Жуга молчал, стиснув зубы и закрыв глаза, пот градом катился по его лицу, тут же высыхая на ветру, и Зерги вдруг поняла.
Это был вызов.
Где– то там, на дальних берегах, в пустотах старых гор, в пучине океана, в дремучей чаще леса открывали глаза спящие твари -призраки былого. Поднимались и неслись стремглав, расправляя крыла, спешили вновь на бой, чуя издали древнюю кровь…
Все континенты могут лежать на дне, но древняя ярость от того не уменьшится. Не враги, так призраки врагов придут на битву. Зерги теперь понимала, что чувствует Жуга – колдун ведь тоже был один в той битве. Кто знает, кому перешел дорогу падший чародей? в чьи дела вмешался? людей ли, богов? Да и так ли уж это было важно? Он потерял все разом – жизнь, жену и нерожденного сына, так о каком же покое могла после этого идти речь? И он вернулся.
Искорки огня, вспомнилось вдруг ей, малые крохи силы… Она посмотрела на Жугу и почувствовала, как по спине забегали мурашки. Если они – варяг, цыган и ученица колдуна – лишь искорки в ночи, то кто же он, этот нелепый рыжий странник, вышедший за них на бой?
А в следующий миг пришли Они.
* * *
Нападавшие стали видны внезапно – словно вдруг подняли заслонку, доселе их скрывавшую. Их было много, бесконечно много – самых разных существ. Казалось, сам воздух ощетинился когтями и клыками. Бились крылья, кривились слюнявые пасти. Зерги не знала, куда смотреть, да и не хотелось ей смотреть – ей страшно было смотреть на этот жуткий, нескончаемый поток. Где, когда, зачем и кто их сотворил? Или…
Или они были всегда?
Взор не мог оторваться от этих полчищ: была в их уродстве какая-то чуждая, дикая и ужасная красота – бесконечной ярости и страха, ибо, в конце концов, от чуда до чудовища тоже всего один шаг…
Посох Жуги взметнулся, принимая удар, и первые ряды врагов исчезли, сметенные огненным ветром. «Я – четвертый ветер!»– вспомнились девушке слова рыжего странника, а в следующий миг костер начал угасать. «Огня!»– не оборачиваясь, страшным голосом вскричал Жуга. Яльмар огляделся суматошно, метнулся в угол, схватил в охапку корзину с углем и вывалил в костер почти половину.
Зерги не помнила, сколько времени длился бой, помнила только, как Жуга вдруг пошатнулся, и тварь – маленькая, не больше крысы, но с огромной разверстой пастью – прыгнула ему на спину…
Больше она не думала. Арбалет сам взлетел к ее плечу, стрела настигла бестию в прыжке и унесла прочь, в темноту.
– Не смей! – Жуга обернулся, и встал, отбиваясь, огромный, страшный. – Это… моя… битва! Или хочешь… погибнуть тоже?!
Но было поздно – Яльмар одним большим прыжком достиг южной стены, через которую валом валили все новые и новые монстры, руна грома блеснула на лезвии топора, и в следующий миг викинг с диким криком «Один!!!»врубился в самую гущу врагов, разя направо и налево.
А через миг оглушающе хлопнул бич, сметая тварей с северной стены.
Отступать было поздно: они стали четырьмя.
Порывы западного ветра, крутящийся огненный посох, бросок и отскок, удар за ударом туда, где никто не ждет…
Тяжелый и страшный удар ледяного топора с бескрайних северных равнин, сполохи на лезвии, вечная стылая вьюга-пурга – костенелые пальцы, мороз до костей, до кончиков…
Гибкий перехлест южных ураганов, танец змеи и хлыста, черный завиток хвостатой бури, срывающей крыши с домов и секущий глаза песчаной плетью пустыни…
Восточные грозы, косой завесою летящий ливень белых стрел и молний, что таятся в черном колчане…
Ветер! холодный чистый ветер собирал свою жатву!
Где– то там, внизу, мелькнуло белое пятно поднятого паруса: в портовой гавани корабль снялся с якоря. Ганзейцы уходили в шторм. Жуга усмехнулся. Камень на его браслете пылал. Восьмилучевая звезда -роза ветров; они сами выбрали свою судьбу, сорвав ее с браслета. Этот корабль не утонет, ему суждена другая судьба. Ему долго не увидеть берегов.
