Да и железо казалось помягче обычного. По всему выходило, что Юал, во всяком случае частично, обеспечивает себя металлом, выплавляя его самостоятельно.
Молодой инженер задумался: что же он сможет смастерить в качестве подарков? Первым делом на ум пришли огнива – ведь даже у друидов имелись лампы и печи, хотя последние, похоже, использовались лишь для выпечки хлеба. Правда, Джастин понятия не имел, можно ли раздобыть в Наклосе кремни, а потому решил сперва спросить об этом Юала. Если кремней нет, он изготовит для лавки в Мерте дорожный фонарик.
В подарок Дувалле сгодятся щипцы для колки орехов, что же до Дайалы… На сей счет у него зародилась интересная идея, хотя уверенности в том, что ее удастся воплотить в жизнь, пока не было.
Джастин начал прикидывать, из чего бы изготовить бритву, но тут сообразил, что болотное железо, надо полагать, имеется отнюдь не в избытке.
– Приятно видеть кузнеца, который думает, прежде чем взяться за железо, – со смехом промолвил оказавшийся рядом Юал. Как и когда он подошел, Джастин не заметил.
– О…
– Для меня большая честь разделять твои мысли и пользоваться твоим доверием.
– Напротив, это для меня знакомство с тобой большая честь, – вполне искренне возразил Джастин.
– Итак, чем бы я мог быть тебе полезен? – осведомился Юал.
– Мне хотелось бы воспользоваться горном и инструментами, а также, если возможно, получить немного железа. У меня нет ничего, кроме некоторых навыков, но, возможно, некоторые мои изделия сгодятся в оплату. Что до наковальни, то я воспользуюсь той, которая тебе не нужна.
– Железо все здесь, бери столько, сколько тебе надо. Что касается наковальни… Большую я собирался использовать для работы над кое-какими инструментами.
– Меня вполне устроит и маленькая.
Юал кивнул.
– А когда ты работаешь с большими изделиями, я могу помочь тебе возле мехов, – добавил Джастин.
– Это будет неплохо, – согласился кузнец. – У меня есть второй кожаный фартук.
Сняв рубаху, Джастин завязал фартук. К тому времени, когда инженер нашел маленький отрезок железного прута, небольшой молот и тиски, Юал уже вернулся к горну.
Вскоре кузница огласилась звоном двух молотов.
По прошествии времени Юал предложил перекусить. Поставив на стол хлеб, корзинку с фруктами и кувшин, он сказал:
– Здесь темное пиво, но у меня есть и вода.
– Темное пиво – это как раз то, что надо, – отозвался Джастин, устало утирая лоб. Он давненько не работал с металлом, и его удары не были столь уверенными и точными, как бы ему хотелось. Переведя дух, инженер с удовольствием отхлебнул хоть и не слишком холодного, но отменно вкусного пива и окинул взглядом травянистый склон, начинавшийся от опушки Великого Леса.
– Славно тут у тебя.
– А вот некоторые, – отозвался Юал, отпив из своей кружки, – считают, что я поселился далековато от леса.
– А что, всем в Наклосе необходимо жить вблизи деревьев?
– Вовсе не всем, – рассмеялся Юал. – Мне, например, вовсе не обязательно. А дочурка моя частенько странствует вдали от леса; правда, если ее странствия затягиваются, мать начинает волноваться. Мы тут разные, так же как и вы на своем Отшельничьем… Я заметил, что ты оставляешь железо мягким до последней возможности и стараешься свести зернь на нет. Я работаю так же, а вот сарроннинцы совсем по-другому.
– Они не умеют гармонизировать металл, а я, даже когда это не имеет особо практического значения, стараюсь, чтобы изделия были как можно менее хрупкими. Главное преимущество черного железа перед сталью в том, что оно более гибко, не имеет пустот и потому способно сопротивляться сильным нагрузкам. По этой причине наши паровые котлы выдерживают более высокое давление, чем хаморианские, – отозвался Джастин.
– Я смотрю, ты скрепил щипцы для колки орехов двойной петлей, – заметил Юал. – Тонкая работа.
– И крепление надежное, – ответил, кивнув, Джастин. – Правда, выемки получились не совсем такими, как мне хотелось, но это потому, что я давно не практиковался, – он отхлебнул еще глоток темного пива и спросил:
– Так мне можно будет к тебе приходить?
– Конечно! Пока остаешься в Рибатте – добро пожаловать в любое время.
