и ваша смелость — несмотря на весь риск, вы добились справедливости, положив таким образом конец ее незаконной свободе.
— Все это пустяки, ваша светлость, — скромно ответил Туво Авзоний.
— Такая проницательность, ум, смелость и отвага как раз и нужны тайному агенту, о чем я упоминал раньше.
— Дворцовому служащему десятого уровня?
— Конечно, но такому, который отчитывается только перед непосредственным начальником.
— Кем? — переспросил Туво Авзоний.
— Третейским судьей.
— Я слышал о нем, — с дрожью произнес Туво Авзоний.
— Такая сложная работа заслуживает высокого вознаграждения, — заметил человек в маске.
— Мне будет довольно даже избрания на такой пост, — признался Туво Авзоний.
— Однако есть серьезная опасность. Обвинения в растрате, о котором мы оба знаем, что оно лживо, будет достаточно, чтобы арестовать вас и приговорить к тяжелым работам на рудниках.
— Разве ваша светлость не сможет избавить меня от такой опасности? — удивился Туво Авзоний.
— Вполне возможно.
— А как насчет дела с этой шлюхой?
— Оно уже кончено. Я снял с вас обвинение. Ваши враги не смогут больше воспользоваться этим обвинением, даже если и пожелают.
— А сама женщина?
— Теперь она всего лишь вещь, — объяснил человек в маске. — Она может свидетельствовать в суде так же, как свинья или собака.
— Я глубоко признателен вам, ваша светлость.
— Значит, вас привлекает мое предложение, возможность продвинуться по службе, получить награды и богатство, власть и признание, и при этом оказывать услуги Империи и дворцу?
— Конечно, чрезвычайно привлекает, ваша светлость.
— Вы понимаете, что ваши поручения будут строго конфиденциальны, что они будут связаны с делами государственной важности, поэтому ваша преданность и честность должна быть абсолютной и не вызывать сомнений?
— Конечно, — кивнул Туво Авзоний.
— С вами, будет заключена сделка. Вначале вы пройдете испытательный срок.
— Разумеется, — подтвердил Туво Авзоний.
— У поста при выходе из здания стоит офицер, он вернет вам вашу одежду.
— Благодарю вас, ваша светлость.
— Получив одежду, вы найдете в левом кармане пиджака аккредитив на сумму в тысячу даринов.
— Спасибо, ваша светлость!
— В другом кармане будет лежать билет на аукцион, который состоится сегодня вечером.
— Неужели? — восхитился Туво Авзоний.
— Ведь вы хотели посетить его?
Туво Авзоний вздрогнул.
— Разумеется, из чистого любопытства, чтобы побывать в обществе, — уточнил человек в маске.
— Наверное, — пробормотал Туво Авзоний.
— Вы правы — на этом аукционе будет выставлена на продажу известная вам рабыня. Вам будет интересно посмотреть на нее перед толпой, с цепью на шее, когда она по требованию покупателей будет принимать различные позы. При малейшем признаке неповиновения или смущения ее будут награждать ударами плетью.
— Да, да, — бормотал Туво Авзоний.
— Опыт послужит ей на пользу, — продолжал человек в маске. — Я сам хочу побывать на аукционе, хотя вы не увидите меня там.
— Конечно, ваша светлость, — заверил Туво Авзоний.
— Я куплю ее, — сказал человек в маске.
— Вот как? — разочарованно протянул Туво Авзоний.
— Для вас, конечно. Нет, не благодарите. Это всего лишь одна из тех наград, о которых я упоминал.
— Спасибо, ваша светлость, — признательно произнес Туво Авзоний.
— После продажи возвращайтесь к себе домой. Ее привезут вам к полуночи. Вы помните, как она бросилась к вам и ударила, когда вы были беспомощны?
— Да, — ответил Туво Авзоний.
— Сегодня в полночь она будет ваша, — сказал человек в маске.
— Спасибо, ваша светлость, — поклонился Туво Авзоний.
Глава 22
— Ты красива? — спросил парень.
