Оказалось, может – и еще как! Действительность смеялась над ней куда более жестоко. Песня с одних уст слетела, а к другим ее вовек не прижмешь… и велика ли беда, что песня – не губы, а их дыхание, что твоих губ она не согреет, улетая от них прочь, расставаясь, покидая? Зато она согреет душу всякий раз, когда вспомнится даже ненароком… песню можно вспоминать… да, от песен и сказок подчас бывает больно, иной раз почти невыносимо – но эта боль смывает с сердца мертвечину, и оно бьется привольнее прежнего. До сих пор Шеррин думалось, что Эннеари протянул к ней руку именно из такой сказки… а теперь по всему выходило, что вовсе даже из жизни! Из той самой жизни, где не продохнуть от потных глаз и липких улыбочек. Из жизни, тасующей безмозглые тела, словно карты в колоде – и словно картам, им все равно, кому с кем лежать. Из жизни, тусклой от неизбежной, неизбывной пошлости флирта, утробных баритонов и слащавых тенорков, натренированно выводящих фистулой: «Краса-а-авица… ну почему-у вы такая печа-альная?»
– Эльфам так не нравятся печальные девушки? – резко осведомилась Шеррин.
– Эльфам нравятся всякие девушки, – безмятежно ответил Эннеари. – Веселые – потому что они так чудесно смеются. А печальные – потому что их так чудесно смешить.
Хотела бы я посмотреть на того, кому удастся меня рассмешить, мрачно подумала Шеррин.
– Да вот хотя бы, – беспечно улыбнулся Эннеари, – вы никогда не слышали, как эльф решил подарить слона дочке мельника?
О нет, мысленно взмолилась Шеррин, только не это! Только не анекдоты… сказочный лучник не должен вести себя, как пустоголовый придворный вертопрах, не должен ! Пожалуйста, ну пожалуйста…
– Нет… – прошептала она. – Нет…
– Это немного дурацкая история, – чуть смущенно признался эльф.
Ну так и есть!
– Честно говоря, ужасно дурацкая. Но почему-то очень смешная. Так вот, – Эннеари приумолк на долю мгновения. – Один эльф пришел на мельницу…
Шериин думала, что анекдотов на своем, пусть и недолгом, веку наслушалась предовольно. Всяких – от придворных до казарменных. Оказывается, не всяких. Ничего даже отдаленно похожего на эльфийские анекдоты, она отродясь не слышала, более того – вообразить себе не могла. Нет, что дареный слон всенепременно обсыплется мукой с ног до головы, она как раз догадалась. Но вот что учинила в ответ дочка мельника… а в особенности что сказал эльф, выбираясь из-под белого от муки слоновьего уха… и уж тем более что сказал слон…
Сначала Шеррин показалось, что она просто-напросто ослышалась. Потом она мысленно повторила последнюю фразу. А потом согнулась пополам от хохота.
Когда она распрямилась, на глазах ее от смеха выступили крупные слезы. Но они не мешали ей видеть Эннеари – совсем даже наоборот. Есть, наверное, что-то такое, что можно увидеть ясно только если распрямиться.
Нет, эльф был не сказочный, а самый что ни на есть настоящий. Сказка то и дело норовит расплыться туманом, а Эннеари ничуть не собирался испаряться. И облекало его не призрачное золото волшебных одеяний, а обыкновенная одежда, удобная и явно привычная. С узким потертым ремешком поверх темных волос, как это принято у лучников. С небрежно распахнутым воротом темно-зеленой рубашки – и как только эльфу не холодно? С широкими, выше локтя подобранными рукавами, ничуть не волшебными, настоящими… и руки тоже были настоящими – крепкие пальцы стрелка, узкие сильные запястья, сгиб локтя с едва заметным голубым росчерком вены…
Шеррин утерла слезы и перевела дыхание.
– Я же говорил, что это ужасно дурацкая история, – благовоспитанным тоном заметил эльф.
Шеррин снова рассмеялась. Эннеари улыбнулся ей в ответ и снова напустил на себя вид серьезный и невозмутимый.
– Но я могу рассказать что-нибудь другое, – предложил он. – Например, как эльф и гном решили разводить овец.
– А что, такое бывает? – Шеррин засмеялась опять. Нет, что ни говори, а эльфы умеют смешить девушек.
– Думаю, на самом деле все-таки нет, – сознался Эннеари. – Рассказать?
