Туво Авзоний прогнал эти ужасные мысли: как-никак, он принадлежал к «одинаковым».
Вероятно, не следовало позволять себе смотреть, как она сидит у его ног в одежде из алого шелка…
Он вновь напомнил себе, кто он такой.
Верхняя пуговица ее воротника была расстегнута, оголив шею.
Сейчас на этой шее была веревка.
Она наклонилась над его креслом на корабле. Теперь красоту ее тела скрывала грубая мешковина. Потом, в кабине, она сдернула пилотку, открывая свои чудесные волосы. Теперь же они были распущенными, спутанными, рассыпавшимися по плечам, по веревке — в таком виде эту женщину можно было принять за рабыню.
Правильно, что теперь она оказалась в таком виде! Что за отвратительная женщина, она полностью заслуживает наказания. Он был бы рад этому. Офицер потянул за веревку, и женщина в испуге повернулась к нему. Она попыталась отодвинуться.
В этот момент на улице рядом с толпой оказались три человека. По виду этих людей было непохоже, чтобы они решили присоединиться к зевакам, и толпа расступилась, пропуская их. Один из мужчин был в мундире имперского флота, другой, белокурый голубоглазый великан, был облачен в шкуры. Третьей шла обнаженная рабыня. Ее волосы были коротко и грубо подстрижены, руки связаны за спиной.
— Пропустите, пропустите, — приговаривал офицер флота.
— Дорогу! — крикнул полицейский, держащий арестованную женщину. — Дорогу!
— Спасибо, — поблагодарил его офицер флота.
Он снял с плеча пурпурные шнуры, чтобы привлекать поменьше внимания на улицах. Пурпурный цвет имели право носить только патриции, а три шнура обозначали высочайший из рангов, сравнимый разве что с рангом императорского рода.
Рабыня вскрикнула, когда толпа обступила ее. Офицер флота и его спутник моментально обернулись.
— Меня задели! — закричала рабыня и попыталась высвободить крепко связанные за спиной руки.
Великан оглядел толпу. Мужчины отступали под его взглядом.
— Ты! — указал великан на одного из них. — Ты задел эту рабыню?
— Нет! — быстро вскрикнул мужчина.
— Значит, ты? — указал великан на другого.
— Нет-нет, не я!
— Не сердитесь, приятель, — миролюбиво сказал полицейский офицер.
— Нельзя вести рабыню по улицам голой и надеется, что к ней никто не попытается прикоснуться, — объяснил мужчина из толпы.
— Особенно к такой красавице, — добавил другой.
Рабыня выпрямилась, внезапно покраснев. Как она была рада тому, что ее похвалили! Пока она была свободной женщиной, ее никогда не удостаивали столь искренней похвалы.
И все же они не имели права трогать ее. Она принадлежала другому.
— Я не сержусь, — ответил голубоглазый великан.
— Она так соблазнительна, — признался один из мужчин.
— Она твоя? — спросил другой.
— Да, — кивнул великан.
— Да, я принадлежу ему! Я его рабыня! — внезапно выпалила женщина.
Великан с удивлением взглянул на нее.
— Это был он, господин! — рабыня указала на парня в толпе. — Это он! Я уверена!
— Это и вправду был ты? — спросил великан.
— Ты ведешь по улицам обнаженную рабыню, проталкиваешься через толпу, — объяснил полицейский офицер. — Чего еще можно ждать, если здесь мужчины?
Кое-кто с любопытством поглядывал на Туво Авзония, и тот покраснел от гнева.
— Так это сделал ты? — спросил великан у парня, на которого показала рабыня.
— Да, я, — признался тот.
— Да-да, он! — крикнула рабыня. — Он еще пожалеет об этом!
— Иди к нему, — приказал великан.
— Что, господин? — удивилась рабыня.
— Иди к нему сейчас же.
Рабыня встала рядом с парнем. Великан махнул ему рукой.
— Господин! — запротестовала рабыня.
— Спасибо, — кивнул парень и решительно взял рабыню за руку.
Она вскрикнула.
Через несколько мгновений по знаку великана рабыня была отпущена. Покрасневшая, дрожащая, с широко открытыми глазами, она бросилась к великану и прижалась к его ноге.
— О, господин! — почти простонала она.
На коленях она оказалась на одном уровне с арестованной Сеселлой Гарденер, стюардессой, закутанной в мешковину. Ее держал на привязи полицейский.
— В следующий раз проси моего позволения, — сказал великан парню. — Я часто бываю великодушным.
— Прости, — искренне ответил парень.
— Но вы должны закончить то, что начал он! — умоляла рабыня своего хозяина.
— Как ее зовут? — спросил парень.
— Я еще не дал ей имени, — объяснил великан. — Пока она безымянная рабыня.
— Ты дашь ей имя?
