— расплылся в любезной улыбке Иаак.
— Не будете ли вы так любезны задернуть штору, Елена, — обратилась императрица к одной из своих приближенных дам. — Свет в комнате слишком ярок.
— Да, ваше величество, — откликнулась хорошенькая молодая патрицианка с каштановыми волосами и серыми глазами. Двусмысленно улыбнувшись, она заспешила к окну.
В сумраке грубоватые черты бледного, вытянутого, морщинистого лица императрицы заметно смягчились.
— Вас что-нибудь удивляет, дорогая? — сухо поинтересовалась заметившая усмешку императрица.
— Нет, ваше величество, — торопливо ответила Елена.
— Свет вреден моим глазам, — продолжала императрица.
— Да, ваше величество.
Иаак внимательно следил за этим напряженным разговором.
Приближенные дамы обменялись встревоженными взглядами. Императрица снова взяла со столика чашку с кемаком, вдохнула аромат напитка и приложила чашку к губам.
— Может быть, подарить игрушечные доспехи с оружием, разумеется, затупленным? — предложил Иаак.
— Он мирный император, — возразила Аталана.
— Может быть, игру — шашки или шахматы?
— Его раздражают такие игры, — покачала головой Аталана.
— Пони? — предложил Иаак.
— Слишком опасно, — отказалась императрица.
Елена вновь улыбнулась. Она была слишком уверена в своем положении при дворце и в ценности своих услуг для императрицы.
Императрица взглянула на нее поверх чашки с кемаком.
Молодая женщина потупилась, продолжая улыбаться. Вместе с другими дамами она стояла сбоку от постели.
— Ему исполняется шестнадцать, — сказал Иаак.
— И что же? — спросила императрица.
— Да так, ничего, — задумчиво отозвался Иаак. Императрица допила кемак и поставила чашку на столик.
— Итак? — вопросительно произнесла она.
— Я только подумал… — заговорил Иаак.
Императрица подала знак, и одна из придворных дам унесла столик. Другая расправила покрывало, а Елена взбила подушки за спиной императрицы.
— Я думал, если ему будет уже шестнадцать, — произнес Иаак, — можно подарить рабыню.
Елена подавила смешок, и императрица резко повернулась к ней. Пряча глаза, Елена поспешно отодвинулась от постели. Придворные отшатнулись от нее, как от зачумленной. В одно мгновение Елена обнаружила себя в одиночестве в комнате, полной ее подруг.
— Вероятно, вы, Елена, — сухо произнесла императрица, — будете этой рабыней.
Придворные дамы затаили дыхание.
— Да, ваше величество, — в ужасе прошептала девушка.
Она умоляюще взглянула на Иаака, третейского судью, но тот раздраженно отвел глаза.
Елена знала, что такие женщины, как она, могли за одну ночь бесследно исчезнуть из дворца. Причины всегда было легко найти. Кто знает, бывали ли женщины проданы в рабство на отдаленные планеты или попросту убиты? С другой стороны, какими бы ни были последствия, они никого не заботили. В конце концов, женщина при этом становилась просто рабыней с клеймом на бедре.
— Оставьте нас, — приказала императрица. Придворные дамы с облегчением заспешили из комнаты, стараясь не приближаться к Елене.
— Ваша мысль очень интересна, — благосклонно заметила императрица.
— Просто случайная идея, — отозвался Иаак. — Я думаю, теперь она станет со всем усердием служить вам.
— А вы не хотели бы добавить ее к своим женщинам, Иаак? — поинтересовалась Аталана.
— На загородной вилле?
— Конечно, — улыбнулась она.
— Это стоит обдумать, — согласился Иаак. — Вы не станете возражать, если я не оставлю ее у себя, а просто подарю кому-нибудь в знак благодарности или отошлю на продажу?
— Конечно, не буду, — ответила Аталана. — Такие вопросы останутся полностью на ваше усмотрение.
— Так что о дне рождения императора? — напомнил Иаак.