— Через решетку ее плохо видно, — раздраженно сказал второй.
— Пожалуйста, покормите меня, господин, — попросила девушка.
— Подойди поближе к решетке, — приказал второй, прислоняясь к дверце.
— Вытащи ее поближе к свету, — посоветовал первый.
Трое матросов повернули контейнер и отодвинув от стены, подтащили его поближе к лампе.
— Печать девственницы! — раздраженно воскликнул один из них.
— Кому какое дело?
— Они поднимут крик, если печать окажется сломанной.
— Ты что, хочешь лишиться работы?
— Я не в клетке! — послышался женский голос. Цепь зазвенела по полу. — Покормите меня!
— Молчи, если не хочешь расстаться с одеялом, — пригрозил один из матросов.
— Эй, ты, в клетке! Ты красива? — спросил другой, пробуя решетку пальцем.
— Некоторые считают меня красивой, господа, — прозвучал испуганный голос из запертого и опечатанного контейнера.
— Как тебя зовут?
— Как будет угодно господам, — проговорила она.
— Ты отзываешься на имя «Флора»? — спросил один из моряков, прочитав лист, прикрепленный к дверце.
— Я отзываюсь на любое имя, которое дают мне. Меня называли Флорой в доме, где я жила раньше.
— Знаю я этот дом, — со смехом ответил матрос. — Там обучают рабынь.
— Так ты обучена? — спросил один из мужчин.
— Немного, господин, — ответила девушка. — Нас обучали так, как было угодно нашим хозяевам.
— Умная девчонка, — одобрительно произнес матрос.
— Совсем немного, господин, — откликнулась она.
— Я тоже обучена! — закричала другая женщина. — Попробуйте меня! Я сумею угодить! Накормите меня!
— Забери у нее одеяло, — сказал один из матросов.
По железному полу загрохотали шаги, послышался жалобный крик. Мимо решетки прошел мужчина со свернутым одеялом и бросил его в угол.
— Подними лицо к решетке, — приказал один из матросов.
Девушка, сидящая в контейнере, повиновалась.
— Плохо видно, — раздраженно сплюнул мужчина.
— Она хорошенькая, — возразил другой.
— Можно сломать печать, а потом сказать, что мы ничего не знаем, — предложил один из матросов.
— Ключ здесь, лежит сверху.
— Контейнер зарегистрирован, печать проверена, — предупредил другой. — Кто будет отвечать? Не глупи.
Девушка в контейнере вскрикнула, когда один из мужчин в гневе двинул по стенке каблуком.
— Есть еще одна, — напомнил матрос. Мужчины обернулись.
Послышался слабый звон цепи, как будто рабыня, заметив, что на нее смотрят, поспешила встать на колени, демонстрируя покорность.
— Ты хочешь получить обратно одеяло? — спросил матрос.
— Если господину будет угодно вернуть его мне, — ответил женский голос.
— Подними голову.
— Я голодна, господин, покормите меня, — попросила девушка, сидящая в контейнере.
— Молчи! — прикрикнули на нее.
— Да, господин.
Мужчины прошли по складу, захватив с собой одеяло. Девушка смотрела им вслед, прильнув к решетке.
Они склонились над другой рабыней. У нее была хорошая фигура и длинные волосы. Ее левую щиколотку охватывало кольцо, от которого к кольцу в стене тянулась цепь.
— Я не девственница, — призналась она.
— Принесите ей поесть, — сказал один из матросов. — Ей понадобятся силы.
Мужчины засмеялись.
Девушка в контейнере отвернулась и легла на пол, плотно сжав колени. Даже зажимая уши, она слышала доносящиеся снаружи крики. Она сжалась. Она испытывала беспомощное возбуждение, ибо тоже была рабыней. Та рабыня кричала в экстазе, которого девушка еще ни разу не испытывала — экстазе, который безжалостно и грубо охватывает тех, кто не имеет права не подчиняться.
