гроб был пуст, и тело рифмача исчезло.
Кто– то додумался было спросить у бабки Нисы, что здесь к чему, но травницы дома не оказалось. Не появилась она и после, и пустая хибара ее долго еще стояла на берегу реки, пока со временем не развалилась совсем.
А дня через два к деревне вышел худой, изможденный мальчонка лет пяти-шести. Он шел медленно, зябко кутаясь в драный овчиный кожух с чужого плеча, доходивший ему до колен. Редкие поселяне торопливо крестились при встрече с ним, и после долго смотрели вслед, а Вацлав, который вышел на порог поглядеть, что там за шум, завидев его, хлопнулся в обморок.
Парнишка молча прошел мимо длинного ряда домов и остановился у крайней слева избы. Постоял у дверей, словно бы что-то вспоминая, затем поднял руку и робко постучался.
– Мама, – позвал он, – открой…
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ 5
Солнце подбиралось к зениту. Становилось жарко. В округе было тихо, лишь кузнечики в траве старались, стрекотали вовсю, да высоко в небе переливчато и звонко пел жаворонок. Медведь шумно вздохнул и повалился на бок.
«Неплохо бы перебраться в тень. Или уйти к реке.»
Травник полез в мешок, вытащил оттуда пузатый овальный бочонок и выдернул пробку.
– У меня с собой есть вода.
Зверь долго и жадно лакал, неуклюже ворочая лапой бочонок. На потемневших дубовых клепках засветлели глубокие царапины. Травник к воде не притронулся, лишь подождал, пока медведь не напился, и спрятал бочонок обратно в котомку.
«А– ах… -зверь снова уселся на зеленый ковер. – Что ж, хорошо. Значит, с Волком ты уже знаком.»
– Знаком. И я…
«От мести к интересу через безразличие и страх, – не слушая его, меж тем проговорил медведь. – Ах-р… утраченная вера… Ты рисковал, спасая этих… кузнеца и этого словесника с шерстью на морде. Это самое у вас и зовется дружбой? Ах-р… занятно…»
– Не знаю, – Жуга пожал плечами и задумался. Потеребил подвески на браслете. – Я, конечно, рисковал… Но они ведь рисковали больше!
«Что я еще забыл?»
– Любовь? – предположил Жуга. Медведь презрительно фыркнул.
«Никогда не мог в вас этого понять. Навыдумывали слов – дружба, любовь… Ах-р!!! какая чепуха! Да ты, наверное, их и сам не понимаешь. Все эти ваши „чувства“– только пыль, которую уносит ветер.»
– Может быть, ты прав, – ответил странник.
И помолчав, добавил:
– А может быть, и нет.
БАШНЯ ВЕТРОВ
Выстрела в спину не ожидает никто, и когда хрустальный шар в лавке волшебника Веридиса взорвался с адским грохотом, помочь уже ничем было нельзя. Растревоженные жители соседних домов высыпали на улицу. В окнах особняка показалось пламя, кто-то побежал за водой. Наконец сломали дверь, и в дальней комнате, уже охваченной огнем, отыскали двоих.
Ученик колдуна еще дышал. Сам же волшебник был мертв. На лице его, истерзанном осколками хрусталя, застыло удивление.
* * *
Хмурым зимним утром свинцовые волны Галленской бухты вспенили весла, и в гавань вошел корабль. То был драккар – развалистая низкобортная ладья викингов. Нос корабля был чист, резная драконья голова – обычный талисман морских разбойников в бою или дальнем походе, была снята. Корабль шел торговать.
Часы на башне пробили полдень, когда груженая товаром ладья норвегов вдруг вспыхнула синим пламенем, словно охапка соломы, и в считанные минуты сгорела дотла прямо у причала, не успев даже толком ошвартоваться. Обугленный ее остов поглотила вода. Из мореходов не спасся почти никто.
Хрустальный шар это видел.
Днем позже разыгралась буря. Холодный ветер разметал забытый костер цыган-степняков, чья потрепанная кибитка притулилась у дороги, раздул тлеющие угли и швырнул их под колеса. Минуту спустя огонь охватил повозку.
Хрустальный шар и это видел.
