Да зачем далеко ходить – взять хоть Лерметта, Орвье и Эттрейга. Ведь сверстники, однолетки почти – а сходства между ними ну никакого! Само собой, Конь Истины в степи не чужак… но даже если сбросить со счетов его знакомство со степными обычаями, натура его все равно останется собою и ничем другим. Недаром степь дала найлисскому послу такое прозвание – с ним удивительно легко быть искренним… с ним и вообще удивительно легко. А вот с Эттрейгом о легкости нет и речи. Нельзя сказать, что эттармский оборотень не в меру горд, неуступчив или задирист – обходительный юноша, умен на диво и с большим достоинством держится, и на слово его Аннехара положился бы без оглядки… но все-таки есть в этом гостеприимно распахнутом шатре некая запертая шкатулка, и ключика к ней великий аргин покуда подобрать не мог. Подумать только, что жизнь во дворцах с людьми делает! А вот в волчьем обличье Аннехара поладил бы с ним без особых хлопот. Волку воля ведома – не то, что человеку. Жаль, право, что Эттрейг не догадался проведать великого аргина, будучи о четырех ногах! Вот тогда бы они могли славно понять друг друга. Впрочем, они ведь еще не завтра прощаются – вдруг да и выпадет случай повидать эттармского волка в его природном виде? Тогда между ними не останется никаких недомолвок. Не то, что с Орвье… вот кого Аннехара не понимал совершенно. Приятный в обхождении мальчик – но ведь именно что мальчик. Сущий ребенок, который притом еще и самого себя боится. Этого Аннехара никак понять не мог.
Даже Аккарф, и тот был ему ближе и понятнее. Жители Окандо и вообще странные люди. Жуткая их идея разделить землю, добровольно связать себя с ее клочком размером с одеяло и сидеть на нем всю свою жизнь безвылазно вызывала у Аннехары, самое малое, судорожное отторжение. Но они были беззаветно верны этим клочкам земли – а верность остается верностью всегда. Что же еще уважать на этом свете, если не верность? Воззрения Аккарфа на жизнь казались великому аргину темной дикостью – но он мог уважать их, и не принимая.
Аккарфа он мог уважать, к Сейгдену испытывал стойкую симпатию – еще и потому, что с суланским лисом его отчасти сближал возраст – но, за вычетом Лерметта, ближе всех Аннехаре был все-таки Эвелль. И не только оттого, что годами он, как и с Сейгденом, не слишком-то и разнился. Нет, сходство было совсем в другом. Аннехара и парой слов еще не обменялся с Эвеллем, когда заметил, как тот едва заметно щурит глаза. Жители городов и уроженцы леса не имеют надобности вглядываться в даль. Простор есть простор, степная ли трава волнами катится под копыта или морская вода шелестит, расстилаясь перед кораблем. Табуны Эвелля пасутся на морской глади, набивая брюхо отменной рыбой, и какая разница, живые ли кони под седлом или деревянные под парусом приносят диковинные ткани, сосуды с редкими лекарственными зельями и золотые монеты с непривычной чеканкой? Из всех, кто собрался на Большой Королевский Совет, один только Эвелль и его люди не хуже Аннехары знают, что такое окоем, только у них такие же точно морщинки в уголках глаз… удивительно даже, каким прочным может оказаться незримое сродство душ, основанное всего лишь на схожем прищуре!
О принцессе Адейны Аннехара думал редко – а если и думал, то мимолетно, и не о ней самой, а о ее беззащитности перед зарвавшимся соседом. Зато сосед ее, Иргитер…
– Сложно вы живете, – заметил Аннехара, потягивая горячий травяной отвар с темным суланским вином. – В степи живут куда проще. А уж от поганцев таких и вовсе просто избавляются.
– Это как? – почти наивно поинтересовался Сейгден.
Лерметт, отлично знающий, как , промолчал.
– В войлок завернуть да спину перегнуть, – бесстрастно объяснил Аннехара. – И следов никаких. Мало ли, спину себе сломал… со всяким случиться может.
– Совершенно беззаконный способ, – отчеканил Лерметт и, помолчав, добавил с невозмутимой ухмылкой, – но очень соблазнительный.
Глаза его недобро смеялись. Аннехара отвел взгляд: такое с Нерги случалось редко.
– Очень, – согласился Сейгден.
– Боги, как же мне надоел этот злобный безмозглый кретин! – вздохнул Лерметт, мало-помалу расслабляясь. – Не знаю, как у меня сегодня достало выдержки не удавить его собственными руками!