— Он получит тысячи обычных подарков от разных планет, — ответила мать.
— Вместе с обычной данью и налогами.
— Конечно. Мы одни?
Иаак оглядел комнату и выглянул в дверь. Придворные дамы ждали в соседних покоях. Иаак заметил, что никто из них не подходил к Елене поболтать и не устраивался рядом с ней с шитьем или вышиванием.
— Да, ваше величество, — кивнул Иаак.
— Я не знаю, кому могу доверять, — жалобно произнесла императрица.
— У вас тысяча верных слуг, множество преданных народов, — возразил Иаак.
— На границах все спокойно?
— Разумеется.
— Боюсь я этого Аврелия, — призналась императрица.
— Амбиции рода Аврелиев широко известны, — заметил Иаак.
— Мне кажется, что он замышляет завладеть престолом, — сказала Аталана.
— Вполне возможно.
— Что это за его план создать передвижные войска из варваров? — спросила она.
— Думаю, будет несправедливо препятствовать ему, — заявил Иаак.
— Значит, вы позволите этому животному, варвару, получить имперский чин капитана и сформировать войско? — изумилась Аталана.
— Одно дело — одобрить присвоение чина, даровать его и так далее, — усмехнулся Иаак, — и совсем другое — окажется ли все это полезным.
— Не понимаю, — проговорила Аталана.
— Всякое случается, — хитро произнес Иаак, — например, чин может быть присвоен слишком поздно…
— У вас есть план? — оживилась Аталана.
— Да.
— А что будет с этим Аврелием?
— Он — главная фигура моего плана, а варвар — всего лишь второстепенная, — пояснил Иаак.
— Вы уже успели что-нибудь предпринять для успеха своего плана?
— Конечно, — ответил он.
— Вы можете поцеловать мне руку, — позволила императрица.
Иаак исполнил это с надлежащим почтением и вышел из императорской спальни, комнаты, где императрица до наступления дневной жары на досуге принимала неофициальных гостей и просителей.
Выходя, Иаак слышал, как она звонит в колокольчик, призывая к себе придворных дам.
В свиту императрицы не входили рабыни.
В коридоре, проходя мимо бесценных гобеленов и картин, кивая в ответ на приветствия стражников, Иаак размышлял, как бы Елена, молодая, красивая, и, несомненно, соблазнительная, выглядела в цепях в подвале его виллы. Он решил, что для девушки это будет отличным началом — она узнает, кто она такая, прежде, чем получит клеймо. А может, ее сначала следует заклеймить, чтобы дать понять с самого начала, кто она такая. Так и сделаем, решил он — это позволит сберечь много времени.
В своем предположении третейский судья оказался прав.
Глава 20
— Ты уже заждалась, Флора? — спросил Эмон.
— Нам ужасно жаль, — произнес Ригг, — но неожиданно нас вызвали.
Флора, сидящая в своей клетке обнаженной, прикованной за руки к кольцу в полу, не подняла головы.
— Мы принимали новенькую, — объяснил Эмон. — Пришлось заполнять бумаги, ставить печати, измерять ее и так далее.
— Она красива, — вспомнил Ригг, наклоняясь и открывая наручники, охватывающие тонкие запястья Флоры.
— Если бы она оказалась красивее тебя, ты бы удивилась этому? — поинтересовался Эмон.
— Нет, господин, — ответила Флора.
Флора слышала, как кричала женщина — несомненно, ее недавно заклеймили.
— Встань, — произнес Ригг, разгибаясь. Флора поднялась.
— Меня увозят? — спросила она.
— Да.
— Туда, куда мне сказали?
— Конечно, — кивнул Ригг. — Ты же знаешь адрес и название планеты.
— Но кто там живет? — всхлипнула она, когда Ригг взял ее за плечо, выводя из клетки.
— Ты будешь там, — успокоил он.
— И твой хозяин, — добавил Эмон, запирая дверцу клетки за ними.
— Мне можно говорить? — робко спросила она.