А вечером на городском рынке какой-то бродяга на спор ходил по углям. Ближе к ночи вор срезал у него кошель.
И это хрустальный шар тоже видел.
* * *
Викинг Яльмар Эльдьяурсон – двести фунтов крепких мышц и косая сажень в плечах – с грохотом поставил на стол пустую кружку и вытер губы рукавом.
– Эй, хозяин! – крикнул он. – Неси еще!
Пиво принесли. Яльмар сгреб рукою кружку и залпом отхлебнул чуть ли не половину. Хозяин таверны почему-то не спешил уходить, хотя и стоял молча. Норвег повернул голову.
– Чего тебе?
– Гони деньги, варяг, – толстяк нервно потеребил нож на поясе. – Ты заплатил только за четыре пива.
Яльмар нахмурился. В другое время кабатчик мог бы нарваться на неприятности, но не сейчас. Портовая крыса… Викинг покосился на груду пустых кружек, сдвинутых на край стола, нашарил в кошеле какую-то монету и бросил ее на стол. Монета оказалась серебряной. Хозяин сгреб ее и удалился, что-то бурча про себя. Яльмар хлебнул еще, поморщился и хмурым взглядом обвел задымленное помещение.
Миновал полдень. Впрочем, догадаться об этом смог бы далеко не каждый – маленькое, затянутое бычьим пузырем оконце почти не пропускало серый свет зимнего дня; лишь колокол на башне с часами возвестил о его наступлении двенадцатью гулкими ударами, да и те потонули в грохоте прибоя – на море сегодня было неспокойно.
Три фонаря под потолком еле разгоняли мрак по углам. Четвертый не горел. Было холодно. Натужный треск поленьев навевал входящему мысли о тепле и уюте, но один лишь взгляд на камин пускал их по ветру – плясавший там робкий огонек, казалось, сам себя не мог согреть. Таверна в Галленском порту – ободранная двухэтажная домина с огромным красным флюгером вместо вывески в этот неурочный час отнюдь не страдала от наплыва посетителей. Она и вовсе пустовала бы, не появись этим утром на рейде два торговых когга с юга. К вечеру полутемное, заставленное низкими липкими столами помещение заполняли все, кому не лень – матросы, рыбаки, торговцы, портовые пьяницы, игроки, наемники и жулики всех мастей – двери были открыты для всех и каждого, – но сейчас лишь дюжина матросов заявилась промочить глотки. Ближе к огню шла игра – там бросали кости, спорили и безбожно ругались. Четверо местных рыбаков за столиком в углу обсуждали какие-то свои дела. Изредка кто-нибудь косился на викинга и тут же поспешно отводил взгляд: Яльмар опрокидывал кружку за кружкой, молча напиваясь в угрюмом одиночестве, и в компании, похоже, не нуждался.
Дверь скрипнула, отворяясь, и с шумом захлопнулась. В таверне заоглядывались.
Вошедший не был моряком. Не был он и горожанином – худой, нескладный парень лет двадцати, безусый и безбородый; он вошел, неуверенно озираясь, и, завидев камин, направился к нему.
Погода, похоже, и не думала исправляться. И обувь и одежда у странника промокли насквозь. Спутанные рыжие волосы свисали липкими сосульками. Шляпы он не носил; старый нагольный тулуп, холщовая рубашка, штаны да пара башмаков составляли все его имущество. Он постоял у огня, грея озябшие руки, затем стянул набухший водою полушубок и уселся на скамейку поближе к очагу с явным намерением обсушиться.
Хозяин таверны смерил незнакомца презрительным взглядом – беднота! – и вразвалочку подошел к нему.
– Чего надо? – с кривой ухмылкой спросил он, уперев кулаки в стол.
Пришелец медленно повернул голову. Взгляд его пронзительно-синих глаз был холоден и равнодушен.
– А что предложишь? – в тон вопросу прозвучал ответ.
Кабатчик плюнул в огонь.
– Рыба, пунш, солонина и пиво. Если не нравится – можешь убираться ко всем чертям. Если есть, чем платить, – сиди. Ну?
– Рыбу, – помедлив, сказал тот. – И хлеба.