Чуть позже к ее клетке подошел мужчина и ногой задвинул в щель поднос. На подносе стояли две плоские тарелки — одна с кусками грубой лепешки, другая с водой.
— Смотри, чтобы в ящике было чисто, — пригрозил он.
— Да, господин, — отозвалась девушка.
Глава 23
Маленькая рабыня, закутанная в плащ, встала на колени, дотронувшись до цепи, тянущейся от ее запястий, и нащупала тяжелое кольцо, ввинченное в пол.
Только этим вечером она была продана на аукционе в магистрате, где было выставлено множество вещей — не только женщин, но и забытых в транспорте предметов, ничейных чемоданов, конфискованного имущества, пойманных бродячих собак и прочего.
Она осторожно пощупала кольцо, пробуя тонкими пальцами его крепость.
Конечно, она была выставлена на продажу обнаженной.
Она старательно выполняла команды. Ее совсем не нужно было бить, даже один раз.
Она все еще не могла забыть, как поднялась на высокий и широкий помост, ярко освещенная, почти испуганная, не видя присутствующих, только чувству я грубые доски пола под ногами. На ее шее висел легкий ошейник с цепью, не стесняющий движений. Направляя ее концом плети, распорядитель торгов один раз коснулся ее тела, и рабыня вскрикнула, как будто ее ударили.
Кольцо в полу показалось ей чем-то знакомым. Она ощупала пол вокруг себя.
Она пыталась убедить себя, что устроила для зрителей хорошее зрелище, но понимала, что это самообман. Несомненно, это хорошее зрелище было делом рук распорядителя аукциона, и нелепо было бы думать, что здесь играли свою роль ее решения или желание вести себя вызывающе. Она была всего лишь вещью, которую выставили на всеобщее обозрение, в различных положениях, при разном освещении. Однако как только прозвучало предложение, рабыню буквально ошеломили нахлынувшие на нее странные, возбуждающие, непонятные чувства. В этот момент она впервые по-настоящему поняла, что она — вещь, живая, теплая, чрезвычайно чувственная, умная, невозможно желанная вещь, собственность, которую большинство мужчин ценит наравне с золотом и алмазами, за которую они способны убить. Она попыталась подавить эти мысли и прогнать из воспоминания. Неужели она вела себя на е, как рабыня? Она возбуждалась от криков м Она чувствовала любопытство и желание, волнами накатывающие на нее, вызывающие странные чувства. Она чувствовала саму реальность — жестокую, неопровержимую — и это чувство возникло откуда-то изнутри. Впервые в жизни у нее не было выбора На помосте стояла всего лишь краснеющая, испуганная, взволнованная рабыня. Но теперь она вновь перепугалась. Один из покупателей, судя по койкам все время повышал цену. Он предложил за нее сорок даринов — сумма была неимоверно высока за рабыню, проданную на аукционе магистрата, и распорядитель остался доволен, но для невольничьего рынка даже маленького городка сумма была ничтожна. Конечно, богачи редко посещали аукционы магистрата находя их неинтересными для себя. К тому же девушка даже не была обучена. Но теперь она поняла, что принадлежит не городу, а некому частному лицу. Теперь у нее был хозяин! Она ощупывала кольцо и пол вокруг себя, и ее пальцы слегка дрожали.
Она вскрикнула, когда сильные, грубые руки схватили ее за шею и принялись развязывать шнурки капюшона, а затем проникли под капюшон, не снимая его Руки дотронулись до ее дрожащих, полуоткрытых губ и эти руки, несомненно, были мужскими. Рабыня почувствовала, как ее волосы, сбившиеся под капюшоном, мягко рассыпались по плечам. Она чувствовала почти любопытство. Перед продажей ее волосы вымыли и тщательно причесали, но потом они смялись под капюшоном. Перед продажей ее также сбрызнули духами — вероятно, слишком хорошими для рабыни, но она была заклеймена только сегодня днем. Вероятно кто-то считал, что это скрасит ее первую ночь в цепях, во власти хозяина. Но скорее, этот запах должен был побудить хозяина повнимательнее отнестись к ней. Конечно, духи были дешевыми — чего еще следовало ожидать от аукциона магистрата! Кроме того, этими духами обычно пользовались рабыни, подчеркивая уязвимость своей красоты. Рабыня чувствовала, как стоящий рядом человек принюхивается к запаху духов.