— Да, — подтвердил Ригг.
— Неужели меня продали новому хозяину? — умоляюще спросила она, пока они шли к залу.
— Возможно.
— Мы в самом деле не знаем, — дополнил Эмон.
— Но ты узнаешь довольно скоро, — заверил девушку Ригг.
Они остановились. Тяжелая дверь приемной открылась.
Здесь на стенах висели начищенные орудия для клеймения рядом с цепями и ошейниками. Жаровня все еще стояла на полу. В углу помещался стол, заваленный мешаниной бумаг, блокнотов, губок, измерительных лент и других вещей. Стол был достаточно большим и прочным, чтобы выдержать большой груз. Флора вспомнила прикосновение грубых досок этого стола к спине и животу.
В углу лежала куча разорванной одежды — по-видимому, роскошного лила. На полу возле жаровни, там, где женщин ставили на колени, валялись обрезанные волосы.
Ригг прикрыл дверь.
— Она и вправду была такой? — спросила Флора.
— Какой? — не понял Эмон.
— Красивее меня? — уточнила рабыня.
— Вы обе удивительно красивы, — улыбнулся Ригг, — только у вас разные типы внешности.
— Вероятно, когда-нибудь вы с ней встретитесь на торгах, — произнес Эмон.
— Но она красивее меня? — не отставала Флора.
— Нет, я так не думаю, — покачал головой Ригг.
— Нет, — решительно возразил Эмон.
— Каков ее хозяин? — поинтересовалась Флора.
— Радуйся, если ты не попадешь к такому человеку, — усмехнулся Ригг.
— В его руках ты бы почувствовала полной мерой, что значит рабство, — добавил Эмон.
— Мой хозяин, или бывший хозяин, был как раз таким, — произнесла рабыня.
Она вспоминала о нем с непередаваемым чувством. Перед этим человеком она едва могла собраться с силами. Как часто он снился ей! Как часто она мечтала самоотверженно служить ему, робко прикасаться к нему, любить его так, как только она способна. Перед таким человеком, как он, любая женщина превращается в молящую, покорную рабыню. Он был властным, сильным, безжалостным — таким человеком, который способен делать с женщиной все, что ему вздумается, требовать от нее все, что она способна дать, и даже больше. Перед ним даже свободная женщина чувствовала почти ошеломляющее желание опуститься на колени и выразить покорность. Флора хотела встать перед ним на коленях, принадлежать ему, быть схваченной и стиснутой его руками, подвергаться безжалостному насилию, служить ему, повиноваться, покоряться, чувствовать себя всего лишь женщиной. Для нее он был воплощением силы, чувственности и повелительности.
— Вот твой ящик, — указал Ригг на маленький, прочный металлический контейнер с замком на дверце.
— Он такой тесный! — воскликнула она.
— Забирайся в него, — приказал Ригг.
Флора на четвереньках вползла внутрь. Дверца за ней закрылась. Она испуганно обернулась, прижала ладони к металлической двери изнутри и прильнула к прямоугольной решетке на уровне глаз. Он слышала, как в замке повернулся ключ, а потом его положили сверху на ящик. В низу ящика была узкая прорезь, сейчас прикрытая, через которую просовывали миски с едой.
— Прошу вас, — протянула она, когда Ригг приготовился прикрепить к ящику сопроводительный лист.
Он показал ей этот лист, и Флора с трудом прочитала его через решетку. На листе значился уже известный ей адрес и название планеты, адрес грузоперевозчика, и название планеты-отправителя. Была указана стоимость перевозки, поскольку рабыня считалась грузом. Внизу листа были записаны ее данные: «Рабыня, домашняя кличка „Флора“, черные волосы, карие глаза, вес сто десять фунтов». Из-за ее небольшого веса плата за перевозку была невысокой.
— Фургон прибыл, — сказал кто-то.
Ригг прикрепил сопроводительный лист к дверце ящика.
— Подожди, — сказал Эмон.