Слова звучали радушно, но Юал слегка хмурился, словно недоумевая, с чего это гость задал ему такой странный вопрос. По крайней мере, у Джастина сложилось именно такое впечатление.
– Я в долгу перед множеством людей, но может быть мои навыки позволят мне отблагодарить их. И тебя в том числе.
– Ничуть в этом не сомневаюсь, – заявил Юал.
Солнце уже коснулось ближних деревьев, когда инженер, наконец, вернул инструменты на их места на полках и подмел кузницу. Покончив с уборкой, он вышел в сумерки, прихватив с собой новую бритву.
Когда Джастин добрался до дома Дайалы, там было темно и тихо.
– Дайала! – окликнул он.
Ответа не последовало, но когда глаза приспособились к темноте, ему удалось разглядеть фигуру, прикорнувшую на короткой кушетке в гостиной. Прислушиваясь к тихому, с легким посвистом дыханию и стараясь ступать как можно тише, Джастин направился к своей спальне. Дайала устала так, что заснула прямо в гостиной. Поела ли она хоть чего-нибудь?
– О… Ты думаешь слишком громко.
– Прости. С речью я еще кое-как справляюсь, но контролировать громкость собственных мыслей пока не научился.
Дайала медленно села.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джастин.
– Очень устала. С маленькими деревьями работать трудно, а я обещала сделать несколько шкатулок.
Дайала еще протирала глаза, когда Джастин поставил на стол блюдо с сыром, хлебом и ябрушами и зажег огнивом маленькую лампу.
– Спасибо, – подавив зевок, пробормотала Дайала.
– Можно узнать, что именно ты сегодня делала?
– Я успела закончить только одну коробочку. Она там, на столе. Получилось не очень хорошо, и все из-за спешки, – она пригубила соку и осведомилась:
– Как тебе Юал?
– Он встретил меня весьма радушно. Мне придется еще не раз наведаться в его кузницу. Работа с металлом – дело нескорое, особенно если ты давно не практиковался.
– То же самое можно сказать и обо мне. Работы по горло, и быстро ее не сделать.
– А можно мне взглянуть на твою шкатулочку? – спросил Джастин.
– Взгляни, только помни, что это не самое удачное изделие.
Подойдя к столику, инженер взял в руки овальную шкатулку из гладко отполированного светлого дерева с ярко выраженной волокнистой структурой. Крышечка отходила без малейшей натуги. Никаких следов соединений – ни на клею, ни на штырях, ни на чем ином – не наблюдалось, словно все изделие представляло собой цельный кусок дерева.
– Очень красиво, – искренне промолвил Джастин, поставив шкатулку на место.
– Прошу тебя… Это далеко не лучшее изделие.
– Если так, то твои лучшие изделия должны быть как… как… – он так и не нашел нужного слова.
– Ты слишком добр.
– Ничего подобного. Нечасто увидишь столь искусную работу.
Они ужинали в молчании, подавляя зевоту.
– Мы оба утомились, – промолвила Дайала, отодвигая кружку в сторону.
– Да, денек выдался трудный, – согласился Джастин, отстранено пытаясь сообразить, как же можно изготовить такую прекрасную шкатулку без каких-либо инструментов. Во всяком случае, усталость Дайалы свидетельствовала о том, что эта работа не из легких.
Они встали и, пошатываясь, побрели к своим кроватям.
– Доброй ночи.
Джастин попытался понять, кто – он или Дайала – произнес эти слова, но так и не успел. Его сморил сон.
82
– Ты должен учиться наблюдая… и слушая, – сказала Дайала, крепко сжав пальцы вокруг руки Джастина. – Он почти такой же древний, как некоторые из старейших, и его песни многому учат.
– Юные влюбленные… Вижу, вы укрылись там, на скамье.
Голос показался Джастину молодым и сильным, да и сам мужчина с серебряными волосами, сидевший с гитарой в руках возле бившего ниоткуда маленького фонтана, выглядел не старше самого инженера.
Джастин осторожно потянулся к нему чувствами, покосившись при этом на Дайалу. Та ответила ему импульсом сдержанного одобрения.
– Радуйтесь своей юности, – продолжал человек с гитарой. – Я тоже был молодым… когда-то.
Смех музыканта звучал тепло и дружелюбно, а чувства Джастина отметили наличие гармонии, содержавшей, однако, намек… на нечто иное, связанное внутри.
Потом пальцы музыканта пробежали по струнам, и Дайала вновь чуть сжала руку Джастина. Сидя на скамье, выращенной из гладкого лоркена, инженер приготовился слушать. Золотистые звуки слетели со струн и воспарили в сумерках, неся тепло и прохладу, покой и восторг, радость и печаль. Дайала и Джастин сидели рука в руке с глазами, полными слез.