Она не осмелилась заговорить.
Она знала, что она рабыня.
К ее губам осторожно поднесли и наклонили стакан. Рабыня почувствовала вкус каны и захотела еще, но стакан уже убрали. Она едва успела смочить губы.
Она поняла, что теперь другие будут решать за нее, что и в каком количестве она будет пить. Ее губы дрогнули. Она услышала шорох, как будто что-то сломали — должно быть, печенье. Тут же кусочек печенья прижали к ее зубам, раздвинув губы.
Она хотела поднять руки, но поскольку они были скованы, то поднести их ко рту оказалось невозможным, не меняя позы, а на это рабыня не решилась. Она открыла рот, взяла из рук хозяина кусочек печенья и съела его.
Рабыня удивилась чувствительности и мягкости собственных губ — они отзывались на самое легкое прикосновение. Она едва понимала, что означают ее ощущения. Она почувствовала, как к ее губам поднесли еще кусок. Даже такое прикосновение она воспринимала отчетливо и ясно. Все ее тело ожило и наполнилось беспомощным возбуждением. Ее кормили.
Она опять открыла рот, слегка приподнимая голову, всем своим видом показывая, что голодна. Ей должны дать еще!
Ей ничего не дали.
Она поняла, что теперь будет есть в зависимости от желания хозяина. Действительно, даже в своей еде и питье она не могла проявить самостоятельность, а должна была ждать воли хозяина. Она поняла, что ей дают первый урок. Она вздрогнула: первый урок был, несомненно, весьма важным для рабыни.
Внезапно испугавшись, она схватилась руками за кольцо в полу, ощупывая ее неровную поверхность, а затем потрогала твердую металлическую пластину, прибитую к полу, в которую ввинчивалось кольцо и удерживающая его петля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Все это пустяки, ваша светлость, — скромно ответил Туво Авзоний.
— Такая проницательность, ум, смелость и отвага как раз и нужны тайному агенту, о чем я упоминал раньше.
— Дворцовому служащему десятого уровня?
— Конечно, но такому, который отчитывается только перед непосредственным начальником.
— Кем? — переспросил Туво Авзоний.
— Третейским судьей.
— Я слышал о нем, — с дрожью произнес Туво Авзоний.
— Такая сложная работа заслуживает высокого вознаграждения, — заметил человек в маске.
— Мне будет довольно даже избрания на такой пост, — признался Туво Авзоний.
— Однако есть серьезная опасность. Обвинения в растрате, о котором мы оба знаем, что оно лживо, будет достаточно, чтобы арестовать вас и приговорить к тяжелым работам на рудниках.
— Разве ваша светлость не сможет избавить меня от такой опасности? — удивился Туво Авзоний.
— Вполне возможно.
— А как насчет дела с этой шлюхой?
— Оно уже кончено. Я снял с вас обвинение. Ваши враги не смогут больше воспользоваться этим обвинением, даже если и пожелают.
— А сама женщина?
— Теперь она всего лишь вещь, — объяснил человек в маске. — Она может свидетельствовать в суде так же, как свинья или собака.
— Я глубоко признателен вам, ваша светлость.
— Значит, вас привлекает мое предложение, возможность продвинуться по службе, получить награды и богатство, власть и признание, и при этом оказывать услуги Империи и дворцу?
— Конечно, чрезвычайно привлекает, ваша светлость.
— Вы понимаете, что ваши поручения будут строго конфиденциальны, что они будут связаны с делами государственной важности, поэтому ваша преданность и честность должна быть абсолютной и не вызывать сомнений?
— Конечно, — кивнул Туво Авзоний.
— С вами, будет заключена сделка. Вначале вы пройдете испытательный срок.
