.. уходила, случалось, даже и из-под венца. Легенды не лгали. Прочее не имело значения.
– Совсем? – еле вымолвил непослушными губами потрясенный Лерметт.
– Совсем, – решительно кивнул Эннеари. – Ты можешь говорить и делать что угодно. Нести ахинею и петь серенады. Слагать стихи и дарить цветы. Ловить слонов голыми руками за хобот и ходить на голове. Это не значит ровно ничего. Можно вытворять что угодно… можно даже лгать. В таких случаях вранье искренности не помеха…
– Понимаю, – прошептал Лерметт. – Кажется, понимаю.
– Еще бы тебе не понять, – ухмыльнулся Арьен. – Это ведь очень даже в твоей натуре. Точнее сказать, это и есть твоя натура.
– Странная натура для короля и прожженного дипломата, – возразил Лерметт.
– Прожженного – чем? – уточнил Эннеари.
Лерметт опустил голову.
– Ведь именно этим и прожженного, – безжалостно ухмыльнулся Эннеари. – Насквозь. О чем тебе Сейгден, к слову сказать, как-то раз говорил, да только ты тогда не понял. А Сейгден редкостно умен – или ты в его уме сомневаешься?
– Нет, – с трудом вымолвил Лерметт.
– Интересное место этот Сулан. – Эннеари постарался придать своему лицу деланно-серьезное выражение, но кончики губ все равно подрагивали в улыбке. – Любопытное. Надо будет, как случай представится, наведаться туда. Непременно. Охота ведь понять, откуда там настолько умные люди берутся.
Лерметт взметнул на друга умоляющий взгляд, и Эннеари сдался.
– Согласен, не о Сулане и его короле сейчас разговор. Равно как и не о том, что ты изволил брякнуть. Должен заметить, что тебе и впрямь удалось изречь совершенно потрясающую ахинею… прими мои поздравления, мне такой полет мысли не по плечу. Но может, если я возьму у тебя пару-другую уроков…
– Я хоть и не Илмерран… – предостерегающе ухмыльнулся Лерметт.
Эннеари преувеличенно испуганным жестом прикрыл затылок обеими руками.
– … но подзатыльник мне обеспечен – ты это хотел сказать, да? Прости, но ты неправ. То, что ты сказал, не имеет никакого значения – или ты забыл? Скорей уж мне интересно, что сказала Илери… или чего она не сказала… хотя и это не имеет значения.
– Не имеет? – враз похолодел Лерметт.
– Никакого, – отрезал Эннеари. – Ведь она тебя тоже любит.
– Откуда ты знаешь? – выдохнул Лерметт.
– Знаю, – твердо ответил Эннеари. – Уж поверь ты мне.
– Ты… спрашивал ее?
– Нужды нет, – улыбнулся Арьен. – Когда человек полюбил кого-нибудь из нас, это всегда видно. И если эльф полюбил кого-то из вас, тоже. А уж если это взаимно… тут уж ошибиться и просто невозможно. Есть определенные признаки, – добавил он невольно, повинуясь повелительному вопросу во взоре Лерметта.
– Какие? – в упор спросил Лерметт.
Застигнутый врасплох Эннеари покраснел до ушей.
– Вам их не видно, – попытался отговориться он, – но они есть. Правда, есть.
Лерметт продолжал выжидательно смотреть на него без единого слова.
– Я… я тебе потом расскажу, – сдался Эннеари. – Потом, не сейчас. Когда время придет. Я расскажу.
Улыбка Лерметта сделалась почти хищной.
– Значит, расскажешь? – осведомился он. – Предельно искренне?
– А как же иначе! – ответил Арьен, с вызовом блеснув зубами в широкой ответной ухмылке. – С братьями ведь по-другому просто нельзя. Вообще по-другому нельзя. Ни с кем.
Глава 9
Праздник Одинокого Волка
Лерметт был вынужден признать, что его хваленая, на все Восемь Королевств, не считая степи, знаменитая память в кои-то веки дала осечку – она ни под каким видом не желала припомнить хоть что-нибудь более сумасшедшее, чем день рождения по-эттармски. Ну должно же быть на этом свете хоть что-нибудь… а не припоминается, хоть ты тесни!