…На побережье восточном, где пены белые клочья, Прислушайся к песне ветра, к земле опустив очи.
Солнечный свет ясный любит ветер восточный, А западному милее тьма и прохлада ночи, А северный ветер студеный веет один где-то, А я, тобою плененный, дневного боюсь света.
Сердце мое похищено тобою в ночи ненастной, И огни, тобою зажженные, дольше солнца не гаснут…
…Дольше солнца не гаснут, там где пены белые клочья, Так послушай же песню ветра, к земле опустив очи…
Пусть, как прежде, не угасают До рассвета твои костры, Но уж смерть меня поджидает На холодной вершине горы, Ибо ветер стальной ярится И доносит правду о том, Чего не могу я добиться Могучим своим клинком.
…Чего не могу добиться, там где пены белые клочья, Так послушай же песню ветра, к земле потупя очи!
Ибо эта правда печальна – То, что было сказано мною, И к любви твоей изначально Я стремился всею душою;
Хоть с тобой мое сердце терзалось, И пусть ссорились мы немало, Но едва ты со мной рассталась, Жизнь моя никчемною стала.
Да, совсем никчемною стала, там где пены белые клочья!
Так послушай же песню ветра, опустивши к земле очи!
Да, послушай же песню ветра, опустивши к земле очи…
Джастин понурился, в уголках его глаз стояли слезы. Золотистые ноты песни были напоены светлой, но безысходной печалью.
– Возможно, я исполнил ее не совсем правильно, но все это было так давно, – грустно произнес певец.
Дайала тихонько прокашлялась.
– Но ты немного напоминаешь мне ее, юная красавица… Совсем немного. Как тебя зовут?
– Дайала.
– Прелестное имя.
Певец перевел взгляд зеленых глаз на Джастина, и голос его зазвучал холоднее:
– Помни все, что услышал здесь, когда будешь покидать Наклос. Уходить тяжело, но оставаться – еще тяжелее. Мне это ведомо. Я испытал и то и другое.
– Кто ты? Я чувствую, что должен это узнать, – промолвил Джастин, растерянно поводя плечами. – У меня такое впечатление, будто я стою у обрыва и мне не за что ухватиться.
– Имена бренны и не имеют особого значения, особенно по прошествии столь долгого времени. Некогда меня звали Верлинном, и у меня были дети, – отозвался музыкант, поднимая гитару. – Покидать их было трудно. Все решили, что я погиб в странствиях. Так было лучше. По крайней мере, для них.
Дайала кивнула.
– А эту песню ты помнишь? – спросил Верлинн, и длинные пальцы нежно пробежали по струнам.
Ты не проси, чтоб я запел, Чтоб колокольчик прозвенел!
Мой стих таков, что горше нет:
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
Любовь сияла белизной Голубки белокрылой, Но так прекрасен был другой, Кто разлучил нас с милой.
Нет, не проси о том пропеть, Не может голос мой звенеть.
Ведь счастья нет – и солнца нет…
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
И ночь окутала мой взор, Черна, как туча грозовая, Где ярко молния сверкает И освещает лжи позор.
Так не проси, чтоб я пропел, Чтоб колокольчик прозвенел.
Мой стих таков, что горше нет:
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
Песня отзвучала, и сребровласый певец ушел, а юные влюбленные еще долго сидели на скамье плечо к плечу, рука к руке, душа к душе.
83
Положив на обеденный стол кованый цветок, Джастин повернул его так, чтобы свет из окна падал на него до самого заката.
Затем выложил и другие изделия: двое щипцов для колки орехов, огнива, чеканные треножники и два дорожных фонаря, в которые можно было вставлять как лампы, так и свечи.
Даже с помощью Юала, даже работая со сравнительно мягким болотным железом, инженер потратил на изготовление этих вещиц большую часть весны и начало лета. Правда, кроме них он еще смастерил весьма заинтересовавшую Юала маленькую водяную турбину.
Бросив взгляд в сторону сада, где Дайала расхаживала среди своих растений – не то кустов, не то деревьев, он потер подбородок. Для Дайалы это, похоже, не имело значения, но он гораздо лучше чувствовал себя выбритым. А поскольку бритва собственного изготовления нещадно царапала кожу, она подарила ему флакончик какого-то маслянистого снадобья, заживляющего порезы.