– Послушай, – неожиданно для самой себя промолвила Шеррин, даже не заметив, что обратилась к Эннеари на «ты». – Я тебя о другом спросить хочу… надеюсь, ты не собираешься показать мне, как прекрасен город Найлисс?
– Вот уж нет! – беспечно ухмыльнулся эльф. – Это не ко мне. Если хочешь, чтобы тебе показали Найлисс, я Лоайре попрошу. От меня в таком деле толку никакого. Если я вижу что-то прекрасное, я могу только восхищаться – так ведь это ты и сама умеешь. А Лоайре тебе такого понарасскажет про каждый камень – заслушаешься. Он ведь умница и в зодчестве разбирается получше гномов. Представляешь, – благоговейно добавил Эннеари, – он даже знает, что такое пилястры.
На этот раз Шеррин и Эннеари хохотали вдвоем. Шеррин и не помнила, когда она в последние несколько лет так смеялась… когда она и вообще смеялась за эти годы. А уж хохотать вместе с эльфом ей и вовсе еще не доводилось. Оказывается, это так чудесно – хохотать вместе с эльфом… еще и потому чудесно, что смеется она наполовину над собой, а эльф об этом и знать не знает. До чего же смешно она ошиблась… а она ведь ошиблась – из ответа Эннеари это же ясней ясного. Он вовсе не занимался придворной игрой в «завлеки-красотку»! Он говорил с ней прямо и честно, как с опечаленной девушкой, а не как с намеченной для постельных услад куклой. И его слова вовсе не были выдержкой из путеводителя до ближайшей постели. Они были самими собой… как и Эннеари был самим собой и никем другим… полно, да умеют ли эльфы флиртовать вообще? Нет, они наверное – наверняка даже – умеют ухаживать за девушками… иначе откуда бы столько сказок взялось о любви эльфа и смертной? Но вот флиртовать, как это делают люди… как это делают очень глупые люди… флиртовать, соблюдая самый постылый из всех ритуалов… навряд ли. Скорей уж эльф в компании гнома и в самом деле возьмется разводить овец.
Чего у эльфов ну никак не отнимешь – девушек смешить они и в самом деле умеют. Вот только Эннеари прибегнул к этому нелегкому искусству в первый раз в жизни. Дома, в беспечальной Долине, у него не было на то необходимости, а в Луговине – времени. До отмены Запрета он и вообще почти не виделся с людьми, разве что мимолетно и по делу – до девушек ли тут? А когда Запрета не стало, его место заняли укоры совести за совершенное другими – и Арьен, бывая в Луговине, при всей своей тяге к людям едва ли их не сторонился. Нет, не доводилось ему до сих пор смешить девушек. И уж тем более ему не доводилось смешить девушек, когда скулы каменеют от ярости. Шуточки, улыбки, болтовня непринужденная… чего Эннеари стоило припомнить хотя бы историю про слона, каких неимоверных усилий… да слон с ней, с историей! – чего ему стоило закинуть лук за спину, а не выхватить из колчана еще одну стрелу, а следом еще и не одну… о Свет и Тьма – и откуда только берутся такие поганцы?
Король Риэрна Эннеари сразу не понравился, сразу – и крепко. Настолько не понравился, что на свиту его Арьен и внимания толком не обратил. Зря, оказывается. После надо будет с Лерметтом непременно о сегодняшней стычке поговорить. Нельзя оставлять его в неведении.
Но это и впрямь будет после – а сейчас надо отрешиться от давящего гнева, надо улыбнуться легко и беспечально, надо сосредоточиться, вспомнить обещанную Шеррин историю про гнома-овцевода… а еще лучше про пьяного барсука и эльфийские сапоги. И неважно, что истории глупее Арьен отродясь не слыхивал – зато рассмешить она способна кого угодно. Даже ее высочество принцессу Адейны.
– Постой! – Шеррин вскинула голову. – К Старой Галерее надо взять направо. Нам не в эту сторону…
– Именно в эту, – улыбнулся в ответ Эннеари – легко и беспечально, как и хотел. – Не ты ведь брала ожерелье – не тебе и возвращать. Да и как ты объяснять станешь, откуда оно к тебе попало?
– Я… скажу, что нашла его на парковой дорожке. – Видно было, что Шеррин только теперь задумалась над последствиями мерзкой проделки юных свинтусов из самых знатных семейств Риэрна. Сказать всю правду как она есть невозможно, немыслимо – но ведь и принять на себя чужое преступление недопустимо. Тень его падет не только на саму Шеррин, но и на всю Адейну.