– Две менки.
Парень разжал ладонь. Две мелкие монетки легли на неровные доски столешницы. Хозяин сгреб их волосатой рукой и замешкался на миг, взглядом зацепив диковинный браслет у того на запястье – вещица была грубоватой работы, но черный камень, оправленный в тусклый зеленоватый металл, невольно завораживал глаз затейливой игрою красных сполохов. Ничего не сказав, кабатчик угрюмо кивнул и скрылся за кухонной занавеской, где шкворчало и шипело, и откуда в таверну ползли облака маслянистого чада. Вскоре он вернулся, неся обгрызенную деревянную миску с золотистым рыбьим боком и сухую лепешку.
– На.
Парень кивнул и, отломив от лепешки изрядный кусок, принялся за еду.
– Хей, приятель!
Странник повернулся на голос. Два матроса, уже изрядно поднабравшиеся, устраивались на скамье напротив.
– Ты откуда такой рыжий? Нездешний, да?
Тот молча проглотил кусок и отломил другой. Приятели переглянулись.
– Хей, тебя не учили здороваться?
Парень поднял взгляд.
– А тебя?
За соседним столом послышались смешки. Один из матросов – тот, что пониже, – побагровел и сжал кулаки.
– Ну, ты…
– Погоди! – осадил его второй – долговязый малый с серьгой в левом ухе и синеватой наколкой на левой руке. Ощерился щербатой ухмылкой и вынул из кармана игральный роговой стаканчик. Подбросил на ладони кости.
– Сыграем, рыжий?
Тот покачал головой.
– Я не играю.
– Что ж так? Не умеешь?
– Не хочу.
– Ну, один-то разок можно. Уважь старика, – он выложил на стол монетку. – По маленькой, а?
– У меня нет денег.
– Нну-у? – физиономия моряка вытянулась в притворном изумлении. Вокруг снова заусмехались – теперь уже вся таверна с интересом ожидала, чем все это кончится. – Нет денег, говоришь? Ай-яй-яй… А ты браслет свой поставь! С камушком который…
Парнишка вздрогнул и снова помотал головой:
– Нет.
– Да брось ты ломаться! – разгоряченный выпивкой моряк все больше раздражался. Кости брякнули в стаканчике раз, другой, и выкатились на стол. Все невольно подались вперед. – Ого! – радостно вскричал долговязый. – Парень, да тебе везет: гляди – пять и четыре! Готов спорить, что ты выбросишь больше… A может, хочешь первым бросать? так давай. Держи.
– Я же сказал – я не играю.
– А я говорю: будем играть! – Кулак моряка обрушился на стол. Хлеб и рыба полетели на пол. – Тряси!!!
Повисла гнетущая тишина. Странник посмотрел в налитые кровью глаза моряка, вытер руки о рубаху и молча взял стаканчик. Также молча сгреб в него кости, встряхнул и выбросил их на стол.
Все замерли, ошеломленные результатом. Приятели переглянулись – разметка исчезла! Все шесть граней каждого кубика были девственно чисты, словно только что вышли из-под ножа костореза. Народ задвигался, медленно расступаясь. Кто-то присвистнул.
Пришелец поднял взгляд. Тонкие губы тронула улыбка.
– Выброси больше, если сможешь.
Долговязый матрос поднялся.
– Ах вот ты как… – Он заглянул в стаканчик и даже потряс его для проверки. – Схитрил, стало быть. Ну, этим нас не удивишь. Отдавай кости!
Тот пожал плечами и кивнул на стол:
– Забирай.
Верзила потянулся к ним и вскрикнул, отшатнувшись: кости вспыхнули ярким пламенем, а через мгновение занялся и стакан. Теперь уже все матросы вскочили, бранясь и опрокидывая лавки. Заблестели ножи.
– А вот это ты, парень, зря, – ухмыльнулся моряк с серьгой. – С колдунами мы знаешь чего делаем? А ну, ребята, бей его! – Он повернулся, успев уловить краем глаза какое-то движение, и рухнул на пол, сбитый с ног ударом кулака.