— Разумеется, — подтвердил Туво Авзоний.
— У поста при выходе из здания стоит офицер, он вернет вам вашу одежду.
— Благодарю вас, ваша светлость.
— Получив одежду, вы найдете в левом кармане пиджака аккредитив на сумму в тысячу даринов.
— Спасибо, ваша светлость!
— В другом кармане будет лежать билет на аукцион, который состоится сегодня вечером.
— Неужели? — восхитился Туво Авзоний.
— Ведь вы хотели посетить его?
Туво Авзоний вздрогнул.
— Разумеется, из чистого любопытства, чтобы побывать в обществе, — уточнил человек в маске.
— Наверное, — пробормотал Туво Авзоний.
— Вы правы — на этом аукционе будет выставлена на продажу известная вам рабыня. Вам будет интересно посмотреть на нее перед толпой, с цепью на шее, когда она по требованию покупателей будет принимать различные позы. При малейшем признаке неповиновения или смущения ее будут награждать ударами плетью.
— Да, да, — бормотал Туво Авзоний.
— Опыт послужит ей на пользу, — продолжал человек в маске. — Я сам хочу побывать на аукционе, хотя вы не увидите меня там.
— Конечно, ваша светлость, — заверил Туво Авзоний.
— Я куплю ее, — сказал человек в маске.
— Вот как? — разочарованно протянул Туво Авзоний.
— Для вас, конечно. Нет, не благодарите. Это всего лишь одна из тех наград, о которых я упоминал.
— Спасибо, ваша светлость, — признательно произнес Туво Авзоний.
— После продажи возвращайтесь к себе домой. Ее привезут вам к полуночи. Вы помните, как она бросилась к вам и ударила, когда вы были беспомощны?
— Да, — ответил Туво Авзоний.
— Сегодня в полночь она будет ваша, — сказал человек в маске.
— Спасибо, ваша светлость, — поклонился Туво Авзоний.
Глава 22
— Ты красива? — спросил парень.
— Через решетку ее плохо видно, — раздраженно сказал второй.
— Пожалуйста, покормите меня, господин, — попросила девушка.
— Подойди поближе к решетке, — приказал второй, прислоняясь к дверце.
— Вытащи ее поближе к свету, — посоветовал первый.
Трое матросов повернули контейнер и отодвинув от стены, подтащили его поближе к лампе.
— Печать девственницы! — раздраженно воскликнул один из них.
— Кому какое дело?
— Они поднимут крик, если печать окажется сломанной.
— Ты что, хочешь лишиться работы?
— Я не в клетке! — послышался женский голос. Цепь зазвенела по полу. — Покормите меня!
— Молчи, если не хочешь расстаться с одеялом, — пригрозил один из матросов.
— Эй, ты, в клетке! Ты красива? — спросил другой, пробуя решетку пальцем.
— Некоторые считают меня красивой, господа, — прозвучал испуганный голос из запертого и опечатанного контейнера.
— Как тебя зовут?
— Как будет угодно господам, — проговорила она.
— Ты отзываешься на имя «Флора»? — спросил один из моряков, прочитав лист, прикрепленный к дверце.
— Я отзываюсь на любое имя, которое дают мне. Меня называли Флорой в доме, где я жила раньше.
— Знаю я этот дом, — со смехом ответил матрос. — Там обучают рабынь.
— Так ты обучена? — спросил один из мужчин.
— Немного, господин, — ответила девушка. — Нас обучали так, как было угодно нашим хозяевам.
— Умная девчонка, — одобрительно произнес матрос.
— Совсем немного, господин, — откликнулась она.
— Я тоже обучена! — закричала другая женщина. — Попробуйте меня! Я сумею угодить! Накормите меня!
— Забери у нее одеяло, — сказал один из матросов.
По железному полу загрохотали шаги, послышался жалобный крик. Мимо решетки прошел мужчина со свернутым одеялом и бросил его в угол.
— Подними лицо к решетке, — приказал один из матросов.
Девушка, сидящая в контейнере, повиновалась.