– О да, – кротко согласился Эннеари. – Вероятно, ему вспала охота прогуляться по дворцовому парку – а когда оно притомилось и рухнуло в изнеможении под кустик, ты любезно утерла ему слезы отчаяния и помогла вернуться домой. Что ты такое говоришь – нашла! Это ведь не просто безделушка, а священный талисман. Его невозможно прихватить с собой случайно, по ошибке или по рассеянности – а потерять или выронить случайно тем более.
Все-таки не сдержал Арьен своего гнева. Стоило ему только подумать, заговорить только о пакостной выходке – и куда все самообладание подевалось? Он не хотел ехидничать – да и не заслужила эта измученная усталая девушка ни одного язвительного слова! Само с уст сорвалось… Эннеари внутренне напрягся, ожидая возмездия за свою несдержанность – вот сейчас лицо Шеррин снова искривится гримасой привычного самообладания, оцепенеет… ох, Арьен – да когда же ты научишься держать себя в руках!
К изумлению Эннеари, Шеррин усмехнулась ему в ответ – может, не очень весело, но усмехнулась. Вот и гадай теперь, отчего она не обиделась на его дерзость. Все-таки люди – совершенно непостижимые существа… а девушки тем более.
– Принцесса ни в коем случае не должна лгать, – в тон Эннеари откликнулась Шеррин. – Этикет не дозволяет. Принцесса не должна лгать, ибо это позорно. Равно как и говорить правду – это неприлично. И уж тем более принцесса не должна отмалчиваться – это невежливо. Замечательное поучение. Словно нарочно к нынешнему случаю выдумано. Вот только что принцессе делать, если нельзя ни молчать, ни врать, ни правду говорить?
– Поручить все это первому попавшемуся эльфу, – невинным тоном предложил Эннеари.
Шеррин вскинула на него изумленный взгляд. Арьен старательно придал своему лицу внушительное выражение и поклонился так церемонно, что самому поневоле смешно сделалось, а уж Шеррин тем более.
– Ожерелье я отнесу сам, – уверенно произнес Эннеари. – Если получится, сам и на место положу незаметно. А если нет… найду, как отговориться.
Арьен мог только догадываться, что Шеррин сделает или скажет в ответ… он и догадывался… и снова не угадал – да что ж это такое делается? Нет, она не стала ни благодарить, ни возражать, только посмотрела на эльфа… ох, как посмотрела! Словно старый каменотес, настолько привыкший к своей усталости, что уже и не замечает ее, налег на кирку – а та выскользнула из рук и ускакала прочь, посулив на ходу: «Не тревожься, сама все сделаю». Вот точно такими глазами каменотес на этакое чудо и глядел бы.
– Да, и вот еще что, – добавил Эннеари и снова улыбнулся. – В твоих покоях тебе сейчас тем более делать нечего. – Фразу «не то как бы тебя и там прихлебатели риэрнского мерзавца не застигли» Арьен благоразумно сумел-таки оставить при себе. – Нет, я кое-что повеселее придумал.
Он и в самом деле придумал – еще прежде, чем выстрелил. Той доли мгновения, которая требуется, чтобы натянуть тетиву, ему хватило. Удивительная какая-то ясность мысли посетила его. Никогда прежде Эннеари не доводилось думать так четко – и при этом так быстро. Вот другим доводилось – но Арьен их рассказам не очень-то и верил: всякий может поддаться искушению преувеличить. Опытные лучники говаривали ему не единожды, что в момент выстрела или сразу перед ним иной раз накатывает нечто вроде ясновидения. Похоже, они были правы. До ясновидения Арьену, конечно, еще очень далеко – так ведь по мелочам оно и не осеняет. И того уже довольно, что мысли ускоряют свой бег, выстраиваясь легко и без путаницы. Стрела еще не сорвалась с тетивы, а Эннеари уже знал, что и в каком порядке он будет делать. Нужно распугать обнаглевшую придворную свору. Добыть из воды ожерелье. Успокоить принцессу. Вернуть ожерелье на место, пока не поднялся переполох – самому вернуть, принцессу в это дело не вмешивать. Но ни в коем случае не оставлять девушку ни на миг без присмотра.