Начать с того хотя бы, что покупных подарков в Эттарме ко дню рождения не дарят. Дурная примета. Крайнее оскорбление. Будь ты хоть престарелая богатая вдова, хоть городской голова – да хоть сам король! – а подарок обязан сделать своими руками, иначе какой из тебя гость! Нет, насчет знатности-богатства гостя в Эттарме не чинятся, да и был ли он хозяевами приглашен к праздничному пирогу – тем более: пришел незван – примут, в лохмотья дран – примут, врасплетык пьян… пожалуй, тоже примут, на то и день рождения, чтобы любого гостя жаловать – кроме тех, кто с покупным подарком явился.
Лерметт ко дню рождения Эттрейга готовился заблаговременно. Оно конечно, всех королей всех Восьми Королевств ко всем праздникам да сообразно сану одаривать – никаких сокровищ не хватит, тут не то, что простой король, дракон по миру пойдет, грошами медными в когтистой лапе забрякает. Обыкновенно ко дню рождения венценосного собрата и поздравительного письма бывает довольно… но тут случай особый. Совершеннолетие прочим дням рождения не чета. Тем более совершеннолетие наследника престола – случись оно дома, в Эттарме, и назавтра же темные кудри Эттрейга накрыл бы королевский венец. Тут без подарка никак невозможно… подарка по эттармскому обыкновению. Своими руками сделанного. Лерметт втихомолку подозревал, что перед королями Восьмерного союза нечасто вставала более заковыристая дипломатическая задача. Сам он едва голову не сломал, покуда измыслил достойный подарок. Что лучшего может один король подарить другому, как не своеручную карту всех восьми союзных королевств! Из всех карт, начерченных без помощи магии, эта была самой точной. Достойный дар. Лерметт, прежде чем выбрал именно его, маялся около полугода, и теперь ему было страшно любопытно, как выйдут из положения прочие гости. Неужели в Эттарме сплошь небывалые искусники проживают? Выходит, что так – иначе эттармцы просто обречены получать ко дню рождения кучи несусветного хлама… но что-то не слыхать, чтобы хоть один уроженец Эттарма на это пожаловался.
Прочие короли, само собой, тоже заранее приготовили свои дары. Может, еще прежде Лерметта. Навряд ли даже Эвелль меньше года провозился с великолепным корабликом – точной копией того судна, на котором он в одиночку расправился с пиратской эскадрой. Кораблик был хоть и невелик, но Лерметт ни на мгновение не сомневался: это суденышко не только на воде ко дну не пойдет, но и груз в обоих своих трюмах снесет изрядный. Орвье, мучительно краснея, преподнес сочиненную им небольшую поэму – интересно бы знать, какое применение найдет ей эттармский волк? Шеррин оказалась вышивальщицей хоть куда: такой пояс любому, пусть даже и королю, честь окажет. Сейгден подарил отменный охотничий нож собственной работы – что ж, по силе у суланца и развлечения. Аккарф, само собой, изготовил талисман – вполне естественный подарок для храмового предстоятеля. Эттрейг принимал дары, не скупясь на ответные улыбки и учтивые слова – и лишь когда Иргитер преподнес ему плетеную перевязь, ноздри его чуть приметно дрогнули, а речь на миг промедлила.
– Я благодарен мастеру, изготовившему подарок, – опустив глаза, молвил Эттрейг.