В воздухе мелькнул тяжелый боевой топор и с грохотом обрушился на стол. Кости полетели на пол, дымя и разбрасывая искры, щербатая доска столешницы треснула вдоль по всей длине. Вмиг протрезвевшая толпа шарахнулась назад.
Викинг медленно огляделся по сторонам в наступившей тишине. Глаза его горели холодным бешенством.
– Собаки! – рявкнул он. – Отродье Етунов! Вы только и можете, что кидаться всем скопом на одного! – Он плюнул презрительно и выхватил из-за голенища нож. – Ну, подходите, раз такие храбрые. Ха! Клянусь Одином, мне даже не понадобится мой топор, чтобы вас проучить! Ну?!
Долговязый поднялся, сплевывая кровь и выбитые зубы.
– Мы еще встретимся, чертов колдун! – мрачно пообещал он и вышел из таверны, хлопнув дверью. Двое его дружков переглянулись и поспешно направились следом. Толпа, ворча и огрызаясь, медленно расползалась по углам.
– Вот так-то лучше… – Норвег ухмыльнулся, коротким движением выдернул топор и сунул его за пояс. Посмотрел на рыжего паренька – тот все еще стоял у стены, сжимая в руке нож. Яльмар огляделся, пододвинул к столу скамейку и сел.
– Хозяин! Пива! – крикнул он и, подумав, добавил: – Кувшин!
* * *
– Можешь звать меня Яльмаром, – объявил викинг своему новому знакомому, разливая пиво по кружкам. – Яльмар Эльдьяурсон, хотя это и слишком длинно. Друзья зовут меня Олав, враги – Олав Страшный. Выбирай что хочешь, мне все равно, – он глотнул из кружки, громко рыгнул и поморщился. – Что скажешь о себе?
Паренек помолчал, прошелся пятерней по волосам, молча разглядывая своего собеседника.
Викингу было лет тридцать. Сам по себе высокий и плечистый, он казался еще шире, одетый в потертые кожаные штаны и черную мохнатую куртку. Руки бугрились мускулами. Длинные светлые волосы схватывал ремешок. Густая щетина грозила в скором времени стать бородой. На его загорелом, обветренном лице поблескивали голубые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Кто– то додумался было спросить у бабки Нисы, что здесь к чему, но травницы дома не оказалось. Не появилась она и после, и пустая хибара ее долго еще стояла на берегу реки, пока со временем не развалилась совсем.
А дня через два к деревне вышел худой, изможденный мальчонка лет пяти-шести. Он шел медленно, зябко кутаясь в драный овчиный кожух с чужого плеча, доходивший ему до колен. Редкие поселяне торопливо крестились при встрече с ним, и после долго смотрели вслед, а Вацлав, который вышел на порог поглядеть, что там за шум, завидев его, хлопнулся в обморок.
Парнишка молча прошел мимо длинного ряда домов и остановился у крайней слева избы. Постоял у дверей, словно бы что-то вспоминая, затем поднял руку и робко постучался.
– Мама, – позвал он, – открой…
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ 5
Солнце подбиралось к зениту. Становилось жарко. В округе было тихо, лишь кузнечики в траве старались, стрекотали вовсю, да высоко в небе переливчато и звонко пел жаворонок. Медведь шумно вздохнул и повалился на бок.
«Неплохо бы перебраться в тень. Или уйти к реке.»
Травник полез в мешок, вытащил оттуда пузатый овальный бочонок и выдернул пробку.
– У меня с собой есть вода.
Зверь долго и жадно лакал, неуклюже ворочая лапой бочонок. На потемневших дубовых клепках засветлели глубокие царапины. Травник к воде не притронулся, лишь подождал, пока медведь не напился, и спрятал бочонок обратно в котомку.
«А– ах… -зверь снова уселся на зеленый ковер. – Что ж, хорошо. Значит, с Волком ты уже знаком.»
– Знаком. И я…
«От мести к интересу через безразличие и страх, – не слушая его, меж тем проговорил медведь. – Ах-р… утраченная вера… Ты рисковал, спасая этих… кузнеца и этого словесника с шерстью на морде. Это самое у вас и зовется дружбой? Ах-р… занятно…»
– Не знаю, – Жуга пожал плечами и задумался. Потеребил подвески на браслете. – Я, конечно, рисковал… Но они ведь рисковали больше!
