросила она. задумчиво глядя на его полное решимости лицо. — Силой?
— Да! — заявил Брахт. — Ты слишком много для меня значишь, чтобы я позволил тебе умереть так глупо.
— В таком случае, — Катя, сдаваясь, улыбнулась, — мне ничего не остается, как ждать.
Они воспользовались ожиданием, чтобы перекусить. Но, боясь оскорбить бога, собирая хворост подле его Леса, они удовольствовались холодной пищей. А потом почистили лошадей и проверили снаряжение. Но все это — лишь для того, чтобы чем-то себя занять. Часы тянулись медленно, а знамения все не было. Путники только и думали что о дозволении, о явлении груагачей и о том, как выглядят эти диковинные существа. Говорили они мало, чтобы не раздражать себя напоминанием о том, что Рхыфамун все отдаляется и отдаляется от них. От этой мысли, хотя и опасались они оскорбить Ахрда и лишиться его благословения, отчаяние охватывало их, и даже Брахт с трудом его преодолевал. Лыкарды на том месте, где они распрощались, уже поставили шалаши. Лошади их паслись вокруг, а сами воины то и дело с беспокойством поглядывали на Лес. Им, так же как и троим. путникам, не терпелось узнать, чем окончится столь необыкновенное путешествие.
Катя без цели прогуливалась вдоль кромки Леса, то и дело бросая испытующие взгляды на чащу, а пальцы ее при этом отбивали раздраженную дробь по ножнам. Каландрилл присоединился было к ней, но нервозность девушки только еще больше будоражила его, и потому он улегся на траву и попытался уснуть. Один Брахт сидел спокойно, поджав под себя ноги, флегматично глядя на деревья, словно с минуты на минуту ожидал появления знамения.
Солнце скрылось за Лесом, на востоке выкатилась Луна. Сгустились синие сумерки, птицы попрятались по гнездам. И вдруг жеребец Брахта с вызовом заржал, топнув копытом, и прижал уши. Сивый и гнедой тоже забеспокоились.
Брахт вскочил на ноги.
Каландрилл тоже встал, подбежала Катя, и втроем они уставились на деревья.
Куан-на'Дру тонул в тени, призрачный и неприступный, как призрачными были и тени, двигавшиеся в темной громаде. Они бесшумно перелетали с ветки на ветку или перебегали от ствола к стволу. Что это за существа, определить было невозможно — так быстро и осторожно они перемещались по Лесу. Единственное, что о них можно было сказать определенно, так это то, что глаза у них огромные, конечности длиннее человеческих и что двигались они неестественно быстро и грациозно.
В глубине души Каландрилл надеялся, что к ним выйдет биах — его он уже видел. Он ожидал, что биах пригласит их в Священный лес. Но им явились существа куда более грозные. Он похолодел.
Однако, как Каландрилл ни напрягал зрение, существ этих он рассмотреть до конца так и не смог, даже когда они подошли поближе, пересекли линию дубов и приблизились к россыпям костей у бузины и рябины. Они двигались так быстро и прятались так умело, что видеть их он мог только краем глаза. Зато теперь он их слышал. Они не говорили, а пересвистывались, вздыхали и бормотали, совсем как деревья, когда в ветвях гуляет ветер.
Каландрилл вспомнил сывалхинов в Гессифе, Иссыма и подобных ему странных существ, которые позже стали им настоящими друзьями, и попытался убедить себя, что и эти создания — в том, что это груагачи, он не сомневался — ничуть не диковиннее и не опаснее. Но тут он вспомнил про кости и решил, что просто успокаивает себя.
Одно из существ выступило вперед, пробираясь сквозь заросли терновника, и рука Каландрилла непроизвольно легла на эфес меча. Существо остановилось в тени кустарника, подняло неестественно длинную руку и странно гнущимися пальцами поманило их к себе.
— Пошли, — едва слышно, словно с сомнением, произнес Брахт.
Рот Каландрилла наполнился слюной, и, беря гнедого за повод, он сплюнул. Рядом едва слышно выдохнула Катя. Следуя за Брахтом, они пошли к поджидавшей их фигуре.