Хватило, подумал Аннехара. Хватит и впредь – довольно глянуть на твои руки, спокойно возлежащие на коленях вместо того, чтобы судорожно комкать в приступе ярости подушки, и сразу становится ясно, что выдержки тебе не на одну такую битву в совете достанет.
Сейгден поудобнее устроился на ковре, поглядывая на великого аргина, чтобы скопировать его позу – что поделать, нет у человека привычки к степному обустройству жилья… хотя раз от разу, надо отдать ему должное, в покоях Аннехары он чувствует себя все увереннее. Глядишь, скоро совсем освоится.
– Забудь, Нерги, – посоветовал великий аргин. – Иргитер, конечно, дурак и склочник отменный – но что он может сделать?
– К сожалению, многое, – ответил Лерметт.
– Прежде всего он может упереться рогом в землю, – поморщился Сейгден. – Что он, строго говоря, и делает. Этого уже одного довольно, чтобы от неприятностей отбою не было.
– Если Большой Совет собрался, уехать с него, не приняв решения, нельзя, – пояснил Лерметт. – А решение можно принять только единогласно.
– Мы не можем сидеть здесь вечно, – хмуро заметил Сейгден. – Хорошо еще, что от Аффрали, Эттарма и Адейны не короли приехали… но ни я, ни Аккарф, ни Эвелль не можем ждать до бесконечности, а Иргитеру это на руку. Не селиться же нам здесь. Найлисс – красивый город, но с него и одного короля хватит.
– Иргитер тянет время, – устало произнес Лерметт. – Берет на измор. В надежде, что короли сдадутся просто для того, чтобы уехать, а заодно уговорят Эттрейга, Орвье и Шеррин им не препятствовать.
– А для этого отдать свои голоса его риэрнскому величеству, – подытожил Сейгден.
– Зря надеется, – ухмыльнулся Аннехара. – Он уязвим не меньше, чем вы. Его хитрость играет не только против вас – против него тоже. И у него дома трон без присмотра оставлен. Так что ему нет никакого резона зря время терять.
– А он его и не теряет, – возразил Лерметт.
– Например, он вводит нашего гостеприимного хозяина в лишние расходы, – заметил Сейгден, разглядывая пламя светильника через свою небольшую тяжелую чашу из эттармского стекла с затейливой вязью тонкой резьбы. Темно-золотистое вино сияло, как расплавленный свет.
– Не стоит об этом, – чуточку резко произнес Лерметт в ответ на испытующий взгляд Аннехары.
– Нет, отчего же? – ухмыльнулся Сейгден. – Все очень просто. Ответные балы, приемы и прочую неизбежную дань вежливости мы затеваем на собственные средства – но и только. Обеспечить все остальное – обязанность хозяина. Пока в совете вместо нормальных переговоров стараниями Иргитера длится эта вялотекущая склока, деться нам некуда. Можно сократить свои расходы – но нельзя запретить хозяину дома расходоваться на тебя.
– Понимаю, – нахмурился Аннехара. – Если в шатре для гостя забыли залатать прореху, ее латают шкурой мерзавца, презревшего долг гостеприимства. Понимаю.
– А тогда пойми, – подхватил Сейгден, – легко ли столько времени подряд содержать со всей подобающей пышностью не один королевский двор, а целых восемь, пусть даже и малых?
– Для того, чтобы кормить Иргитера, я не подниму налоги ни на ломаный грош, – холодно отрезал Лерметт. – Даже если он собирается просидеть тут всю оставшуюся жизнь.
Сейгден иронически посмотрел на него и отсалютовал чашей с вином.
– Я, как и мой покойный отец, всегда считал, что у короля должны быть личные средства, – тем же тоном добавил Лерметт. – Независимые от казны. Теперь я убедился, что это и вправду разумно.
– Одним словом, – заключил Сейгден, – если этот мерзавец и дальше будет впустую тянуть время, прорехи вскорости и впрямь залатают твоей шкурой. О да, за нее дорого дадут, будь уверен – но надолго ли этого хватит?
– Глупости, – фыркнул Лерметт. – Он уже не тянет время. Он действует. Он пытается стравить всех со всеми. Предъявляет претензии одним от имени других… совершенно без их ведома. Наговаривает, лезет во все, выкапывает какие-то смехотворные недоразумения, о которых уже лет двести все благополучно забыли…
– И что, – поинтересовался Сейгден, – он добился успеха, как по-твоему?
Великий аргин ухмыльнулся широко и сладко.
– Если мне захочется примирить богов и демонов в их извечной вражде, – смакуя каждое свое слово, произнес он, – я приглашу Иргитера рассорить их окончательно.
Лерметт расхохотался от неожиданности.