Тогда, посылая стрелу в полет, Арьен думал, что необходим именно присмотр. Да, ему отлично удалось напугать риэрнцев – ух, как они порскнули прочь от пруда! Однако не стоит преувеличивать могущество испуга. Загнанный в угол мерзавец способен на многое – вот уж в чем-чем, а в этом он имел возможность убедиться самолично. Стоило ему хоть на пару лишних мгновений промедлить в Долине, и Лерметта уже не было бы в живых. А все потому, что отравленный опальным канцлером отец Лерметта упомянутое свойство мерзавцев недооценил, а то и вовсе не принял в расчет. Эннеари его ошибку повторять не собирался – хотя бы уже потому, что за ошибку платиться придется вовсе не ему, а вот этой девушке с измученными глазами. Хорошо, если риэрнское хамье сидит по своим комнатам и дрожит от страха – а если все-таки нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Эльфам так не нравятся печальные девушки? – резко осведомилась Шеррин.
– Эльфам нравятся всякие девушки, – безмятежно ответил Эннеари. – Веселые – потому что они так чудесно смеются. А печальные – потому что их так чудесно смешить.
Хотела бы я посмотреть на того, кому удастся меня рассмешить, мрачно подумала Шеррин.
– Да вот хотя бы, – беспечно улыбнулся Эннеари, – вы никогда не слышали, как эльф решил подарить слона дочке мельника?
О нет, мысленно взмолилась Шеррин, только не это! Только не анекдоты… сказочный лучник не должен вести себя, как пустоголовый придворный вертопрах, не должен ! Пожалуйста, ну пожалуйста…
– Нет… – прошептала она. – Нет…
– Это немного дурацкая история, – чуть смущенно признался эльф.
Ну так и есть!
– Честно говоря, ужасно дурацкая. Но почему-то очень смешная. Так вот, – Эннеари приумолк на долю мгновения. – Один эльф пришел на мельницу…
Шериин думала, что анекдотов на своем, пусть и недолгом, веку наслушалась предовольно. Всяких – от придворных до казарменных. Оказывается, не всяких. Ничего даже отдаленно похожего на эльфийские анекдоты, она отродясь не слышала, более того – вообразить себе не могла. Нет, что дареный слон всенепременно обсыплется мукой с ног до головы, она как раз догадалась. Но вот что учинила в ответ дочка мельника… а в особенности что сказал эльф, выбираясь из-под белого от муки слоновьего уха… и уж тем более что сказал слон…
Сначала Шеррин показалось, что она просто-напросто ослышалась. Потом она мысленно повторила последнюю фразу. А потом согнулась пополам от хохота.
Когда она распрямилась, на глазах ее от смеха выступили крупные слезы. Но они не мешали ей видеть Эннеари – совсем даже наоборот. Есть, наверное, что-то такое, что можно увидеть ясно только если распрямиться.
Нет, эльф был не сказочный, а самый что ни на есть настоящий. Сказка то и дело норовит расплыться туманом, а Эннеари ничуть не собирался испаряться. И облекало его не призрачное золото волшебных одеяний, а обыкновенная одежда, удобная и явно привычная. С узким потертым ремешком поверх темных волос, как это принято у лучников. С небрежно распахнутым воротом темно-зеленой рубашки – и как только эльфу не холодно? С широкими, выше локтя подобранными рукавами, ничуть не волшебными, настоящими… и руки тоже были настоящими – крепкие пальцы стрелка, узкие сильные запястья, сгиб локтя с едва заметным голубым росчерком вены…
Шеррин утерла слезы и перевела дыхание.
– Я же говорил, что это ужасно дурацкая история, – благовоспитанным тоном заметил эльф.
Шеррин снова рассмеялась. Эннеари улыбнулся ей в ответ и снова напустил на себя вид серьезный и невозмутимый.
– Но я могу рассказать что-нибудь другое, – предложил он. – Например, как эльф и гном решили разводить овец.
– А что, такое бывает? – Шеррин засмеялась опять. Нет, что ни говори, а эльфы умеют смешить девушек.
– Думаю, на самом деле все-таки нет, – сознался Эннеари. – Рассказать?
– Послушай, – неожиданно для самой себя промолвила Шеррин, даже не заметив, что обратилась к Эннеари на «ты». – Я тебя о другом спросить хочу… надеюсь, ты не собираешься показать мне, как прекрасен город Найлисс?
– Вот уж нет! – беспечно ухмыльнулся эльф. – Это не ко мне. Если хочешь, чтобы тебе показали Найлисс, я Лоайре попрошу. От меня в таком деле толку никакого. Если я вижу что-то прекрасное, я могу только восхищаться – так ведь это ты и сама умеешь. А Лоайре тебе такого понарасскажет про каждый камень – заслушаешься. Он ведь умница и в зодчестве разбирается получше гномов. Представляешь, – благоговейно добавил Эннеари, – он даже знает, что такое пилястры.