Через замок просунули проволоку, так, что дверца была закрыта на нее. Концы проволоки скрепили двумя маленькими, красными круглыми кусочками воска, протащив проволоку через воск на длину около дюйма. Кусочки воска нагрели и прилепили друг к другу. Таким образом, дверцу нельзя было открыть, не сломав печать. Маленьким орудием, напоминающим щипцы, Эмон зажал еще теплый воск. Когда он разжал щипцы, на обеих сторонах воскового кружка отпечатался какой-то рисунок.
— Это печать для девственниц, — объяснил Ригг.
— Да, господин, — кивнула девушка.
— Она защитит тебя на корабле, — добавил Эмон.
— Не забывай про цветок рабства! — напомнил Ригг.
— Нет, господин.
— Прощай! — в один голос сказали Эмон и Ригг.
— Прощайте, господа, — ответила им девушка. Спустя минуту в комнату вошли двое грузчиков, подняли контейнер и поместили его на тележку. Внутри в ужасе рыдал живой груз.
Глава 21
— Сжальтесь! Пощадите! — кричал Туво Авзоний.
Его бросили на колени перед креслом.
Черный металлический стержень был вставлен в отверстия в наручниках и закреплен на опоре в полу перед креслом. Другие такие же отверстия со вставленными в них ограждениями образовывали барьер вокруг тускло освещенного кресла в помещении одного из городских участков.
Туво Авзоний знал, где он находится — ему не завязали глаза. Его арест произошел вполне открыто, полицейские подошли к нему днем с наручниками и дубинками и прогнали по людным улицам.
Его руки в наручниках были прижаты к бокам, за спиной проходил железный стержень, вставленный в звенья цепи. Стержень не мог выскользнуть, так как две маленькие витые цепи, прикрепленные к нему, охватывали руки арестованного повыше локтей.
Двое полицейских, которые поставили Туво Авзония на колени, отступили назад.
Туво Авзоний был обнаженным, если не считать тряпки, обмотанной вокруг бедер — вероятно, чтобы не пострадала его скромность «равноправного» мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Не будете ли вы так любезны задернуть штору, Елена, — обратилась императрица к одной из своих приближенных дам. — Свет в комнате слишком ярок.
— Да, ваше величество, — откликнулась хорошенькая молодая патрицианка с каштановыми волосами и серыми глазами. Двусмысленно улыбнувшись, она заспешила к окну.
В сумраке грубоватые черты бледного, вытянутого, морщинистого лица императрицы заметно смягчились.
— Вас что-нибудь удивляет, дорогая? — сухо поинтересовалась заметившая усмешку императрица.
— Нет, ваше величество, — торопливо ответила Елена.
— Свет вреден моим глазам, — продолжала императрица.
— Да, ваше величество.
Иаак внимательно следил за этим напряженным разговором.
Приближенные дамы обменялись встревоженными взглядами. Императрица снова взяла со столика чашку с кемаком, вдохнула аромат напитка и приложила чашку к губам.
— Может быть, подарить игрушечные доспехи с оружием, разумеется, затупленным? — предложил Иаак.
— Он мирный император, — возразила Аталана.
— Может быть, игру — шашки или шахматы?
— Его раздражают такие игры, — покачала головой Аталана.
— Пони? — предложил Иаак.
— Слишком опасно, — отказалась императрица.
Елена вновь улыбнулась. Она была слишком уверена в своем положении при дворце и в ценности своих услуг для императрицы.
Императрица взглянула на нее поверх чашки с кемаком.
Молодая женщина потупилась, продолжая улыбаться. Вместе с другими дамами она стояла сбоку от постели.
— Ему исполняется шестнадцать, — сказал Иаак.
— И что же? — спросила императрица.
— Да так, ничего, — задумчиво отозвался Иаак. Императрица допила кемак и поставила чашку на столик.
— Итак? — вопросительно произнесла она.
— Я только подумал… — заговорил Иаак.
Императрица подала знак, и одна из придворных дам унесла столик. Другая расправила покрывало, а Елена взбила подушки за спиной императрицы.