Лерметт стиснул зубы. Иргитер верен себе – даже ради того, чтобы почтить обычай, не совладал со своим высокомерием, погнушался ручной работой. Или он не рассчитывал, что вручать подарок доведется самолично? Разве что так. О том, что Эттрейг мог ошибиться, Лерметт и не помышлял: волчий нос не обманешь. Не только руками Иргитера пахнет перевязь, а и руками мастера – и гораздо, гораздо сильнее. А Эттрейг умница – как же он ловко вышел из неприятного положения. Иргитера обычай за покупной дар велит не благодарить, а в шею гнать… но не затевать же свару прямо на совете. Тем более что Иргитер как раз на нее и набивается – еще и подумаешь, не нарочно ли, не с обдуманной ли дерзостью он пренебрег традицией? Одно только эттармцу и оставалось – не дарителя, а мастера в ответном слове помянуть. Кому надо, тот поймет, и обычай не нарушен, а со стороны вроде и незаметно, придраться ссоры ради не к чему. Умница Эттрейг. Славно, что бессчастного, хоть и мудрого Трейгарта сменит на престоле именно он. И для Эттарма, и для всех восьми королевств это удача – и еще какая!
После королей, преподносивших дары от имени всей державы, а значит, и сопровождающей свиты, настал черед Аннехары. Лерметту было страх как любопытно, за каким чертом в лесах Эттарма может понадобиться аркан – но Эттрейг благодарил, похоже, совершенно искренне.
Арьен, предупрежденный, как и все эльфы, всего за десять дней, буквально потерял покой и сон: так быстро лютню не смастеришь. Лишь к нынешнему утру он отыскал среди своих запасов нечто достойное эттармского принца.
– Это лунная флейта, – чуть смущенно объяснил он, вручая Эттрейгу свой дар. – Я ее давно сделал, да не к руке пришлась… выходит, не мне и предназначалась, а тебе. Ее зовут «Полет стрелы».
– Я и не знал, что ты не только по лютням мастер, – шепнул Лерметт на ухо Эннеари, пока Эттрейг рассматривал изящную флейту.
– Хорошо, если ученик, – шепнул тот в ответ. – Настоящий мастер мне бы за такую работу руки обломал.
По мнению Лерметта, Арьен на себя наговаривал. Тон у флейты оказался очень чистый и очень необычный. Альт-флейты Лерметту слышать доводилось, а вот баритон-флейту он слышал впервые. Низкий звук, темный, прозрачный и мерцающий, как лунная ночь, он и впрямь вызывал в памяти пение эльфийских стрел в полете. Оборотень так и таял от восторга – ну еще бы!
Лоайре ухитрился отличиться и здесь.
– Мой подарок внутри, – предупредил он, преподнося Эттрейгу обворожительной красоты наборную шкатулку.
– Мерзавец! – ахнул Эннеари, хватаясь за голову.
– Почему? – удивленно спросил Эттрейг, переведя на него взгляд.
– А потому, что Лоайре у нас любитель шкатулок с секретом, – едва не простонал Арьен. – Ты ее сперва попробуй, открой!
Эттрейг усмехнулся, повертел шкатулку в пальцах мгновение-другое, а потом безошибочно щелкнул по одному из нижних ее углов. Шкатулка покорно распалась на составные части, явив свое содержимое – кольцо лучника. На лице Лоайре отобразилось такое потрясение, что Лерметт с трудом удержался от смеха.
– Тот не волк, кто в ловушках не разбирается. – Эттрейг в четыре движения собрал шкатулку. – У нас такие часто дарят, но эта и вправду хитрая. Спасибо, Лоайре. Такого подарка я мог ожидать только дома.
Невзначай угадавший лучше, чем надеялся, Лоайре приосанился и запоглядывал гордо на остальных эльфов, не сумевших придумать ничего интереснее, чем неувядающие цветы.