Очень долго.
Может быть, даже – вечно.
Жуга крепче сжал свой посох, смерил прищуром глубокие пасти и вновь обернулся к стене.
Они стояли у огня на вершине башни, плечом к плечу, отбивая атаку за атакой.
Четверо.
Вместе.
И почему– то на сердце у них было очень легко.
* * *
В старом доме на улице жестянщиков, в маленькой комнатке под самой крышей проснулся мальчик. Он долго лежал без сна, с замиранием сердца прислушиваясь к грохоту за окном, затем набрался храбрости и выглянул наружу, в любой момент готовый юркнуть обратно в спасительную темноту старого одеяла.
– Мама? – робко позвал он, щурясь на пламя свечи.
Мать – худая темноволосая женщина с серыми глазами, самый ласковый и добрый человек в этом мире, отложила вязанье и, поправив на плечах теплую серую шаль, подошла к его кровати.
– Что, сынок?
– Мне страшно, мама! – пожаловался он. – Что гремит?
Женщина вздохнула.
– Это гроза.
Глаза мальчишки округлились.
– Разве зимой бывает гроза?
– Бывает, – она улыбнулась. – Это зимняя гроза.
– А она нас не убьет?
– Не бойся, – она подоткнула одеяло, наклонилась и поцеловала сына в лоб. – Она нас не достанет. Спи.
Мальчик, успокоенный, откинулся на подушки.
– Только ты посиди со мной… – попросил он. – Ты не уходи.
– Я здесь, – она улыбнулась. – Я рядом.
Он долго лежал без сна, испуганно вздрагивая всякий раз, когда снаружи особенно громко бухало, но вскоре глаза его против воли начали слипаться, он зевнул раз, другой, улыбнулся и вскоре засопел, уснув. Мать еще посидела у кровати, затем осторожно высвободила свою руку из цепких детских пальцев и подошла к окну. Сдвинула занавеску и долго смотрела, как бьют раз за разом в вершину старой башни слепящие стрелы молний – прямо в огонь маяка. Вздохнула, перекрестясь, сняла щипцами нагар со свечи и снова было взялась за рукоделье, но работа не шла.
Она родилась в этом городе и прожила здесь всю жизнь, но никогда не доводилось ей видеть ничего подобного.
Ей было по-настоящему страшно.
И сотни других мужчин и женщин в Галлене вздыхали, молились, ждали и не могли дождаться, когда же, ну когда настанет утро…
* * *
Был день. Настоящий, солнечный и почти безветренный – из тех ласкающих душу дней, что случаются иногда посреди зимы, хотя до весны еще далеко. Жители Галлена открывали окна и двери, недоверчиво косились на небо – но нет, ни единое облачко не нарушало хрупкую чистую синеву до самого солнца, и море искрилось мелкими блестками, сменивши гнев на милость. Волны лениво набегали на берег, вороша песок и гальку, и с тихим шорохом откатывались обратно. Ожил и загомонил сперва робко, а затем – в полную силу притихший в ненастье рыбный рынок, а на берегу уже расправляли свои сети рыбаки, и мало кто заметил исчезновенье двух ганзейских кораблей – ушли, мол, и ушли, и бог с ними.
Обрывистый каменный нос далеко выдавался в море, скрывая и город, и порт, и даже – башню маяка. Голые скалы сменились обширными травянистыми пустошами, кустарником и чахлым редколесьем. На одной такой плоской бесснежной вершине холма сидели двое – рыжий парень в полушубке и с посохом в руках и девушка, одетая в мужские штаны и зеленую куртку. Слышался негромкий разговор.
– Яльмар корабль покупать надумал. Знаешь?
– Знаю, – паренек кивнул рыжей головой, – он мне уже хвастался. Сторговал чуть ли не за полцены какой-то кнорр, или как там его… С собой звал, да я отказался – не по душе мне море. Мне бы лес да горы, а если уж вода – так мне и озера хватит.
– Бр-р… – девчонку передернуло. – Не люблю леса. Все время кажется, будто кто-то за тобой следит из-за деревьев.
– А я наоборот – не понимаю, что ты в море находишь.