«Что я еще забыл?»
– Любовь? – предположил Жуга. Медведь презрительно фыркнул.
«Никогда не мог в вас этого понять. Навыдумывали слов – дружба, любовь… Ах-р!!! какая чепуха! Да ты, наверное, их и сам не понимаешь. Все эти ваши „чувства“– только пыль, которую уносит ветер.»
– Может быть, ты прав, – ответил странник.
И помолчав, добавил:
– А может быть, и нет.
БАШНЯ ВЕТРОВ
Выстрела в спину не ожидает никто, и когда хрустальный шар в лавке волшебника Веридиса взорвался с адским грохотом, помочь уже ничем было нельзя. Растревоженные жители соседних домов высыпали на улицу. В окнах особняка показалось пламя, кто-то побежал за водой. Наконец сломали дверь, и в дальней комнате, уже охваченной огнем, отыскали двоих.
Ученик колдуна еще дышал. Сам же волшебник был мертв. На лице его, истерзанном осколками хрусталя, застыло удивление.
* * *
Хмурым зимним утром свинцовые волны Галленской бухты вспенили весла, и в гавань вошел корабль. То был драккар – развалистая низкобортная ладья викингов. Нос корабля был чист, резная драконья голова – обычный талисман морских разбойников в бою или дальнем походе, была снята. Корабль шел торговать.
Часы на башне пробили полдень, когда груженая товаром ладья норвегов вдруг вспыхнула синим пламенем, словно охапка соломы, и в считанные минуты сгорела дотла прямо у причала, не успев даже толком ошвартоваться. Обугленный ее остов поглотила вода. Из мореходов не спасся почти никто.
Хрустальный шар это видел.
Днем позже разыгралась буря. Холодный ветер разметал забытый костер цыган-степняков, чья потрепанная кибитка притулилась у дороги, раздул тлеющие угли и швырнул их под колеса. Минуту спустя огонь охватил повозку.
Хрустальный шар и это видел.
А вечером на городском рынке какой-то бродяга на спор ходил по углям. Ближе к ночи вор срезал у него кошель.
И это хрустальный шар тоже видел.
* * *
Викинг Яльмар Эльдьяурсон – двести фунтов крепких мышц и косая сажень в плечах – с грохотом поставил на стол пустую кружку и вытер губы рукавом.
– Эй, хозяин! – крикнул он. – Неси еще!
Пиво принесли. Яльмар сгреб рукою кружку и залпом отхлебнул чуть ли не половину. Хозяин таверны почему-то не спешил уходить, хотя и стоял молча. Норвег повернул голову.
– Чего тебе?
– Гони деньги, варяг, – толстяк нервно потеребил нож на поясе. – Ты заплатил только за четыре пива.
Яльмар нахмурился. В другое время кабатчик мог бы нарваться на неприятности, но не сейчас. Портовая крыса… Викинг покосился на груду пустых кружек, сдвинутых на край стола, нашарил в кошеле какую-то монету и бросил ее на стол. Монета оказалась серебряной. Хозяин сгреб ее и удалился, что-то бурча про себя. Яльмар хлебнул еще, поморщился и хмурым взглядом обвел задымленное помещение.
Миновал полдень. Впрочем, догадаться об этом смог бы далеко не каждый – маленькое, затянутое бычьим пузырем оконце почти не пропускало серый свет зимнего дня; лишь колокол на башне с часами возвестил о его наступлении двенадцатью гулкими ударами, да и те потонули в грохоте прибоя – на море сегодня было неспокойно.