Едва только с подарками было покончено, грянула плясовая – и какая плясовая! Недаром Эттрейг предупреждал гостей, чтобы не надевали ради торжества нарретталей – ни длинных, ни коротких – ограничившись парадными майлетами. Еще бы – да разве в нарреттале подобное спляшешь? Короткие распашные плащи, застегнутые через плечо, вразлет, каблуки впристук – и пошла пляска, пошла, понеслась, завертелась снежными вихрями, рассыпалась метелью, знай только гляди, как широкие рукава флагами плещутся! И музыка… нигде, ни в одном из восьми королевств не слыхано ничего подобного. Маленькие волынки состязались с упрямыми флейтами, крохотные, в ладонь величиной, тамбуринчики гремели веселей, чем мечи в рукопашной, смычки так и летали по струнам, а пальцы лютнистов рассыпали «горсти черемухи» быстрей, чем Лерметту могло прислышаться в самых смелых мечтах. Видимое отсутствие музыкантов, поначалу удивившее Лерметта, объяснялось просто. В Эттарме на днях рождения не бывает не только покупных подарков, но и покупной музыки. Радость не покупают, ее создают – и грех доверять создание радости наемным рукам! Любой сколько-нибудь воспитанный уроженец Эттарма свободно играет хотя бы на одном музыкальном инструменте – именно что играет, а не брякает! – а то и на двух-трех. Этого требуют правила приличия: не уметь самому творить радость непристойно, а перед пляскою все равны. То и дело один из музыкантов – иной раз и прямо посреди мелодии – откладывал свой инструмент и хлопал в ладони, и тотчас же кто-нибудь из танцующих сменял его, а недавний музыкант занимал опустевшее место в танце. От гостей, понятное дело, участия в музыке никто не требовал – но эльфов разве удержишь, если такой случай представился! Да Лерметт и сам несколько раз сменил за лютней особо отчаянных танцоров, моля в душе всех Богов, только бы ему не сбиться с мелодии – и это ему удалось. Эттрейг тоже время от времени покидал пляску – и тогда в общий хор вплетался уверенный голос лунной флейты.
Первые два танца, предписанные обычаем, хозяева праздника плясали почти что и одни – несколько сумасбродных эльфов, рискнувших к ним присоединиться, не в счет. Даже пираты, и те не отважились – а уж они-то в лихой пляске толк знали! Но ни «ветерок», ни «волчий ход» гостям были не под силу. Чтобы сплясать «ветерок», не запутавшись на восьмом, самое позднее, такте в собственных ногах, нужно как следует обучиться этому танцу – а чтобы сплясать его красиво, нужно учиться ему с малолетства… ну, или по крайности, родиться в Эттарме. А «волчий ход» – это… это и вообще не для людей танец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Совсем? – еле вымолвил непослушными губами потрясенный Лерметт.
– Совсем, – решительно кивнул Эннеари. – Ты можешь говорить и делать что угодно. Нести ахинею и петь серенады. Слагать стихи и дарить цветы. Ловить слонов голыми руками за хобот и ходить на голове. Это не значит ровно ничего. Можно вытворять что угодно… можно даже лгать. В таких случаях вранье искренности не помеха…
– Понимаю, – прошептал Лерметт. – Кажется, понимаю.
– Еще бы тебе не понять, – ухмыльнулся Арьен. – Это ведь очень даже в твоей натуре. Точнее сказать, это и есть твоя натура.
– Странная натура для короля и прожженного дипломата, – возразил Лерметт.
– Прожженного – чем? – уточнил Эннеари.
Лерметт опустил голову.
– Ведь именно этим и прожженного, – безжалостно ухмыльнулся Эннеари. – Насквозь. О чем тебе Сейгден, к слову сказать, как-то раз говорил, да только ты тогда не понял. А Сейгден редкостно умен – или ты в его уме сомневаешься?
– Нет, – с трудом вымолвил Лерметт.
– Интересное место этот Сулан. – Эннеари постарался придать своему лицу деланно-серьезное выражение, но кончики губ все равно подрагивали в улыбке. – Любопытное. Надо будет, как случай представится, наведаться туда. Непременно. Охота ведь понять, откуда там настолько умные люди берутся.
Лерметт взметнул на друга умоляющий взгляд, и Эннеари сдался.
– Согласен, не о Сулане и его короле сейчас разговор. Равно как и не о том, что ты изволил брякнуть. Должен заметить, что тебе и впрямь удалось изречь совершенно потрясающую ахинею… прими мои поздравления, мне такой полет мысли не по плечу. Но может, если я возьму у тебя пару-другую уроков…
– Я хоть и не Илмерран… – предостерегающе ухмыльнулся Лерметт.