На этот раз Шеррин и Эннеари хохотали вдвоем. Шеррин и не помнила, когда она в последние несколько лет так смеялась… когда она и вообще смеялась за эти годы. А уж хохотать вместе с эльфом ей и вовсе еще не доводилось. Оказывается, это так чудесно – хохотать вместе с эльфом… еще и потому чудесно, что смеется она наполовину над собой, а эльф об этом и знать не знает. До чего же смешно она ошиблась… а она ведь ошиблась – из ответа Эннеари это же ясней ясного. Он вовсе не занимался придворной игрой в «завлеки-красотку»! Он говорил с ней прямо и честно, как с опечаленной девушкой, а не как с намеченной для постельных услад куклой. И его слова вовсе не были выдержкой из путеводителя до ближайшей постели. Они были самими собой… как и Эннеари был самим собой и никем другим… полно, да умеют ли эльфы флиртовать вообще? Нет, они наверное – наверняка даже – умеют ухаживать за девушками… иначе откуда бы столько сказок взялось о любви эльфа и смертной? Но вот флиртовать, как это делают люди… как это делают очень глупые люди… флиртовать, соблюдая самый постылый из всех ритуалов… навряд ли. Скорей уж эльф в компании гнома и в самом деле возьмется разводить овец.
Чего у эльфов ну никак не отнимешь – девушек смешить они и в самом деле умеют. Вот только Эннеари прибегнул к этому нелегкому искусству в первый раз в жизни. Дома, в беспечальной Долине, у него не было на то необходимости, а в Луговине – времени. До отмены Запрета он и вообще почти не виделся с людьми, разве что мимолетно и по делу – до девушек ли тут? А когда Запрета не стало, его место заняли укоры совести за совершенное другими – и Арьен, бывая в Луговине, при всей своей тяге к людям едва ли их не сторонился. Нет, не доводилось ему до сих пор смешить девушек. И уж тем более ему не доводилось смешить девушек, когда скулы каменеют от ярости. Шуточки, улыбки, болтовня непринужденная… чего Эннеари стоило припомнить хотя бы историю про слона, каких неимоверных усилий… да слон с ней, с историей! – чего ему стоило закинуть лук за спину, а не выхватить из колчана еще одну стрелу, а следом еще и не одну… о Свет и Тьма – и откуда только берутся такие поганцы?
Король Риэрна Эннеари сразу не понравился, сразу – и крепко. Настолько не понравился, что на свиту его Арьен и внимания толком не обратил. Зря, оказывается. После надо будет с Лерметтом непременно о сегодняшней стычке поговорить. Нельзя оставлять его в неведении.
Но это и впрямь будет после – а сейчас надо отрешиться от давящего гнева, надо улыбнуться легко и беспечально, надо сосредоточиться, вспомнить обещанную Шеррин историю про гнома-овцевода… а еще лучше про пьяного барсука и эльфийские сапоги. И неважно, что истории глупее Арьен отродясь не слыхивал – зато рассмешить она способна кого угодно. Даже ее высочество принцессу Адейны.
– Постой! – Шеррин вскинула голову. – К Старой Галерее надо взять направо. Нам не в эту сторону…
– Именно в эту, – улыбнулся в ответ Эннеари – легко и беспечально, как и хотел. – Не ты ведь брала ожерелье – не тебе и возвращать. Да и как ты объяснять станешь, откуда оно к тебе попало?
– Я… скажу, что нашла его на парковой дорожке. – Видно было, что Шеррин только теперь задумалась над последствиями мерзкой проделки юных свинтусов из самых знатных семейств Риэрна. Сказать всю правду как она есть невозможно, немыслимо – но ведь и принять на себя чужое преступление недопустимо. Тень его падет не только на саму Шеррин, но и на всю Адейну.
– О да, – кротко согласился Эннеари. – Вероятно, ему вспала охота прогуляться по дворцовому парку – а когда оно притомилось и рухнуло в изнеможении под кустик, ты любезно утерла ему слезы отчаяния и помогла вернуться домой. Что ты такое говоришь – нашла! Это ведь не просто безделушка, а священный талисман. Его невозможно прихватить с собой случайно, по ошибке или по рассеянности – а потерять или выронить случайно тем более.
