Глядя на скользящих размашистой поземкой танцоров, Лерметт поймал себя на том, что гадает – для скольких из них это не просто пляска, а и… впрочем, с эттармцем никогда ведь не угадаешь наверняка, действительно ли он только человек – а главное, даже если угадаешь, оно тебе все едино ни к чему.
Однако следующий танец – «двойные кольца» – был уже всеобщим. Справиться с его фигурами было не так и сложно – а если вдруг сбился, довольно поглядеть на остальных. Мужчины, положив друг другу руки на плечи, вились встречным хороводом вокруг совсем уже тесного кольца женщин до тех пор, пока в музыке не наступала перемена – по этому знаку каждый подавал руку оказавшейся напротив даме, и начинался парный танец с многочисленными поклонами, кружениями и разворотами. Когда мелодия менялась вновь, уже дамы обводили кольцом внутренний круг кавалеров и выбирали их, когда наставала пора.
– Послушай, – спросил Арьен, оказавшийся в хороводе после очередной перемены между Лерметтом и Эттрейгом, – у вас там в Эттарме эльфов вообще любят?
– Н-не знаю, – протянул Эттрейг, состроив наилучшую волчью улыбку – оттянув верхнюю губу самым зверским образом кверху и обнажив клыки. – Покуда не пробовали.
Эннеари в ответ расхохотался, откинув голову. Эттрейг и Лерметт присоединились к нему почти одновременно.
– А тебе зачем? – отсмеявшись осведомился Эттрейг.
– Да побывать у вас охота, – признался Арьен. – Я такой музыки в жизни не слышал! И инструменты… Хотя бы вот эта, пятиструнная, со смычком – ох, мне бы такие делать научиться!
Эттрейг тряхнул головой и выбил каблуками замысловатую дробь.
– Странно, – с недоумением произнес Арьен, – голову в заклад ставить готов, что на гребенках наяривают, а нигде не видать.
– Проставишься, – хладнокровно возразил Эттрейг. – Это тамейрин.
Что такое тамейрин, Лерметту и самому было любопытно – однако спросить ни он, ни Эннеари не успели: мелодия переменилась вновь, и два кольца танцующих слились, чтобы через мгновение рассыпаться на пары. Эттрейг лихо кружил в танце Илери – эх, ну что бы музыке было перемениться двумя шагами раньше! Лерметту подала руку темноглазая суланка с милой быстрой улыбкой. Арьену не повезло куда больше – ему досталась одна из риэрнских фрейлин. Девица Арьену явно не нравилась – во всяком случае, явно для тех, кто близко знает эльфов, а уж для тех, кто близко знает Эннеари, и подавно. Наверняка Арьен не мог ни простить, ни даже забыть сцену у пруда – Лерметт, увидевший ее глазами Эннеари, и то не может. Но у эльфов о том, как вести себя с женщинами, даже и с самыми мерзкими, свое понятие имеется. Арьен держался с безупречной галантностью. Девица так и млела – не притворно, как Лерметт не раз примечал за придворными красотками, а по-настоящему. Когда ее пальцы встречались с кончиками пальцев эльфа, в глазах ее появлялось мимолетно этакое тающее выражение… что ж, ей полезно. Влюбиться в Арьена она попросту не успеет, он, как и всякий эльф, умеет вовремя повернуть дело так, чтобы дальше легкого флирта оно не зашло. У них, у эльфов, это отприродный дар. Оно и к лучшему – иначе при их красоте да ласковом обхождении девицы бы за ними сотнями хоть в огонь сигали. Нет, всякий эльф умеет пошутить да полюбезничать с женщиной так, чтобы оставить по себе не тоску по неутолимой любви, а всего лишь безобидное и ласковое, как весенний ветерок, воспоминание. Арьен тоже так умеет. Так что никаких безответных любовей и прочих трагедий не предвидится, а девице легкий флирт с эльфом пойдет только на пользу. Арьен ей понравился хоть и мимолетно, зато по-настоящему – лучшего лекарства от лганья, жеманства и манерничанья покуда не придумано.
