— Это ты убил зверя. Шкура принадлежит тебе.
— А почему ты возвратил мне меч, почему привез еду?
— Это неважно, — ответил старик.
— Скажи, почему? — настойчиво повторил великан.
— Герулы разжирели и обленились, — произнес старик. — Им нужны сильные противники.
— Не понимаю…
— Неважно, — махнул рукой герул.
— Спасибо тебе за все, — сказал великан.
— Женщина, которую я привел, — продолжал старик, — отныне будет считаться сбежавшей.
— Она была рабыней?
— Да.
— Ее могут искать по следу, — возразил великан, — потом вновь схватят, побьют, отрубят ноги или бросят псам.
— Это будешь решать ты, — перебил герул.
— Не понимаю…
— Она выезжала со мной поздно по ночам, в мороз, чтобы служить мне как рабыня, готовить, лежать у моих ног, согревать их, давать насладиться ее телом, ее губами и языком. В путешествие обычно всегда берут рабынь.
— Но ты привез ее сюда, чтобы дать ей сбежать?
— Конечно.
— Когда ты размотал ее веревку, она, несомненно, думала, что ты просто решил избавить коня от обузы, чтобы подготовиться к бою со мной.
— Таково было мое намерение, и она должна была так думать.
— Но теперь она сбежала.
— Ее нетрудно преследовать по снегу.
— Да.
— Ты знаешь, где находишься? — спросил герул.
— Нет, — покачал головой великан.
— Ты в двух днях пути от лесов, где живут отунги, — объяснил герул. — По моему желанию My джин направил сюда повозки.
— А рабыня знает, где она находится?
— Разумеется, — кивнул герул.
— Я не знаю дорогу к отунгам, — возразил великан.
— Зато она знает.
— Тогда мне нужно только следовать за ней, — заключил великан.
— Да, так и я решил.
— Почему ты так хорошо относишься ко мне? — удивленно спросил великан.
— Я уже стар, — произнес герул. — Когда-нибудь меня убьют. Мне бы хотелось, чтобы меня убил ты.
— Но нам с тобой нечего делить, — покачал головой великан.
— Мы враги — герул и отунг.
— Я крестьянин из деревни близ фестанга Сим-Гьядини, — уточнил великан.
— Нет, ты отунг, — настаивал герул.
— Я не знаю, правду ли ты говоришь.
— Ты — отунг, — решительно повторил герул.
— Я не знаю, кто я такой, — ответил великан.
— Это правда, — кивнул герул. — Ты не знаешь, кто ты такой.
— Как зовут эту рабыню? — спросил великан.
— Ты ее знаешь.
— Ята?
— Да.
— Ночь ясная, — проговорил великан. — Я последую за рабыней утром.
— Только смотри, чтобы она не узнала о твоем преследовании.
— Хорошо, — согласился великан.
— Кстати, она была лагерной рабыней, — продолжал герул. — Мы считали, что для дочери знатного отунга будет полезно понять с самого начала ее новое положение, узнать, что она рабыня.
— Чем отличаются лагерные рабыни? — удивился великан.
— Это общая собственность всего лагеря, — объяснил герул. — Они должны доставлять наслаждение прежде, чем их покормят. Ее может наказать любой человек из лагеря, так, как ему захочется.
— Понятно, — кивнул великан.
— Я отдаю ее тебе, — заключил великан.
— Беглую рабыню?
— Да.
— Спасибо.
— Не стоит, — кивнул герул.
— На нее может претендовать любой, — произнес великан.
— Но ему надо будет прежде потолковать с тобой.
— Да, — согласился великан.
— Когда ты настигнешь ее, — напомнил герул, — не забывай, что она беглая рабыня, что она бежала от своих прежних хозяев.
— Не забуду.
Герул разглядывал его с высоты седла.
— Сейчас опасно появляться среди отунгов, — с сожалением произнес он, — наступило Время Смерти.
— Я слышал об этом.
— Будь осторожен.
— Постараюсь, — кивнул великан.
— Не думай, что белая шкура спасет тебя, — предупредил старик. — Есть люди, готовые убить за такую шкуру.
— Она ценится так высоко, и ты ее отдал мне?
— Она твоя.
— Я не хочу убивать тебя, — сказал великан.
— Разве сыновья не всегда убивают отцов? — спросил герул.
— Ты мне не отец.
— Ты для меня ближе любого сына, — неожиданно ответил герул, тут же повернул коня и начал удаляться.
— Кто ты? — крикнул великан ему вслед, стоя по пояс в снегу. — Как тебя зовут?
— Гунлаки! — донесся крик издалека.