Промерив шагами комнату, Джастин оглянулся на свою кованую трилию, тонкие блестящие лепестки которой ловили солнечный свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Молодой инженер задумался: что же он сможет смастерить в качестве подарков? Первым делом на ум пришли огнива – ведь даже у друидов имелись лампы и печи, хотя последние, похоже, использовались лишь для выпечки хлеба. Правда, Джастин понятия не имел, можно ли раздобыть в Наклосе кремни, а потому решил сперва спросить об этом Юала. Если кремней нет, он изготовит для лавки в Мерте дорожный фонарик.
В подарок Дувалле сгодятся щипцы для колки орехов, что же до Дайалы… На сей счет у него зародилась интересная идея, хотя уверенности в том, что ее удастся воплотить в жизнь, пока не было.
Джастин начал прикидывать, из чего бы изготовить бритву, но тут сообразил, что болотное железо, надо полагать, имеется отнюдь не в избытке.
– Приятно видеть кузнеца, который думает, прежде чем взяться за железо, – со смехом промолвил оказавшийся рядом Юал. Как и когда он подошел, Джастин не заметил.
– О…
– Для меня большая честь разделять твои мысли и пользоваться твоим доверием.
– Напротив, это для меня знакомство с тобой большая честь, – вполне искренне возразил Джастин.
– Итак, чем бы я мог быть тебе полезен? – осведомился Юал.
– Мне хотелось бы воспользоваться горном и инструментами, а также, если возможно, получить немного железа. У меня нет ничего, кроме некоторых навыков, но, возможно, некоторые мои изделия сгодятся в оплату. Что до наковальни, то я воспользуюсь той, которая тебе не нужна.
– Железо все здесь, бери столько, сколько тебе надо. Что касается наковальни… Большую я собирался использовать для работы над кое-какими инструментами.
– Меня вполне устроит и маленькая.
Юал кивнул.
– А когда ты работаешь с большими изделиями, я могу помочь тебе возле мехов, – добавил Джастин.
– Это будет неплохо, – согласился кузнец. – У меня есть второй кожаный фартук.
Сняв рубаху, Джастин завязал фартук. К тому времени, когда инженер нашел маленький отрезок железного прута, небольшой молот и тиски, Юал уже вернулся к горну.
Вскоре кузница огласилась звоном двух молотов.
По прошествии времени Юал предложил перекусить. Поставив на стол хлеб, корзинку с фруктами и кувшин, он сказал:
– Здесь темное пиво, но у меня есть и вода.
– Темное пиво – это как раз то, что надо, – отозвался Джастин, устало утирая лоб. Он давненько не работал с металлом, и его удары не были столь уверенными и точными, как бы ему хотелось. Переведя дух, инженер с удовольствием отхлебнул хоть и не слишком холодного, но отменно вкусного пива и окинул взглядом травянистый склон, начинавшийся от опушки Великого Леса.
– Славно тут у тебя.
– А вот некоторые, – отозвался Юал, отпив из своей кружки, – считают, что я поселился далековато от леса.
– А что, всем в Наклосе необходимо жить вблизи деревьев?
– Вовсе не всем, – рассмеялся Юал. – Мне, например, вовсе не обязательно. А дочурка моя частенько странствует вдали от леса; правда, если ее странствия затягиваются, мать начинает волноваться. Мы тут разные, так же как и вы на своем Отшельничьем… Я заметил, что ты оставляешь железо мягким до последней возможности и стараешься свести зернь на нет. Я работаю так же, а вот сарроннинцы совсем по-другому.
– Они не умеют гармонизировать металл, а я, даже когда это не имеет особо практического значения, стараюсь, чтобы изделия были как можно менее хрупкими. Главное преимущество черного железа перед сталью в том, что оно более гибко, не имеет пустот и потому способно сопротивляться сильным нагрузкам. По этой причине наши паровые котлы выдерживают более высокое давление, чем хаморианские, – отозвался Джастин.
– Я смотрю, ты скрепил щипцы для колки орехов двойной петлей, – заметил Юал. – Тонкая работа.
– И крепление надежное, – ответил, кивнув, Джастин. – Правда, выемки получились не совсем такими, как мне хотелось, но это потому, что я давно не практиковался, – он отхлебнул еще глоток темного пива и спросил:
– Так мне можно будет к тебе приходить?
– Конечно! Пока остаешься в Рибатте – добро пожаловать в любое время.
Слова звучали радушно, но Юал слегка хмурился, словно недоумевая, с чего это гость задал ему такой странный вопрос. По крайней мере, у Джастина сложилось именно такое впечатление.