Эннеари преувеличенно испуганным жестом прикрыл затылок обеими руками.
– … но подзатыльник мне обеспечен – ты это хотел сказать, да? Прости, но ты неправ. То, что ты сказал, не имеет никакого значения – или ты забыл? Скорей уж мне интересно, что сказала Илери… или чего она не сказала… хотя и это не имеет значения.
– Не имеет? – враз похолодел Лерметт.
– Никакого, – отрезал Эннеари. – Ведь она тебя тоже любит.
– Откуда ты знаешь? – выдохнул Лерметт.
– Знаю, – твердо ответил Эннеари. – Уж поверь ты мне.
– Ты… спрашивал ее?
– Нужды нет, – улыбнулся Арьен. – Когда человек полюбил кого-нибудь из нас, это всегда видно. И если эльф полюбил кого-то из вас, тоже. А уж если это взаимно… тут уж ошибиться и просто невозможно. Есть определенные признаки, – добавил он невольно, повинуясь повелительному вопросу во взоре Лерметта.
– Какие? – в упор спросил Лерметт.
Застигнутый врасплох Эннеари покраснел до ушей.
– Вам их не видно, – попытался отговориться он, – но они есть. Правда, есть.
Лерметт продолжал выжидательно смотреть на него без единого слова.
– Я… я тебе потом расскажу, – сдался Эннеари. – Потом, не сейчас. Когда время придет. Я расскажу.
Улыбка Лерметта сделалась почти хищной.
– Значит, расскажешь? – осведомился он. – Предельно искренне?
– А как же иначе! – ответил Арьен, с вызовом блеснув зубами в широкой ответной ухмылке. – С братьями ведь по-другому просто нельзя. Вообще по-другому нельзя. Ни с кем.
Глава 9
Праздник Одинокого Волка
Лерметт был вынужден признать, что его хваленая, на все Восемь Королевств, не считая степи, знаменитая память в кои-то веки дала осечку – она ни под каким видом не желала припомнить хоть что-нибудь более сумасшедшее, чем день рождения по-эттармски. Ну должно же быть на этом свете хоть что-нибудь… а не припоминается, хоть ты тесни!
Начать с того хотя бы, что покупных подарков в Эттарме ко дню рождения не дарят. Дурная примета. Крайнее оскорбление. Будь ты хоть престарелая богатая вдова, хоть городской голова – да хоть сам король! – а подарок обязан сделать своими руками, иначе какой из тебя гость! Нет, насчет знатности-богатства гостя в Эттарме не чинятся, да и был ли он хозяевами приглашен к праздничному пирогу – тем более: пришел незван – примут, в лохмотья дран – примут, врасплетык пьян… пожалуй, тоже примут, на то и день рождения, чтобы любого гостя жаловать – кроме тех, кто с покупным подарком явился.
Лерметт ко дню рождения Эттрейга готовился заблаговременно. Оно конечно, всех королей всех Восьми Королевств ко всем праздникам да сообразно сану одаривать – никаких сокровищ не хватит, тут не то, что простой король, дракон по миру пойдет, грошами медными в когтистой лапе забрякает. Обыкновенно ко дню рождения венценосного собрата и поздравительного письма бывает довольно… но тут случай особый. Совершеннолетие прочим дням рождения не чета. Тем более совершеннолетие наследника престола – случись оно дома, в Эттарме, и назавтра же темные кудри Эттрейга накрыл бы королевский венец. Тут без подарка никак невозможно… подарка по эттармскому обыкновению. Своими руками сделанного. Лерметт втихомолку подозревал, что перед королями Восьмерного союза нечасто вставала более заковыристая дипломатическая задача. Сам он едва голову не сломал, покуда измыслил достойный подарок. Что лучшего может один король подарить другому, как не своеручную карту всех восьми союзных королевств! Из всех карт, начерченных без помощи магии, эта была самой точной. Достойный дар. Лерметт, прежде чем выбрал именно его, маялся около полугода, и теперь ему было страшно любопытно, как выйдут из положения прочие гости. Неужели в Эттарме сплошь небывалые искусники проживают? Выходит, что так – иначе эттармцы просто обречены получать ко дню рождения кучи несусветного хлама… но что-то не слыхать, чтобы хоть один уроженец Эттарма на это пожаловался.