Глава 23
Он услышал, как пронзительно кричит женщина, и поспешил вперед, пробираясь по снегу.
Его большой меч уже был вынут из ножен. Великан достал его, когда впервые почуял запах зверя.
Тогда он шел по ее свежим следам, прямо по ним, а не рядом, держась на расстоянии, так, чтобы оглянувшись, она не заметила его. Неожиданно рядом с ее следами появилась цепь медвежьих.
Крик затих. В лесу воцарилось спокойствие, слышался только шум поспешных движений человека.
Вышла луна, и ее тусклые лучи падали сквозь редкие ветки деревьев, оставляя на снегу полосы света и тени, где местами поблескивали на холодной, ровной, серебристой поверхности снежные искры, похожие на ледяные крошечные костры.
Он нагнал ее на маленькой поляне. Она стояла на коленях в снегу, а вокруг нее виднелись отметины когтей, разрытый снег, кое-где из-под него проступали слежавшиеся слои замерзших листьев.
Медведь поднялся на задние лапы. Он достигал семи футов в высоту.
Мы будем называть тангарского лесного вроса медведем, так как обычно используем привычные названия для сходных существ, которые находятся в аналогичных экологических нишах и имеют похожие повадки, кроме того, этот зверь напоминал медведя-арна, который водился на Киросе. Злоба и агрессивность этого зверя сделали его излюбленным участником цирковых боев по всей Империи.
— Хо! — отрывисто крикнул великан, спеша вперед.
Он сделал это не из охотничьей доблести — он без смущения напал бы на зверя и со спины, но было гораздо удобнее напасть на него спереди, так, чтобы двойное сердце зверя, расположенное в брюшной полости, как у медведя-арна, с которыми великан умел сражаться, оказалось как раз напротив него. Меч метнулся между лап разъяренного зверя, вонзаясь в правое сердце. Кровь брызнула из раны, блестя на залитом лунным светом снегу. Женщина визжала, не переставая. Она не видела, что происходит, так как от великана ее заслоняла фигура медведя. Она отползла подальше. Великан дернул меч, высвобождая его. Медведь, по-прежнему стоящий на задних лапах, злобно глядел на него, поднеся раненую лапу к пасти. Такая поза увеличивала его рост и возможности в бою, а также помогала нагнать страх на противника. Но вместе с тем при вертикальном положении тело медведя было подвержено опасности повреждений от стальных лезвий, веревок и газовых пуль.
Сейчас внутри мощного костяка закрывались и открывались клапаны, с натугой осуществляя работу пораженного, кровоточащего органа, подгоняя потоки крови, усиливая биение сердца, вызывая изменения во всем теле, подобно наводнениям рек на замкнутых территориях.
Зверь опустился на четвереньки, защищая второе сердце. Он фыркал и ворчал.
Человек сделал выпад, встав на колено в снегу. В тело медведя вошло около шести дюймов лезвия меча, и он с воем отступил. Второй раз медведь приближался осторожнее и вовремя успел отскочить. Он ударил по лезвию меча растопыренной кровоточащей лапой.
Меч мелькнул в воздухе, и на морде медведя показалась кровь.
Медведь отскочил на несколько ярдов назад, повернулся и бросился прочь.
Медведь-арн мог бы вести себя подобным образом. Женщина исчезла.
Но теперь великан не думал ни о ней самой, ни о ее безопасности.
Теперь опасность угрожала не ей.
Тяжело дыша, он выпрямился в снегу. Он шагнул вперед, желая продолжить преследование зверя, но оступился. Ему удалось опереться на меч и сохранить равновесие.
Медведь убегал, мелькая среди стволов деревьев, появляясь и пропадая в полосах света и тени, черный на холодном, освещенном луной снегу. Великан издал сердитое восклицание. Медведь уходил от погони, не желая продолжать бой. Человек вторгся на его территорию, и именно потому медведь вначале был так разъярен. Великан заметил, что шкура зверя перепачкана и свалялась — вероятно, зверя разбудили в его берлоге, в которой он спал с поздней осени.
Великан разгреб снег и ощутил под ногами замерзшие листья, толстым, хрустящим покрывалом лежащие на заледенелой земле.
На земле можно было стоять довольно устойчиво. Медведь бежал, опасность миновала. Мало нашлось бы людей, отважившихся преследовать зверя в таком случае. Они были бы благодарны уже за то, что остались в живых. Кроме того, трудно предугадать поведение внезапно разбуженного хищника. По крайней мере, охотясь за ним, надо находиться подальше от берлоги и хорошо понимать, что затеваешь. Даже медведи одного вида могут различаться по повадкам. Медведь уже скрылся.