– Ты здесь летом не был. Вот где красота-то! Море теплое, ласковое; выйдешь поутру, посмотришь и душа не нарадуется – до чего ж хорошо!
– Может, еще когда побываю, – вздохнул тот и посмотрел на свою собеседницу. – А ты куда теперь? Или в город вернешься?
– Вернусь, – кивнула та.
– А жить где? Хотя, постой… – Паренек нахмурил лоб. – Та лачуга, где мы приютились… Неужто, твой прежний дом? Ну, конечно! – он хлопнул себя по лбу. – А я-то голову ломал, откуда там и дрова, и вода, и одеяла… Ну, останешься ты, а дальше что?
Девушка пожала плечами.
– Попробую еще раз.
– Еще раз… что? Уж не Веридиса ли вернуть?
– Да. Не смотри на меня так. Я теперь сильнее и, наверное, умнее, чем была.
– Ты гонишься за мечтой. Может, даже – за несбыточной.
– Я знаю, – негромко ответила та и вздохнула. – Но это лучше, чем вообще не знать, о чем мечтаешь… – Она вдруг встрепенулась. – Скажи-ка, Жуга. В тот раз, помнишь, ты говорил, что трижды открывал Дверь… Для кого?
– Всякое бывало. Не хочется вспоминать сейчас.
– Ну все таки. Хотя бы в первый раз для кого?
– Для себя.
Девушка закусила губу и потупила взор.
– Значит, ты… тоже побывал там? – Жуга не ответил. – Ну, а потом?
– Потом – для друга, но то вообще другая история. А в третий раз… Мне бабка-травница помогла. Мальчонку мы одного вернули, да только вот сама она заместо него ушла… Вот такое вот… – Он сжал до хруста пальцы и умолк. – Не надо бы тебе за это дело браться. Раз обожглась – и хватит. Вдругорядь так не повезет.
– Я буду осторожной. Обещаю.
Некоторое время лишь ветер да шелест прибоя нарушали тишину. Наконец Жуга поднял голову.
– Зерги…
– Что?
– Я хочу быть с тобой, – сказал он. – Ты знаешь, я давно хотел сказать… Не знаю…
– Не надо, Жуга.
– Почему?
– Все ушло. Это был сон. Забудь, не вспоминай об этом. Так будет легче и тебе, и мне.
– Мне будет трудно тебя забыть.
Та пожала плечами.
– Не забывай.
– Мне больно будет вспоминать.
– Не вспоминай.
– Но я так не могу! Тебя послушать, так все – проще некуда, а я все никак не научусь прощаться с теми, кого любил… Прости.
– Незачем просить прощенья: это я дура, всех запутала – и себя, и тебя тоже… А все оказалось не так. Я все еще люблю его.
– Как мне вернуть тебя?
– Заколдуй меня, – предложила та. Серые глаза смотрели прямо и серьезно, почти просительно. – Приворожи. Ведь ты можешь.
Тот помотал головой:
– Это будет нечестно.
– Зато просто и легко. Ты же знаешь мое имя. Или, все таки, нет?
– Знаю, – Жуга кивнул и улыбнулся грустно. – Знаю, Алина. Чтобы вернуть человека, всегда надо знать его истинное имя.
Зерги прищурилась в лукавой усмешке.
– Ты ошибся всего на одну букву.
– Да? Неужели? – Жуга склонил голову набок и придвинулся поближе. – Сказать, на какую, или не надо?
– Ну и хитрила же ты! – Зерги рассмеялась и замахнулась рукой в притворном гневе. Жуга поймал кулак на полпути, и оба, сцепившись, с хохотом и визгом покатились вниз по склону – небо и земля закружили в безумной карусели – и остановились только возле самой воды; сели, отряхиваясь и отплевываясь, продирая залепленные снегом глаза.
– Дурило гороховое! – буркнула Зерги, выскребая из-за шиворота мокрый снег.
– Ну так, с кем поведешься…
– Ну тебя! Смех один с тобой…
– Хорошо, хоть не слезы, – он вздохнул и улыбнулся. – Грустная у нас с тобой вышла история. С несчастливым концом.