— Не знаю, — пожал плечами великан. — Я еще не решил.
Женщина испуганно взглянула на него. Некоторым рабыням не давали имен, но обычно хозяин все же называл их, как собак, чтобы было удобнее их подзывать. Однако любая кличка была ценной для рабыни.
— Похоже, она недавно стала рабыней, — заметил кто-то.
— Меньше часа назад, — уточнил офицер флота.
— Она быстро научится всему.
— Надеюсь, — кивнул великан.
— А она надеется еще больше! — крикнули в толпе. Послышался смех.
— Господин! — умоляюще прошептала рабыня.
— Тварь! — шипела Сеселла Гарденер. — Ничтожество!
Рабыня удивленно взглянула на нее.
— Разве мы не сестры по несчастью? — спросила она. — Пожалей меня!
— Я — свободная женщина, — возразила Сеселла Гарденер, — а ты всего лишь рабыня!
— Господин, — спросила рабыня, глядя на великана, — что вы позволили ему делать со мной?
— Ты же рабыня, — напомнил великан.
— У меня странные чувства, — пробормотала рабыня, со слезами на глазах прижимаясь к его ноге. — Я еще никогда не испытывала такого… Мне неудобно. Я не знаю, что делать!
В толпе засмеялись. Рабыня заерзала по камням мостовой.
— Я беспомощна. Я во власти мужчины, я прошу милости!
— Нам пора, — сказал офицер флота.
— Вы ведь закончите то, что начал он, господин? — просила рабыня. — Умоляю, коснитесь меня! Прошу вас! Я готова сделать все, что вам угодно!
— Ты обязана делать все, когда тебе прикажут, — напомнил великан.
— Да, господин, — простонала она. — Я беспомощна, я так беспомощна!
— Сука! — выкрикнула Сеселла Гарденер.
— Скоро и ты будешь такой, — сказал полицейский, держащий ее на веревке.
— Нет! — запротестовала Сеселла.
— Да, маленькая шлюха, да, — возразил офицер.
— Нет, я не проститутка! Не проститутка! — крикнула Сеселла Гарденер, и тут же завизжала от боли.
— Ты слишком шумишь, — объяснил ей офицер.
Он схватил ее за волосы, дважды обернул их вокруг кулака, запрокинув голову женщины за спину. Она не могла пошевелиться.
Рабыня в ужасе смотрела на нее. Арестованная застонала.
— Нет! — вскрикнула рабыня. — Не надо трогать ее!
Мужчины обернулись к ней.
— Пожалуйста, не трогайте ее, — тихо повторила рабыня.
— Тебя просили вмешиваться? — сурово спросил великан.
— Нет, господин.
— Ты получила разрешение говорить? — допытывался великан.
— Нет, господин, — еле слышно прошептала рабыня.
— Встань.
Рабыня боязливо поднялась на ноги.
Схватив женщину за волосы одной рукой, великан ударил ее по щеке так, что на ней остался багровый отпечаток пальцев. Помедлив немного, он вновь ударил ее тыльной стороной ладони, а потом поставил на колени.
Теперь они оказались в равном положении с Сеселлой Гарденер, которую офицер по-прежнему держал за волосы.
— Мне ничего не нужно от грязной рабыни, — процедила Сеселла Гарденер сквозь сжатые зубы, не осмеливаясь двинуть головой.
— Да, госпожа, — простонала рабыня.
— Ты должна понять, — сказал великан, — что нельзя вмешиваться в мужские дела.
— Да, господин.
Офицер отпустил Сеселлу.
— Когда у меня будет время, я в первый раз накажу тебя, — заметил великан, — ибо тебе еще надо многому научиться.
— Да, господин.
Сеселла Гарденер потрясла головой, откидывая назад свои спутанные волосы. Туво Авзоний заметил это и решил, что стюардесса тщеславна, как рабыня.
— Пора идти, — напомнил еще раз офицер флота.
— Можно мне говорить, господин? — робко спросила рабыня.
— Да, — кивнул великан.
— Мне стало жаль ее…
— Можно жалеть и сочувствовать, но не всегда позволено говорить об этом. И совсем нельзя вмешиваться, — наставительно заметил великан.
— Значит, я совсем бесправна? — тихо заплакала она. — И я буду наказана?
— Да.
— Тогда я постараюсь быть лучше.
— И это будет очень разумно с твоей стороны, — заметил великан.
— Господин!
— Да?
— Я возбуждена!
— Это обычное состояние рабыни.
— Вы будете хотя бы иногда прикасаться ко мне?
— Наверное, если ты как следует об этом попросишь.
— Да, я буду умолять! — воскликнула рабыня.
— Шлюха, — бросила Сеселла Гарденер, стоя на коленях и вскинув голову так, что ее пышные волосы рассыпались по плечам.