Иногда трудно бывает решить, что делать дальше. Даже звери испытывают подобные затруднения. Вероятно, это становится понятно, только когда неожиданно и бурно, в определенном месте и порядке, срабатывает другое чувство — неукротимое и яростное.
Лес казался совершенно тихим.
Зверь, должно быть, был уже далеко. Вероятно, его территория все же не была нарушена — в конце концов, вторжение человека отличается от вторжения другого медведя. Будь на месте великана другой медведь, или врос, его противник не отступил бы так поспешно. Теперь зверь, должно быть, вернулся к себе в берлогу — зализывать раны и спать.
Великан по-прежнему стоял в снегу. Ему было трудно поднять меч, наконец, он положил его на плечо.
Интересно, думал он, как тангарский лесной врос похож на медведя-арна.
Разумеется, песок на арене дает лучшую опору, там есть хорошее освещение, как и должно быть. Лес стоял молчаливый и опустевший. «Он ушел, — думал великан, — уже ушел». «Нет, — внезапно возникла у него пугающая мысль. — Вспомни школу Палендия, вспомни медведя-арна».
«Но это другой медведь, — убеждал он себя. — Он ведет себя иначе. Может, он и похож на арна, но только с виду. Между ними много различий — это точно».
«Несомненно, поведение в особых ситуациях не могло быть стандартным. Как бы повел себя в этом случае медведь-арн?»
Великан не знал ответа на этот вопрос.
Звери, как и люди, бывают совершенно разными.
«Он ушел, — убеждал себя великан. — Давно ушел».
В этот момент позади него раздался яростный рев и шум тела, пробивающегося через снег.
В школе Палендия его и всех остальных учили, как вести себя при любом неожиданном звуке, как следует немедленно реагировать на него, говорили о том, что внезапный крик может привести противника в оцепенение, заставить его простоять неподвижно, и таким образом, это может оказаться преимуществом для одного и бедой для другого противника.
Не успел он поднять меч, как был сбит с ног.
Он вскочил, рванулся в сторону, и когда медведь развернулся, подобно пружине, на него уже был направлен меч. От удара с морды медведя закапала кровь. Великан развернулся в прыжке и нанес удар по передним лапам зверя, который взревел от боли, перекрывая звук лопающихся пузырей крови, выходящих изо рта. Лапы оказались отсеченными до второго сустава. Человек поднял выпущенный из рук меч, и когда медведь навалился на него с разинутой пастью, ударил поперек черепа, над правым глазом, снеся полголовы. Медведь застыл, как будто в изумлении, и медленно ткнулся изуродованной, покрытой кровью и ошметками мозга мордой в снег. Великан еще раз занес тяжелый меч и перерубил позвоночник зверя.
Забрызганный кровью человек упал в рыхлый сугроб.
Глава 24
Костер горел ярко и приветливо.
Он шипел и мерцал, когда сало с жарящейся медвежатины капало прямо в огонь.
Вокруг оказалось множество холодных и сухих веток. На равнине такое топливо было бы драгоценным. Огонь тоже было легко добыть с помощью тонкой лучины, выструганной ножом герулов, и сухих, вырытых из-под снега листьев, отогретых в ладонях — от вращения лучинки с листьев начала подниматься тонкая, витая ниточка дыма, затем мелькнула искра, постепенно она охватила листья, потом, разгораясь, пламя заплясало на тонких лучинках и наломанных руками сучьях.
Она сидела неподалеку со связанными руками и ногами.
Было совсем нетрудно преследовать ее по снегу — следы рабыни четко виднелись на нем.
Она знала, что он идет за ней, с того момента, когда увидела, как облаченная в собачьи шкуры фигура с оскаленной пастью на голове и поднятым мечом рванулась к разъяренному медведю. Она бежала.
Разумеется, медведь должен был задрать его. В любом случае ей пришлось бы бежать. После этого великан уже преследовал ее, не таясь, и когда настиг у поляны, она обернулась с поднятой в руке палкой.
— Разве рабам позволено поднимать оружие на свободных людей? — спросил он.
Она быстро бросила палку на снег.
— Стой на месте, — приказал он, — повернись, скрести руки за спиной.
Дрожа, со слезами на глазах она отвернулась.
Он связал ей запястья крепким кожаным ремнем от сумки, привезенной герулом, в которой оказалось немного муки, сыра и полоски вяленого мяса, те что летом нарезали в толщину бумаги и вялили на шестах. На таких тонких полосках мухи не откладывали яйца. Великан завязал ремень так, что достаточно длинный конец позволил обвязать ее щиколотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43