— Плохо видно, — раздраженно сплюнул мужчина.
— Она хорошенькая, — возразил другой.
— Можно сломать печать, а потом сказать, что мы ничего не знаем, — предложил один из матросов.
— Ключ здесь, лежит сверху.
— Контейнер зарегистрирован, печать проверена, — предупредил другой. — Кто будет отвечать? Не глупи.
Девушка в контейнере вскрикнула, когда один из мужчин в гневе двинул по стенке каблуком.
— Есть еще одна, — напомнил матрос. Мужчины обернулись.
Послышался слабый звон цепи, как будто рабыня, заметив, что на нее смотрят, поспешила встать на колени, демонстрируя покорность.
— Ты хочешь получить обратно одеяло? — спросил матрос.
— Если господину будет угодно вернуть его мне, — ответил женский голос.
— Подними голову.
— Я голодна, господин, покормите меня, — попросила девушка, сидящая в контейнере.
— Молчи! — прикрикнули на нее.
— Да, господин.
Мужчины прошли по складу, захватив с собой одеяло. Девушка смотрела им вслед, прильнув к решетке.
Они склонились над другой рабыней. У нее была хорошая фигура и длинные волосы. Ее левую щиколотку охватывало кольцо, от которого к кольцу в стене тянулась цепь.
— Я не девственница, — призналась она.
— Принесите ей поесть, — сказал один из матросов. — Ей понадобятся силы.
Мужчины засмеялись.
Девушка в контейнере отвернулась и легла на пол, плотно сжав колени. Даже зажимая уши, она слышала доносящиеся снаружи крики. Она сжалась. Она испытывала беспомощное возбуждение, ибо тоже была рабыней. Та рабыня кричала в экстазе, которого девушка еще ни разу не испытывала — экстазе, который безжалостно и грубо охватывает тех, кто не имеет права не подчиняться.
Чуть позже к ее клетке подошел мужчина и ногой задвинул в щель поднос. На подносе стояли две плоские тарелки — одна с кусками грубой лепешки, другая с водой.
— Смотри, чтобы в ящике было чисто, — пригрозил он.
— Да, господин, — отозвалась девушка.
Глава 23
Маленькая рабыня, закутанная в плащ, встала на колени, дотронувшись до цепи, тянущейся от ее запястий, и нащупала тяжелое кольцо, ввинченное в пол.
Только этим вечером она была продана на аукционе в магистрате, где было выставлено множество вещей — не только женщин, но и забытых в транспорте предметов, ничейных чемоданов, конфискованного имущества, пойманных бродячих собак и прочего.
Она осторожно пощупала кольцо, пробуя тонкими пальцами его крепость.
Конечно, она была выставлена на продажу обнаженной.
Она старательно выполняла команды. Ее совсем не нужно было бить, даже один раз.
Она все еще не могла забыть, как поднялась на высокий и широкий помост, ярко освещенная, почти испуганная, не видя присутствующих, только чувству я грубые доски пола под ногами. На ее шее висел легкий ошейник с цепью, не стесняющий движений. Направляя ее концом плети, распорядитель торгов один раз коснулся ее тела, и рабыня вскрикнула, как будто ее ударили.
Кольцо в полу показалось ей чем-то знакомым. Она ощупала пол вокруг себя.