Когда настало время оставить танцы ради угощения, у плясунов подкашивались ноги, а у музыкантов заплетались пальцы. Лерметт, оказавшийся за столом подле Илери, пребывал от блаженства если и не в небесной обители, то уж в эльфийской Долине наверняка. Он мог отдаться беседе с любимой полностью, ибо сидевшая от него по правую руку Шеррин не обращала на него ровным счетом никакого внимания: рядом с ней сидел Эннеари, и уж он-то не скупился на шутки и любезности. Ее всегда бледное и печальное личико сейчас выглядело оживленным и почти хорошеньким. Лерметт никогда прежде не слыхал ее смеха – и как только Арьену удается смешить ее через два слова на третье? Впрочем, это как раз не странно – куда более удивительно, что риэрнская девица, с которой он танцевал в последнем круге, тоже смеялась его шуткам, причем без малейшей тени ревности или неприязни к адейнской принцессе. Ай да Арьен! Такое только эльфы и умеют – расточать любезности одной женщине так, чтобы и все остальные не почувствовали себя обделенными. Внимание Эннеари принадлежало одной Шеррин, словно цветок в ее руках – но приветливость его, словно аромат цветка, ласкала всех. Риэрнская красавица, сидевшая напротив Арьена, отнюдь не почитала себя обиженной – напротив, она так и подалась вперед, упиваясь прелестью его беседы совсем с другой женщиной.
Зато ее соседу справа, светловолосому риэрнцу по имени Териан – тому самому, что запугивал Шеррин возле пруда – подобная идиллия пришлась явно не по вкусу. С каждым новым словом Эннеари он все приметнее мрачнел, будто Арьен не шутки шутил, а зачитывал риэрнцу список пыток, предстоящих ему перед скорой и лютой казнью. Внезапно рука Териана скользнула к руке девушки. Лерметт думал, что Териан хочет исподтишка дернуть ее за рукав – дескать, нечего тут на всяких эльфов глазеть! – но нет: он стиснул ее руку изо всей силы. Девушка замерла. Кровь так и кинулась ей в лицо и почти сразу же отхлынула, оставив по себе неровную бледность; глаза полузакатились. Уже вскакивая с места, Лерметт ожидал услышать крик боли, но девушка только тихо, еле слышно ойкнула – о Териане это говорило многое.
Не один Лерметт – многие рванулись к Териану. Но Эннеари успел первым, хотя и не думал подыматься с места.
– Оставь! – окрик Арьена был хотя и негромким, но таким властным, что пальцы Териана ослабели и разжались сами собой.
Девушка откинулась в изнеможении на спинку стула; краска медленно возвращалась на ее щеки.
– И впредь не советую, – по-прежнему негромко произнес Эннеари. – Узнаю – пальцы отрежу. А потаить ты не сумеешь.
– А ты бы не лез не в свое дело, красавчик! – Териан был и сам недурен собой – но только не сейчас: смотреть на него было положительно страшно. – Своими бы занялся!
– Если при мне обижают женщину – это мое дело, – спокойно возразил Эннеари под общие негромкие одобрительные возгласы. Он не шелохнулся, бровью не повел – но исходящая от него угроза была, казалось, не то что зримой, а и почти весомой – Лерметт диву давался, как это Териан не ощущает ее тяжести.
– Женщину! – хрипло рассмеялся Териан, и Лерметт с ужасом понял, что риэрнец не так пьян, как кажется.
– Оставь! – повторил Эннеари, и Териан осекся – к сожалению, всего на миг.
– То-то они на вас и липнут, будто у вас там медом намазано! – На висках Териана страшными вздутыми канатами выпухли жилы; холеный его голос дал ощутимую трещину. – А вы и рады, вам только дай первой попавшейся дуре юбку задрать! И что вас так на наших женщин тянет – свои, что ли, плохо рожают?
Тишина после этих слов пала смертная, хоть и не все понимали степень оскорбления. Оно и по отношению к человеку прозвучало бы чудовищно – но чтобы понять всю его чудовищность, надо быть эльфом… ну, или хотя бы знать эльфов не понаслышке. Лерметт знал, Сейгден, судя по его помертвелому лицу, тоже преотлично все понял. На долю мгновения Лерметту показалось, что суланец сам сейчас свернет Териану шею собственноручно, не дожидаясь, пока за дело возьмется кто-нибудь еще.
– Ты когда-нибудь слышал о слонах? – очень спокойно, почти раздумчиво осведомился Эннеари.
Рука Териана, уже искавшая рукоять меча, судорожно замерла, лицо его – тоже. И немудрено. Ожидать он мог чего угодно, от кинжала до пощечины… он и ожидал. А вот слонов… Териан растерянно переводил глаза с эльфа на стол и со стола вновь на Арьена, не в силах понять, то ли он ослышался, то ли и просто сошел с ума.
– А зря, – холодно усмехнулся Эннеари. – В библиотеке найлисского дворца я видел книгу о заморских зверях – очень, знаете ли, поучительное чтение.
– Да при чем тут слоны? – запоздало взвыл Териан.
– А при том, – с прежней холодной задумчивостью произнес Эннеари, – что слоненок всегда рождается только один, и носит его мать без двух месяцев полных два года. Слишком уж они большие. Наверное, крысам тоже очень смешно глядеть на слонов – они ведь по восемь крысенят за пару недель приносят. На то они и крысы.