– Я в долгу перед множеством людей, но может быть мои навыки позволят мне отблагодарить их. И тебя в том числе.
– Ничуть в этом не сомневаюсь, – заявил Юал.
Солнце уже коснулось ближних деревьев, когда инженер, наконец, вернул инструменты на их места на полках и подмел кузницу. Покончив с уборкой, он вышел в сумерки, прихватив с собой новую бритву.
Когда Джастин добрался до дома Дайалы, там было темно и тихо.
– Дайала! – окликнул он.
Ответа не последовало, но когда глаза приспособились к темноте, ему удалось разглядеть фигуру, прикорнувшую на короткой кушетке в гостиной. Прислушиваясь к тихому, с легким посвистом дыханию и стараясь ступать как можно тише, Джастин направился к своей спальне. Дайала устала так, что заснула прямо в гостиной. Поела ли она хоть чего-нибудь?
– О… Ты думаешь слишком громко.
– Прости. С речью я еще кое-как справляюсь, но контролировать громкость собственных мыслей пока не научился.
Дайала медленно села.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джастин.
– Очень устала. С маленькими деревьями работать трудно, а я обещала сделать несколько шкатулок.
Дайала еще протирала глаза, когда Джастин поставил на стол блюдо с сыром, хлебом и ябрушами и зажег огнивом маленькую лампу.
– Спасибо, – подавив зевок, пробормотала Дайала.
– Можно узнать, что именно ты сегодня делала?
– Я успела закончить только одну коробочку. Она там, на столе. Получилось не очень хорошо, и все из-за спешки, – она пригубила соку и осведомилась:
– Как тебе Юал?
– Он встретил меня весьма радушно. Мне придется еще не раз наведаться в его кузницу. Работа с металлом – дело нескорое, особенно если ты давно не практиковался.
– То же самое можно сказать и обо мне. Работы по горло, и быстро ее не сделать.
– А можно мне взглянуть на твою шкатулочку? – спросил Джастин.
– Взгляни, только помни, что это не самое удачное изделие.
Подойдя к столику, инженер взял в руки овальную шкатулку из гладко отполированного светлого дерева с ярко выраженной волокнистой структурой. Крышечка отходила без малейшей натуги. Никаких следов соединений – ни на клею, ни на штырях, ни на чем ином – не наблюдалось, словно все изделие представляло собой цельный кусок дерева.
– Очень красиво, – искренне промолвил Джастин, поставив шкатулку на место.
– Прошу тебя… Это далеко не лучшее изделие.
– Если так, то твои лучшие изделия должны быть как… как… – он так и не нашел нужного слова.
– Ты слишком добр.
– Ничего подобного. Нечасто увидишь столь искусную работу.
Они ужинали в молчании, подавляя зевоту.
– Мы оба утомились, – промолвила Дайала, отодвигая кружку в сторону.
– Да, денек выдался трудный, – согласился Джастин, отстранено пытаясь сообразить, как же можно изготовить такую прекрасную шкатулку без каких-либо инструментов. Во всяком случае, усталость Дайалы свидетельствовала о том, что эта работа не из легких.
Они встали и, пошатываясь, побрели к своим кроватям.
– Доброй ночи.
Джастин попытался понять, кто – он или Дайала – произнес эти слова, но так и не успел. Его сморил сон.
82
– Ты должен учиться наблюдая… и слушая, – сказала Дайала, крепко сжав пальцы вокруг руки Джастина. – Он почти такой же древний, как некоторые из старейших, и его песни многому учат.
– Юные влюбленные… Вижу, вы укрылись там, на скамье.
Голос показался Джастину молодым и сильным, да и сам мужчина с серебряными волосами, сидевший с гитарой в руках возле бившего ниоткуда маленького фонтана, выглядел не старше самого инженера.
Джастин осторожно потянулся к нему чувствами, покосившись при этом на Дайалу. Та ответила ему импульсом сдержанного одобрения.
– Радуйтесь своей юности, – продолжал человек с гитарой. – Я тоже был молодым… когда-то.
Смех музыканта звучал тепло и дружелюбно, а чувства Джастина отметили наличие гармонии, содержавшей, однако, намек… на нечто иное, связанное внутри.
Потом пальцы музыканта пробежали по струнам, и Дайала вновь чуть сжала руку Джастина. Сидя на скамье, выращенной из гладкого лоркена, инженер приготовился слушать. Золотистые звуки слетели со струн и воспарили в сумерках, неся тепло и прохладу, покой и восторг, радость и печаль. Дайала и Джастин сидели рука в руке с глазами, полными слез.