Она пыталась убедить себя, что устроила для зрителей хорошее зрелище, но понимала, что это самообман. Несомненно, это хорошее зрелище было делом рук распорядителя аукциона, и нелепо было бы думать, что здесь играли свою роль ее решения или желание вести себя вызывающе. Она была всего лишь вещью, которую выставили на всеобщее обозрение, в различных положениях, при разном освещении. Однако как только прозвучало предложение, рабыню буквально ошеломили нахлынувшие на нее странные, возбуждающие, непонятные чувства. В этот момент она впервые по-настоящему поняла, что она — вещь, живая, теплая, чрезвычайно чувственная, умная, невозможно желанная вещь, собственность, которую большинство мужчин ценит наравне с золотом и алмазами, за которую они способны убить. Она попыталась подавить эти мысли и прогнать из воспоминания. Неужели она вела себя на е, как рабыня? Она возбуждалась от криков м Она чувствовала любопытство и желание, волнами накатывающие на нее, вызывающие странные чувства. Она чувствовала саму реальность — жестокую, неопровержимую — и это чувство возникло откуда-то изнутри. Впервые в жизни у нее не было выбора На помосте стояла всего лишь краснеющая, испуганная, взволнованная рабыня. Но теперь она вновь перепугалась. Один из покупателей, судя по койкам все время повышал цену. Он предложил за нее сорок даринов — сумма была неимоверно высока за рабыню, проданную на аукционе магистрата, и распорядитель остался доволен, но для невольничьего рынка даже маленького городка сумма была ничтожна. Конечно, богачи редко посещали аукционы магистрата находя их неинтересными для себя. К тому же девушка даже не была обучена. Но теперь она поняла, что принадлежит не городу, а некому частному лицу. Теперь у нее был хозяин! Она ощупывала кольцо и пол вокруг себя, и ее пальцы слегка дрожали.
Она вскрикнула, когда сильные, грубые руки схватили ее за шею и принялись развязывать шнурки капюшона, а затем проникли под капюшон, не снимая его Руки дотронулись до ее дрожащих, полуоткрытых губ и эти руки, несомненно, были мужскими. Рабыня почувствовала, как ее волосы, сбившиеся под капюшоном, мягко рассыпались по плечам. Она чувствовала почти любопытство. Перед продажей ее волосы вымыли и тщательно причесали, но потом они смялись под капюшоном. Перед продажей ее также сбрызнули духами — вероятно, слишком хорошими для рабыни, но она была заклеймена только сегодня днем. Вероятно кто-то считал, что это скрасит ее первую ночь в цепях, во власти хозяина. Но скорее, этот запах должен был побудить хозяина повнимательнее отнестись к ней. Конечно, духи были дешевыми — чего еще следовало ожидать от аукциона магистрата! Кроме того, этими духами обычно пользовались рабыни, подчеркивая уязвимость своей красоты. Рабыня чувствовала, как стоящий рядом человек принюхивается к запаху духов.
Она не осмелилась заговорить.
Она знала, что она рабыня.
К ее губам осторожно поднесли и наклонили стакан. Рабыня почувствовала вкус каны и захотела еще, но стакан уже убрали. Она едва успела смочить губы.
Она поняла, что теперь другие будут решать за нее, что и в каком количестве она будет пить. Ее губы дрогнули. Она услышала шорох, как будто что-то сломали — должно быть, печенье. Тут же кусочек печенья прижали к ее зубам, раздвинув губы.
Она хотела поднять руки, но поскольку они были скованы, то поднести их ко рту оказалось невозможным, не меняя позы, а на это рабыня не решилась. Она открыла рот, взяла из рук хозяина кусочек печенья и съела его.
Рабыня удивилась чувствительности и мягкости собственных губ — они отзывались на самое легкое прикосновение. Она едва понимала, что означают ее ощущения. Она почувствовала, как к ее губам поднесли еще кусок. Даже такое прикосновение она воспринимала отчетливо и ясно. Все ее тело ожило и наполнилось беспомощным возбуждением. Ее кормили.
Она опять открыла рот, слегка приподнимая голову, всем своим видом показывая, что голодна. Ей должны дать еще!
Ей ничего не дали.
Она поняла, что теперь будет есть в зависимости от желания хозяина. Действительно, даже в своей еде и питье она не могла проявить самостоятельность, а должна была ждать воли хозяина. Она поняла, что ей дают первый урок. Она вздрогнула: первый урок был, несомненно, весьма важным для рабыни.
Внезапно испугавшись, она схватилась руками за кольцо в полу, ощупывая ее неровную поверхность, а затем потрогала твердую металлическую пластину, прибитую к полу, в которую ввинчивалось кольцо и удерживающая его петля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40