Керниец, ведя в поводу вороного, остановился на краю Леса и спросил:
— Ты открываешь нам доступ в Священный Ахрдов лес?
Существо поманило их, и в лунном свете Каландрилл различил острые когти на его длинных пальцах. В темноте ему показалось, что кожа у существа серо-зеленая, как кора древнего дерева, а когда оно открыло рот, то юноша различил два ряда акульих зубов. Глаза были огромные, бледные, а зрачки — как две вертикальные щелки; над глазами нависала тяжелая кость, поверх которой начинался широкий лоб; горбатый нос был с широкими ноздрями. Существо что-то произнесло — Каландриллу показалось: прошелестело или просвистело — и вновь поманило их.
Брахт распрямил плечи и повел вороного по направлению к странной фигуре. Груагача недвижно поджидала кернийца. Когда он приблизился, она протянула длинную длань и указала на правую руку Брахта. Керниец протянул ладонь, и существо начало поворачивать ее туда-сюда, принюхиваясь и осторожно дотрагиваясь когтем до зажившей раны. Затем груагача свистнула, и в ответ из темноты раздался целый хор. Отпустив руку кернийца, груагача отошла в сторону. Брахт сделал шаг вперед, и груагача отступила в Лес, словно, исполнив свою миссию, не желала, чтобы на нее смотрели. Она помчалась вперед с такой грациозностью, что казалось, скользит, а не идет. Выйдя из-под кустарника, она опять остановилась и вновь поманила их за собой, теперь уже под бузину.
Брахт шел за ней, и Каландриллу показалось, что терновник расступился, открыв узкую тропку. Керниец ступил на нее, Катя — за ним, заключал процессию Каландрилл. Оглянувшись назад, он увидел, что терновник опять сомкнулся, скрыв доступ в Лес, и костер лыкардов превратился в далекий огонек на открытом лугу. Перед Каландриллом и его друзьями поднимались ясени и рябины, и повсюду скользили быстрые тени стражей Священного леса. Та груагача, что ждала путников на опушке, не оглядываясь, вела их глубже и глубже в Лес, мимо подлеска, прямиком к огромным дубам, которые и составляли основную массу Леса. Груагача остановилась под толстыми сучьями крепкого дуба и замерла, став почти невидимой, словно была отростком или веткой огромного дерева. Затем она опять помахала им и издала несколько шелестящих звуков, будто ночная птица.
Сообразив, что трое путников ее не понимают, она раздраженно щелкнула острыми зубами и ткнула пальцами сначала в них, потом в их лошадей. Брахт задержал на мгновение взгляд на существе, а затем осторожно, словно спрашивая разрешения, вставил ногу в стремя. Груагача энергично закивала головой, и керниец вскочил в седло, пригнувшись, чтобы не удариться головой о нижние ветви дуба.
— Да как мы здесь проедем на лошадях? — спросила Катя, указывая подбородком на освещенную Луной чащу. — Днем еще может быть, но не ночью.
Груагача раздраженно просвистела, и Брахт сказал:
— Делай, как она говорит.
Катя пожала плечами и вскочила в седло, то же сделал и Каландрилл. Груагача одобрительно кивнула, повернулась и, жестом приказав следовать за ней, скачками понеслась вперед.
Она бежала на четырех конечностях быстро, как конь, и путникам ничего не оставалось, как постоянно пришпоривать лошадей, молясь о том, чтобы низко нависающие сучья не выбили их из седла.
Опасения оказались напрасны. Дубы, как минутами раньше терновник, поднимали сучья, пропуская их вперед. Путники успокоились и выпрямились в седле, следуя за груагачей в глубь Куан-на'Дру.