При слове «крысы» Эннеари поднял глаза, и взгляд его метнулся в лицо Териана убийственной ледяной сталью. Териан налился кровью, захрипел, дернул на себе ворот и внезапно бросился прочь, с грохотом захлопнув за собой двери.
– Это ты так о людях? – взвился Иргитер.
Смотреть на него было почти жутко, ибо он был счастлив до упоения. Вот она, желанная ссора! Вот он, повод бросить вызов!
– Нет, – все так же холодно ответил Эннеари, не сводя взгляда с двери, захлопнувшейся за Терианом. – Это я о крысах. Только о крысах.
– А этот молодчик, и точно, крыса, – веско заявил Одноглазый Патря.
– Такой праздник испортил, – поддержал его Орвье.
– Я не в обиде, – хмыкнул Эттрейг. – Особенно если господин Териан впредь будет любезен не попадаться мне на глаза.
Лерметт перевел дыхание, тут только сообразив, что затаил его, и надолго.
– Не попадется, – молвил Аккарф. – Уж если ему удалось не просто эльфа, а посла на такие резкости вынудить, ему лучше поостеречься – и он это знает.
Иргитер разом поскучнел. Приходилось отступить. Ссора ему была нужна – но не с эльфами… тем более когда все симпатии, невзирая на сказанное остроухим мерзавцем, на их стороне. Осуждающих взглядов кругом было предовольно – но направлены они были не на Арьена, а на закрытую дверь, вослед бесславно ретировавшемуся Териану.
– Как посол ты не очень-то сдержан, – мягко упрекнул Лерметт Эннеари.
Эльф обратил на него совершенно бешеный взгляд.
– Как раз как посол, – тяжело дыша, бросил он, – я проявил сказочную сдержанность и бесконечное терпение. По-настоящему, мне бы ему за такие слова полагалось глотку перерезать. Тут же, на месте, даже без поединка.
Лерметт нехотя кивнул. Териан, возможно, и не знал – даже почти наверняка не знал – но эльфы мало какую способность почитали так, как способность давать жизнь, и оскорбивший ее, будь то нарочно или неумышленно, не мог рассчитывать на пощаду. Случись этот разговор в любом другом месте да не будь Арьен послом, и лежать бы сейчас Териану, обливаясь кровью. И не надо обольщаться обычной эльфийской веселостью и мягкостью в обращении – при малейшем намеке на оскорбление эльфы вспыхивают легко, как сухой хворост… за что ему и самому довелось поплатиться прошлым летом – а ведь повод был куда как меньше. Всего-навсего обида. Одно счастье, что эльфы все же отходчивы, и случайную обиду забывают быстро и прощают без остатка. Впрочем, на сей раз ни на что подобное надеяться не приходилось: то, что сказал Териан, с точки зрения любого эльфа непростительно. Пока длится совет, Арьен, пожалуй, удержит себя в руках – но потом Териану лучше уехать сразу же. Сказанного им никто из эльфов не простит и не забудет. Всякие на свете бывают слова – есть и непрощаемые. Эннеари был оскорблен страшно, кроваво – и поняли это все. Легче легкого для любого из людей принять к сердцу его ответную дерзость – случись так, Лерметт бы не удивился. Но на свой счет его слова не принял никто – может, оттого, что сила нанесенного эльфу оскорбления заставила забыть о его собственной ответной резкости: не каждый понял, чем именно он задет, но насколько глубоко, ощутили все. А может, просто никто не посчитал себя существом одной с Терианом породы.
– Отчего так? – осведомился Эвелль. – Нет, Териан, конечно, хам и мерзавец, но…
Эннеари опустил голову.
– Вы не понимаете, – глухо произнес он. – Вы все просто не понимаете… вам в обмен на короткую жизнь даровано такое чудо – а вы не понимаете. – Он помолчал немного. – У нас и правда редко дети рождаются. Иначе и быть не может. Мы слишком долго живем. Сами подумайте – если бы мы рождались на свет так же часто, как люди…
Кто-то негромко присвистнул.
– … то земля была бы сплошь покрыта эльфами, – подхватил Легарет Кривой Румпель.
– В три слоя, – кивнул Эннеари. – Для нас двое, самое большее, трое детей за всю жизнь – это предел. Поэтому мы помним, а вы забыли.
– О чем? – тихо, почти робко спросил Орьве.
– Никому не позволено обижать женщину, – убежденно произнес Эннеари. – Какой бы она ни была. То, что женщины могут давать жизнь, это чудо. Мы это очень даже хорошо понимаем… а вы нет.
– Если что во всякий день случается, немудрено и позабыть, что это и есть чудо, – вздохнул Румпель – вид у него, между прочим, был самый что ни на есть мечтательный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63