— Ой! — вскрикнула я.
В тот же миг и Брен Лурт с размаху стегнул меня — удар пришелся по плечу и шее.
Рывок — и, умело манипулируя привязанными к моим ногам и рукам веревкам, меня ничком швырнули наземь.
Вновь и вновь стегали меня, рыдающую, распростертую в пыли, — даже через грубую ткань туники удары обжигали тело, — а потом, потянув за веревки, поставили перед Бреном Луртом на колени с широко раскинутыми в стороны руками. Щека в грязи, мокрая от пота туника перепачкана землей. На губах — вкус пыли.
— Тащите! — скомандовал Брен Лурт.
Меня рывком подняли на ноги и, спотыкающуюся, потащили через поле. Разорванная косынка и мотыга остались в борозде.
Сколько разных фокусов можно учинить над девушкой, к чьим рукам и ногам привязаны веревки! Как только ни изгалялись надо мною деревенские парни! То на потеху заставят плюхнуться в грязь; то швырнут вперед, то назад; то несут, растянув между собой, лицом вниз или вверх; то на спине, или на животе, или переворачивая, поволокут за ногу или за руку; то заставят идти по острым камням.
Я уже не чаяла остаться живой.
Однажды мы остановились. На мне все еще была надета туника. Держа за веревки, меня поставили перед Бреном Луртом. Вся в поту, в грязи, задыхающаяся, измученная этой пыткой, дрожащая от страха, я понимала — я в их полной власти. Что за судьбу уготовили они мне? Мы стояли у колючих зарослей — вроде тех, из которых строят защитные стены лагеря.
— Ты все еще одета, — оглядев меня, заметил Брен Лурт.
— Позвольте мне сбросить одежду! — взмолилась я. — Позвольте обнажить перед вами красоту несчастной рабыни!
— Давай! — разрешил он.
У меня вырвался горестный крик. Снова проклятые веревки!
— Видно, ты так ничему и не научилась, — изрек Брен Лурт.
— Прошу тебя, хозяин! — рыдала я.
— Так пусть колючки ее разденут! — решил он.
— Нет! — закричала я.
И меня поволокли на веревках в самую гущу ощерившихся шипами зарослей. Я кричала, молила о пощаде, но тщетно. Острые иглы разрывали одежду, терзали тело. Меня безжалостно тащили вперед. Мотая головой из стороны в сторону, я заходилась в крике. Зажмурилась, чтобы не выкололо глаза.
Стонала: «Прошу вас, хозяева!» Но никто не соблаговолил смилостивиться надо мною. Из зарослей меня вытащили израненной, изрезанной, окровавленной. Теперь рабыня-землянка нагая.
Меня подстегнули веревкой, и мы снова двинулись в путь. С песней мучители вели меня к месту пира, на поросшую травой полянку у ручья.
Там, подтащив к дереву, снова нещадно били. Прижавшись к шершавой коре залитой слезами щекой, содрогаясь от каждого удара, я гадала: что же я им такое сделала, что они так ко мне жестоки?
Потом навзничь опрокинули на траву, потянув за веревки, широко раскинули мне ноги. Надо мной встал Брен Лурт. Глянул сверху вниз.
Вот в чем дело! Я, рабыня, ускользнула от них тогда, во время охоты. Обставила их. Перехитрила. Теперь такой хитрой я себе уже не казалась. Теперь за мою хитрость приходится платить. Мне, рабыне, тягаться со свободным мужчиной! Какое безрассудство! Или не знала, что в один прекрасный день могу оказаться в его власти?
Я закричала. Первым был Брен Лурт.
— Выходи, Турнус! — прокричал Брен Лурт. — Посмотри, что я тебе принес!
Вся перепачканная, со связанными за спиной руками я покоилась на руках у Брена Лурта. Голая, покрытая грязью и запекшейся кровью. С шеи к его рукам свисала веревка. Щеки вымазаны. Холодно, все болит — сколько было побоев и надругательств! Кажется, я почти впала в шок. Плакать уже не могла. Лишь искра чувств осталась во мне — страх перед свободными мужчинами. Я, рабыня, взяла над ними верх в их жестокой игре. Теперь мне преподали урок. Никогда в жизни больше не стану и пробовать их одолеть. Они — хозяева. Я — рабыня.
— Выходи, Турнус! — кричал Брен Лурт. — Смотри, что я тебе принес!
Словно подчеркивая свои слова, он дернул привязанную к моей шее веревку. Голова моя качнулась и вновь опустилась. Плечи бессильно подрагивали.
— Выходи, Турнус!
И вот я уже лежу в пыли перед хижиной Турнуса.