— Я думал, если ему будет уже шестнадцать, — произнес Иаак, — можно подарить рабыню.
Елена подавила смешок, и императрица резко повернулась к ней. Пряча глаза, Елена поспешно отодвинулась от постели. Придворные отшатнулись от нее, как от зачумленной. В одно мгновение Елена обнаружила себя в одиночестве в комнате, полной ее подруг.
— Вероятно, вы, Елена, — сухо произнесла императрица, — будете этой рабыней.
Придворные дамы затаили дыхание.
— Да, ваше величество, — в ужасе прошептала девушка.
Она умоляюще взглянула на Иаака, третейского судью, но тот раздраженно отвел глаза.
Елена знала, что такие женщины, как она, могли за одну ночь бесследно исчезнуть из дворца. Причины всегда было легко найти. Кто знает, бывали ли женщины проданы в рабство на отдаленные планеты или попросту убиты? С другой стороны, какими бы ни были последствия, они никого не заботили. В конце концов, женщина при этом становилась просто рабыней с клеймом на бедре.
— Оставьте нас, — приказала императрица. Придворные дамы с облегчением заспешили из комнаты, стараясь не приближаться к Елене.
— Ваша мысль очень интересна, — благосклонно заметила императрица.
— Просто случайная идея, — отозвался Иаак. — Я думаю, теперь она станет со всем усердием служить вам.
— А вы не хотели бы добавить ее к своим женщинам, Иаак? — поинтересовалась Аталана.
— На загородной вилле?
— Конечно, — улыбнулась она.
— Это стоит обдумать, — согласился Иаак. — Вы не станете возражать, если я не оставлю ее у себя, а просто подарю кому-нибудь в знак благодарности или отошлю на продажу?
— Конечно, не буду, — ответила Аталана. — Такие вопросы останутся полностью на ваше усмотрение.
— Так что о дне рождения императора? — напомнил Иаак.
— Он получит тысячи обычных подарков от разных планет, — ответила мать.
— Вместе с обычной данью и налогами.
— Конечно. Мы одни?
Иаак оглядел комнату и выглянул в дверь. Придворные дамы ждали в соседних покоях. Иаак заметил, что никто из них не подходил к Елене поболтать и не устраивался рядом с ней с шитьем или вышиванием.
— Да, ваше величество, — кивнул Иаак.
— Я не знаю, кому могу доверять, — жалобно произнесла императрица.
— У вас тысяча верных слуг, множество преданных народов, — возразил Иаак.
— На границах все спокойно?
— Разумеется.
— Боюсь я этого Аврелия, — призналась императрица.
— Амбиции рода Аврелиев широко известны, — заметил Иаак.
— Мне кажется, что он замышляет завладеть престолом, — сказала Аталана.
— Вполне возможно.
— Что это за его план создать передвижные войска из варваров? — спросила она.
— Думаю, будет несправедливо препятствовать ему, — заявил Иаак.
— Значит, вы позволите этому животному, варвару, получить имперский чин капитана и сформировать войско? — изумилась Аталана.
— Одно дело — одобрить присвоение чина, даровать его и так далее, — усмехнулся Иаак, — и совсем другое — окажется ли все это полезным.
— Не понимаю, — проговорила Аталана.
— Всякое случается, — хитро произнес Иаак, — например, чин может быть присвоен слишком поздно…
— У вас есть план? — оживилась Аталана.
— Да.
— А что будет с этим Аврелием?
— Он — главная фигура моего плана, а варвар — всего лишь второстепенная, — пояснил Иаак.
— Вы уже успели что-нибудь предпринять для успеха своего плана?
— Конечно, — ответил он.
— Вы можете поцеловать мне руку, — позволила императрица.
Иаак исполнил это с надлежащим почтением и вышел из императорской спальни, комнаты, где императрица до наступления дневной жары на досуге принимала неофициальных гостей и просителей.