– Только в сказке все хорошо кончается. В жизни веселого мало. Каждый ребенок, едва родился, а уже плачет. Хоть бы один засмеялся… – Зерги придвинулась ближе, взъерошила рукой его рыжие волосы. Холодные пальцы тронули шрам на виске. Жуга молчал, глядя девушке в глаза. – Глупый, глупый маленький лисенок… – Она улыбнулась. – Что тебя тянет? Куда ты идешь? Что за мечты тебя влекут?
– Если б я знал это сам… Да и нет у меня никаких мечтов… мечтей… мечт… тьфу ты, черт! – Вконец запутавшись, он рассмеялся и взял ее руку. Прижался щекой к ладони и умолк.
Зерги задумалась, вспоминая что-то, и вдруг встрепенулась.
– Что?
– Да так… Вспомнилось одно старинное присловье. Подумалось вдруг – а ну, как тебе пригодится.
– Какое присловье? – Жуга насторожился.
Зерги улыбнулась и прочла:
Четыре есть зверя и времени года
У каждого место свое и порода -
Волков встретишь к помощи,
Псину – к беде,
Медведь спросит строго и плату возьмет,
А лисы помогут, да все не тебе.
– Как-как? «Помогут, да все – не тебе?» – Он задумчиво потер подбородок. – Интересно… хоть и не совсем понятно. Скажи, там было сказано еще что-нибудь?
Зерги пожала плечами.
– Может, и было, да я не помню.
Взгляды их встретились, и оба как-то сразу умолкли.
– Береги себя, – как-то неловко сказала Зерги.
– Мы увидимся снова? – спросил, помолчав, Жуга.
– Кто знает? – ответила та и тихо повторила. – Кто знает…
Жуга ничего не сказал.
Они стояли мокрые, в снегу, стояли и смотрели друг на друга.
А ветер пел высоко вверху свою вечную песню.
Они стояли и смотрели.
А ветер пел высоко вверху.
Они стояли.
А ветер пел.
Они…
…и ветер.
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ 6
На сей раз медведь молчал довольно долго.
«Это тоже стихи?» – спросил он наконец.
– Какие?
«Про меня и про других.»
– Да.
«Нам, сухопутным, рыбу не понять, и плавать поверху на деревянных досках тоже дело глупое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Это был вызов.
Где– то там, на дальних берегах, в пустотах старых гор, в пучине океана, в дремучей чаще леса открывали глаза спящие твари -призраки былого. Поднимались и неслись стремглав, расправляя крыла, спешили вновь на бой, чуя издали древнюю кровь…
Все континенты могут лежать на дне, но древняя ярость от того не уменьшится. Не враги, так призраки врагов придут на битву. Зерги теперь понимала, что чувствует Жуга – колдун ведь тоже был один в той битве. Кто знает, кому перешел дорогу падший чародей? в чьи дела вмешался? людей ли, богов? Да и так ли уж это было важно? Он потерял все разом – жизнь, жену и нерожденного сына, так о каком же покое могла после этого идти речь? И он вернулся.
Искорки огня, вспомнилось вдруг ей, малые крохи силы… Она посмотрела на Жугу и почувствовала, как по спине забегали мурашки. Если они – варяг, цыган и ученица колдуна – лишь искорки в ночи, то кто же он, этот нелепый рыжий странник, вышедший за них на бой?
А в следующий миг пришли Они.
* * *
Нападавшие стали видны внезапно – словно вдруг подняли заслонку, доселе их скрывавшую. Их было много, бесконечно много – самых разных существ. Казалось, сам воздух ощетинился когтями и клыками. Бились крылья, кривились слюнявые пасти. Зерги не знала, куда смотреть, да и не хотелось ей смотреть – ей страшно было смотреть на этот жуткий, нескончаемый поток. Где, когда, зачем и кто их сотворил? Или…
Или они были всегда?
Взор не мог оторваться от этих полчищ: была в их уродстве какая-то чуждая, дикая и ужасная красота – бесконечной ярости и страха, ибо, в конце концов, от чуда до чудовища тоже всего один шаг…
Посох Жуги взметнулся, принимая удар, и первые ряды врагов исчезли, сметенные огненным ветром. «Я – четвертый ветер!»– вспомнились девушке слова рыжего странника, а в следующий миг костер начал угасать. «Огня!»– не оборачиваясь, страшным голосом вскричал Жуга. Яльмар огляделся суматошно, метнулся в угол, схватил в охапку корзину с углем и вывалил в костер почти половину.