Уже стемнело. Вокруг стояли мужчины с факелами: восемь приятелей Брена Лурта, кое-кто из сельчан. Свободные мужчины, женщины, даже рабыни, которых еще не загнали на ночь в клетки. И Ремешок здесь, и Турнепс, и Верров Хвост, и Редис. Медине хотелось, чтобы они видели, что происходит Из детей — никого. Впереди, левой рукой опираясь на палку, правой держа привязанную к моей шее веревку, стоит Брен Лурт. Рядом — восемь его прихлебателей, тоже с палками. Вокруг — селяне и рабыни. Взгляды прикованы к входу в хижину Турнуса. Вот появилась Медина, начала спускаться по лесенке. Хижина Турнуса — почти в центре поселка, у пятачка. В прохладном ночном воздухе плыл запах слинов. Зябко.
Моя спина и ноги сплошь покрыты рубцами от ударов веревкой. Ноет низ живота.
Стоя у подножия лестницы, Мелина тоже повернулась к двери.
Брен Лурт, гордый, сильный, с видом триумфатора сжимает в руке привязанную к шее распростертой у его ног женщины веревку. В другой руке — палка футов шесть длиной, два-три дюйма толщиной. «Я буду первым в Табучьем Броде», — сказал он мне однажды. И еще: «Когда я стану первым, Мелина отдаст мне тебя».
— Выходи, Турнус, — позвала, стоя у лестницы, Мелина. Дверной проем темен и пуст.
Толпа не сводила с него глаз.
Турнус не появлялся.
Тишина. Лишь факелы чуть потрескивают. Я лежу на земле. Руки за спиной схвачены веревкой.
Откуда-то из-за хижин, со стороны клеток, доносится визг слинов.
И вот толпа затаила дыхание. В дверях хижины стоял Турнус.
— Здравствуй, Турнус! — приветствовал его Брен Лурт.
— Здравствуй, Брен Лурт, — отозвался Турнус.
Обутая в тяжелую сандалию нога Брена Лурта ткнулась мне в живот. Я вскрикнула от боли.
— На колени, рабыня! — приказал Брен Лурт.
Кое-как поднявшись, я встала на колени. Намотав на руку провисшую веревку, он подтянул мою голову к своему бедру. В глазах у меня помутилось и просветлело опять. Стоя на верхней ^ступени, на меня внимательно смотрел Турнус.
Молодежь Табучьего Брода на славу позабавилась с земной девушкой, что некогда звалась Джуди Торнтон, — ныне бесправной рабыней Гора по имени Дина.
Под взглядом хозяина я понурилась. Но быть столь почтительной мне не позволили. Зажатая в кулаке Брена Лурта веревка натянулась, слева впился в подбородок узел, я подняла голову.
Я должна предстать перед Турнусом во всей красе.
— У меня есть кое-что для тебя, — сообщил Турнусу Брен Лурт.
— Вижу, — проронил Турнус.
— Горячая бабенка, — продолжал Брен Лурт, — очень аппетитная.
— Это мне известно, — проговорил Турнус.
— Теперь она на коленях у моих ног.
— Вижу, Брен Лурт, — сказал Турнус.
Мгновенно отбросив веревку, Брен Лурт ударом ноги отшвырнул меня в сторону. Я растянулась в пыли, повернулась на бок, чтобы ничего не пропустить.
Брен Лурт стоял, сжимая палку обеими руками: правой посередине, левой — дюймов на восемнадцать ниже. Но Турнус не двигался.
В толпе никто не шелохнулся. Чуть слышно потрескивали факелы.
На какое-то мгновение Брен Лурт, казалось, растерялся. Замешкался, переводя взгляд с одного своего приятеля на другого.
Потом снова повернулся к Турнусу — а тот, не говоря ни слова, стоял на верхней ступеньке лестницы, у входа в хижину, футов на шесть-семь возвышаясь над толпой.
— Я надругался над твоей рабыней, — сказал Брен Лурт.
— Рабыни для того и предназначены, — ответил Турнус.
— Мы с ней хорошо позабавились! — Брен Лурт начинал злиться.
— Получили удовольствие? — осведомился Турнус.
— Да! — Готовый к схватке, Брен Лурт все тверже сжимал тяжелую палку.
— Значит, — заключил Турнус, — пороть или убивать ее не придется.
Брен Лурт выглядел озадаченным.
— Тебе, Брен Лурт, безусловно, известно, — заговорил Турнус, — что долг рабыни — всеми силами угождать мужчинам. В противном случае ее ждет суровое наказание, вплоть до пыток и смерти, если хозяину так угодно.
— Мы взяли ее без твоего разрешения, — напомнил Брен Лурт.
— Вот в этом, — проговорил Турнус, — ты нарушил закон.
— Для меня это не имеет значения! — заявил Брен Лурт.
— Ни плуг, ни боек, ни рабыня, — процитировал Турнус, — не могут быть взяты без соизволения хозяина.
— Мне нет до этого дела!
— Скажи, Брен Лурт, что отличает человека от слина или ларла?
— Не знаю!
— Закон! — отчеканил Турнус.
— Все эти законы — всего лишь пустой звук, мальчишкам головы забивать!