Существо маячило у них впереди все время на одном и том же расстоянии. Другие, груагачи пропали, и лишь изредка неясные тени пересекали лунный луч то справа, то слева от них. Каландрилл понял, что груагачи скачут по деревьям с невероятной цепкостью и ловкостью, лишь изредка касаясь земли. Каландрилл предположил, что они сродни обезьянам, которых он видел в джунглях Гаша. Куда же их ведет груагача? К Ахрду? Видимо да, решил он, ибо без божественного вмешательства они не смогли бы скакать так быстро. Лошади перестали нервничать и неслись галопом свободно, словно скакали по открытой равнине, чувствуя то, что не могли видеть глаза их наездников. Дубы все более смыкались, и, хотя ветви их и поднимались, пропуская путников, Каландрилл начал опасаться, что если они будут продолжать двигаться с такой же скоростью, то произойдет несчастье. Они скакали цепочкой, замыкающим в которой был Каландрилл. Он все время опасался налететь на ветку. Перед каждым из них дубовые ветки вздымались очень высоко, а потом опускались так низко, что даже лошади без наездника было не пробраться. И все же груагача мчалась вперед, а они за ней, и странным образом не сталкивались со стволами и переплетающимися толстыми ветвями. Ничто не мешало их продвижению, словно дубы пропускали их сквозь себя, отступали в сторону на резвых деревянных ногах. Каландрилл несколько раз оглянулся, но позади видел только плотный, непроницаемый ряд деревьев.
И по мере гонки в нем начало нарастать чувство умиротворенности, поразительного спокойствия. Только сейчас Каландрилл сообразил, что Лес полон самых обыкновенных ночных звуков: шелеста листвы под ветерком, пения ночных птиц, криков ночных животных, стука копыт по древней земле. Но, несмотря на это, в Лесу стояла тишина. Только это была не та угрожающая тишина, что окутывала опушку Леса, а спокойная, полная почитания, сродни той, что стоит в храме. Время словно вышло из своих берегов, бег коней, казалось, замедлился, хотя Каландрилл знал точно, что несется вперед сломя голову. Перестук копыт был ровным, убаюкивающим, как раскачивание лодки на поверхности спокойного моря. Деревья уносились назад сплошным расплывающимся пятном, как под водой. Тут и там чащу пронизывали лучи лунного света, ложась на землю странными тенями, которые плясали под неслышную музыку. Все как во сне, подумал Каландрилл.
Это не сон, произнес странно знакомый голос у него в голове. Вы же сами желали проехать через мой Лес.
— Истинно, — отвечал он, и слово это было сорвано у него с губ сильным ветром, бившим ему в лицо от быстрой скачки.
И вы думали, я откажу в просьбе Брахта? Разве дважды уже не доказал я, что он мой избранник? Один раз — в Лиссе, и теперь — залечив его раны.
— Истинно, — согласился Каландрилл, узнавая беззвучный голос и вспоминая биаха, предупреждавшего их о предательстве Рхыфамуна. — Благодарю тебя.
Разве могу я отвернуться от тех, кто бьется за меня? Могу ли отказать я им в помощи? Груагача доведет вас в целости и сохранности до противоположной оконечности Леса.
— Встретим ли мы там Рхыфамуна? Обгоним ли его?
Этого мне знать не дано. (Каландриллу показалось, что в голосе бога зазвучало сомнение.) Он не заходил в Куан-на’Дру. И не зайдет, ибо даже ему не дано противостоять моим стражам. Даже ему не дано ступить безнаказанно в мои владения.
— А это значит, мы его обгоним.
Быть может. Будем надеяться. Во имя спасения моего и вашего.
— Ему отказано в гостеприимстве становищ, он вынужден охотиться. Это замедлит его продвижение. Люди, скакавшие с ним, узнают, кто он, и выступят против него.
Истинно. Ибо они сбиты с пути праведного. Но он обладает силой достаточной, дабы взять над ними верх, выступи они против него.
— Он убил их? Забрал лошадей?
А может, и не только это.
Каландрилл уловил глубокое сострадание, сквозившее в беззвучных словах, и по коже у него побежали мурашки.
— О чем ты говоришь? — спросил он.
О том, что такие, как Рхыфамун, живут за пределами сострадания, человеческие чувства им неведомы. О том, что шесть жизней для него не значат ровным счетом ничего. Они лишь ступеньки на пути к достижению его цели.
Шесть человек могут дать такому, как он, не только шесть лошадей, они могут стать его пропитанием.
— Он превратился в людоеда? — ужаснулся Каландрилл, потрясенный скорее самой идеей, нежели мыслью о том, что, не заботясь о еде, колдун, может продвигаться вперед быстрее, чем они рассчитывали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69