Зерги не помнила, сколько времени длился бой, помнила только, как Жуга вдруг пошатнулся, и тварь – маленькая, не больше крысы, но с огромной разверстой пастью – прыгнула ему на спину…
Больше она не думала. Арбалет сам взлетел к ее плечу, стрела настигла бестию в прыжке и унесла прочь, в темноту.
– Не смей! – Жуга обернулся, и встал, отбиваясь, огромный, страшный. – Это… моя… битва! Или хочешь… погибнуть тоже?!
Но было поздно – Яльмар одним большим прыжком достиг южной стены, через которую валом валили все новые и новые монстры, руна грома блеснула на лезвии топора, и в следующий миг викинг с диким криком «Один!!!»врубился в самую гущу врагов, разя направо и налево.
А через миг оглушающе хлопнул бич, сметая тварей с северной стены.
Отступать было поздно: они стали четырьмя.
Порывы западного ветра, крутящийся огненный посох, бросок и отскок, удар за ударом туда, где никто не ждет…
Тяжелый и страшный удар ледяного топора с бескрайних северных равнин, сполохи на лезвии, вечная стылая вьюга-пурга – костенелые пальцы, мороз до костей, до кончиков…
Гибкий перехлест южных ураганов, танец змеи и хлыста, черный завиток хвостатой бури, срывающей крыши с домов и секущий глаза песчаной плетью пустыни…
Восточные грозы, косой завесою летящий ливень белых стрел и молний, что таятся в черном колчане…
Ветер! холодный чистый ветер собирал свою жатву!
Где– то там, внизу, мелькнуло белое пятно поднятого паруса: в портовой гавани корабль снялся с якоря. Ганзейцы уходили в шторм. Жуга усмехнулся. Камень на его браслете пылал. Восьмилучевая звезда -роза ветров; они сами выбрали свою судьбу, сорвав ее с браслета. Этот корабль не утонет, ему суждена другая судьба. Ему долго не увидеть берегов.
Очень долго.
Может быть, даже – вечно.
Жуга крепче сжал свой посох, смерил прищуром глубокие пасти и вновь обернулся к стене.
Они стояли у огня на вершине башни, плечом к плечу, отбивая атаку за атакой.
Четверо.
Вместе.
И почему– то на сердце у них было очень легко.
* * *
В старом доме на улице жестянщиков, в маленькой комнатке под самой крышей проснулся мальчик. Он долго лежал без сна, с замиранием сердца прислушиваясь к грохоту за окном, затем набрался храбрости и выглянул наружу, в любой момент готовый юркнуть обратно в спасительную темноту старого одеяла.
– Мама? – робко позвал он, щурясь на пламя свечи.
Мать – худая темноволосая женщина с серыми глазами, самый ласковый и добрый человек в этом мире, отложила вязанье и, поправив на плечах теплую серую шаль, подошла к его кровати.
– Что, сынок?
– Мне страшно, мама! – пожаловался он. – Что гремит?
Женщина вздохнула.
– Это гроза.
Глаза мальчишки округлились.
– Разве зимой бывает гроза?
– Бывает, – она улыбнулась. – Это зимняя гроза.
– А она нас не убьет?
– Не бойся, – она подоткнула одеяло, наклонилась и поцеловала сына в лоб. – Она нас не достанет. Спи.
Мальчик, успокоенный, откинулся на подушки.
– Только ты посиди со мной… – попросил он. – Ты не уходи.
– Я здесь, – она улыбнулась. – Я рядом.
Он долго лежал без сна, испуганно вздрагивая всякий раз, когда снаружи особенно громко бухало, но вскоре глаза его против воли начали слипаться, он зевнул раз, другой, улыбнулся и вскоре засопел, уснув. Мать еще посидела у кровати, затем осторожно высвободила свою руку из цепких детских пальцев и подошла к окну. Сдвинула занавеску и долго смотрела, как бьют раз за разом в вершину старой башни слепящие стрелы молний – прямо в огонь маяка. Вздохнула, перекрестясь, сняла щипцами нагар со свечи и снова было взялась за рукоделье, но работа не шла.