Выходя, Иаак слышал, как она звонит в колокольчик, призывая к себе придворных дам.
В свиту императрицы не входили рабыни.
В коридоре, проходя мимо бесценных гобеленов и картин, кивая в ответ на приветствия стражников, Иаак размышлял, как бы Елена, молодая, красивая, и, несомненно, соблазнительная, выглядела в цепях в подвале его виллы. Он решил, что для девушки это будет отличным началом — она узнает, кто она такая, прежде, чем получит клеймо. А может, ее сначала следует заклеймить, чтобы дать понять с самого начала, кто она такая. Так и сделаем, решил он — это позволит сберечь много времени.
В своем предположении третейский судья оказался прав.
Глава 20
— Ты уже заждалась, Флора? — спросил Эмон.
— Нам ужасно жаль, — произнес Ригг, — но неожиданно нас вызвали.
Флора, сидящая в своей клетке обнаженной, прикованной за руки к кольцу в полу, не подняла головы.
— Мы принимали новенькую, — объяснил Эмон. — Пришлось заполнять бумаги, ставить печати, измерять ее и так далее.
— Она красива, — вспомнил Ригг, наклоняясь и открывая наручники, охватывающие тонкие запястья Флоры.
— Если бы она оказалась красивее тебя, ты бы удивилась этому? — поинтересовался Эмон.
— Нет, господин, — ответила Флора.
Флора слышала, как кричала женщина — несомненно, ее недавно заклеймили.
— Встань, — произнес Ригг, разгибаясь. Флора поднялась.
— Меня увозят? — спросила она.
— Да.
— Туда, куда мне сказали?
— Конечно, — кивнул Ригг. — Ты же знаешь адрес и название планеты.
— Но кто там живет? — всхлипнула она, когда Ригг взял ее за плечо, выводя из клетки.
— Ты будешь там, — успокоил он.
— И твой хозяин, — добавил Эмон, запирая дверцу клетки за ними.
— Мне можно говорить? — робко спросила она.
— Да, — подтвердил Ригг.
— Неужели меня продали новому хозяину? — умоляюще спросила она, пока они шли к залу.
— Возможно.
— Мы в самом деле не знаем, — дополнил Эмон.
— Но ты узнаешь довольно скоро, — заверил девушку Ригг.
Они остановились. Тяжелая дверь приемной открылась.
Здесь на стенах висели начищенные орудия для клеймения рядом с цепями и ошейниками. Жаровня все еще стояла на полу. В углу помещался стол, заваленный мешаниной бумаг, блокнотов, губок, измерительных лент и других вещей. Стол был достаточно большим и прочным, чтобы выдержать большой груз. Флора вспомнила прикосновение грубых досок этого стола к спине и животу.
В углу лежала куча разорванной одежды — по-видимому, роскошного лила. На полу возле жаровни, там, где женщин ставили на колени, валялись обрезанные волосы.
Ригг прикрыл дверь.
— Она и вправду была такой? — спросила Флора.
— Какой? — не понял Эмон.
— Красивее меня? — уточнила рабыня.
— Вы обе удивительно красивы, — улыбнулся Ригг, — только у вас разные типы внешности.
— Вероятно, когда-нибудь вы с ней встретитесь на торгах, — произнес Эмон.
— Но она красивее меня? — не отставала Флора.
— Нет, я так не думаю, — покачал головой Ригг.
— Нет, — решительно возразил Эмон.
— Каков ее хозяин? — поинтересовалась Флора.
— Радуйся, если ты не попадешь к такому человеку, — усмехнулся Ригг.
— В его руках ты бы почувствовала полной мерой, что значит рабство, — добавил Эмон.
— Мой хозяин, или бывший хозяин, был как раз таким, — произнесла рабыня.