Прочие короли, само собой, тоже заранее приготовили свои дары. Может, еще прежде Лерметта. Навряд ли даже Эвелль меньше года провозился с великолепным корабликом – точной копией того судна, на котором он в одиночку расправился с пиратской эскадрой. Кораблик был хоть и невелик, но Лерметт ни на мгновение не сомневался: это суденышко не только на воде ко дну не пойдет, но и груз в обоих своих трюмах снесет изрядный. Орвье, мучительно краснея, преподнес сочиненную им небольшую поэму – интересно бы знать, какое применение найдет ей эттармский волк? Шеррин оказалась вышивальщицей хоть куда: такой пояс любому, пусть даже и королю, честь окажет. Сейгден подарил отменный охотничий нож собственной работы – что ж, по силе у суланца и развлечения. Аккарф, само собой, изготовил талисман – вполне естественный подарок для храмового предстоятеля. Эттрейг принимал дары, не скупясь на ответные улыбки и учтивые слова – и лишь когда Иргитер преподнес ему плетеную перевязь, ноздри его чуть приметно дрогнули, а речь на миг промедлила.
– Я благодарен мастеру, изготовившему подарок, – опустив глаза, молвил Эттрейг.
Лерметт стиснул зубы. Иргитер верен себе – даже ради того, чтобы почтить обычай, не совладал со своим высокомерием, погнушался ручной работой. Или он не рассчитывал, что вручать подарок доведется самолично? Разве что так. О том, что Эттрейг мог ошибиться, Лерметт и не помышлял: волчий нос не обманешь. Не только руками Иргитера пахнет перевязь, а и руками мастера – и гораздо, гораздо сильнее. А Эттрейг умница – как же он ловко вышел из неприятного положения. Иргитера обычай за покупной дар велит не благодарить, а в шею гнать… но не затевать же свару прямо на совете. Тем более что Иргитер как раз на нее и набивается – еще и подумаешь, не нарочно ли, не с обдуманной ли дерзостью он пренебрег традицией? Одно только эттармцу и оставалось – не дарителя, а мастера в ответном слове помянуть. Кому надо, тот поймет, и обычай не нарушен, а со стороны вроде и незаметно, придраться ссоры ради не к чему. Умница Эттрейг. Славно, что бессчастного, хоть и мудрого Трейгарта сменит на престоле именно он. И для Эттарма, и для всех восьми королевств это удача – и еще какая!
После королей, преподносивших дары от имени всей державы, а значит, и сопровождающей свиты, настал черед Аннехары. Лерметту было страх как любопытно, за каким чертом в лесах Эттарма может понадобиться аркан – но Эттрейг благодарил, похоже, совершенно искренне.
Арьен, предупрежденный, как и все эльфы, всего за десять дней, буквально потерял покой и сон: так быстро лютню не смастеришь. Лишь к нынешнему утру он отыскал среди своих запасов нечто достойное эттармского принца.
– Это лунная флейта, – чуть смущенно объяснил он, вручая Эттрейгу свой дар. – Я ее давно сделал, да не к руке пришлась… выходит, не мне и предназначалась, а тебе. Ее зовут «Полет стрелы».
– Я и не знал, что ты не только по лютням мастер, – шепнул Лерметт на ухо Эннеари, пока Эттрейг рассматривал изящную флейту.
– Хорошо, если ученик, – шепнул тот в ответ. – Настоящий мастер мне бы за такую работу руки обломал.
По мнению Лерметта, Арьен на себя наговаривал. Тон у флейты оказался очень чистый и очень необычный. Альт-флейты Лерметту слышать доводилось, а вот баритон-флейту он слышал впервые. Низкий звук, темный, прозрачный и мерцающий, как лунная ночь, он и впрямь вызывал в памяти пение эльфийских стрел в полете. Оборотень так и таял от восторга – ну еще бы!