Она родилась в этом городе и прожила здесь всю жизнь, но никогда не доводилось ей видеть ничего подобного.
Ей было по-настоящему страшно.
И сотни других мужчин и женщин в Галлене вздыхали, молились, ждали и не могли дождаться, когда же, ну когда настанет утро…
* * *
Был день. Настоящий, солнечный и почти безветренный – из тех ласкающих душу дней, что случаются иногда посреди зимы, хотя до весны еще далеко. Жители Галлена открывали окна и двери, недоверчиво косились на небо – но нет, ни единое облачко не нарушало хрупкую чистую синеву до самого солнца, и море искрилось мелкими блестками, сменивши гнев на милость. Волны лениво набегали на берег, вороша песок и гальку, и с тихим шорохом откатывались обратно. Ожил и загомонил сперва робко, а затем – в полную силу притихший в ненастье рыбный рынок, а на берегу уже расправляли свои сети рыбаки, и мало кто заметил исчезновенье двух ганзейских кораблей – ушли, мол, и ушли, и бог с ними.
Обрывистый каменный нос далеко выдавался в море, скрывая и город, и порт, и даже – башню маяка. Голые скалы сменились обширными травянистыми пустошами, кустарником и чахлым редколесьем. На одной такой плоской бесснежной вершине холма сидели двое – рыжий парень в полушубке и с посохом в руках и девушка, одетая в мужские штаны и зеленую куртку. Слышался негромкий разговор.
– Яльмар корабль покупать надумал. Знаешь?
– Знаю, – паренек кивнул рыжей головой, – он мне уже хвастался. Сторговал чуть ли не за полцены какой-то кнорр, или как там его… С собой звал, да я отказался – не по душе мне море. Мне бы лес да горы, а если уж вода – так мне и озера хватит.
– Бр-р… – девчонку передернуло. – Не люблю леса. Все время кажется, будто кто-то за тобой следит из-за деревьев.
– А я наоборот – не понимаю, что ты в море находишь.
– Ты здесь летом не был. Вот где красота-то! Море теплое, ласковое; выйдешь поутру, посмотришь и душа не нарадуется – до чего ж хорошо!
– Может, еще когда побываю, – вздохнул тот и посмотрел на свою собеседницу. – А ты куда теперь? Или в город вернешься?
– Вернусь, – кивнула та.
– А жить где? Хотя, постой… – Паренек нахмурил лоб. – Та лачуга, где мы приютились… Неужто, твой прежний дом? Ну, конечно! – он хлопнул себя по лбу. – А я-то голову ломал, откуда там и дрова, и вода, и одеяла… Ну, останешься ты, а дальше что?
Девушка пожала плечами.
– Попробую еще раз.
– Еще раз… что? Уж не Веридиса ли вернуть?
– Да. Не смотри на меня так. Я теперь сильнее и, наверное, умнее, чем была.
– Ты гонишься за мечтой. Может, даже – за несбыточной.
– Я знаю, – негромко ответила та и вздохнула. – Но это лучше, чем вообще не знать, о чем мечтаешь… – Она вдруг встрепенулась. – Скажи-ка, Жуга. В тот раз, помнишь, ты говорил, что трижды открывал Дверь… Для кого?
– Всякое бывало. Не хочется вспоминать сейчас.
– Ну все таки. Хотя бы в первый раз для кого?
– Для себя.
Девушка закусила губу и потупила взор.
– Значит, ты… тоже побывал там? – Жуга не ответил. – Ну, а потом?
– Потом – для друга, но то вообще другая история. А в третий раз… Мне бабка-травница помогла. Мальчонку мы одного вернули, да только вот сама она заместо него ушла… Вот такое вот… – Он сжал до хруста пальцы и умолк. – Не надо бы тебе за это дело браться. Раз обожглась – и хватит. Вдругорядь так не повезет.
– Я буду осторожной. Обещаю.
Некоторое время лишь ветер да шелест прибоя нарушали тишину. Наконец Жуга поднял голову.
– Зерги…
– Что?
– Я хочу быть с тобой, – сказал он. – Ты знаешь, я давно хотел сказать… Не знаю…
– Не надо, Жуга.