Она вспоминала о нем с непередаваемым чувством. Перед этим человеком она едва могла собраться с силами. Как часто он снился ей! Как часто она мечтала самоотверженно служить ему, робко прикасаться к нему, любить его так, как только она способна. Перед таким человеком, как он, любая женщина превращается в молящую, покорную рабыню. Он был властным, сильным, безжалостным — таким человеком, который способен делать с женщиной все, что ему вздумается, требовать от нее все, что она способна дать, и даже больше. Перед ним даже свободная женщина чувствовала почти ошеломляющее желание опуститься на колени и выразить покорность. Флора хотела встать перед ним на коленях, принадлежать ему, быть схваченной и стиснутой его руками, подвергаться безжалостному насилию, служить ему, повиноваться, покоряться, чувствовать себя всего лишь женщиной. Для нее он был воплощением силы, чувственности и повелительности.
— Вот твой ящик, — указал Ригг на маленький, прочный металлический контейнер с замком на дверце.
— Он такой тесный! — воскликнула она.
— Забирайся в него, — приказал Ригг.
Флора на четвереньках вползла внутрь. Дверца за ней закрылась. Она испуганно обернулась, прижала ладони к металлической двери изнутри и прильнула к прямоугольной решетке на уровне глаз. Он слышала, как в замке повернулся ключ, а потом его положили сверху на ящик. В низу ящика была узкая прорезь, сейчас прикрытая, через которую просовывали миски с едой.
— Прошу вас, — протянула она, когда Ригг приготовился прикрепить к ящику сопроводительный лист.
Он показал ей этот лист, и Флора с трудом прочитала его через решетку. На листе значился уже известный ей адрес и название планеты, адрес грузоперевозчика, и название планеты-отправителя. Была указана стоимость перевозки, поскольку рабыня считалась грузом. Внизу листа были записаны ее данные: «Рабыня, домашняя кличка „Флора“, черные волосы, карие глаза, вес сто десять фунтов». Из-за ее небольшого веса плата за перевозку была невысокой.
— Фургон прибыл, — сказал кто-то.
Ригг прикрепил сопроводительный лист к дверце ящика.
— Подожди, — сказал Эмон.
Через замок просунули проволоку, так, что дверца была закрыта на нее. Концы проволоки скрепили двумя маленькими, красными круглыми кусочками воска, протащив проволоку через воск на длину около дюйма. Кусочки воска нагрели и прилепили друг к другу. Таким образом, дверцу нельзя было открыть, не сломав печать. Маленьким орудием, напоминающим щипцы, Эмон зажал еще теплый воск. Когда он разжал щипцы, на обеих сторонах воскового кружка отпечатался какой-то рисунок.
— Это печать для девственниц, — объяснил Ригг.
— Да, господин, — кивнула девушка.
— Она защитит тебя на корабле, — добавил Эмон.
— Не забывай про цветок рабства! — напомнил Ригг.
— Нет, господин.
— Прощай! — в один голос сказали Эмон и Ригг.
— Прощайте, господа, — ответила им девушка. Спустя минуту в комнату вошли двое грузчиков, подняли контейнер и поместили его на тележку. Внутри в ужасе рыдал живой груз.
Глава 21
— Сжальтесь! Пощадите! — кричал Туво Авзоний.
Его бросили на колени перед креслом.
Черный металлический стержень был вставлен в отверстия в наручниках и закреплен на опоре в полу перед креслом. Другие такие же отверстия со вставленными в них ограждениями образовывали барьер вокруг тускло освещенного кресла в помещении одного из городских участков.
Туво Авзоний знал, где он находится — ему не завязали глаза. Его арест произошел вполне открыто, полицейские подошли к нему днем с наручниками и дубинками и прогнали по людным улицам.
Его руки в наручниках были прижаты к бокам, за спиной проходил железный стержень, вставленный в звенья цепи. Стержень не мог выскользнуть, так как две маленькие витые цепи, прикрепленные к нему, охватывали руки арестованного повыше локтей.
Двое полицейских, которые поставили Туво Авзония на колени, отступили назад.
Туво Авзоний был обнаженным, если не считать тряпки, обмотанной вокруг бедер — вероятно, чтобы не пострадала его скромность «равноправного» мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40