…На побережье восточном, где пены белые клочья, Прислушайся к песне ветра, к земле опустив очи.
Солнечный свет ясный любит ветер восточный, А западному милее тьма и прохлада ночи, А северный ветер студеный веет один где-то, А я, тобою плененный, дневного боюсь света.
Сердце мое похищено тобою в ночи ненастной, И огни, тобою зажженные, дольше солнца не гаснут…
…Дольше солнца не гаснут, там где пены белые клочья, Так послушай же песню ветра, к земле опустив очи…
Пусть, как прежде, не угасают До рассвета твои костры, Но уж смерть меня поджидает На холодной вершине горы, Ибо ветер стальной ярится И доносит правду о том, Чего не могу я добиться Могучим своим клинком.
…Чего не могу добиться, там где пены белые клочья, Так послушай же песню ветра, к земле потупя очи!
Ибо эта правда печальна – То, что было сказано мною, И к любви твоей изначально Я стремился всею душою;
Хоть с тобой мое сердце терзалось, И пусть ссорились мы немало, Но едва ты со мной рассталась, Жизнь моя никчемною стала.
Да, совсем никчемною стала, там где пены белые клочья!
Так послушай же песню ветра, опустивши к земле очи!
Да, послушай же песню ветра, опустивши к земле очи…
Джастин понурился, в уголках его глаз стояли слезы. Золотистые ноты песни были напоены светлой, но безысходной печалью.
– Возможно, я исполнил ее не совсем правильно, но все это было так давно, – грустно произнес певец.
Дайала тихонько прокашлялась.
– Но ты немного напоминаешь мне ее, юная красавица… Совсем немного. Как тебя зовут?
– Дайала.
– Прелестное имя.
Певец перевел взгляд зеленых глаз на Джастина, и голос его зазвучал холоднее:
– Помни все, что услышал здесь, когда будешь покидать Наклос. Уходить тяжело, но оставаться – еще тяжелее. Мне это ведомо. Я испытал и то и другое.
– Кто ты? Я чувствую, что должен это узнать, – промолвил Джастин, растерянно поводя плечами. – У меня такое впечатление, будто я стою у обрыва и мне не за что ухватиться.
– Имена бренны и не имеют особого значения, особенно по прошествии столь долгого времени. Некогда меня звали Верлинном, и у меня были дети, – отозвался музыкант, поднимая гитару. – Покидать их было трудно. Все решили, что я погиб в странствиях. Так было лучше. По крайней мере, для них.
Дайала кивнула.
– А эту песню ты помнишь? – спросил Верлинн, и длинные пальцы нежно пробежали по струнам.
Ты не проси, чтоб я запел, Чтоб колокольчик прозвенел!
Мой стих таков, что горше нет:
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
Любовь сияла белизной Голубки белокрылой, Но так прекрасен был другой, Кто разлучил нас с милой.
Нет, не проси о том пропеть, Не может голос мой звенеть.
Ведь счастья нет – и солнца нет…
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
И ночь окутала мой взор, Черна, как туча грозовая, Где ярко молния сверкает И освещает лжи позор.
Так не проси, чтоб я пропел, Чтоб колокольчик прозвенел.
Мой стих таков, что горше нет:
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
Песня отзвучала, и сребровласый певец ушел, а юные влюбленные еще долго сидели на скамье плечо к плечу, рука к руке, душа к душе.
83
Положив на обеденный стол кованый цветок, Джастин повернул его так, чтобы свет из окна падал на него до самого заката.
Затем выложил и другие изделия: двое щипцов для колки орехов, огнива, чеканные треножники и два дорожных фонаря, в которые можно было вставлять как лампы, так и свечи.
Даже с помощью Юала, даже работая со сравнительно мягким болотным железом, инженер потратил на изготовление этих вещиц большую часть весны и начало лета. Правда, кроме них он еще смастерил весьма заинтересовавшую Юала маленькую водяную турбину.
Бросив взгляд в сторону сада, где Дайала расхаживала среди своих растений – не то кустов, не то деревьев, он потер подбородок. Для Дайалы это, похоже, не имело значения, но он гораздо лучше чувствовал себя выбритым. А поскольку бритва собственного изготовления нещадно царапала кожу, она подарила ему флакончик какого-то маслянистого снадобья, заживляющего порезы.
Промерив шагами комнату, Джастин оглянулся на свою кованую трилию, тонкие блестящие лепестки которой ловили солнечный свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86