Туво Авзоний представил себе, что значит обладать такой женщиной — всецело, полностью, как хозяин обладает своими рабынями. Эта мысль заставила его передернуться.
Офицер флота пошел прочь. Великан взглянул на рабыню у своих ног и тоже начал выбираться из толпы. Через несколько шагов он остановился и оглянулся.
— Не надо, господин! — взмолилась рабыня. — Пожалуйста, не уходите.
Великан невозмутимо зашагал дальше, а рабыня вскочила на ноги и с криком бросилась за ним. Толпа смеялась, тянули к ней руки.
Но сейчас рабыня не осмелилась ни возразить, ни выразить свое неудовольствие, ни даже заметить тех, чье внимание она привлекла, поскольку теперь она понимала, как естественно для толпы было прийти в волнение при виде ее тела. Она узнала, что такие женщины, как она, находясь на улицах без чьей-либо защиты, могут ожидать, чего угодно.
Ясно, что хозяин уже начал учить ее. Но разве эта учеба не началась еще при клеймении раскаленным железом?
Выбравшись из толпы, расступившейся в стороны, рабыня оглянулась. Там, в конце маленького коридора, стояла на коленях Сеселла Гарденер.
— Шлюха! Шлюха! — крикнула Сеселла Гарденер вслед рабыне и сплюнула на камни.
Рабыня поспешила за своим хозяином. Она поняла, как глупо было с ее стороны пытаться поставить себя на одну ступень со свободной женщиной, осмелиться говорить с ней, как с равной, заступаться за нее перед мужчинами — словом, вести себя так как свободная женщина. Она должна знать свое место и поступать так, как положено рабыне.
— Вставай, проститутка, — сказал полицейский, дергая веревку на шее Сеселлы Гарденер.
Она протестующе отвернулась, но, заметив взмах плети, вскочила на ноги. Она покраснела, как могла бы покраснеть рабыня.
— Так ты говоришь, — спросил офицер, который беседовал с Туво Авзонием, — что ты не проститутка?
— Да, — сказала она.
Под смех толпы он показал ей шелковую одежду и украшения.
— Так тебе и надо, милочка, — притворно улыбнулась женщина в толпе зевак.
— Мы платили за разрешения! — крикнула другая.
— Поделом тебе!
— Получай, что заслужила!
— Сука! Рабыня!
— Нет! Нет! — кричала Сеселла Гарденер.
— Ты терпеть не можешь рабынь, верно? — спросил полицейский.
— Они все шлюхи! — выпалила Сеселла Гарденер.
— Пора в участок, — напомнил офицер, который беседовал с Туво Авзонием.
— Вперед, — приказал полицейский темноволосой красавице, закутанной в мешковину, и слегка ударил ее плетью.
Она дико огляделась.
— Тебе еще многому надо поучиться! — крикнул мужчина из толпы.
— Да, и каленое железо тебе поможет, — добавила женщина.
Сеселла Гарденер повернулась к Туво Авзонию.
— Вы ответите за это!
— Не понимаю, о чем вы говорите, — пожал плечами Туво Авзоний.
— Не говорите ему, куда меня продали, — попросила Сеселла Гарденер полицейских.
— Меня это совсем не интересует, — отозвался Туво Авзоний.
Сеселлу Гарденер увели. Она упиралась, но удар плети заставил ее двигаться быстрее. Выходя из толпы, она почувствовала резкий шлепок пониже спины, и увидела, как мужчина притворно затряс рукой. Толпа хохотала.
Она еще раз оглянулась через плечо, но Туво Авзоний уже скрылся из виду. Выходя из толпы, он поинтересовался у соседа, где продают таких женщин. Ему охотно объяснили.
Глава 19
— Вы изволили звать меня, ваше величество? — учтиво спросил третейский судья Иаак.
Аталана, мать-императрица, подняла глаза от изящной чашечки с укрепляющим напитком — горячим кемаком. Двумя руками она осторожно поставила чашку на столик, возвышающийся над ее коленями.
Иаак быстро оглядел женщин, находящихся в комнате императрицы. Большинство их были молодыми, все без исключения — потомками знатных патрицианских родов. Иаак не был равнодушен к женским прелестям, но еще больше его манили прелести власти. Как правило, он всегда учитывал возможности женщин в политических делах, в которых их роль существенно отличалась от роли мужчин. Кроме того, женщины, и свободные, и рабыни, подобно богатству, являлись дополнительным преимуществом и вознаграждением обладателю власти.
— Вы обдумали дело, о котором мы недавно беседовали? — спросила императрица.
— Да, — осторожно произнес Иаак и беспокойно взглянул на находящихся в комнате женщин.
— Я говорю о подготовке ко дню рождения императора, — напомнила Аталана.
— О, конечно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40