Все-таки не сдержал Арьен своего гнева. Стоило ему только подумать, заговорить только о пакостной выходке – и куда все самообладание подевалось? Он не хотел ехидничать – да и не заслужила эта измученная усталая девушка ни одного язвительного слова! Само с уст сорвалось… Эннеари внутренне напрягся, ожидая возмездия за свою несдержанность – вот сейчас лицо Шеррин снова искривится гримасой привычного самообладания, оцепенеет… ох, Арьен – да когда же ты научишься держать себя в руках!
К изумлению Эннеари, Шеррин усмехнулась ему в ответ – может, не очень весело, но усмехнулась. Вот и гадай теперь, отчего она не обиделась на его дерзость. Все-таки люди – совершенно непостижимые существа… а девушки тем более.
– Принцесса ни в коем случае не должна лгать, – в тон Эннеари откликнулась Шеррин. – Этикет не дозволяет. Принцесса не должна лгать, ибо это позорно. Равно как и говорить правду – это неприлично. И уж тем более принцесса не должна отмалчиваться – это невежливо. Замечательное поучение. Словно нарочно к нынешнему случаю выдумано. Вот только что принцессе делать, если нельзя ни молчать, ни врать, ни правду говорить?
– Поручить все это первому попавшемуся эльфу, – невинным тоном предложил Эннеари.
Шеррин вскинула на него изумленный взгляд. Арьен старательно придал своему лицу внушительное выражение и поклонился так церемонно, что самому поневоле смешно сделалось, а уж Шеррин тем более.
– Ожерелье я отнесу сам, – уверенно произнес Эннеари. – Если получится, сам и на место положу незаметно. А если нет… найду, как отговориться.
Арьен мог только догадываться, что Шеррин сделает или скажет в ответ… он и догадывался… и снова не угадал – да что ж это такое делается? Нет, она не стала ни благодарить, ни возражать, только посмотрела на эльфа… ох, как посмотрела! Словно старый каменотес, настолько привыкший к своей усталости, что уже и не замечает ее, налег на кирку – а та выскользнула из рук и ускакала прочь, посулив на ходу: «Не тревожься, сама все сделаю». Вот точно такими глазами каменотес на этакое чудо и глядел бы.
– Да, и вот еще что, – добавил Эннеари и снова улыбнулся. – В твоих покоях тебе сейчас тем более делать нечего. – Фразу «не то как бы тебя и там прихлебатели риэрнского мерзавца не застигли» Арьен благоразумно сумел-таки оставить при себе. – Нет, я кое-что повеселее придумал.
Он и в самом деле придумал – еще прежде, чем выстрелил. Той доли мгновения, которая требуется, чтобы натянуть тетиву, ему хватило. Удивительная какая-то ясность мысли посетила его. Никогда прежде Эннеари не доводилось думать так четко – и при этом так быстро. Вот другим доводилось – но Арьен их рассказам не очень-то и верил: всякий может поддаться искушению преувеличить. Опытные лучники говаривали ему не единожды, что в момент выстрела или сразу перед ним иной раз накатывает нечто вроде ясновидения. Похоже, они были правы. До ясновидения Арьену, конечно, еще очень далеко – так ведь по мелочам оно и не осеняет. И того уже довольно, что мысли ускоряют свой бег, выстраиваясь легко и без путаницы. Стрела еще не сорвалась с тетивы, а Эннеари уже знал, что и в каком порядке он будет делать. Нужно распугать обнаглевшую придворную свору. Добыть из воды ожерелье. Успокоить принцессу. Вернуть ожерелье на место, пока не поднялся переполох – самому вернуть, принцессу в это дело не вмешивать. Но ни в коем случае не оставлять девушку ни на миг без присмотра.
Тогда, посылая стрелу в полет, Арьен думал, что необходим именно присмотр. Да, ему отлично удалось напугать риэрнцев – ух, как они порскнули прочь от пруда! Однако не стоит преувеличивать могущество испуга. Загнанный в угол мерзавец способен на многое – вот уж в чем-чем, а в этом он имел возможность убедиться самолично. Стоило ему хоть на пару лишних мгновений промедлить в Долине, и Лерметта уже не было бы в живых. А все потому, что отравленный опальным канцлером отец Лерметта упомянутое свойство мерзавцев недооценил, а то и вовсе не принял в расчет. Эннеари его ошибку повторять не собирался – хотя бы уже потому, что за ошибку платиться придется вовсе не ему, а вот этой девушке с измученными глазами. Хорошо, если риэрнское хамье сидит по своим комнатам и дрожит от страха – а если все-таки нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63