— Закон — это стена.
— Не понимаю, — смешался Брен Лурт.
— Человека от слина и ларла отличает закон. Вот что их разделяет. Закон — это стена между ними.
— Не понимаю, — повторил Брен Лурт.
— И эта стена больше не защищает тебя, Брен Лурт!
— Турнус из Табучьего Брода, ты угрожаешь мне?
— Ты поставил себя вне закона.
— Я не боюсь тебя! — вскричал Брен Лурт.
— Спроси ты моего разрешения, Брен Лурт, — Турнус кивком указал на меня, — я бы с радостью, без лишних раздумий на время наделил бы тебя над ней полной властью.
С веревкой на шее, со связанными за спиной руками я лежала в пыли и смотрела во все глаза. Турнус не лукавил. Без сомнения, он отдал бы меня взаймы Брену Лурту, и мне пришлось бы служить ему, как хозяину.
— Но ты не спросил моего разрешения.
— Нет! — в бешенстве ответил Брен Лурт. — Не спросил!
— И ты, и другие поступали так и прежде, но никогда не злоупотребляли и дурных намерений не вынашивали.
Все верно. Время от времени деревенские парни ловят нас, рабынь Турнуса или чьих-то еще, связывают и насилуют прямо в поле — ну, побуянят юные лоботрясы, покуражатся над рабынями. Они же не со зла! Горячие головы, молодая кровь играет, силы хоть отбавляй — ну, побалуются с облаченными в коротенькие туники клеймеными девками с веревками на шее — только и всего. А чего же еще ждать рабыне? Некоторым хозяевам даже нравится, что их рабынь время от времени насилуют — пусть не забывают, кто они. Ничего в этом необычного нет. В деревнях все воспринимают это как нечто само собой разумеющееся и просто не обращают внимания — все, кроме рабынь.. Но это же рабыни! В общем-то это даже на пользу: умиротворяет молодежь, а то ведь иначе их естественная агрессивность может направиться в другое русло, обернуться разрушением. К тому же это помогает юноше почувствовать себя настоящим мужчиной. «Если она тебе нравится, догони и возьми ее, сынок», — такой отеческий совет нередко можно услышать от селян. При мне такое произносилось дважды, хотя меня лично и не касалось. Один нетерпеливый юнец однажды поймал Верров Хвост в ручье и, опрокинув на спину, изнасиловал, как она ни сопротивлялась. Другой молодой сластолюбец как-то зажал Редис у клеток слинов и заставил ублажать себя. Каждый из них добивался своего по-разному. При их приближении я испуганно пряталась. Я знала: теперь они мужчины, а я всего лишь рабыня. Но эти двое в когорту Брена Лурта не входили. То, что сделали сегодня со мной, — совсем другое дело. Это проступок серьезный, преднамеренный. Не какое-нибудь там привычное, заурядное проявление юношеской агрессии, которым нас, рабынь, не удивишь.
— Я был терпелив, Брен Лурт, — сказал Турнус.
— Мы благодарны тебе за долготерпение. — Брен Лурт, ухмыляясь, обвел глазами своих товарищей. Поставил палку утолщенным концом на землю.
Да, пожалуй, без вмешательства закона тут не обойтись. То, что совершил Брен Лурт с товарищами, явно выходит за рамки обыденного. Это уже не невинные шалости, на которые, согласно неписаным законам крестьянской общины, смотрят сквозь пальцы. Как правило, в жизни селян законы присутствуют как бы незримо. Не для того они существуют, чтобы регулировать ход повседневной жизни, а для того, чтобы на них можно было опереться в случае необходимости. Когда изнасиловали Верров Хвост и Редис, никому и в голову не пришло рассматривать это как нарушение закона, хотя разрешения от Турнуса ни один из насильников не получал. Согласно сельским обычаям, такие выходки не возбраняются, ведь имущество не «взято» у владельца, а лишь позаимствовано ненадолго, так, просто полакомиться. Никто и в мыслях не имел нанести хозяину оскорбление. Согласно закону, «взять» чужое имущество — не обязательно значит украсть, хотя понятие «украсть» входит в понятие «взять». «Взять» — значит, заведомо нарушить волю хозяина, ущемить его права, и даже более того — задеть его честь. Содеянное Бреном Луртом именно это и имело своей целью. Как и все гориане, крестьяне Гора невероятно дорожат своей честью. Брен Лурт прекрасно знал, что делает.
— Я готов проявить к тебе милосердие, Брен Лурт, — глядя в мою сторону, объявил Турнус. — Ты можешь сейчас испросить моего разрешения на то, что ты сделал с этой рабыней.
— Но я не прошу твоего разрешения, — не поддавался Брен Лурт.
— В таком случае придется созвать совет. Пусть решает, как поступить с тобой.
Откинув голову, Брен Лурт рассмеялся. Захохотали и его товарищи.
— Что ты смеешься, Брен Лурт?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71