Три фонаря под потолком еле разгоняли мрак по углам. Четвертый не горел. Было холодно. Натужный треск поленьев навевал входящему мысли о тепле и уюте, но один лишь взгляд на камин пускал их по ветру – плясавший там робкий огонек, казалось, сам себя не мог согреть. Таверна в Галленском порту – ободранная двухэтажная домина с огромным красным флюгером вместо вывески в этот неурочный час отнюдь не страдала от наплыва посетителей. Она и вовсе пустовала бы, не появись этим утром на рейде два торговых когга с юга. К вечеру полутемное, заставленное низкими липкими столами помещение заполняли все, кому не лень – матросы, рыбаки, торговцы, портовые пьяницы, игроки, наемники и жулики всех мастей – двери были открыты для всех и каждого, – но сейчас лишь дюжина матросов заявилась промочить глотки. Ближе к огню шла игра – там бросали кости, спорили и безбожно ругались. Четверо местных рыбаков за столиком в углу обсуждали какие-то свои дела. Изредка кто-нибудь косился на викинга и тут же поспешно отводил взгляд: Яльмар опрокидывал кружку за кружкой, молча напиваясь в угрюмом одиночестве, и в компании, похоже, не нуждался.
Дверь скрипнула, отворяясь, и с шумом захлопнулась. В таверне заоглядывались.
Вошедший не был моряком. Не был он и горожанином – худой, нескладный парень лет двадцати, безусый и безбородый; он вошел, неуверенно озираясь, и, завидев камин, направился к нему.
Погода, похоже, и не думала исправляться. И обувь и одежда у странника промокли насквозь. Спутанные рыжие волосы свисали липкими сосульками. Шляпы он не носил; старый нагольный тулуп, холщовая рубашка, штаны да пара башмаков составляли все его имущество. Он постоял у огня, грея озябшие руки, затем стянул набухший водою полушубок и уселся на скамейку поближе к очагу с явным намерением обсушиться.
Хозяин таверны смерил незнакомца презрительным взглядом – беднота! – и вразвалочку подошел к нему.
– Чего надо? – с кривой ухмылкой спросил он, уперев кулаки в стол.
Пришелец медленно повернул голову. Взгляд его пронзительно-синих глаз был холоден и равнодушен.
– А что предложишь? – в тон вопросу прозвучал ответ.
Кабатчик плюнул в огонь.
– Рыба, пунш, солонина и пиво. Если не нравится – можешь убираться ко всем чертям. Если есть, чем платить, – сиди. Ну?
– Рыбу, – помедлив, сказал тот. – И хлеба.
– Две менки.
Парень разжал ладонь. Две мелкие монетки легли на неровные доски столешницы. Хозяин сгреб их волосатой рукой и замешкался на миг, взглядом зацепив диковинный браслет у того на запястье – вещица была грубоватой работы, но черный камень, оправленный в тусклый зеленоватый металл, невольно завораживал глаз затейливой игрою красных сполохов. Ничего не сказав, кабатчик угрюмо кивнул и скрылся за кухонной занавеской, где шкворчало и шипело, и откуда в таверну ползли облака маслянистого чада. Вскоре он вернулся, неся обгрызенную деревянную миску с золотистым рыбьим боком и сухую лепешку.
– На.
Парень кивнул и, отломив от лепешки изрядный кусок, принялся за еду.
– Хей, приятель!
Странник повернулся на голос. Два матроса, уже изрядно поднабравшиеся, устраивались на скамье напротив.
– Ты откуда такой рыжий? Нездешний, да?
Тот молча проглотил кусок и отломил другой. Приятели переглянулись.
– Хей, тебя не учили здороваться?
Парень поднял взгляд.
– А тебя?
За соседним столом послышались смешки. Один из матросов – тот, что пониже, – побагровел и сжал кулаки.
– Ну, ты…
– Погоди! – осадил его второй – долговязый малый с серьгой в левом ухе и синеватой наколкой на левой руке. Ощерился щербатой ухмылкой и вынул из кармана игральный роговой стаканчик. Подбросил на ладони кости.
– Сыграем, рыжий?
Тот покачал головой.
– Я не играю.
– Что ж так? Не умеешь?
– Не хочу.
– Ну, один-то разок можно. Уважь старика, – он выложил на стол монетку. – По маленькой, а?
– У меня нет денег.
– Нну-у? – физиономия моряка вытянулась в притворном изумлении. Вокруг снова заусмехались – теперь уже вся таверна с интересом ожидала, чем все это кончится. – Нет денег, говоришь? Ай-яй-яй… А ты браслет свой поставь! С камушком который…
Парнишка вздрогнул и снова помотал головой:
– Нет.