– Почему?
– Все ушло. Это был сон. Забудь, не вспоминай об этом. Так будет легче и тебе, и мне.
– Мне будет трудно тебя забыть.
Та пожала плечами.
– Не забывай.
– Мне больно будет вспоминать.
– Не вспоминай.
– Но я так не могу! Тебя послушать, так все – проще некуда, а я все никак не научусь прощаться с теми, кого любил… Прости.
– Незачем просить прощенья: это я дура, всех запутала – и себя, и тебя тоже… А все оказалось не так. Я все еще люблю его.
– Как мне вернуть тебя?
– Заколдуй меня, – предложила та. Серые глаза смотрели прямо и серьезно, почти просительно. – Приворожи. Ведь ты можешь.
Тот помотал головой:
– Это будет нечестно.
– Зато просто и легко. Ты же знаешь мое имя. Или, все таки, нет?
– Знаю, – Жуга кивнул и улыбнулся грустно. – Знаю, Алина. Чтобы вернуть человека, всегда надо знать его истинное имя.
Зерги прищурилась в лукавой усмешке.
– Ты ошибся всего на одну букву.
– Да? Неужели? – Жуга склонил голову набок и придвинулся поближе. – Сказать, на какую, или не надо?
– Ну и хитрила же ты! – Зерги рассмеялась и замахнулась рукой в притворном гневе. Жуга поймал кулак на полпути, и оба, сцепившись, с хохотом и визгом покатились вниз по склону – небо и земля закружили в безумной карусели – и остановились только возле самой воды; сели, отряхиваясь и отплевываясь, продирая залепленные снегом глаза.
– Дурило гороховое! – буркнула Зерги, выскребая из-за шиворота мокрый снег.
– Ну так, с кем поведешься…
– Ну тебя! Смех один с тобой…
– Хорошо, хоть не слезы, – он вздохнул и улыбнулся. – Грустная у нас с тобой вышла история. С несчастливым концом.
– Только в сказке все хорошо кончается. В жизни веселого мало. Каждый ребенок, едва родился, а уже плачет. Хоть бы один засмеялся… – Зерги придвинулась ближе, взъерошила рукой его рыжие волосы. Холодные пальцы тронули шрам на виске. Жуга молчал, глядя девушке в глаза. – Глупый, глупый маленький лисенок… – Она улыбнулась. – Что тебя тянет? Куда ты идешь? Что за мечты тебя влекут?
– Если б я знал это сам… Да и нет у меня никаких мечтов… мечтей… мечт… тьфу ты, черт! – Вконец запутавшись, он рассмеялся и взял ее руку. Прижался щекой к ладони и умолк.
Зерги задумалась, вспоминая что-то, и вдруг встрепенулась.
– Что?
– Да так… Вспомнилось одно старинное присловье. Подумалось вдруг – а ну, как тебе пригодится.
– Какое присловье? – Жуга насторожился.
Зерги улыбнулась и прочла:
Четыре есть зверя и времени года
У каждого место свое и порода -
Волков встретишь к помощи,
Псину – к беде,
Медведь спросит строго и плату возьмет,
А лисы помогут, да все не тебе.
– Как-как? «Помогут, да все – не тебе?» – Он задумчиво потер подбородок. – Интересно… хоть и не совсем понятно. Скажи, там было сказано еще что-нибудь?
Зерги пожала плечами.
– Может, и было, да я не помню.
Взгляды их встретились, и оба как-то сразу умолкли.
– Береги себя, – как-то неловко сказала Зерги.
– Мы увидимся снова? – спросил, помолчав, Жуга.
– Кто знает? – ответила та и тихо повторила. – Кто знает…
Жуга ничего не сказал.
Они стояли мокрые, в снегу, стояли и смотрели друг на друга.
А ветер пел высоко вверху свою вечную песню.
Они стояли и смотрели.
А ветер пел высоко вверху.
Они стояли.
А ветер пел.
Они…
…и ветер.
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ 6
На сей раз медведь молчал довольно долго.
«Это тоже стихи?» – спросил он наконец.
– Какие?
«Про меня и про других.»
– Да.
«Нам, сухопутным, рыбу не понять, и плавать поверху на деревянных досках тоже дело глупое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86