Лоайре ухитрился отличиться и здесь.
– Мой подарок внутри, – предупредил он, преподнося Эттрейгу обворожительной красоты наборную шкатулку.
– Мерзавец! – ахнул Эннеари, хватаясь за голову.
– Почему? – удивленно спросил Эттрейг, переведя на него взгляд.
– А потому, что Лоайре у нас любитель шкатулок с секретом, – едва не простонал Арьен. – Ты ее сперва попробуй, открой!
Эттрейг усмехнулся, повертел шкатулку в пальцах мгновение-другое, а потом безошибочно щелкнул по одному из нижних ее углов. Шкатулка покорно распалась на составные части, явив свое содержимое – кольцо лучника. На лице Лоайре отобразилось такое потрясение, что Лерметт с трудом удержался от смеха.
– Тот не волк, кто в ловушках не разбирается. – Эттрейг в четыре движения собрал шкатулку. – У нас такие часто дарят, но эта и вправду хитрая. Спасибо, Лоайре. Такого подарка я мог ожидать только дома.
Невзначай угадавший лучше, чем надеялся, Лоайре приосанился и запоглядывал гордо на остальных эльфов, не сумевших придумать ничего интереснее, чем неувядающие цветы.
Едва только с подарками было покончено, грянула плясовая – и какая плясовая! Недаром Эттрейг предупреждал гостей, чтобы не надевали ради торжества нарретталей – ни длинных, ни коротких – ограничившись парадными майлетами. Еще бы – да разве в нарреттале подобное спляшешь? Короткие распашные плащи, застегнутые через плечо, вразлет, каблуки впристук – и пошла пляска, пошла, понеслась, завертелась снежными вихрями, рассыпалась метелью, знай только гляди, как широкие рукава флагами плещутся! И музыка… нигде, ни в одном из восьми королевств не слыхано ничего подобного. Маленькие волынки состязались с упрямыми флейтами, крохотные, в ладонь величиной, тамбуринчики гремели веселей, чем мечи в рукопашной, смычки так и летали по струнам, а пальцы лютнистов рассыпали «горсти черемухи» быстрей, чем Лерметту могло прислышаться в самых смелых мечтах. Видимое отсутствие музыкантов, поначалу удивившее Лерметта, объяснялось просто. В Эттарме на днях рождения не бывает не только покупных подарков, но и покупной музыки. Радость не покупают, ее создают – и грех доверять создание радости наемным рукам! Любой сколько-нибудь воспитанный уроженец Эттарма свободно играет хотя бы на одном музыкальном инструменте – именно что играет, а не брякает! – а то и на двух-трех. Этого требуют правила приличия: не уметь самому творить радость непристойно, а перед пляскою все равны. То и дело один из музыкантов – иной раз и прямо посреди мелодии – откладывал свой инструмент и хлопал в ладони, и тотчас же кто-нибудь из танцующих сменял его, а недавний музыкант занимал опустевшее место в танце. От гостей, понятное дело, участия в музыке никто не требовал – но эльфов разве удержишь, если такой случай представился! Да Лерметт и сам несколько раз сменил за лютней особо отчаянных танцоров, моля в душе всех Богов, только бы ему не сбиться с мелодии – и это ему удалось. Эттрейг тоже время от времени покидал пляску – и тогда в общий хор вплетался уверенный голос лунной флейты.
Первые два танца, предписанные обычаем, хозяева праздника плясали почти что и одни – несколько сумасбродных эльфов, рискнувших к ним присоединиться, не в счет. Даже пираты, и те не отважились – а уж они-то в лихой пляске толк знали! Но ни «ветерок», ни «волчий ход» гостям были не под силу. Чтобы сплясать «ветерок», не запутавшись на восьмом, самое позднее, такте в собственных ногах, нужно как следует обучиться этому танцу – а чтобы сплясать его красиво, нужно учиться ему с малолетства… ну, или по крайности, родиться в Эттарме. А «волчий ход» – это… это и вообще не для людей танец!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63