– Да брось ты ломаться! – разгоряченный выпивкой моряк все больше раздражался. Кости брякнули в стаканчике раз, другой, и выкатились на стол. Все невольно подались вперед. – Ого! – радостно вскричал долговязый. – Парень, да тебе везет: гляди – пять и четыре! Готов спорить, что ты выбросишь больше… A может, хочешь первым бросать? так давай. Держи.
– Я же сказал – я не играю.
– А я говорю: будем играть! – Кулак моряка обрушился на стол. Хлеб и рыба полетели на пол. – Тряси!!!
Повисла гнетущая тишина. Странник посмотрел в налитые кровью глаза моряка, вытер руки о рубаху и молча взял стаканчик. Также молча сгреб в него кости, встряхнул и выбросил их на стол.
Все замерли, ошеломленные результатом. Приятели переглянулись – разметка исчезла! Все шесть граней каждого кубика были девственно чисты, словно только что вышли из-под ножа костореза. Народ задвигался, медленно расступаясь. Кто-то присвистнул.
Пришелец поднял взгляд. Тонкие губы тронула улыбка.
– Выброси больше, если сможешь.
Долговязый матрос поднялся.
– Ах вот ты как… – Он заглянул в стаканчик и даже потряс его для проверки. – Схитрил, стало быть. Ну, этим нас не удивишь. Отдавай кости!
Тот пожал плечами и кивнул на стол:
– Забирай.
Верзила потянулся к ним и вскрикнул, отшатнувшись: кости вспыхнули ярким пламенем, а через мгновение занялся и стакан. Теперь уже все матросы вскочили, бранясь и опрокидывая лавки. Заблестели ножи.
– А вот это ты, парень, зря, – ухмыльнулся моряк с серьгой. – С колдунами мы знаешь чего делаем? А ну, ребята, бей его! – Он повернулся, успев уловить краем глаза какое-то движение, и рухнул на пол, сбитый с ног ударом кулака.
В воздухе мелькнул тяжелый боевой топор и с грохотом обрушился на стол. Кости полетели на пол, дымя и разбрасывая искры, щербатая доска столешницы треснула вдоль по всей длине. Вмиг протрезвевшая толпа шарахнулась назад.
Викинг медленно огляделся по сторонам в наступившей тишине. Глаза его горели холодным бешенством.
– Собаки! – рявкнул он. – Отродье Етунов! Вы только и можете, что кидаться всем скопом на одного! – Он плюнул презрительно и выхватил из-за голенища нож. – Ну, подходите, раз такие храбрые. Ха! Клянусь Одином, мне даже не понадобится мой топор, чтобы вас проучить! Ну?!
Долговязый поднялся, сплевывая кровь и выбитые зубы.
– Мы еще встретимся, чертов колдун! – мрачно пообещал он и вышел из таверны, хлопнув дверью. Двое его дружков переглянулись и поспешно направились следом. Толпа, ворча и огрызаясь, медленно расползалась по углам.
– Вот так-то лучше… – Норвег ухмыльнулся, коротким движением выдернул топор и сунул его за пояс. Посмотрел на рыжего паренька – тот все еще стоял у стены, сжимая в руке нож. Яльмар огляделся, пододвинул к столу скамейку и сел.
– Хозяин! Пива! – крикнул он и, подумав, добавил: – Кувшин!
* * *
– Можешь звать меня Яльмаром, – объявил викинг своему новому знакомому, разливая пиво по кружкам. – Яльмар Эльдьяурсон, хотя это и слишком длинно. Друзья зовут меня Олав, враги – Олав Страшный. Выбирай что хочешь, мне все равно, – он глотнул из кружки, громко рыгнул и поморщился. – Что скажешь о себе?
Паренек помолчал, прошелся пятерней по волосам, молча разглядывая своего собеседника.
Викингу было лет тридцать. Сам по себе высокий и плечистый, он казался еще шире, одетый в потертые кожаные штаны и черную мохнатую куртку. Руки бугрились мускулами. Длинные светлые волосы схватывал ремешок. Густая щетина грозила в скором времени стать бородой. На его загорелом, обветренном лице поблескивали голубые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86