– Ты прав, – признал он, утирая выступившие от смеха слезы. – Если что и способно сплотить компанию королей, озабоченных в первую очередь собственными интересами и подозрительных до смешного, так только попытки Иргитера их поссорить и перетянуть на свою сторону. Я ведь и не ждал единодушия – но уж против Иргитера все настроены так единодушно, что согласятся буквально на все, если этим смогут ему насолить.
– Меня это не удивляет, Нерги, – вновь усмехнулся Аннехара. – Он не умеет ни лгать, ни говорить правду.
Лерметт удивленно приподнял брови, обдумывая эту сентенцию.
– Действительно, редкостная бездарность, – хмыкнул Сейгден. – Он не умеет выбирать ни врагов, ни сторонников… а уж заводить их тем более. Окандо поначалу держало нейтралитет – но нашему умнику вздумалось начать давить на Аккарфа.
– Не просто давить, – рассеянно поправил его Лерметт. – Шантажировать.
– Кого – Аккарфа? – изумился Сейгден. – Ты шутишь! Чем можно шантажировать богодуев?
– Любого можно, если знать, как, – мотнул головой Лерметт. – Сейчас я начинаю думать, что мы были неправы, когда решили замять это дело.
– Мы? – подчеркнул Сейгден.
– Да… мы с Эннеари – и не спрашивай меня, ради всех Богов, кто еще замешан в эту дурацкую историю! Аккарф смолчал, и мы тоже… ну не имел я права взять Иргитера за шкирку! Такие вещи втихомолку можно замять – а если обнародовать, они заканчиваются войной!
– Настолько плохо? – выдохнул Сейгден.
– Уж поверь мне, настолько. – Внезапно в голосе Лерметта столь явственно послышалась тщательно скрываемая усталость, что он замолк на мгновение и отхлебнул глоток вина, чтобы прийти в себя. – Арьен все исправил, и Аккарф не стал поднимать шум – не только ради мира для Окандо, еще и ради Найлисса… ведь если такое случилось здесь, в моем доме, то позор отчасти ляжет и на меня.
– Мудро, – сдержанно одобрил Аннехара.
– Не знаю, – молвил Лерметт, залпом допивая вино. – Тогда мне тоже так казалось… но теперь в злую минуту иногда думается, что надо было сжать руку покрепче, и этот риэрнский пакостник был бы посговорчивей.
– И не надейся, – покачал головой Сейгден. – Иргитер не из тех, кто способен оценить собственное положение. Вы все сделали правильно.
– Думаешь? – Лерметт взглянул на Сейгдена так пристально – почти… почти умоляюще.
Суланский лис кивнул, не обращая внимания на подкативший к горлу комок. Как живо он забыл, наслаждаясь тонким умом своего коронованного соседа, что этот мальчик вдвое его младше! Да, он невероятно, редкостно талантлив, он король и дипломат милостью Богов, да вдобавок они одарили мальчика редкой прозорливостью. Да, он видит дальше, чем все, кто собрался здесь, не на годы дальше – на века… но прозорливость – страшный дар. Она властно вытолкнула его вперед, и он один там, впереди. Совсем один – а молодости так свойственно сомневаться в себе… и чем больше ума и таланта, тем страшнее сомнения. Это ведь только круглый дурак прет напролом, не сомневаясь в себе – а человек умный приступам сомнения подвержен неизбежно. Хотя бы изредка – так ведь муки сомнения не становятся легче лишь оттого, что посещают нечасто. Скорей уж наоборот, тем они томительней. Лерметт не выказывал их никогда, он всегда умел сам справляться с ними… боги, как же устал этот мальчик, если от утомления едва различает очевидное – это он-то, всегда такой проницательный!.. как он устал, если хочет услышать слова одобрения… а они все-таки нужны ему. В первую их встречу Лерметт бросил между делом, что талант не заменяет опыта… да ведь он и вправду так думает! Почему, ну почему Сейгден никогда не догадывался, как нужна Лерметту его поддержка? Не как союзника, а как человека? Не восхищение, не помощь, даже не совет… простое и тихое: «Ты все делаешь правильно». Рука стареющего воина, которая в нужный момент ложится на закаменевшее от усталости плечо молодого рыцаря. «Ты все делаешь правильно».
– Сам подумай, – улыбнулся Сейгден, отрясая прочь незваные раздумья. – Принудить Иргитера вам бы не удалось. Зато Аккарф теперь готов отстаивать любое твое слово – а я-то понять не мог, откуда в нем такая решительность. Иргитер желал сделать из него раба, а заполучил врага.
– Ему следовало не давить на Аккарфа, а заручиться его расположением, – негромко заметил Лерметт, все еще не подымая головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63